Без счастливого конца

Эвтида сидела на краю кровати, склонив голову набок и бездумно уставившись в одну точку. Обнажённая и вымотанная после близости, ей не хватило сил, чтобы встать и выпить воды, хотя смочить горло смерть как хотелось. Реммао лежал, расслабленно закинув руки за голову, и, уже одолеваемый сонливостью, временами поглядывал на девушку. — Почему не ложишься? Она повернулась к нему, и в её глазах загорелся тусклый дурной огонёк. Перекинув ногу через мужские бёдра, Эва уселась на него поверх тонкого одеяла и нарочно поёрзала взад-вперёд. Чресла под ней вновь затвердели. Девушка опустилась, прижавшись промежностью к желанию Реммао, потянулась к его лицу и задумчиво провела подушечками пальцев по верхней губе. Взгляд мужчины был скептичен и равнодушен, как взгляд всякого наставника, наблюдающего за проказами ученицы. — Всё думаю, почему я здесь. Реммао приподнял бровь, сжимая аппетитные бёдра и вдавливая Эву в себя. — Здесь – в этой спальне? — уточняет он и подаётся ей навстречу. Она отрицательно машет головой и от остроты ощущений еле разлепляет губы, чтобы ответить: — Здесь – с тобой, — девушка позволяет поцеловать себя так, как мужчине угодно и бесстрастно говорит дальше. — Ты же опасен. Не любишь меня. Убить пытался... Реммао криво ухмыльнулся и ответил с хрипотцой в голосе, намекая на шрам на своём лице: — Уж здесь ты в долгу не осталась. Эва не обратила на его слова внимание и зачем-то продолжила озвучивать свои мысли. — И ты старше меня на... сколько? Лет пять, восемь? Она не была сильна в вычислениях и подсчётах – черномагов этому не обучали. Могла посчитать, сколько раз оступалась, доверяя своему наставнику, но никак не разницу в их возрасте. — Одиннадцать, — тяжело сглотнув, ощутив трение между телами и одеялом, подсказал мужчина и вновь направил девушку на себя. Эвтида выгнулась, когда поступательные движения ускорились. Не ахнула и не удивилась от того, что Реммао резко сменил позу, оказавшись сверху и откинув всторону насквозь промокшую ткань. Одиннадцать. Как же много и насколько ничтожно мало, что девушка и не догадалась бы, не спроси она у него... Но разница в возрасте её не волновала. Это показалось бы странным, а может, даже не слишком нормальным, будь Эва чуть более благонравной и разумной, но её всё почти устраивало. Он входил в неё без спешки и жажды, хотя в этом и не было особого смысла: бёдра девушки уже были измазаны кровью её умершей в ту ночь невинности. В каком-то смысле Эвтида жалела о принятом решении. В голове её всплывали разные мысли. «Надо было уйти», «надо было сбежать», «стоило отказать». «Нельзя было доверять», «он ублюдок, каких поискать», «ох, кому же ты отдалась»... Однако жалеть себя было поздно, а злиться на него – невозможно. Ведь если Эва хотела простой безопасности, то ей следовало обыкновенно не связываться с ним. Чего она сделать не смогла и не захотела. И всё же сомнения всегда неизбежно ходили по замкнутому кругу, возвращаясь к одному: что-то ведь заставило её остаться. Эва не двигалась и не издавала ни звука, позволяя ему... всё. Всё позволяя. Знала при этом, что если б возразила, он бы и пальцем не тронул. Слишком щадящим с ней был. Не желал руки марать. Реммао толкался в неё, не прикрывая глаза. Их взгляды были сцеплены так же крепко, как тела. Они не знали, что выискивали в зрачках и радужках друг друга, но смотрели почему-то неотрывно. Ночью за пределами дома не было спокойно. По улицам города бродили, вынюхивая добычу, охотники, а совсем рядом, в пустыне, лаяли шакалы. Жильё было обставленно скромно, без излишеств – черномаги должны были быть готовыми в любой момент сорваться с места и бежать. На кровати засыпала, неуютно закутавшись, Эвтида. Она стала бояться темноты. Вернее сказать, стала недолюбливать ночное время. Реммао не обнимал её, а она не хотела просить. — Ты когда-нибудь скажешь, что чувствуешь ко мне хоть что-то? Он приоткрыл глаза, чтобы одарить её пустым железным взглядом. Очерствевшее, потяжелевшее чёрное сердце мужчины не сжалось и не потеряло покой, увидев обречённые пресные слёзы, степенно стекающие по девичьим щекам и видные лишь благодаря лунному свету. — Ничего не чувствую, — ответил он ровным тоном и снова закрыл глаза. Эвтида рыдала беззвучно, ожидая, когда Реммао уснёт. Затем она позволила себе всхлипнуть и поднялась с постели. Пошатываясь, девушка надела дорожную накидку прямо на голое тело. Осушила два стакана воды, разбудила спящего пса и поманила его за собой. Вещи Эва не собрала – у неё их не было. Придержавшись у выхода за дверной косяк, она на мгновение обернулась, чтобы взглянуть на спящего мужчину, брошенного ею. «Брошенный» – разве это слово применимо к Реммао?.. Нет, ей не было жаль его. Ей было жаль себя – растерзанную и лишённую чести. О своём решении Эвтида пожалела бы только, разве что, узнав, что в ту ночь её проводил взгляд мужчины, который не спал. Реммао счёл, она сглупила. Подумал, что девушка проносится в бегах по большей мере – лунный цикл, а после приползёт обратно. А Эва вернулась домой, в средние земли. Попросилась в храм и вскоре стала жрицей. Прошлое, связанное со своим наставником, она похоронила там, в мрачном проклятом доме, вместе со своей забытой одеждой и отобранной девственностью. О дальнейшей судьбе мужчины девушка не узнает. Но если вы спросите Бога, знающего всё о черномагах, он вам скажет, что Реммао умер на пятый день после ухода Эвтиды. Его убили охотники, и он так и не увидел, как его некогда ученица усердно молится за его покой.