Магистр. Заметки на полях 3

— Этот ребенок!.. — голос Лань Ванцзи гремит в Облачных Глубинах, возносясь к самим вершинам гор, он силен и могуч. — Станет моим приемным сыном!.. Спорить сейчас с ним не может даже Лань Цижэнь, который до того лично выдрал из мертвой хватки племянника ребенка и почти перекинул его на руки целителей, больше обеспокоенный тем, что у Лань Ванцзи раны открылись, и вся спина сейчас в крови. — Да, но сейчас ты покажешься целителю, — мягко говорит Лань Сичэнь. — А потом мы поговорим об усыновлении. — Нет, — упрямится Лань Ванцзи, и в этот миг его, кажется, ничто не может сдвинуть с места — даже сами спустившиеся с Небес небожители. — Брат, глава клана, клянись. Этот ребенок станет моим сыном. В его лице живет странное требовательное отчаянье, и Лань Цижэнь готов согласиться, готов уговорить Лань Сичэня, только бы Лань Ванцзи немного успокоился и дал осмотреть себя!.. Потому кровь уже начала капать на белоснежные камни дорожки. — Ванцзи, — тихо говорит Лань Сичэнь, — мы поговорим об этом… — Сейчас!.. — обрывает Лань Ванцзи. — Клянись!.. Этот ребенок станет моим сыном!.. Лань Сичэнь смотрит брату в лицо, и тоже видит в нем отчаянное упрямство, с которым Лань Ванцзи готов идти до конца, потому что, видимо, ему нужно спасти хоть кого-то. Хоть кого-то. Хотя бы этого замузганного ребенка. И только безумец станет на его пути и начнет с ним спорить. — Этот ребенок не может стать сыном почтенного Ханьгуан-цзюня. Ну. Или целитель. Лань Ванцзи оборачивается слишком резко на вышедшую из павильона исцеления Лань Мэй и требует у почтенной старейшины и целительницы: — Почему?! Ребенок… Он не договаривает, но пошатывается, и в лице его появляется такая боль, такой страх и отчаянье, что Лань Сичэнь бросается к нему, чтобы поймать, если его брат неподобающе слабо упадет. — Ребенок жив, — хмыкает Лань Мэй. — Это очень сильный, хоть и простуженный и уставший маленький человечек. Только сыном тебе этот ребенок не станет. И Лань Ванцзи на глазах обретает силы и уверенность в своем: — Станет!.. — Не станет, — хмыкает Лань Мэй. — Потому что это девочка. Лань Ванцзи таращится перед собой, хмурится, кивает и говорит: — Хорошо. Станет дочерью. Это… невозможное решение. Нереальное. Невероятное. От наглости подобного заявления, от того, насколько это рушит все основы Облачных Глубин, все замирают. Только Лань Мэй продолжает ехидничать: — Девочки живут отдельно от мальчиков в Облачных Глубинах. — Хорошо, — снова кивает Лань Ванцзи, — мы будем жить не в Облачных Глубинах. Этот ребенок станет моей дочерью. Целительница Лань, вам доверю жизнь моей названной дочери. А потом он спокойно разворачивается и уходит в сторону цзинши. Лань Сичэнь мечется между необходимостью успокоить наблюдателей и желанием броситься за братом, а Лань Мэй подходит к Лань Цижэню и напоминает: — Я предлагала двадцать лет назад ввести смешанное обучение. — Двадцать лет назад у меня власти в совете старейшин не было, — так же напоминает ей Лань Цижэнь. — А сейчас у тебя есть упрямый племянник и его приемная дочь, которую рядили как мальчишку, — кивает Лань Мэй. — Достойный аргумент. Лань Цижэнь вздыхает. Ну, что уж есть, с чем уж приходится работать. А раз уж с девочкой Лань Мэй закончила, можно и к Ванцзи сходить, проведать, поменять повязки… ужаснуться от того, что вместо Ванцзи он находит окровавленные повязки, ополовиненный кувшин вина и твердую уверенность, что это Вэй Усянь во всем виноват. Даже в том, что орден Гусу Лань вводит смешанное обучение.