Снежный король

      Резинка больше не стягивает волосы. Каждая из плотно зарывшихся в кудри заколок наконец-то вытащена. А Майкл рад упасть головой в мягкие подушки. Он плотно вдыхает и медленно выдыхает, прикрывая глаза. И улыбаясь, когда чужие руки касаются натруженных бицепсов — правый он сегодня по оплошности чуть не потянул. Уильяму об этом знать необязательно — своими ледяными глазами он и без того высмотрел достаточно, чтобы закидать этим Майкла после выступления.       Те же самые губы, что несколько часов назад проговаривали каждое слово чётко и строго, сейчас нежно касаются его щеки, и Майкл даже приоткрывает один глаз (сил хватает только на это), довольно щуря второй.       Уильям склоняется над ним не один — опираясь одной рукой на кровать, второй он проводит по голому торсу плюшевым зайчиком — из тех игрушек, что были брошены под бурные овации на лёд. Живот поджимается от щекочущей кожу шерсти. Майкл шумно вздыхает носом. Млеет от непрерывного зрительного контакта. Уильям целует его снова — уже требовательнее и в губы, зажимая зайчика между их телами.       В ворсистом пузе зверька Майкл прячет лицо, блаженно мыча, когда Уильям, отстранившись, принимается мять мышцы его груди и плеч.       — Я же был на массаже… — бормочет он всё в то же пузо, рефлекторно сгибая колени и поджимая пальцы ног.       Это всё — сущее баловство. Руки двигаются правильно, но лениво, с целью, скорее, подразнить, чем расслабить. Иначе они не проходились бы по соскам так настойчиво (бёдра Майкла подрагивают в ответ).       Пальцы сжимают его по бокам, и Майкл чуть выгибается навстречу. Он осоловело выглядывает из-за зайчика, а когда Уильям, по-прежнему крепко сжимая его уже под мышками в своих руках, подбирается ближе, прямо в его лицо тыкают плюшевой мордочкой:       — Тык, — в нос, — тык-тык, — в скулу и лоб. — Будто чмокая. В ответ на это слышится довольный краткий звук. Губы в очередной раз облизываются, зайчик укладывается рядом, а Уильям потирается кончиком носа о нос Майкла.       Уши полнятся долгожданными влажными звуками, с которыми не сравнятся ни кубки в руках, ни медали на шее. Руки, вместо того чтобы обхватывать гладкий металл, путаются в коротких волнистых прядях, а шея не склоняется навстречу плотной ленте — она открывается новым встречам с теплом губ. Ноги обвиваются вокруг талии — Майкл морщится, чувствуя новый синяк на щиколотке. Он плавно выпускает ртом воздух, когда больного места касается в утешении нежная ладонь.       Уильям укладывается на него целиком. Он дышит мерно, рассеивая тепло по ключицам, и своими объятиями расслабляет так, как ни один массаж не способен.