Le Cirque Des Reves

Спустя час пути роскошный автомобиль останавливается, и водитель глушит мотор. Из машины выходят трое мужчин. Самый степенный из них полон предвкушения и светится от удовольствия. Он игнорирует деревянную табличку с объявлением «Мир тайн и чудес ждет вас с наступлением сумерек и готов радовать до первых рассветных лучей», а внушительный замок на воротах, перехваченный толстыми цепями, со звоном падает, стоит мужчине едва заметно шевельнуть пальцами. Его спутники — двое молодых парней — ошеломленно рассматривают раскинувшийся перед ними пейзаж, неверяще вчитываются в вывеску, на которой замысловатым шрифтом выведено Le Cirque Des Reves, и недоуменно переглядываются. Ни словом не обмолвившись о впечатлениях от увиденного, они достают из багажника чемоданы и следуют за своим проводником, но не прекращают оглядываться по сторонам, жадно впитывая каждую деталь. Они никогда не приезжают в принадлежащий Сюэ Чженъюну цирк днем, да и ночное представление он разрешает им посетить лишь дважды: когда сначала его племяннику Мо Жаню, а потом и сыну Сюэ Мэну исполняется по пятнадцать лет. С тех пор тема цирка для них строго-настрого закрыта: «Вы сможете вернуться туда, лишь когда достигнете совершеннолетия», — говорит Сюэ Чженъюн таким тоном, что и мысли не может возникнуть о том, чтобы спорить. Обоим юношам те визиты не просто врезаются в память: они вместе с кровью начинают течь по венам и отпечатываются на костях. Стоит вернуться мыслями на несколько лет назад, как воспоминания оживают, обретают звуки, цвета и ароматы. Сюэ Мэн и Мо Жань могут почувствовать запахи сахарной пудры, лакрицы, пунша и карамели, исходящие от маленьких лавочек с угощениями; как наяву видят разноцветные полосатые шатры, ярко подсвеченные фонарями и гирляндами, такими яркими, что топят все вокруг в сиянии. Слышат, как играет музыка, когда карусель заходит на новый круг; как в очередном шатре публика взрывается аплодисментами, выражая восхищение артистам. Трепет охватывает юношей с ног до головы, когда они вспоминают выступление женщины-змеи, создаваемые иллюзионистами чудеса и внушающий ужас номер в исполнении двух огромных тигров. Братья делятся этими эмоциями друг с другом, но Мо Жань умалчивает, чей номер западает ему в душу настолько, что другие люди перестают иметь значение. Не говорит, что не может забыть ТОГО воздушного гимнаста, что он до сих пор приходит к Мо Жаню во сне. Изящный, пластичный, порхающий под куполом, подобно райской птице. Переливающийся сиренево-зеленый костюм и серебристая клетка исполинских размеров — в ней ничего, кроме качели, — лишь усиливают впечатление. Он выполняет такие трюки, что зрители вскрикивают, а чувствительные дамы падают в обморок: внизу нет страховочной сетки, да и троса нигде не видно. Мо Жань в тот вечер раз и навсегда теряет голову, глядя на гимнаста, но так до конца и не понимает, в кого именно он влюбляется: в настоящего человека или мираж, созданный артистом. Мо Жань и Сюэ Мэн с трудом дожидаются, когда им исполняется восемнадцать, и они покидают закрытую школу-интернат. Они не просто могут вернуться в «Цирк Сновидений»: в них в полную силу бурлит магия, что вызывает восторг и одобрение Сюэ Чженъюна. Тем не менее он долго и серьезно разговаривает с ними, предупреждает: стоит сделать выбор в пользу цирка, о нормальной, обычной жизни можно забыть. Юноши не сомневаются, принимают решение сразу и уверяют, что не будут о нем жалеть.  Теперь они могут — и им позволяют, — стать частью труппы и путешествовать вместе с цирком. Который сейчас совершенно не похож на образ из их воспоминаний. В нем нет и толики манящей яркости. Le Cirque Des Reves полностью окрашен во все оттенки бежевого и коричневого, вплоть до каменных дорожек под их ногами. Место, куда их привозит Сюэ Чженъюн, выглядит так, словно на него накинули фильтр, перекрасив шатры в песочный, траву — в бледную охру, постаменты для уличных представлений в цвет, навевающий воспоминания о любимой пекарне Мо Жаня и Сюэ Мэна, а виднеющиеся вдалеке вагончики и палатки циркачей — в цвет жухлой листвы. Низкое небо, увешанное свинцовыми тучами, подчеркивает эту блеклость, столь не похожую на то, к чему парням когда-то посчастливилось прикоснуться. Днем цирк лишен еще и звуков, кроме их шагов и шороха гравия под ногами. С того момента, как путники проходят через ворота, им не встречается ни души. Они не слышат ни разговоров, ни криков. Даже фонтан на центральной площади — Сюэ Мэн и Мо Жань помнят, что в свете огней вода в нем была похожа на жидкое серебро, — замер. В нем не журчит вода, искусно вырезанные из камня животные и рыбки, невероятно похожие на живых, не выпускают с тихой мелодией струи воды. Le Cirque Des Reves кажется необитаемым. Первым гнетущей тишины не выдерживает Сюэ Мэн. Он наконец интересуется тем, что особенно сильно его сейчас волнует: — Отец, куда мы идем? — К вашему будущему наставнику. Он присмотрит за вами, пока вы будете осваиваться в цирке. — Кто он? — Скоро узнаешь. Уверяю, вы будете в восторге. Сюэ Мэн понимает, что больше из отца ничего не вытянет, а Мо Жань невольно хмурится. Его не прельщает необходимость находиться под опекой какого-то там наставника, он уверен, что способен адаптироваться к новой жизни без чьей-либо помощи. Поэтому оставшийся путь он проделывает с плохо скрываемым недовольством. Идут они долго. Позади остаются и шатры, и все заметные глазу временные жилища артистов. Сюэ Чженъюн уверенно ведет их все дальше, к стоящему в заметном отдалении вагончику. Мо Жань и Сюэ Мэн поражаются до глубины души: это единственная цветная деталь в цирке. Вагончик ярко-красный, он расписан белыми цветами и золотистыми ивовыми лозами. Они замечают рядом с ним широкий стол, заваленный инструментами и деталями. Рядом стоит высокий стройный мужчина, задумчиво разглядывая неизвестную вещицу в своих руках. Мо Жаня вдруг охватывает волнение, и он не может объяснить, с чем связано пронзившее его странное чувство. Незнакомец, чувствуя приближение гостей, оборачивается — и сердце Мо Жаня пропускает удар, а потом начинает биться с удвоенной скоростью. Мо Жань мгновенно узнает человека, чей образ высечен в его душе. Мужчина кажется зыбким видением, полностью облаченным в белое. Перепачканные машинным маслом кончики пальцев лишь подчеркивают его ангелоподобный облик. Длинные волосы стянуты в высокий небрежный хвост, янтарные глаза с прищуром оглядывают визитеров. Мужчина начинает говорить, и Мо Жаня прошивает волна неконтролируемой дрожи. Все его существование делится на до и после, потому что он отчетливо понимает: продажа души — меньшее из того, что он хочет сделать, лишь бы слышать этот голос всегда, лишь бы узнать, с какими интонациями он еще может звучать. — Чженъюн, — и коротко кивает в знак приветствия. — Я так понимаю, это те, о ком ты мне говорил? — Да, Юйхэн, — отвечает директор Сюэ, а Мо Жань мысленно повторяет имя. Даже не произнесенное вслух, оно перекатывается на языке приятной сладостью, отзывается легким покалыванием в пояснице. — Это мои сын и племянник. Именно за ними я просил тебя присмотреть. — А я просил их ко мне не приводить. Я уже говорил тебе, наниматься в няньки в мои планы не входило, — говорит неторопливо, каждое слово сквозит холодом. Сюэ Мэн стыдливо опускает глаза, а Мо Жаня обдает жаром. Еще минуту назад он клянет на чем свет стоит какого-то там наставника, а сейчас готов в ногах валяться, лишь бы получить возможность как можно больше времени провести рядом с Юйхэном. На Сюэ Чженъюна его слова и отказ не производят никакого эффекта. Они с Юйхэном знакомы много времени, и каждый в курсе, каким упрямством обладает собеседник. Они настолько много лет сталкиваются лбами и столько часов проводят в жарких дебатах, что постепенно для них это становится чем-то вроде игры, в которой уступает то один, то другой. Сегодня Сюэ Чженъюн намерен стать тем, кто заставит сдаться и добьется желаемого. — Юйхэн. Я прошу тебя не как директор, а как твой друг, как отец и дядя. Я привел в цирк двух самых дорогих мне людей. Кому, кроме тебя, я еще могу их доверить? Ты и сам понимаешь, какое значение имеют первые дни в цирке, и чем они опасны, — Мо Жань и Сюэ Мэн вздрагивают от его слов. Сюэ Чженъюн ничего такого им раньше не рассказывал. — Я хочу быть уверен, что парни в надежных руках. К тому же они весьма талантливы, но только учатся. Твои советы им пригодятся. — Почему не приглядишь сам? — Потому что я не артист. Я смотрю на «Цирк сновидений» иными глазами. Ты здесь с первого дня создания, никто не знает цирк лучше тебя. Юйхэн поджимает губы и сурово смотрит на Сюэ Чженъюна. Минуту они ведут зрительный поединок. Разум, инстинкты, интуиция Юйхэна — все кричит о том, что надо отказаться. Придумать любые причины, привести любые доводы, но избежать этой участи, иначе все в жизни перевернется с ног на голову, и вернуть прежний уклад будет невозможно. Но их голоса звучат слишком робко, почти пискляво по сравнению с зовом магии. Она бунтует, заглушает их, требует согласия — и Юйхэн все-таки признает поражение. Он пристально разглядывает стоящих по обе стороны от Сюэ Чженъюна парней и бросает равнодушное: — Покажите, на что способны. Сюэ Чженъюн ободряюще похлопывает сына и племянника по плечам и слегка подталкивает Сюэ Мэна вперед. Тот заметно тушуется, переминается с ноги на ногу, но врожденные гордость и любовь покрасоваться берут верх. Сюэ Мэн вытягивает руку, и на раскрытой ладони разгорается небольшое пламя. Сначала оно принимает форму цветка, затем — маленького дракона. Постепенно оно растет ввысь и начинает растекаться по телу Сюэ Мэна, стремительно охватывая его целиком. Какое-то время Сюэ Мэн полыхает — до тех пор, пока пламя не обретает за его спиной форму двух огромных крыльев. Сюэ Мэн хлопает ими, поднимая порыв ветра. На этот раз Юйхэн кивает одобрительно: он может видеть каждое алое перо, замечает, как разнятся оттенки пламени, сгущаясь по мере приближения к коже. Сюэ Мэн сияет и улыбается, поворачивается к отцу в ожидании похвалы и видит гордость на его лице. Наступает черед Мо Жаня. Он не двигается, не произносит заклинаний — но стоящие на земле чемоданы, стул позади Юйхэна и детали с его стола медленно поднимаются в воздух. Юйхэн склоняет голову на бок и ухмыляется, его поза недвусмысленно говорит: «Этим ты собираешься меня удивить, серьезно?». Мо Жань чувствует укол самолюбия, но не останавливается. Он медленно поворачивается к столу и двумя пальцами очерчивает круг. С десяток парящих деталей выплывают вперед, повисают перед Юйхэном и начинают складываться воедино, постепенно образуя часовой механизм. Юйхэн наблюдает, как сцепляются между собой шестеренки, как крепятся крошечные винты. Мо Жань продолжает. К Юйхэну подплывает склянка с чернилами, следом оглушительно разбиваясь об землю и заливая его белоснежные брюки. Ни Юйхэн, ни Мо Жань не ведут и бровью. Проходит несколько секунд, и чернила стекают с белоснежной ткани, не оставляя пятен, устремляются к осколкам, и вскоре перед Юйхэном вновь целый флакон чернил. Циркач хмыкает. — Приемлемо, —  комментирует он, а Мо Жаню достаточно и этого, чтобы расплыться в счастливой улыбке. — Чженъюн, я беру их. Потенциал у них хороший. Да и с подходящими амплуа сразу все понятно. Сюэ Чженъюн восторженно восклицает: — Ты не пожалеешь, уверяю тебя! Сюэ Мэн подскакивает к новоиспеченному наставнику и начинает трясти его за руку, рассыпаясь в комплиментах. Все происходит так быстро, что Сюэ Чженъюн не успевает его остановить. Следом к Юйхэну подходит и Мо Жань, протягивает руку: — Позаботьтесь о нас, наставник. Юйхэн сомневается долю секунды, видя жест Мо Жаня, понимает, что проигнорировать его будет грубо и некрасиво, поэтому вкладывает свою изящную прохладную ладонь в чужую, большую и невероятно теплую. Спустя несколько секунд его глаза становятся огромными от удивления, и не понятно, чего в них больше: изумления или страха. Сюэ Чженъюн замечает этот взгляд и сразу понимает, что это означает. Он смотрит на Юйхэна, затем на Мо Жаня и лишь качает головой. Он помнит о необычном даре Юйхэна. Знает, что Юйхэн из-за него не появляется на публике без перчаток, для которых в его вагончике предусмотрен отдельный сундук. Потому что стоит ему лишь коснуться чужой кожи ничем не прикрытыми пальцами, как он видит будущее, но в своем, крайне необычном роде: Юйхэн видит, с кем человек будет заниматься любовью. Юйхэн терпеть не может этот дар, но избавиться от него нет никакой возможности, поэтому он сводит тактильный контакт с окружающими людьми к минимуму — а Сюэ Мэн и Мо Жань своими порывами застают его врасплох. Юйхэн все еще ошалело пялится на парня перед ним. Когда его касается Сюэ Мэн, гимнаст едва сдерживает усмешку, думая о том, что иллюзионистам Мэй, вероятнее всего, повезло. Но, коснувшись Мо Жаня, Юйхэн видит в его объятиях себя. Жарко стонущего, почти расплавленного, приятно уничтоженного ласками. С искусанными от страсти губами и следами пролитых в экстазе слез. Юйхэн клянется себе, что никогда не допустит подобного, и отстраняется от Мо Жаня. — Занятия с вами начнем завтра. Приходите сюда в три пополудни. Сегодня постарайтесь познакомиться с труппой. Теперь вынужден вас покинуть, меня ждут дела. — Юйхэн, у тебя репетиция? — Да, Ши Минцзин ждет меня в моем шатре, мы почти закончили готовить новый номер. — Наставник, мы можем посмотреть? — в голосе Мо Жаня отчетливо слышна мольба. Юйхэн хочет сказать «нет», он не любит, когда кто-то видит его выступления до премьеры. Ему кажется, что это лишает все происходящее сокровенности. Но в диалог вступает Сюэ Чженъюн: — Юйхэн, сделай милость, а? Будем считать это подарком парням в честь того, что они теперь часть цирка, — и лишает его путей к отступлению. Остается только равнодушно пожать плечами и удалиться, всем своим видом выражая, насколько ему плевать, пойдут они следом или нет. Они идут. Глядя в спину Юйхэну, Мо Жань спрашивает: — Дядя, это его настоящее имя? — Конечно, нет, Жань-эр. В «Цирке сновидений» каждый волен сам решать: взять псевдоним, называться тем же именем, что было даровано при рождении, или вообще отречься от любого. Истинное имя Юйхэна знаем только он и я, он скрывает его ото всех, — с этими словами Мо Жань понимает, что в лепешку расшибется, но выяснит его. Вскоре они заходят в шатер Юйхэна, во все глаза разглядывая свисающую сверху золотистую шелковую ленту и круглый бассейн в середине арены. Семья усаживается на зрительных местах. Через несколько минут Мо Жань забывает, что умеет дышать. Потому что Юйхэн скидывает парусиновые туфли, стягивает свитер и остается в одних тонких брюках. Мо Жань видит каждый мускул этого стройного, но хорошо натренированного тела и шумно сглатывает. Он увлечен зрелищем настолько, что едва замечает упомянутого Юйхэном Ши Минцзина. — Наставник, — слышит Мо Жань, и ревность неприятно царапает его по ребрам изнутри, — куда мне лучше встать? — Туда, — Юйхэн указывает на самое темное место между рядами, спрятанное так, что его трудно разглядеть из любой точки шатра. — Достаточно безопасно, чтобы никто не заметил использования твоих способностей. Ши Минцзин послушно занимает указанную позицию, Юйхэн в это время заходит в бассейн и берет ленту в руку. А дальше начинает происходить то, что заставляет внезапных зрителей замереть и раскрыть рты в изумленном восхищении. Лента шелковой змеей обматывает Юйхэна за талию, и он взмывает под купол. Исполняет несколько сложных переворотов и устремляется вниз, замирая в нескольких метрах над полом. Снова вверх — и снова падение, но на этот раз Юйхэн приземляется в бассейн, взметая брызги. В воде он исполняет что-то очень похожее на танец, и щеки Мо Жаня начинают полыхать то ли от смущения, то ли от возбуждения. Волосы до репетиции Юйхэн успел распустить, так что теперь они намокают, пряди прилипают к вискам и обнаженной спине. Капли воды на теле Юйхэна отражают свет свечей и окутывают бледную кожу мягким сиянием. Он невероятно гибкий, каждое его движение исполнено врожденной грации. Мо Жань может видеть самую прекрасную и совершенную из всех когда-либо увиденных им картин. Юйхэн вновь взлетает, но на этот раз не слишком высоко, а с водой начинает происходить нечто странное. Медленно, игнорируя земное притяжение и все законы природы, она начинает подниматься из бассейна вслед за Юйхэном прозрачной стеной. Стена начинается делиться на части, и волны постепенно приобретают форму дельфинов. Они плывут по кругу, а лента Юйхэна тем временем превращается в ивовую лозу. Он летает над ареной, то с опасной скоростью устремляясь вниз, то вновь вспархивая на максимальную высоту. Сюэ Мэн разве что не подпрыгивает на кресле от восторга, Мо Жань понимает, что готов смотреть на это вечно. Зрелище подходит к финалу. Отец и сын Сюэ не сдерживают оваций,  Юйхэн с легкой полуулыбкой кланяется им. После репетиций он всегда в отличном настроении, поэтому ему не сложно одарить их благодарностью в ответ. Мо Жань внезапно понимает одну важную вещь, от чего ему становится жутко. В выступлении Юйхэна от него не ускользнула ни одна деталь. Например, то, что в какой-то момент репетиции ивовая лоза разматывается почти полностью. И висит в нескольких сантиметрах от Юйхэна, никаким образом его не удерживая, — он парит в воздухе сам по себе.