***
Месяц назад…
Вопреки нудным заявлениям школьного психолога, к которому Юнджин вынудили ходить по два раза в неделю, развод родителей почти никак не отразился на её состоянии. Ей было уже семнадцать – тот возраст, когда человек в состоянии понять, что любовь, – как и почти всё, связанное с чувствами, – проходит. Да, мама и папа решили расстаться, и что? Они не перестали быть её родителями. Суд прошёл быстро – родители разделили имущество ещё до начала официального слушания по делу о разводе, претензий друг к другу не нашлось. Юнджин опасалась, что мама расстроится, когда узнает, что она решила жить с отцом, но та лишь улыбнулась и обняла её. Они договорились, что все каникулы, – как бы долго они не шли, – дочь будет проводить с ней. К тому же раз в две недели Хо могла проводить в доме матери выходные, и это не считая ежедневных созвонов. Папа решил начать новую жизнь в городе, где вырос. Здесь, – в Кэннон-Бич, штат Орегон, – прошли его лучшие годы: средняя и старшая школы, первые друзья и любовь, даже первая работа в небольшом кафе, в которое до сих пор каждый вечер захаживали школьники. Юнджин тоже любила это место, – она проводила здесь каждое лето, пока четыре года назад дом окончательно не опустел. С одной стороны тянулись хвойные леса, которые казались настолько высокими, что подпирали своими острыми верхушками небо, с другой разливался бесконечный океан. Ещё в детстве Хо полюбила, улучив момент, сбегать на пляж и часами наблюдать за тем, как прозрачные волны накатывают на песок, оставляя на нём ракушки, водоросли, красивые цветные камешки. Отличное место. – Тебе здесь понравится, – улыбается отец, когда они проезжают потемневшую от времени табличку с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В КЭННОН-БИЧ». – Этот город подарит тебе столько же потрясающих моментов, сколько и мне. – Уверена в этом, – кивает Юнджин. – Две минуты, и у меня появится друг. – Никогда не понимал, как у тебя получается так легко знакомиться с людьми. Пожав плечами, Хо оседает на мягком сидении отцовского седана. – Я просто очень красива. Люди не могут этому сопротивляться. – Да, этому и твоей скромности. – Что ж, тяжело быть совершенством, – хихикает Юнджин. – Но… – Ты отлично с этим справляешься. – Именно! Дом, у которого они останавливаются, выглядит так же, как Юнджин помнит. Те же деревянные стены, выкрашенные в потемневший от времени синий, голубая черепица на покатой крыше и металлический флюгер в виде бригантины. Крыльцо ограждают резные перила, покрытые толстым слоем белой краски. У почтового ящика воткнут пластиковый фламинго со слегка свёрнутым влево клювом. – Мистер Фла-Ва, – улыбается отец, поглаживая длинную розовую шею. – Ты ещё жив, приятель, – Юнджин хлопает по пластику. – О, уверен, он весь этот город переживёт. Верно, Фла-ва? Внутри всё уже обставлено. Тот же надоедливый придурок, – школьный психолог, – убедил отца, что Юнджин привыкнет к новому дому быстрее, если не будет видеть, как внутрь заносят вещи. Наверное, этому было какое-то логическое объяснение, но этот парень успел так достать Хо во время их встреч, что она отказывалась его искать. Она любила этот дом с того дня, как впервые переступила порог, и эти чувства сохранились до сих пор, и ни один развод не изменил бы этого, но, если, перевезя вещи заранее, папа чувствовал себя спокойнее, Юнджин не собирается с этим спорить. Он всё ещё кажется немного потерянным, и ей хочется его поддержать. Открыв окно, она выползает на крышу, чтобы растянуться на прогретой солнцем черепице, закрывает глаза. Здесь пахнет солью и хвоей, только что распиленным деревом. Откуда-то издали, – со стороны шоссе, – доносятся едва различимые звуки моторов, играет классическая музыка, – если Хо правильно помнит, «Танец маленьких лебедей» из Чайковского. – Эй! – Кричит девичий голос, и Юнджин поднимает голову. В окне дома напротив мелькает знакомое лицо. Конечно, Чэвон изменилась с того дня, когда они виделись последний раз, – обстригла волосы до линии челюсти, покрасив их в ещё более глубокий чёрный, выросла. Детская припухлость ушла, сменившись прямыми чертами. Если тринадцатилетняя Ким была милым оленёнком, то сейчас на ум Хо пришло лишь сравнение с тигром. Очень красивым тигром… – У тебя галлюцинации, Вонни! Сколько ты выпила вчера?! – Хо, мать твою, Юнджин! – Кричит Чэвон, ударяя кулаками по пластиковому подоконнику. – Ким, мать мою, Чэвон! – Какого хера ты на крыше? – А какого хера ты ещё не на этой крыше? – Смеётся Юнджин, хлопая по черепице рядом с собой. – Или забыла, как нам нравилось здесь сидеть? Давай, поднимайся. О, и твоя мама всё ещё готовит те вкусные горячие сэндвичи? Чэвон закатывает глаза. – Она приготовила их для меня, но я захвачу для тебя парочку. Юнджин не знает, в какой момент они с Чэвон решили стать лучшими друзьями. Они начали играть, потому что других детей на этой улице не было, а родители не всегда были свободны, чтобы отвезти их на площадку в центр города. Потом, – год за годом, – находились общие интересы: сперва они полюбили одинаковые мультфильмы, потом те же игрушки, затем книги и так далее, пока наконец не стало очевидно, что им почти всегда нравятся одни и те же вещи. Хо сказала, что после такого они должны либо стать лучшими друзьями, либо навсегда возненавидеть друг друга, и Чэвон выбрала второе. Следующие десять минут они проводят, поедая самые вкусные в этой части страны горячие сэндвичи, пока морской бриз бьёт прямо в лицо. Плечи соприкасаются. – Ты всё ещё играешь в баскетбол? – Спрашивает Юнджин. – Угу. А ты? – Да. У вас ещё не закончилась запись в команду? – Нет, его открывают в начале каждого семестра, но, если хочешь попасть в основной состав, придётся подождать. – В каком смысле? – Капитан команды, – Казуха, – очень строго относится к новичкам. Не имеет значения, был ли у тебя опыт игры, но в первый семестр после вступления в команду тебя не возьмут в основной состав. Только скамейка запасных. – Серьёзно? Чэ, ты же видела, как я играю! – Не кричи мне в ухо! – Она слегка отодвигает голову. – Конечно, я видела, но правила есть правила. Неважно, в каких командах ты была раньше, какие места занимала, до следующего сентября все игры ты проведёшь на скамейке запасных. – Это мы ещё посмотрим, – хмыкает Юнджин. – Уверена, эта Сакура выпустит меня в основной состав после первой же тренировки. – Наивная…***
Юнджин заканчивает тренировку с хорошим результатом. Да, у неё есть две или три ошибки в защите, но для позиции лёгкого форварда (особенно в команде обычной старшей школы) такое допустимо. В любой другой команде после таких показателей её бы поставили в игровую пятёрку, но Казуха лишь кивает и сообщает, что она может прийти на следующую тренировку. – Ты сказала, что я хорошо сыграла, – Хо скрещивает руки на груди. Капитан кивает. – Да. Не идеально, потому что есть недочёты в защите и игре под кольцом, но на твёрдую «B». – Тогда почему не основной состав? – Я не беру в основной состав игроков, которые ходят на тренировки меньше одного семестра. Это мешает сыгранности. – Ты видела, что у меня получалось играть в связке с Сакурой и Чэвон, а они в основном составе. – Правила действует для всех, – лицо Казухи не меняет равнодушного выражения даже в тот момент, когда она лёгким движением кисти забрасывает мяч в кольцо со средней линии. – Если ты с ними не согласна, то можешь найти другую команду. В часе езды есть ещё одна школа, и им точно требуется лёгкий форвард. – Я просто не понимаю смысл соблюдения этого глупого правила. Если к тебе придёт Дайана Таурази, ты тоже не поставишь её в основной состав. – Ты не Дайана Таурази, – холодно отвечает Казуха, даже не глядя на Юнджин. – Но, если ты так не хочешь уходить, то можешь убраться после тренировки. Собери мячи, проверь сетки. Кажется, ты порвала одну, когда делала данк. – У тебя вообще другие эмоции есть? Выглядишь как труп невесты, только с одним выражением лица. – Моё лицо – не твоё дело. Приступай к уборке или проваливай. – Сука, – беззлобно выдыхает Юнджин, прежде чем подтянуть к себе коробку для мячей. – Я всё слышала. – Я знаю.***
Когда Юнджин заканчивает собирать мячи, Казуха стоит на том же месте, что и пятнадцать минут назад. На ней голубые майка и шорты с чёрными параллельными полосами на швах, длинные волосы собраны на затылке в хвост, а лицо не выражает никаких эмоций. Хотя как будто она вообще способно что-либо выражать. Сейчас, – после месяца уборок, – Хо это даже смешит. Как долго бы она не возилась с мечами, следами на паркете и прочим дерьмом, Накамура никогда не уходит раньше. Она терпеливо ждёт, не отвлекаясь даже на мобильный, затем осматривает зал и только после этого уходит. Почему? Можно подумать хоть кто-то в этой школе окажется настолько чокнутым, что решит украсть что-нибудь у самого жуткого капитана баскетбольной команды за всю историю. Это смешно. Размяв плечи, Юнджин поворачивается к Казухе. – Ты что, влюбилась в меня, капитан? – Извини? – Она хмурится, но сквозь привычную бледность идеальной кожи на секунду проскальзывает нечто, похожее на румянец. – Ну, ты постоянно торчишь тут со мной, наблюдаешь, даже взгляд не отводишь. Если ты хочешь провести время вместе, то необязательно после каждой тренировки меня задерживать, достаточно просто сказать. Я не кусаюсь. Конечно, если меня об это не просят. Закатив глаза, Казуха скрещивает руки на груди. – Я слежу за инвентарём. – Да, ведь я настолько тупа, что украду отсюда что-нибудь, зная, что стану первой, на кого подумают. Ты принимаешь меня за идиотку, Казуха? – Я просто соблюдаю правила. По Кодексу школы капитан команды обязан присутствовать при уборке. К тому же ты постоянно говоришь о желании попасть в основной состав, и мне кажется, что уборка – отличное начало. «Человек, который смог сдвинуть гору, начинал с того, что перетаскивал камешки». – Блять… и какой важный японец это сказал? – Лао Ши, «Американский дракон Джейк Лонг». Хихиканье срывается с губ Юнджин. Она кивает, снова разворачивая к корзине для мячей и забрасывает туда пару пустых бутылок. – Отсылка на «Дисней»? Продолжай в том же духе, и я даже поверю, что ты человек, а не робот, в которого забыли загрузить лицевую анимацию. Казуха не отвечает, и Юнджин отворачивается от неё, чтобы собрать с трибун оставшиеся после девочек бутылки. Закончив за пять минут, она запирает мячи в небольшой комнате с инвентарём и бросает ключи Накамуре. Поймав их, та слегка приподнимает правую бровь. – Пять долларов за час за уборку, капитан. – Иди, не заставляй Чэвон ждать. – Я бы не заставляла её ждать, если бы не оставляла меня после каждой тренировки. – Это всего лишь один из способов научить тебя важности правил. – Я просто не хочу соблюдать правила, в которых не вижу смысла. Зачем держать хорошего игрока на скамейке запасных? Это глупо. – Ты слишком наглая. – Конечно, для тебя-то наглость просто взгляд от пола оторвать. Казуха набирает больше воздуха в грудь, впиваясь в лицо Юнджин всё тем же холодным, как утром в декабре, взглядом, и отходит в сторону. – Следующая тренировка в понедельник, не опаздывай. – Ага. В следующий раз, выходя из своей лаборатории, не забудь загрузить эмоции. Без них ты выглядишь жутко.