***
— Мистер Волдеморт? Здесь время как-будто остановилось. Ничего со вчерашнего вечера не изменилось, монстр всё так же лежал на боку, и его красные глаза мгновенно открылись, стоило только Гермионе войти внутрь. Он всё также злобно смотрел на свою посетительницу и конечно молчал. Гематомы на его лице за ночь позеленели и пожелтели, а местами и вовсе сошли. Если бы он закрыл глаза, то его лицо осталось бы вполне человеческим. Можно было бы даже решить, что это не Волдеморт, а кто-то другой, просто какой-то незнакомый Гермионе мужчина, быть может совершивший кражу в лавке, или посаженный сюда за незаконный ввоз в страну запрещённых артефактов. Глаза — зеркало души. В его глазах, с узкими щелевидными зрачками, читалась его ужасающая история. Самый большой и страшный серый волк в этих краях. Тот-кто-достиг-могущества. Небытие и Хаос. Воплощённая Тьма. Даже если бы Гермиона не знала кто он, по его глазам она бы догадалась, что он — демон. — Я вижу, вам уже лучше, — Гермиона держала в руках всё тот же чемоданчик и Волдеморт это заметил. Вспомнив, как вчера он отреагировал на волшебную палочку, девушка решила заранее пояснить: — В целях своей безопасности, я вас обездвижу, хорошо? Мне нужно вас осмотреть. Монстр усмехнулся, но не дёрнулся, когда Гермиона навела на него волшебную палочку и произнесла заклинание «Иммобулюс». Она, как и в прошлый раз, с опасением потыкала его пальцем в плечо, глубоко вздохнула и откинула плед в сторону, обнажая его костлявый торс. Бинт отходил неохотно, из-за заживляющей мази он плотно прилип к коже и отдирался, вероятно чертовски больно, поэтому сперва Гермиона решила снова напоить заключëнного болеутоляющим зельем. Гематомы на его туловище так же посветлели, на месте свежих ожогов появились волдыри, а старые начали покрываться молодой розоватой кожицей. Однако с переломами дела обстояли хуже, кости не срастались, и Волдеморт скривился, когда Гермиона попыталась подвигать покалеченную конечность. Это было скверно. Вероятно из-за истощения у этого чудовищного исковерканного организма не нашлось нужного количества необходимых микроэлементов, чтобы так быстро срастить перелом. Обычно зелье действовало быстро, в течении суток. Но здесь никаких улучшений не наблюдалось. — Я снова дам вам Костерост и Рябиновый отвар. Он послушно выпил зелья и Гермиона снова стала наносить на его торс заживляющую мазь. Его кожа всё ещё была горячей наощупь, а дыхание хриплым и частым. Она заметила, что монстр пристально, и на этот раз вполне сфокусировано на неë смотрит, и изо всех сил старалась не смотреть ему в глаза. Однако, когда очередь дошла до ушибов на его лице, их взгляды всё же пересеклись. Это… было похоже на огонь. Такое странное чувство, когда ты начинаешь смотреть, и почему-то никак не можешь перестать, так обычно бывает, когда начинаешь ночью смотреть на костёр. Что-то завораживающее. Гермиона впервые видела его глаза так близко, она вообще не была уверена, что кто-либо на свете когда-то мог видеть их с такого расстояния, кроме самого обладателя. По форме они оказались миндалевидными, глубоко посаженными и со слегка нависшими веками, что вероятно и придавало его взгляду тяжесть и пристальность. Насыщенный рубиновый цвет, и неожиданно — желтоватые прожилки, лучами отходящие от зрачка в стороны, и по краям переходящие в синеву. Издалека его глаза всегда казались красными, но теперь, вблизи, Гермиона могла разглядеть неоднородность цвета. Жёлтый смешивался с красным и добавлял оранжевые искры, а лазурная синева по краям начинала зеленеть. Зрачки его как-бы пульсировали, они то казались тоненькими, словно ниточки, то слегка расширялись. Глаза эти были обрамлены чëрными поломанными ресницами, кое-где выдранными из век и в правом Гермиона увидела небольшое коричневое пятнышко — невус. Она, вдруг с интересом поняла, что Волдеморт должно быть выдëргивал у себя ресницы, от скуки, или когда нервничал. Это показалось ей настолько невероятным, что она не сразу заметила. Что-то чужое, инородное, с ювелирной осторожностью проникшее в её разум. Она поняла, что что-то пошло не так только, когда Волдеморт сам опустил веки и, тяжело устало выдохнул, прерывая их зрительный контакт. В этот момент Гермиона вскрикнула и в ужасе отшатнулась от него, так и не дотронувшись до лица. Флакончик с заживляющей мазью упал на пол, но к счастью не разбился. — Что вы со мной сделали?! «Дольше трёх минут в глаза не смотреть, вы даже не заметите, если он применит к вам легиллименцию.» Ну конечно. Она попалась в ловушку и этот сукин сын успел покопаться у неё в голове, пока она разглядывала его глаза. Пока она, как глупый бандерлог, заглядывала в глаза Каа, он успел плотно обернуться вокруг неё кольцом и задушил бы, не будь он так ослаблен. Вероятно ему просто не хватило сил на то, чтобы сделать что-то ужасное, и он был вынужден прервать сеанс легиллименции. Теперь, вспоминая слова главного невыразимца о том, что пытки были одним из способов удерживать монстра в узде, Гермиона была склонна ему верить. Возможно, они делали всё это не из-за того, что им просто хотелось кровожадно поиздеваться над поверженным монстром. Возможно, это действительно несло практическую ценность. — И как, интересно?! Много полезного узнал?! Волдеморт приподнял веки и прищурился. Разговаривать он не мог, пока на него были наложены чары, однако что-то презрительное и вместе с тем равнодушное в его взгляде заставило Гермиону почувствовать себя отвратительно, в глазах начало жечь и ей захотелось разрыдаться прямо здесь. Она почувствовала себя неудачницей. Сперва рухнула её, итак отсутствующая личная жизнь, а потом она, как последняя дура, попалась в ловушку Волдеморта и он бесцеремонно препарировал её мозг. Впрочем, почему как? Она и была дурой. Зачем-то припëрлась в Азкабан, зачем-то стала лечить это чудовище и зачем-то всё ещё цеплялась за их с Роном неудачные отношения. Дура. Лучшим выходом из возникшей ситуации было просто молча уйти, оставив Волдеморта под «Иммобилусом», послать Кингсли с его просьбой куда подальше, и никогда сюда не возвращаться. Пускай невыразимцы и дальше несут свою службу, это чудовище заслуживало всего, что с ним происходило. Немного подумав, и всё еще злясь на свою собственную неосторожность, Гермиона сделала решительный шаг к кушетке. Она захотела дать ему пощëчину напоследок, перед тем, как гордо уйти отсюда. Но когда уже было замахнулась, заметила, что зрачки у Волдеморта резко сузились, практически растворившись в красной радужке и тупое ожидание удара во взгляде, какое-то неприятное, «смирившееся», заставило Гермиону замереть на месте. Ей стало до жути противно за своё поведение, ещё вчера она осуждала сотрудников Азкабана за дурное обращение с монстром, а сегодня сама была готова применить к нему физическую силу. И ведь это был лишь один единственный эпизод, Гермиона была готова забыть о справедливости после первого же неудачного контакта с ним, а невыразимцы сталкивались с этим постоянно. Гермиона медленно опустила руку, достала волшебную палочку и сняла с монстра обездвиживающие чары. Он сразу-же машинально отполз к стене и только потом моментальный страх на его лице сменился всё тем же презрением. — Что, испугалась, жалкая лягушка? — издевательски просипел Волдеморт из своего угла. — Боишься? Не бойся, бей, ведь я всё равно не смогу добраться до тебя сейчас, а значит ты останешься безнаказанной, не так ли? — Мне не следовало нарушать инструкцию и смотреть вам в глаза. — Тебе не следовало появляться на свет, грязнокровка, все остальные твои ошибки лишь последствия. — Вам доставляет удовольствие мне хамить? — Да, — честно сказал Волдеморт. — Понимаю, — Гермиона кивнула головой, мысленно считая до десяти и гася вспышку злости, — хоть какое-то развлечение. Я не стану вас бить. Волдеморт зло сощурился. Ему не понравилось с каким спокойствием Грейнджер отреагировала на его выпад. Он ведь почти сумел вывести её из себя, но она оказалась сильнее, чем он думал и сумела овладеть собой. Волдеморт снова чувствовал себя уязвимым и бессильным, и её хорошее к нему отношение задевало сильнее, чем оскорбления. Он хотел снять с этой лицемерной крысы маску благочестия, окунуть её лицом в грязь и доказать ей, что все её глупые попытки посеять зёрна справедливости ничтожны, потому что нельзя посеять то, чего нет. Справедливости нет. — Зачем ты здесь? — спросил монстр. — Я приехала сюда с проверкой и обнаружила нарушения… — Нет, нет, нет, ответ не верный, — сказал Волдеморт, облизнувшись. — Зачем ты здесь? Он сделал ударение на слово «ты» и Гермиона нахмурилась, пытаясь понять, что именно имеет ввиду Волдеморт. Он покопался в её мыслях, а значит уже должен был знать о просьбе Министра. Или не должен был? Какие именно мысли он успел прочитать, а какие нет? — Я не знаю. Она стояла, опустив взгляд в пол и чувствовала, что он смотрит на неё. Снова стало страшно. Что-то вязкое, тяжëлое. В камере пахло железом и Гермиона остро ощутила, вдруг, насколько разными были миры, в которых они существовали. Что-то заскорузлое, стылое, жестокое и холодное окружало монстра, отражаясь на дне глаз. Невозможно было поверить в то, что он был рождëн смертной женщиной и когда-то был младенцем. Нет, он выполз из преисподней сразу же вот таким, и начал сеять хаос. Тьма была его средой обитания. И этой тьмой он заражал всё вокруг, пробуждая в людях их худшие качества. — Не знаю. Я не хотела сегодня приходить, но передумала. — Ты хотела мне отомстить и помучить, грязнокровка? — Нет! — Тогда что? — Я хотела вас защитить от невыразимцев! Она не лгала и Волдеморт это знал. Это всё, что он успел прочитать в её голове — её намерения. Поскольку он был уверен в том, что девчонка лечит его лишь затем, чтобы потом снова покалечить, он хотел знать, когда конкретно она планирует этим заняться, чтобы быть готовым. Он слишком много унижался за эти десять лет своего заточения, слишком часто срывал голос от криков и слишком часто радовал этим невыразимцев. Но он также знал, что всё это было засекречено. А грязнокровка была связана с Поттером, следовательно она потом могла бы поделиться с ним своими воспоминаниями. И Волдеморт не хотел, чтобы Избранный узнал, насколько жалким стал его заклятый враг. Он должен был перенести любые пытки с каменным лицом и желательно молча. И поэтому ему было важно морально подготовиться ко «дню икс». Но в её голове не было мысли пытать его. Он столкнулся с негодованием, обидой, надеждой, жалостью, радостью, но он не нашёл в её мыслях и тени жестокости. Она действительно просто зачем-то решила ему помочь. Просто так. Это он успел прочитать в её намерениях прежде, чем его силы иссякли и он был вынужден прервать контакт. Это было настолько обескураживающе странно, что Волдеморт просто не знал, как теперь на это реагировать. Даже его непомерная гордыня, которая должна была быть задета жалостью к нему грязнокровки, лишь слабо взбрыкнула где-то внутри и от удивления и негодования притихла. Потому что это было неправильно. Она должна была его ударить, посмеяться, проклясть и пожелать всего самого плохого. Но она не должна была его жалеть. Никто не должен был. Он сам себя никогда не жалел и другим это было непозволительно, потому что он всегда отлично знал, что жалости он не заслуживает. — Уходи, — сказал Реддл. — Пошла прочь. Монстр хотел что-то ещё просипеть, но приступ удушающего кашля заставил его замолчать. Гермиона наблюдала за тем, как он, мучительно скривившись, держится за рёбра и ей снова стало его жаль. Совсем чуть-чуть. Она вспомнила, что находилась здесь ещё и по просьбе Министра, и ей нужно было как-то его разговорить. — Мне было скучно дома, неудачный день, хотелось мороженого с фисташками, но в магазинах я его не нашла, — неожиданно сказала девушка. — А здесь вроде бы как не скучно и про мороженое не думаешь. Вот я и пришла. Волдеморт ничего не ответил, он продолжал бороться с приступом кашля и Гермиона записала в память задачу в следующий раз взять с собой средство от кашля, а ещё, наверное, какую-нибудь еду. Он был тощий и вряд ли Костерост поможет срастить кости руки и рёбер, если его тело так и не получит необходимое количество питательных веществ. Азкабанская диета не предполагала чего-то существенного. — Вообще-то рядом с вами тяжело находиться, — Гермиона продолжала говорить в пустоту, но почему-то ей казалось, что она поступает правильно. — Вы ведь самое жуткое зло, которое когда-либо существовало в Британии. У вас родинка в правом глазу, она всегда там была? Сквозь непрекращающийся кашель, монстр наконец-то глянул на неё, и Гермиона отметила, что он удивлён. Похоже, что он не ожидал подобного вопроса. Неожиданные и странные вопросы. Ей следовало быть непредсказуемой, чтобы вывести его на диалог. Он был любопытен, это было очевидно, а ещё ему было тут ужасно скучно и одиноко (если он вообще мог когда-либо испытывать одиночество), а значит ей было нужно как-то его заинтересовать. — Я имею ввиду, когда вы ещё были человеком. — Что в команде «пошла вон», тебе не ясно, грязнокровка? — монстр наконец-то справился с приступом кашля и, тяжело опустившись на кушетку, уставился в потолок. — Ты совсем тупая? — Я могу сидеть здесь сколько угодно, вы — не хозяин положения и не сможете так просто выгнать меня. Волдеморт скривился и поджал губы, но ничего не ответил. За десять лет заточения он постепенно отвык от того, что был когда-то Лордом, но всё же иногда, старая привычка снова появлялась, и он пытался командовать, регулярно получая за это в тык от невыразимцев. Он правда не сможет её выгнать. Кто он такой, в конце концов? Уже никто. Сокрушённый разум. Слепой беззубый василиск. Здесь эта грязнокровка может сделать с ним что угодно, все эти люди могут сделать с ним что угодно, а он может лишь пытаться не сойти с ума, в надежде, что однажды судьба будет к нему благосклонна и он сбежит и всем им отомстит. Или умрёт. Смерть уже не казалась ему настолько страшной, в первый год он боялся умереть здесь, но потом перестал бояться. Кажется, монстр устал, потому что через десять минут молчания, Грейнджер заметила, что он, как-будто, уснул. Вид у него был измождённый. — Мистер Волдеморт? Вы спите? Ответьте на один мой вопрос, и я уйду. Реддл открыл глаза и повернул голову в сторону Гермионы. — Я обещаю, если вы ответите, я уйду. Иначе я буду сидеть здесь и надоедать вам до тех пор, пока невыразимцы сами меня отсюда не выгонят. — Не советую тебе заключать сделку с Лордом Волдемортом, девочка, — монстр усмехнулся, — плохо кончишь. — Это не сделка, это просто компромисс. Вы устали и хотите спать, я всё равно приду завтра, чтобы продолжить лечение. Но сегодня я могу уйти и не надоедать вам. — Ты можешь задать вопрос, грязнокровка, но я не обещаю, что отвечу на него. — Когда вы разговариваете на парселтанге, вы при этом думаете на английском языке? — Парселтанг — мой родной язык, — ответил Волдеморт, — а какой твой родной язык? — Английский, конечно. — Когда ты разговариваешь на нём, ты думаешь на нём? — Да. — Вот ты и ответила на свой вопрос. Он, кажется был немного удивлён. Невыразимцы выпытывая из него информацию, спрашивали другие вещи. Всем нужна была от него информация. Это единственное, что у него осталось — его знания. Грязнокровку интересовала информация максимально бесполезная. — Но ведь и английский ваш родной язык! Когда вы разговариваете на английском, вы думаете на нём, или на парселтанге? — Я ответил на твой первый вопрос, а это уже второй вопрос, грязнокровка, — сказал Волдеморт, — прояви свою хвалёную гриффиндорскую честность и убирайся отсюда. — Но вы ведь сказали, что я сама на него ответила, — хитро заметила Гермиона. — Убирайся. Последнее слово он произнёс совсем тихо. Похоже, что такое количество слов, произнесённое вслух, стало серьёзным испытанием для его итак сорванного голоса. Гермиона подумала, что для повышения разговорчивости Реддла, ей наверное стоит ещё и что-то для голосовых связок сюда принести завтра. Какое-нибудь лекарство. — До свидания, мистер Волдеморт. Я приду к вам завтра, надеюсь мне удастся что-то сделать с вашим кашлем, колдомедик окажется здесь ещё не скоро.***
Отчитавшись Кингсли о своём визите к Волдеморту, Гермиона заполнила отчёт, касающийся её последней инспекции в Ратлендский питомник Драконов, обсудила с Джастусом их следующую цель — второй питомник в Корнуоле и даже разобрала свой рабочий стол, уничтожив кучу ненужных бумаг. Вернувшись домой, она поняла, вдруг, что на самом деле не думала про Рона и его новую девушку всё это время. Даже сейчас, когда она уютно устроилась с книжкой в кровати, все её мысли постоянно возвращались в Азкабан, к жуткому чудовищу с раздвоенным языком. Она гордилась своей находчивостью, гордилась тем, что могла побороть страх перед Тьмой, и даже то, что Волдеморт смог проникнуть в её разум, больше Гермиону не расстраивало. Что бы он там ни увидел, ей показалось, что это стало тонким мостом между их мирами. Потому что Волдеморт мог бы и не отвечать на её вопрос. Ну просидела бы она в его камере ещё час, а потом невыразимцы всё равно попросили бы её покинуть заключённого. Он мог просто молчать, но он ответил. Он с ней разговаривал, хотя до этого хранил молчание. Конкретно с ней — с Гермионой Грейнджер. Это было… приятно. Возможно, Кингсли был прав, и Гермиона действительно сможет втереться к монстру в доверие, а потом узнать у него про крестражи? Кингсли не уточнял, какая именно информация его интересовала, но Гермиона была уверена, что дело в крестражах. Им нужно было знать, существует ли ещё один, и если да, то где. Главное быть осторожной и не позволить Волдеморту её обмануть. Наверняка он мог преследовать свои цели, когда пошёл с ней на контакт. Он был хитрым и умным, и с ним следовало быть настороже, чтобы не оказаться втянутой в его коварные замыслы. Пусть Реддл и был, кажется, сломлен, это могло быть обычным притворством. Если у неё получится, дальнейший рост по карьерной лестнице ей обеспечен. Она направит свои эмоции от переживаний из-за Рона в нужное русло и добьётся успехов, а там глядишь, встретит того самого. А быть может эта новая его девушка всего лишь очередная, и в Нору он её специально позвал, чтобы Гермионе насолить? Ей не следует обращать внимания на такие мелочи, если уж она сегодня смогла противостоять Волдеморту в его попытках вывести Гермиону из себя, то всё остальное ей точно по плечу. К тому же… Гермиона бездумно глядя в открытую книгу, подавила появившуюся на губах улыбку. К тому же, это правда было интересно. Думал ли он на парселтанге, или на английском языке? Даже самых опасных и свирепых монстров необходимо изучать, чтобы в будущем полученная информация могла послужить человечеству в благих целях. Возможно она сумеет извлечь из этого «знакомства» пользу для себя. Гарри и Рону про её работу знать было вовсе не обязательно, хотя Гермиона была уверена, что ни Гарри, ни Рон не одобрили бы пытки по отношению к Волдеморту, пусть даже он и был их заклятым врагом. Она вспомнила, как Гарри рассказывал о своём «путешествии» на вокзал Кинг-Кросс, после «смерти», как он рассказывал про уродливое несчастное существо, которое нашёл под лавкой. Нет. Гарри бы не одобрил, он бы тоже заступился, как и Рон… Она не делает ничего дурного. И чуть позже, когда она получит действительно важную информацию от Реддла, она непременно им всё расскажет. А пока что это будет её маленькой личной тайной. Читать не получалось, и Гермиона решила лечь спать, чтобы поскорее наступило завтра. Уснуть правда не получилось, потому что неожиданно её мозг стал натужно думать о том, что едят человеко-змеи? Точнее один конкретный человеко-змей. Ел ли Волдеморт мышей? Или он предпочитал человеческую пищу? И если он ел мышей, то он их ел мёртвых или живых? Сырых или варёных? Или быть может жареных? Когда Гермиона поймала себя на дурацких рассуждениях о гастрономических пристрастиях Волдеморта, она строго заставила свой мозг прекратить думать об абсурдных вещах и немедленно уснуть. Мозг её сперва не послушался, однако мысленный пересказ первой главы «Жизнь с легилиментами: Следите за своими мыслями», всё-таки отправил её в царство Морфея. Ночью ей снились жуткие красные глаза, с пульсирующими зрачками. Гермиона видела в насыщенном красном множество других оттенков, переливающихся и смешивающихся и во сне думала, что они похожи на звёздную туманность. Она протягивала руку к этой туманности и та затягивала её куда-то во тьму, туда, где было пусто и тихо, и, пройдя «горизонт событий», Гермиона понимала, что уже никогда не сможет вынырнуть обратно. Наверное, если бы её сон увидела Сивилла Трелони, она сказала бы, что Гермионе грозит страшная опасность. Но во сне Гермиона думала, что за горизонтом не так уж и плохо. Во тьме было спокойно и она слышала биение собственного сердца. Только тихий шелестящий голос в голове осторожно предостерегал: «Не советую тебе заключать сделку с Лордом Волдемортом, девочка.» Этот голос не принадлежал Гермионе. Это был голос Тьмы.