***
Гермиона нерешительно стояла на пороге, сжимая в руках маленький чемоданчик с предметами для оказания помощи. Если в кабинете у главного невыразимца эта идея и показалась ей хорошей, то теперь она не была в этом так уверена. Перспектива дотрагиваться до этого жуткого чудовища, сейчас казалась ей ужасной, кроме того она понятия не имела, как именно ей стоило всё это провернуть. Как только она вошла в камеру, Волдеморт вяло зашевелился, приподнялся, опираясь о кушетку здоровой рукой, и с ненавистью уставился на гостью, и на чемоданчик в её руках. Вероятно, ничего хорошего от чемоданчика от самой посетительницы он не ожидал, так что готовился, по возможности, оказать хоть какое-нибудь сопротивление. Если трём невыразимцам противостоять он не мог, то с девчонкой уж как-нибудь бы справился, подойди она слишком близко. — Мистер Волдеморт? Я окажу вам помощь, если вы не против… Взгляд его красных, глубоко утопленных в черепе глаз, всë ещё был расфокусирован, однако злобы, с которой он смотрел в её сторону это ничуть не умаляло. Стоило ей только начать приближаться к кушетке, как он сразу же напрягся и прищурился, издав тихий шипящий звук. Интересно, был ли это парселтанг? Возможно он что-то ей говорил, просто она не понимала? — Пожалуйста, не бойтесь, я не причиню вам вреда. Услышав её слова, Волдеморт сжал здоровую руку в кулак и слегка потянул так, что цепь натянулась и звякнула. Его злые глаза злее стать не могли, но участившееся дыхание могло свидетельствовать о том, что он жаждал сейчас убить своего «доктора». Он не мог бояться грязнокровку, пускай бы даже она и решила попрактиковать на нём «круциатус», как эта дрянь вообще посмела решить, что он боится кого-либо или чего-либо? Заметив, что заключённый испытывает крайне негативные эмоции от появления здесь своей спасительницы, Гермиона обречённо вздохнула, окончательно пожалев о вспышке милосердия по отношению к Реддлу. И как ей его теперь лечить? Стоит ей только оказаться в пределах доступности для его рук и он вцепится ей в горло, в этом сомневаться не приходилось, руками или зубами, он просто перегрызёт ей глотку или свернёт шею. А между тем ей было необходимо снять с него одежду, чтобы понять, насколько критичными могли быть его травмы, и влить в него каким-то образом целительные зелья. Никакие уговоры бы здесь не подействовали, использовать «империо» она не хотела принципиально, позвать охрану, чтобы подержали его? Хуже идеи не придумаешь, едва ли он мог видеть от охраны что-то хорошее, и раз уж он боялся даже Грейнджер, то об охране и речи идти не могло. Немного поразмыслив, Гермиона решила, что лучшим способом будет обездвижить Волдеморта с помощью заклинания, в качестве меры предосторожности. Вспыхнувший страх в его глазах заставил Гермиону почувствовать себя хозяйкой положения, когда монстр увидел, как она достаёт волшебную палочку и направляет на него. Совсем чуточку ей стало его жаль, и ещё совсем немного — неловко, потому что она не привыкла, чтобы на неё смотрели с таким затравленным страхом. — Иммобулюс! Оказавшись обездвиженным, Волдеморт посильнее сжал зубы, так, что на скулах у него желваки заходили, но как будто смирился со своей участью. Он внимательно и несколько обречённо следил за тем, как девушка подходит к нему и ставит чемоданчик на пол рядом с кушеткой. Кажется им предстоял длинный вечер. Неуверенно вздохнув, Грейнджер опасливо потыкала Реддла пальцем в плечо, чтобы убедиться в том, что он действительно не сумеет на неё напасть. Монстр вращал красными глазами и со злобным ожиданием следил за тем, как его мучительница растëгивает немногочисленные пуговицы его полосатой робы. В его голове разворачивались картины всего того, что теперь она сможет с ним проделать, во имя отмщения за все грехи. Странно, что она не привела сюда своих дружков, втроём пытать его было бы сподручнее… В то время, как Реддл панически представлял в голове всё то, что могла задумать Гермиона по отношению к нему, девушка сосредоточенно вспоминала всё то, чему её учили на курсах по оказанию первой помощи в Мунго, где она училась полгода. Пальцы Гермиону плохо слушались, она вся вспотела от страха, и из последних сил старалась ненароком не столкнуться взглядом со своим подопечным. Мысль, что он каким-либо способом сможет побороть действие «иммобулюса», заставляла сердце биться в горле. Ничто в этот момент не казалось ей страшнее, чем возможность того, что Волдеморт получит свободу движения, она чувствовала, что суёт руку в пасть крокодила, и что пасть эта в любой момент может захлопнуться. Чтобы успокоить себя и «пациента», Гермиона принялась разговаривать вслух и озвучивать свои действия, в надежде, что это поможет ей сосредоточиться. — Незачем так смотреть на меня, я просто пытаюсь вам помочь. В чемоданчике лечебные зелья. Оставшись без своей скудной одежды, Волдеморт предстал перед ней больше похожим на скелет, обтянутый алебастрово-белой кожей, расцвеченной такими же, как и на лице, чëрными и фиолетовыми гематомами. Кое-где, помимо гематом, наблюдались свежие красноватые ожоги, и старые лопнувшие жёлтые волдыри от предыдущих. Гермиона снова почувствовала тошноту. Это было отвратительно. Этот уродливый скелет, с постоянно высовывающимся наружу омерзительно-раздвоенным языком вызывал в ней и жалость, и отвращение, и злорадство. Кожа его наощупь была горячей и липкой, по-видимому у него был жар. Правая рука, прижатая к груди была сломана, сломаны были и некоторые рëбра, а лëгкие, судя по одышке и хриплому болезненному дыханию, отбиты. — Всё не так плохо, — Гермиона постаралась скрыть отвращение, и сделать оптимистичное лицо, — я думаю, мы это всë поправим. Сперва я дам вам болеутоляющее зелье, мистер Волдеморт. Она неуверенно покосилась на его лицо. Чудовище пристально смотрело в её сторону, однако его взгляд всё ещё был расфокусирован, что показалось Гермионе тревожным симптомом. — Выпейте. Она дрожащими руками открутила крышку с флакона, и поднесла его ко рту «пациента». К счастью сопротивляться он не стал, послушно сделав несколько глотков. Острый кадык на его шее двигался, когда он пил зелье, и Гермиона поморщилась от того, насколько этот человек казался ей отталкивающим своей физиологией. Когда болеутоляющее начало действовать, монстр немного расслабился и прикрыл глаза. Он понял, что грязнокровка по какой-то причине, сейчас пытать его не намерена, вероятно она сперва хочет его подлечить, чтобы потом сполна насладиться различными экзекуциями. Ему следовало морально подготовиться и насладиться покоем, чтобы не ударить в грязь лицом, так как унижаться перед грязнокровкой не хотелось. Когда он прикрыл глаза, Гермионе стало немного легче работать с ним, потому что с закрытыми глазами он больше напоминал человека, кроме того мимические морщины на его лице разгладились и оно стало казаться ей менее опасным. Девушка надела перчатки, вылила из флакона немного густой заживляющей мази и нанесла на кожу, в то место, где, как ей показалось, ожог был особенно серьëзным. Через некоторое время весь торс «пациента» был покрыт этой желтоватой субстанцией. Гермиона вынула из чемоданчика самозавязывающийся бинт, освободила его из упаковки и натравила на Волдеморта, предварительно, не без усилий приведя того в сидячее положение. Несмотря на то, что он был истощён, он оказался на удивление тяжëлым, и его злобные красные глаза снова открылись, когда бинт стал резво обматываться вокруг его торса. Ту же самую процедуру Гермиона проделала и с его рукой, зафиксировав её в полусогнутом положении с помощью второго заколдованного бинта. Стащить с него ещё и штаны она не решилась, опасаясь, что в таком случае он точно найдёт способ её убить, ноги у него вроде бы были на месте, возможные переломы исцелит костерост. Теперь нужно было нанести заживляющую мазь на его лицо, и это показалось Гермионе самым неприятным испытанием за сегодня. Она малодушно сперва было решила, что морду чудовища можно и не трогать, гематомы заживут сами, но потом её совестливость всё же взяла верх. Неуверенно зачерпнув из флакона мазь, она всё-таки заставила себя посмотреть Волдеморту в лицо и нервно дрожащим голосом промямлила: — Я дотронусь до вашего лица, чтобы нанести снадобье… Надеюсь, вы не кусаетесь. Ответом ей стало презрительное отвращение в красных змеиных глазах. Он скривил губы, когда почувствовал лëгкое прикосновение к щеке. Это было… унизительно, вообще-то. Во всяком случае никто ещё никогда не смел трогать его лицо! Его вообще предпочитали не трогать, так было всегда — никто не смел. Невыразимцы для пыток использовали магию, боясь вступать с ним в физическое соприкосновение. Если прикосновение к своему туловищу он ещё мог стерпеть, то тот факт, что грязнокровка посмела трогать его лицо, вызвал в Волдеморте такой шторм, что магия внутри него стала просачиваться через ошейник чуть сильнее и в комнате запахло озоном. Гермиона, почувствовав густеющее напряжение вокруг, попыталась представить, что перед ней полусидит сейчас не величайший тёмный маг столетия, а какое-нибудь хищное экзотическое животное из семейства змей, нуждающееся в помощи. Оно безусловно опасное, ненавидит её и хочет съесть, но её долг, как хорошего серпентолога, спасти вымирающий вид и не дать монстру отправиться к праотцам. Сосредоточенно втирая мазь в фингалы под красными глазами, Гермиона подумала, что не будь у него обычного человеческого носа, ей было бы куда проще представить на его месте королевского питона, или гадюку, уж лучше он так и остался бы лысым и похожим на змею. Представить что столько злобы и ненависти мог источать из себя человек было слишком тяжело, сравнять Волдеморта с животным её психике оказалось куда проще. — Теперь костерост, выпейте. И рябиновый отвар, он поможет исцелить внутренние повреждения. Когда с процедурами было покончено, Гермиона облегчённо выдохнула. Она трансфигурировала азкабанскую робу в плед и накинула его на заключëнного, решив для себя, что вероятно завтра ей в любом случае придётся менять повязку, а раздевать этого уродца ещë раз ей совершенно не хотелось. К тому-же его лихорадило, а значит плед в любом случае будет полезен. Отойдя на безопасное расстояние от кушетки, Гермиона наконец-то сняла с Волдеморта обездвиживающие чары. — Убирайся отсюда, грязнокровная подружка Поттера, — просипело чудовище, сразу же, как только оно получило возможность разговаривать и принять лежачее положение. — Всегда пожалуйста, неблагодарный сукин сын, — Гермиона поморщилась и почувствовала желание швырнуть в гада чем-нибудь тяжёлым. Отойдя от него на безопасное расстояние, она смогла немного расслабиться и страх перед узником стал существенно слабее. — Мне не за что тебя благодарить, дрянь, — Волдеморт закашлялся и перевернулся на бок, уставившись на Гермиону своими жуткими глазами. Он сипел, потому что голос у него был сорван, и его неопрятные тёмные волосы патлами спадали на лоб и на глаза, из-за чего эти два красных угля смотрели на Гермиону откуда-то из тени и казались ещё более пугающими. — Ну и ладно, — Гермиона поджала губы, — я понимаю, что благодарность вы испытывать не в состоянии, эта эмоция слишком сложна для вашего тупого свирепого мозга. Волдеморт скривился, услышав наглое оскорбление в свой адрес, но сделать он ничего не мог и поэтому в бессильной ярости лишь тихо зашипел. — Я заставил бы тебя сожрать твою волшебную палочку, если бы смог до тебя добраться, трусливая овца! Убирайся прочь! — Я вас не боюсь! Он сипло засмеялся и снова закашлялся. Когда приступ кашля прошёл, Волдеморт, с ухмылкой высунул свой змеиный язык наружу и сказал: — Я чую твой страх, жалкая лягушка, можешь даже не пытаться его скрыть. — Да ты сам чуть не обделался, когда я направила на тебя волшебную палочку, чтобы обездвижить! — вспыхнула Гермиона, переходя на «ты», и со злым удовольствием отметила, что её слова попали в цель и задели монстра за живое. — Что? Боишься грязнокровок? Вот и поделом тебе! Мог бы хотя бы мне не хамить, за то что я тут с тобой провозилась весь вечер! — О, я непременно скажу тебе «спасибо», дрянь, когда ты в следующий раз решишь испытать на мне какое-нибудь проклятье, — ехидно ответил ей Волдеморт. — На здоровых людях пытки работают гораздо лучше, уж я то знаю, поверь мне. — Что? Да как вы могли такое подумать?! Я бы никогда не… — Пошла вон отсюда, — злобно перебил её Реддл и отвернулся к стене. Гермиона возвела глаза к потолку и сжала ладони в кулаки. Ей стало очень обидно от того, что это чудовище только что приравняло её к себе, решив, будто она способна на такую жестокость. Лечить кого-то, чтобы потом пытать? На такое был способен только Волдеморт. И он мерил людей по себе. И Гермиона на самом деле не ожидала от него благодарности, она прекрасно понимала, что с него взять было нечего — этот ренегат не был способен на добрые чувства, он не мог увидеть свет в людях, он всюду сеял тьму и конечно он не мог ожидать доброго к себе отношения. Ей понадобилось сосчитать до десяти, чтобы прийти в себя. Она не должна позволять ему себя вывести, он стремился всюду посеять тьму, но она не позволит ему посеять тьму в своём сердце, она должна быть сильнее. В конце-концов сейчас его можно было лишь пожалеть — никто не станет от хорошей жизни видеть всюду подлость и жестокость, и за десять лет подобного существования, даже был бы Волдеморт не таким уж монстром изначально, он бы наверняка им стал. — Я это сделала для себя, а не для вас. То, что вы чудовище, ещё не значит, что остальные люди кругом такие же! Он в ответ снова сипло засмеялся, но ничего не сказал. — Я приду сюда завтра, чтобы проверить ваше состояние, скорее всего вы всё ещё будете нуждаться в помощи. До свидания.***
Гермиона, покинув Азкабан, решила сразу же связаться с Кингсли, чтобы не откладывать отчёт до завтра, так как утром она была приглашена в Нору, для празднования дня рождения Джинни. Ей предстояло упаковать сегодня вечером подарок и подобрать наряд, поскольку наверняка там будет Рон, а значит ей просто необходимо блистать. Два года назад они расстались, прямо накануне свадьбы, поругавшись из-за очередной мелочи. Тогда для себя Гермиона решила, что не может выйти замуж за человека, с которым способна поругаться из-за цвета штор, которые они хотели повесить в спальне и предложила не торопиться с браком, Рон, шокированный отказом невесты, психанул и предложил взять перерыв и Гермиона, неожиданно, согласилась. Перерыв затянулся и с тех пор они регулярно пытались сойтись вновь, правда каждый раз снова начинали ссориться. — Мисс Грейнджер, как всё прошло? Кингсли, кажется её ждал, поскольку он распахнул дверь перед Гермионой прежде, чем она успела в неё постучать. — Кингсли, вы знали, что нулевого пытают? — Гермиона решила задать вопрос в лоб, и по лицу министра сразу же поняла, что он всё прекрасно знал. — Как вы можете это допускать?! — Иногда приходится прибегать к жёстким мерам, чтобы выудить из человека ту или иную информацию. — Кингсли! — Гермиона, успокойся. Ты забыла, про кого идёт речь? — Нет, но… — Поэтому я и послал к нему тебя. Раз уж метод физического насилия не срабатывает, ты наверняка сможешь провернуть это иначе. — Это длится все годы, да? Все годы, что он там сидит? — Нет, ну что ты… было всего пару эпизодов, — туманно ответил министр. — Пообещай, что отдашь распоряжение немедленно прекратить! — Я думаю, что физические меры больше и не потребуются, если он заговорил с тобой. Он ведь заговорил? — Опять нахамил, — она пожала плечами. Кингсли фыркнул. — Это уже большой прогресс. Ты пойдёшь туда завтра? — Куда я денусь… — Твоя первостепенная задача сейчас, установить с ним диалог. Он должен к тебе привыкнуть и начать с тобой разговаривать. Никуда. Никуда она не денется, конечно же пойдёт — ей нужно убедиться, что чудовище пошло на поправку, к тому же Кингсли недвусмысленно дал понять, что пыток не будет, если Гермиона сможет разговорить заключённого. Раз уж она взялась защищать Волдеморта от несправедливости, нужно идти до конца. Ей предстояло ещё проверить остальных заключённых, чтобы убедиться, что им ничто не грозит. Ей не хотелось раздувать скандал в прессе, так как она понимала, что вряд ли общественность встанет на сторону Волдеморта, а для неё это обернётся лишь испорченными отношениями с Министром Магии. Нужно было сперва действовать мягче, а уж если не выйдет, и невыразимцы всё равно продолжат издевательства, вот тогда она пойдёт напролом. С этими мыслями девушка покинула министерство и отправилась к себе домой. Она с надеждой думала о завтрашнем празднике в Норе. Скорее всего Рон опять попытается её куда-нибудь пригласить и она опять согласится. И быть может в этот раз всё у них будет хорошо и они наконец-то научатся идти друг-другу на компромиссы? Ведь как-то научились этому Гарри и Джинни, в последний раз ссорившиеся ещё в школе. Почему у них всё так сложно? Почему ей так не везёт в личной жизни? Гермиона вертелась перед зеркалом, примеряя очередное платье и лишь изредка её мечтательная улыбка омрачалась, когда она вспоминала, что после праздника вечером ей предстоит отправиться не на потенциально возможное свидание с Роном, а в камеру к Волдеморту и снова столкнуться с его тяжёлым злобным взглядом. «Я чую твой страх.» Всю ночь ей снились змеи и капающая откуда-то сверху вода.