Ценнейший подарок

      Неприятный мороз бил по коже, заставляя тупых магглов прятаться по домам. Всё было ужасно неприветливо — резкий ветер исполнял грубые серенады, неприятно покачивая деревья, а солнце совсем скрылось, словно неприветливая барышня, не желающая смотреть на этот глупый мир.       Казалось, что вся земля резко замолкла, прислушалась, словно заинтересованные разговором, тихо исходящим вдали.       У дороги, около старинного, но интересного поместья стояло трое.       — Позаботься о нём.       Холодный голос раздался вблизи, разрезая ножом приятную паузу.       В нём что-то было непонятное, смешанное в эмоциях и даже пугающее. Холодный взгляд мужчины проскользил по детскому телу настолько внимательно, что на секунду девушке привидилось, как сомнения неприятно душили мужчину. Однако эта мысль быстро испарилась.       Тёмный Лорд подошёл ближе, передавая мальчишку в руки ведьмы под внимательным взглядом её супруга, который, как казалось, готов упасть на колени.       Та, подхватив ребёнка дрожащими руками улыбнулась и максимально заворожённым взглядом посмотрела на мужчину.       Тёмный Лорд был идеален во всём — сильнейшая магия и обаятельная внешность, молодое тело, а также крайне амбициозный характер стало чем, от чего Беллатриса скулила по ночам. Она водила хрупкими пальцами по клитору, шепча совсем тихо от возбуждения и стыда его имя.       Она хотела большего. Больше, более чем иные слиться со своим Лордом и быть настоящей защитой и поддержкой мужчины. Словно соблазнительное сочетание недоступности и прекрасности, он был схож со змеем искусителем, соблазнившим Еву своими сладкими речами и невероятной харизмой.       Ноги Лестрейндж стали ватными и та чуть не упала.       Потоки оргазма и дьявольского восторга проскочили по телу, кидая его в волны дьявольського экстаза и соблазнительных видений. Сердце едва ли не выпрыгивало из груди, от чего бурные мурашки волнами проходились по телу.       Но она не могла ничего. Могла лишь покорно поклониться мужчине, подавляя внутреннее желание подчиниться полностью, поклониться в ноги и заплакать лишь от того, что Тот, Её свет и личная тьма, её подарок и благословение снизошёл к юной ведьме.       До остатка, до политого живота Лестрейндж спермой, стекаемой медленно из члена Реддла, до возбуждённых вздохов и, в конце, последнего вздоха перед грязной кончиной.       Она хотела служить, быть покорной, словно мелкая букашка только Лорду. Только тому, кто стал её единственной любовью и главным вдохновением.       О, и несмотря на своё презрение к магглам, внутри души Лестрейндж никак не могла назвать Тома чем-то мерзким, даже несмотря на то, что тот — всего-лишь полукровка.       Маленький Гарольд, лежа на прохладный руках женщины уснул, совсем не думая о том, что только что случилось. Он был мал, совсем слаб и неопытен, а самое важное — неспособный к тому, чтобы сказать правду.       Лестрейндж, несмотря на всё, была удивлена, частично даже сокрушена от факта, что Тёмный Лорд дал ей дитя, но старалась не задавать вопросов.       Раз так решил Мой Лорд, то нельзя ему перечить — подумала мадам Лестрейндж, прижав дитя, и смотря за тем, как ловко трансгрессировал мужчина       Неприятные мысли, словно камни, привязаные к телу жертвы тянули её вглубь, как в дну Чёрного озера. Тянули к своему отчаянью, страху и чувству разбитости. Чувству тоски, ненужности и ярости, и лишь рука Тёмного Лорда, протянутая Беллатрисе была её единственным спасением.       И лишь когда тот исчез, смотря на ребёнка, Лестрейндж поняла одну ужасную вещь.       Кажется, это его сын       Вмиг лицо Лестрейндж стало неузнаваемым — оно словно искрилось болью, закутаной внутри оболочки, которая старалась взняться вверх.       Беллатриса совсем не заметила, как из её глаз полились слёзы. Слёзы ядовитые, словно дикая и опасная кислота, как яд дикой кобры, текли с её глаз и падали на землю.       Внезапно та закричала: так громко, что на долю мгновенья Рудольфусу показалась, как все вороны города испугались и убежали куда подальше, скрылись, словно пугливые жертвы или Хвост, стоящий рядом.       Он пытался её трогать жирными руками, пытался якобы успокоить, хотя, в этой ситуации всё выглядело как издёвки, однако никак горю это не помешало. Отчаянье, злость и такая сильная боль, что вся магия готова была выпрыгнуть из груди и кинжалами убить каждого хотели свести женщину с ума.       А та и не стала сопротивляться позывам злости, гнева и ненависти.       Она почти швырнула мальчишку в руки Лестрейнджа, захохотала       Она хотела плакать лишь от мысли, что её Лорд был способен быть с кем-то другим. И, уж тем более, она бы точно пришла в ужас, если бы это была жалкая маггла.       Гнев мигом сковал тело, а затем заставил кинуться вперёд, словно стая диких шакалов. Беллатриса быстро передала дитя Рудольфусу, борясь с желанием разбить его головой об камень и побежала.       Женщина, уже совсем сходя сс ума резко схватила палочку и крикнула заклинание.       Резкая вспышка тёмного света ослепила, а затем под резкий свист врезалась в Хвоста, что распластался на земле, словно труп. Мерзкий вскрик раздался где-то рядом, а затем перебился криками Лестрейнджа.       Он закричал что-то, а затем шустро вытащил палочку и ударил неизвестным заклинанием, но Лестрейндж ловко его отразила. Глаза Лестрейндж светились садистким удовольствием. Она хотела боли.       Она желала страданий, выразить свою боль, как боксёр, бьющий грушу.       Рьяный, сумашедший крик вышел из рта Беллатрисы. Та напала коршуном, сделав выпад в сторону и отразив ещё одно заклинание с громким криком. А затем отразила снова.       Снова, снова и снова. Беллатриса Лестрейндж была похожа на Бога войны, рассекающего каждого врага на мясные куски.       — Белла, что подумает Тёмный Лорд?! — раздался вскрик от кого-то из пожирателей и та остановилась, замерев, когда тушка Лестрейнджа, подобно покойнику, легла на землю.       Искристая аура, злобная и неприступная, опасная и пугающая развивалась где-то вблизи, однако Белла больше не хотела сражаться.       Она замерла и поняла, что совершенно не хочет нарушать волю Лорда, как бы ей не было грустно и ужасно.       — Н-наш Лорд просил позаботиться о ребёнке — изрядно запыханный Рудольфус, заметив, что супруга стала значительно тише, посмотрел в сторону куста, куда в ходе боя закинул мальчишку, — а потом выполнить наше дело       Ребёнок молчал.       Что-то странное, страшное и пугающие до глубины души ударило по чистокровному, что вынудило поднять тело и подбежать к мальчишке.

*

      Спустя некоторое время супруги были дома.       Тёмный особняк встретил их, как подобает настоящему дому чисокровного рода — приветственно, но безумно уважительно при всём этом.       Перед хозяевами сразу появился домовик в грязном, неприятном подобии обносков, и как только это произошло — сразу получил круцио в лицо.       Домовик старался не кричать — всё, что делают его хозяева во благо, ибо он — никто. Всего-лишь маленький, жалкий эльф, ничтожное подобие по мнение Лестрейндей на человека.       И всё это видел Гарольд: он лежал в руках женщины, с ужасом смотря на всю картину. Мальчик, которого Беллатриса, скрипя зубами приняла как продолжение Воландеморта.       Тело мальчишки совсем ослабло — тот плакал, стараясь словно всё прекратить, уменьшить жестокость Беллатрисы.       Но та даже не пыталась слушать.       Она наслаждалась, и прекратила лишь когда недовольный Рудольфус вытащил мальчишку из его рук.       Он понёс ребёнка дальше, вглубь поместья, игнорируя тёмные коридоры и говорящие картины, с интересом смотрящие на него.       — Это твой сын? — резко спросило изображение толстой женщины, скорчив недовольную гримасу — Я его тут не видела.       — Это мальчишка Нашего Лорда, — заявил мужчина, решив в дальнейшем ничего не говорить портретам.       Рудольфус Лестрейндж принёс ребёнка в комнату, специально подготовленную для него.       Это помещение было чуть ли не самой большой и красивой частью дома. Вход украшали чёрные позолоченные колонны, а за тёмной дверью из дорогой породы покоилась спальня мальчишки.       Большая, тёмная, но вполне уютная спальня выглядела как замечательное место, где можно спрятаться от мира достойно, как настоящий чистокровный. Огромная детская люлька стояла около полок, на которых были размещены игрушки, несколько десятков томов различной литературы и мебель, предназначеная для детей.       Рудольфус хотел иметь детей — он мог уверенно это подтвердить, да только сейчас гнездо, которое он, словно птичка, создавал для детей будет предназначено другому мальчишке. Но стараясь игнорировать свои мысли, Рудольфус решил, что выполнит всё, что ему приказывают. *       Пару дней спустя, наблюдая за ребёнком, Беллатриса Лестрейндж свыклась со своим подозрением и несмотря на свою ненависть к возможной матери Гарольда, прониклась симпатией к мальчику.       Он ей напоминал Лорда — такой же темноволосый, со схожими чертами лица и даже похожими глазами настолько, что сомневаться в их родстве было — тупой ошибкой.       Несмотря на пролитые по вечерам слёзы, она старалась срываться на всех вокруг не так сильно. Лишь изредка пытать эльфа, материться и швыряться круциатусами не так сильно, а также при этом хорошо выполнять задания. Беллатриса стояла посреди старой комнаты, разнесённой заклинаниями.       В её руках была палочка — страшная и опасная, она была её самым страшным оружием для пытки.        — О, мой старый мальчик оказался совсем идиотом, — сказала она, возвышаясь над толстым мужчиной.       Это был мужчина средних лет, жирный, с жуткими пальцами-сардельками и потрескавшимися трусами в бабочку. С потрескавшейся, не застёгивающейся до конца рубашкой с следами ярко-алой крови, он извивался, просил о пощаде.       — Как ты смеешь оскорблять Нашего Лорда?! — провопила Лестрейндж и послала очередное Круцио— Как ты можешь игнорировать его помилование, тварь?!       Невероятно огромный мужчина что-то провопил, и зарыдал ещё сильнее.       Беллатриса Лестрейндж послала на него ещё одно пыточное заклинание, и пока тот трясся от боли, смеясь, подобно безумной женщине, кинулась рыскать в поисках чего-то.       — П-помогите! — закричал он, едва сдерживая себя.       Комната утопала в криках агонии, страхе и ауре чего-то дикого, такого знакомого Беллатрисе, что с её губ на секунду потекла слюна.        Она вспомнила ради кого всё это делает — для Лорда, для идеала, и почувствовала приливающий жар между ног. Она вздрогнула, стараясь сосредоточиться, а затем недовольно развернулась к орущей жертве:       — Где?! — спросила она, вытащив ещё раз волшебную палочку, — Где воспоминания?!       Мужчина ничего не ответил, сжав губы по маленьких кровоподтёков.        — Где, тварь?! — снова закричала она и резко улыбнулась, схватив мужика за голову, — О, так ты у нас пытаешься играть в героя? Маленького, хотя, не совсем героя? — сделав паузу, она гаденько улыбнулась и продолжила, — Ты нарушил планы Тёмного Лорда, предскавляешь, чем это заканчивается?        — Я-я сделал правильно! — закричал он, пытаясь не заплакать — Вы… используете… Тёмную магию и… хотите уничтожить всех!       Беллатриса Лестрейндж резко замолчала, а потом, не сдерживая себя рассмеялась.       — Такие очевидные вещи дано знать не всем, глупец, — Беллатриса, вновь вытащив палочку направила на него, — ты удивительно храб и глуп, настоящий гриффиндорец. Яркая вспышка ударила в лицо мужчины и тот снова принялся корчиться от боли.       А тем временем Лестрейндж начала окончательно крушить всё вокруг, аж пока не добралась до странной коробочки.       Открыв её, женщина увидела флаконы с запоминаниями для омута памяти и усмехнулась