В синем на белом

Белобрысый выглядел как человек, которого пребывание в полицейском участке не беспокоило вообще. Обычно даже те, кто ни в чем не виноват, начинали нервничать, а уж если взяли кого-то за дело… - Как зовут? - еще не вытащив протокол допроса, Гром сел напротив пацана. Ярко-розовая толстовка на нем раздражала нервную систему Кости и вообще слишком сильно выделялась на фоне окружающей среды. Паренька, это, кажется, не беспокоило. Зря. - Вообще-то вы первым должны представиться, товарищ капитан, - Костя поднял на белобрысого взгляд. Звание, значит, разглядел. Сколько ему лет-то, интересно? И у него что, улыбку заело? - Гром Константин Игоревич, капитан полиции, - Гром выжидательно уставился на пацана - догадается сам представиться? Нет, молчит, улыбается. Не отпустило еще, что ли? Костя тяжело вздохнул и все-таки повторил: - Ну. Рассказывай. Пацан заулыбался еще шире. - Я юноша странный, каких поискать, Отец мой был птицей, евройкою - мать, С Иосифом-плотником жить я не стал, Бродяжничал и на Голгофу попал. А кто говорит, я не бог, тем плутам Винца, что творю из воды, я не дам. Пусть пьют они воду, и тайна ясна, Как снова я воду творю из вина.* Когда декларация стихотворений закончилась, в комнате повисло тяжелое молчание. Гром смотрел на задержанного в упор и думал о том, за что ему это все. - Это что? - Баллада. - Какая баллада? - Об Иисусе-шутнике. Вы что, товарищ капитан, Джойса не читали? Так, блять. Костя тяжело поднялся над своим стулом и уперся кулаками в стол, уже готовя речь о том, что меньше всего ему в понедельник в восемь утра хочется иметь дело с наркоманами-литературоведами, и либо он приходит в себя, и отвечает на вопросы, либо… - Боюсь-боюсь, товарищ капитан. Сдаюсь, все скажу, - явно паясничая (Гром, когда у него появилось в голове это слово, неуловимо нахмурился - в последний раз слышал его в школе в восьмом классе), пацан поднял руки и снова ослепительно (чего?) улыбнулся. Определение улыбки сюда подходило очень слабо - больше было похоже на оскал. - Удалов Вадим Григорьевич, метр девяносто три, восемьдесят семь килограмм, девятнадцать с половиной сантиметров, не женат, тысяча девятьсот девяносто… - договорить ему Костя не дал, потому что, судя по интонации, цирк с конями продолжится. А когда стало понятно, что задержанный - совершеннолетний, Гром решил с ним не церемониться. Но запоздало обработал поступившую информацию и на автомате переспросил: - Девятнадцать… чего? - Костя понял, что совершил ошибку, почти сразу, еще когда не договорил: так бывает, когда задаешь вопрос и еще в процессе понимаешь, какой будет ответ. Блять. Когда пацан, то есть Вадим, просиял после этого вопроса, Гром натурально охренел. - У меня есть ствол девятнадцать с половиной, товарищ капитан. Хотите проверить? - Гром еще раз охренел, пытаясь понять: он реально упорот еще или пытается в ментовке флиртовать? Паззл почти начинал складываться: серьга в ухе, ярко-розовая одежда, улыбка от уха до уха. Пока Гром складывал это все воедино, видимо, задержал взгляд - и Удалов ему подмигнул. Блять, он что, бессмертный что ли? Что долбоеб - так это точно. К такому Грома жизнь не готовила. По затылку пробежал неприятный холодок: он что, как-то выдал себя или? Или пацан просто еще не отошел от наркоты и несет пургу. Конечно. Грому захотелось дать себе по морде за собственное замешательство. Задержанный, видимо, просек, что ответа не дождется. - Да ладно вам, товарищ капитан, шутка. Давайте сюда бумажку, напишу чистосердечное признание. - И мочу на анализ сдашь. - Так и знал, что у вас необычные фантазии, - тут Гром не выдержал и выпрямился, шлепнув перед парнем чистый лист бумаги. - Молча пиши. - Смущаетесь? Да сука. Гром внезапно обнаружил, что совершенно не понимает, как бороться с подобным поведением. Слабоумие и отвага этого Удалова были очевидны, но он же, блять, любую фразу использует в свою пользу. Еще не хватало, чтоб охрана наслушалась его околопидорских шуточек и куда-нибудь разнесла: Костя вообще-то дорожил репутацией отца-одиночки, не замеченного ни в каких сомнительных вещах. Капитан ретировался довольно быстро с самым хмурым видом - и прекрасно понимая при этом, что капитулирует. Главное, чтобы это не поняли все остальные. Для всех остальных он просто покинул помещение, не имея желания слушать бред наркомана. Указания Гром дал уже младшему сотруднику, закрыв дверь: - На анализ отправь и писанину у него забери, мне принесешь потом. - Так делали уже экспресс-тест, чисто все… - Нормальный сделайте, он на приколе. Все, выполнять. На второго пацана Костя решил даже не смотреть. * Джеймс Джойс, «Улисс»