ἁμαρτία (др.греч. «ошибка») — понятие, обозначающее изъян героя, либо его роковую ошибку, которая становится источником нравственных терзаний
— Может быть, это полнолуние на тебя так повлияло, но тебя несет вообще, — Олег кидает это, уже развернувшись спиной и к жителями деревни, и к операторам, и к брату. Он не видит его реакцию, не хочет даже встречаться взглядом, но достаточно и брошенных ему вслед слов. — Может быть, Олег, может быть, — тянет Саша почти издевательски, давая понять — ему не особо важно, что скажет младший, мнение он все равно не поменяет. Олег уходит, не оборачивается, потому что смотреть на Сашу сейчас страшно. Ему кажется, что ещё несколько минут съемок, ещё несколько моментов рядом с братом, который трясется почти болезненно, смотрит обиженно и с вызовом из-под бровей, складывает руки на груди и опять ничего не объясняет, ещё совсем немного и Олег сам впадет в истерику и растеряет последние капли самообладания. Показывать слабость перед камерами не хочется. Показывать слабость перед Сашей — тем более. Олег упрямо идёт вперёд, не обращая внимания на грязь, липнущую к ботинкам, и судорожно снимая с себя микрофон с петличкой. Он ещё несколько секунд слышит чужие шаги, но по итогу даже операторы сдаются и возвращаются к толпе. Олег выдыхает. Воздух вырывается из легких рвано, нарушая повисшую рядом с кладбищем тишину. Олег радуется, что никого нет поблизости, потому что его попытки вздохнуть полной грудью и прийти в себя выдали бы его сразу. Он считает до десяти и обратно, делает ещё один глубокий вдох, такой, что легкие горят, и останавливается на месте. Впереди в нескольких метрах стоят машины и кто-то из съемочной группы. Сзади, у этого чертового кладбища, стоят остальные и Саша. Олег замирает и закидывает голову назад, тупо пялясь на небо. Здесь оно совсем другое и напоминает ему о доме — чистое, темное-темное, с яркими крупными звездами, намного красивее, чем московское. Олег смотрит и смотрит, надеется, что это поможет успокоиться и собраться с мыслями. Только вот в голове до сих пор бардак, когда он слышит приближающиеся шаги сзади. Остальные возвращаются, а Олег сжимает кулаки и, наконец, двигается. Глаза жжет, а картинка перед глазами плывет. Олег спешно проводит рукой по лицу, смахивает проступившие слезы, потому что это глупо. Это ужасно глупо, Олег не должен плакать, не должен так мучиться от обиды и такого противного ощущения неправильности. Не так он себе представлял их общее испытание с Сашей. Знал их склочные характеры, помнил все мелкие и крупные ссоры, готовился к перепалкам по поводу и без, но не к этому. Не к этой внезапно возникшей стене, из-за которой он не может даже взглянуть на брата, а тот молчит и усиленно делает вид, что Олега рядом нет. Они забираются в машину, в этот раз большую и дающую возможность рассесться в разных рядах и разделить пространство креслами и другими людьми. Олег достает наушники, но даже музыка сейчас раздражает, поэтому он лишь сидит в них и слышит приглушенные голоса вокруг. Окно холодит лоб, пока он наблюдает за каплями дождя, лениво сползающими по стеклу. Он ощущает чужой взгляд — ощущает взгляд Саши, его он ни с чем не спутает. Брат закрывается, выстраивает вокруг себя прочную защиту, но все равно наблюдает за ним, прожигая спину и заставляя ещё сильнее прикусить губу. Олег злится, Олег ничего не понимает и хочет встряхнуть Сашу посильнее и спросить, что произошло. Но Олег, даже если внутри все орет в истерике, не оборачивается и не заговаривает. Дорога до ближайшего города и маленького захолустного отеля дает время подумать. Правда, Олегу это нисколько не помогает, он лишь ещё больше путается в своих мыслях и эмоциях, закапывая самого себя все глубже. Время на подумать превращается в долгие минуты самокопаний. Олег до сих пор не понимает, что именно произошло и как вообще они в это вляпались. Он не понимает истерику Саши и его сумасшедший взгляд, не понимает это якобы проклятье, которое он сам почему-то не почувствовал, не понимает собственную злость, обиду и беспомощность. Он хочет верить, что сделал все правильно — в конце концов, они не обязаны сходиться в версиях, а он сам не должен всегда соглашаться с Сашей, так ведь? Он до сих пор уверен в своей теории, только вот вся ссора вызывает приступ тошноты. Ещё хуже от молчания, возникшего после. Олег упрямо смотрит в окно, но к Саше внутри тянет несмотря ни на что. Он обрывает себя, прикусывает внутреннюю сторону щеки и запрещает себе оборачиваться. Олег не хочет так просто сдаваться и снова уступать. Отказывается давать слабину и идти мириться первым, потому что нет здесь его вины. Он не сделал ничего такого. И это дурацкое желание заползти Саше под бок и привлечь к себе внимание, заставить посмотреть как прежде, забить на ссору и сделать вид, что ничего не было — оно раздражает до невозможности. Олег качает головой и высматривает среди темноты и ливня дома и таблички, надеясь, что уже скоро они окажутся на месте. Он хочет вырваться из этой ловушки и отгородиться от Саши не только мысленно, силами, которых осталось совсем немного, но и реальными стенами номера. Пока остальные разгружают машину, лениво болтают и в кой то веки не обращают на него внимания, Олег выскальзывает на улицу и заходит отель. Это громкое название для здания, в котором лишь хлипкий стол на входе, два этажа и десяток комнат со старой мебелью и тусклыми обоями. Олег хочет скрыться как можно быстрее, сумка с рабочими вещами на плече кажется как никогда тяжелой, а ноги еле слушаются. Но его тормозит хозяйка гостиницы, расспрашивает о съемках, о чем-то магическом, сует в руки блокнот для автографа и, кажется, вообще не обращает внимания на то, что Олег молчит. Он даже не вдумывается в разговор, кивает пару раз, расписывается на автомате и выжидает ещё минуту, прежде чем можно будет прервать эту одностороннюю беседу, не показавшись грубым. Олег замечает на краю сознания, что руки у него уже подрагивают, а виски сдавливает от головной боли. Он хочет просто лечь, закрыть глаза и забыть этот день, оставить его позади и больше не вспоминать. Но женщина все говорит и говорит, пока дверь сзади предательски хлопает. Саша входит внутрь один, Олег слышит его шаги и ощущает знакомый запах, когда тот подходит ближе. Он на мгновение надеется, что сейчас брата тоже отвлекут разговором, а он сам сможет скрыться у себя в номере. Женщина и правда открывает рот, тянется к ручке, но тут же тушуется и лишь сочувственно вздыхает: — Устали с дороги, да? — спрашивает она и желает им хорошей ночи. Олега разрывает изнутри от несправедливости. Теперь уже обидно совсем по-детски, потому что от Саши отстают за секунду, не мучая расспросами. Саше достаточно слабо улыбнуться и все происходит именно так, как он хочет. Саша уже направляется к единственной лестнице наверх, где находятся оба их номера. Олег даже раздумывает о том, чтобы выйти на улицу и покурить, занять себя чем-то и не оказываться с братом в одном помещение наедине. Но за дверью ливень и съемочная команда, а Олег устал, так ужасно устал, что хочется просто спрятаться под одеялом и закрыть глаза. Он медленно идёт к лестнице за Сашей, шаг за шагом, преодолевает каждую ступеньку с трудом, впиваясь взглядом в поникшие плечи брата. Тот тоже плетется наверх медленно, без былого задора или адреналина, с которым он бегал по кладбищу. Саша не оборачивается. Они выходят в узкий и короткий коридор, пачкают ковер, отдающий чем-то совковым, зачем-то расстеленный на полу, подходят к соседним дверям и замирают практически одновременно. Олег сжимает ключ — обычный, механический, холодящий кожу — и мнется. Не слышит даже шороха сбоку, будто Саша не дышит, не двигается ни на миллиметр и тоже ждёт. Олег не хочет смотреть. Олегу, где-то глубоко внутри он это прекрасно знает, необходимо увидеть. Он не сдерживается и поворачивается, так и не открыв дверь. Саша и правда стоит на месте, не двигается и смотрит на него в ответ. Олег не ожидает такого, вздрагивает, когда они сталкиваются взглядами. Брат смотрит на него покрасневшими глазами, на нем уже нет линз, из-за чего Саша сам весь кажется совсем беззащитным. Меньше, тоньше, слабее, пока он горбится и сжимает пальцами ручку двери до белых костяшек. Саша ничего не говорит, лишь смотрит, а между ними вновь повисает неприятная тишина. Олег силится придумать, как её разрушить, но все кажется неправильным. Ему страшно сказать что-то не то, ему обидно, потому что Саша тоже молчит. Они стоят как два идиота еще пару мгновений, пока Олег все же не отводит взгляд. Он судорожно вставляет ключ в замок, поворачивает его один раз и падает в темноту комнаты. В безопасность, скрываясь за тонкими стенами от взгляда брата. Олег отпускает себя, как только захлопывается дверь. Сумка падает на пол, обувь летит в разные стороны, руки дрожат, пока он добирается до раковины и подставляет лицо под холодную воду. Взбодриться не получается, а из заляпанного зеркала на него смотрит какой-то другой, неправильный Олег. Он не узнает сам себя и морщится, вылетая из ванны. Одежда под пальцами путается, он еле стягивает её, прежде чем упасть на кровать и услышать подозрительный скрип. Матрас неудобный, белье колется и на коже ощущается неприятно, но Олегу уже плевать. Он заворачивается в одеяло, жмурится и утыкается носом в подушку. На улице все усиливается ливень, но он этому даже рад. За этими звуками можно успешно игнорировать шорохи, которые не скрывают тонкие стены. Саша где-то там тоже умывается, укладывается, а, может, просто курит в окошко, наплевав на бесполезный запрет курения в гостинице. Олег обрывает эти мысли и пытается отгородиться, чтобы не думать больше о брате и не зарываться в эти чувства ещё больше. Но только если от звуков или едва ощутимой ауры можно отстраниться, в голове все равно до сих пор стоит образ Саши. С грустными, уставшими и явно покрасневшими от слез глазами. Олег сжимается, сворачивается в позе эмбриона и запрещает себе плакать. Он проваливается в сон слишком быстро, неожиданно, его словно отрубает, а под веками не остаётся ничего кроме темноты.***
Олег не сразу осознает, почему его резко выкидывает в реальность. Он приходит в сознание, но глаза не открывает. Ресницы будто слипаются, во рту сухо, а сбоку кто-то настойчиво трясет его за плечо. Олег, сонный и потерянный, безуспешно пытается понять, кто вообще может находится у него в комнате. Неужели он пропустил все будильники? Он уже представляет, как придется в спешке собираться, завтракать какой-нибудь шоколадкой на ходу и приходить в себя уже машине по дороге в аэропорт. Он, наконец, открывает глаза и косится на Марьяну. — Олег, мы приехали, тут идеальное место, — говорит она и улыбается уголком губ. — Сашка уже на улицу выскочил, мы тебя ждём. Она не дожидается ответа, отворачивается, и Олег этому рад. Потому что он может со спокойной душой пялиться ей вслед, а потом озираться вокруг. Нет никакой комнаты гостиницы, нет стареньких обоев или неудобной кровати. Он сидит в знакомой машине, а мимо него наружу пробираются операторы. — Ты в порядке? — хмурится одна из из ассистенток, на что Олег еле собирается и слабо кивает, чтобы от него отстали. Ему нужно остаться одному. Ему нужно как можно быстрее ущипнуть себя, оставить красный след на коже, надеясь, что это заставит его проснуться. Потому что это все не может быть чем-то, кроме бредового сна. Повторения вчерашнего дня, которое его уставший мозг решил крутить на повторе, высасывая последние силы. Олег впивается ногтями в руку, на всякий случай прикусывает губу, моргает часто-часто и в панике оглядывается вокруг. В машине уже никого не остаётся, поэтому он может вести себя как угодно. Только вот очнуться ему это не помогает. Олег вываливается на улицу от безысходности. Он подозревает, что увидит снаружи, но все равно внимательно оглядывает каждую деталь, стараясь найти несостыковки. Если это сон, — а это он, не может не быть, других объяснений происходящему нет — должны найтись едва заметные дыры. Неестественный цвет неба, меняющиеся за секунду персонажи, резкие скачки во времени. Любая деталь, которая позволила бы Олегу выдохнуть и дождаться окончания этого кошмара. Вот только нет никаких бредовых подробностей, нет внезапно возникших монстров или нелогичных поворотов событий, есть лишь точное, слишком точное воспроизведение всего, что Олег уже видел и слышал. Этот сон пугает своей реалистичностью, пока Олег осматривается вокруг. Они стоят у дороги, он видит как ребята спускаются в низину, освещаемую луной. Это то самое место, которое ещё вчера выбрала Марьяна для проведения своих практик. То самое, которое она пообещала найти по дороге в отель. То самое, где начался вчерашний бред. Они втроем решили, что общий обряд не помешает, тем более что и Саша, и Олег Марьяне доверяли и относились к её работе с определенной долей любопытства. Договорились, что проведут все ночью, а сама женщина найдет подходящее место по пути. Олег только сейчас вспоминает про оставленный в кармане телефон, судорожно достает его и мажет взглядом по экрану. Половина четвертого утра. Дня, который давно уже должен был закончится. — Олежка, ты чего там застрял? — кричит Саша. Голос брата вырывает из ступора, потому что он звучит не враждебно, потому что от собственного имени сердце предательски щемит, потому что Олег помнит это место, это время, это начало обряда, а теперь вновь чувствует направленные на себя камеры. Он не хочет спускаться, надеется лишь, что скоро проснется, но ноги уже сами несут его вниз. На улице прохладно, Олег дрожит из-за ветра и мечтает вернуться в тепло машины, а ещё лучше — в кровать. Может быть, дело совсем не в холоде, потому что погода явно не объясняет мурашки и капли холодного пота на спине. Это и правда похоже на бредовый кошмар. Олег позволяет втянуть себя в бесконечные действия, перетекающие одно в другое, принимает повязку от Марьяны, едва дергается, когда чувствует её руку у себя на локте с одной стороны и руку Саши с другой. Они цепляются за него, утягивают в нелепый танец по кругу, пока он сам жмурится только сильнее под темной тканью и старается, всеми силами старается, проснуться. Ничего не выходит, зато он с надеждой вспоминает следующую практику. Чужая ладонь оставляет пощечину на щеке, под которую Олег послушно подставляется. Саша смотрит на него внимательно, не отводит взгляда и напоследок, после удара, оставляет пальцы ещё на пару мгновений у него на щеке и спускается едва ощутимым движением ниже. — Давай еще, — Олег уже не помнит точно, сколько раз ударил Саша тогда, но сейчас он надеется, что такой резкий физический контакт выкинет его в реальность. На эту просьбу брат хмурится, однако не спорит. От удара кожа горит, а Олег до сих пор стоит на том же месте и встречается взглядом с Сашей. Ничего не меняется. — Теперь ты, — слышит он со стороны от Марьяны. — Ну же, не бойся, я тебя в ответ не укушу. Если не попросишь. Она улыбается, явно стараясь разрядить атмосферу и дать понять, что практики — это другое дело, здесь не нужно бояться причинить боль. Олег помнит, как вчера действительно отключался в каком-то смысле, погружался в себя и воспринимал и Сашу, и Марьяну немного по-другому. Сейчас же он чувствует отрешенность по иным причинам. Олег вновь позволяет этому сну поглотить его, он оставляет пощечину им обоим, а после вновь цепляется за них руками, пока они соединяются в единое целое и расходятся. Марьяна погружается в воду, а Саша падает на колени и почти зарывается лбом в землю. Олег его понимает, Олег сам еле стоит на ногах и раздумывает, приведет ли его в чувство холодная вода. Ему нужно проснуться как можно быстрее, потому что все эти обряды — это почти норма, он может пережить это и во второй, и в третий раз, но он слишком хорошо помнит, что последует дальше. Олег жмурится и мысленно умоляет, чтобы все это прекратилось. Но его, конечно, никто не слышит. Марьяна возвращается, Саша по-детски и слишком живо улыбается и повязывает черную ленту у себя на лбу. Олег, как и вчера, сглатывает и еле отбивается от мысли поправить чужую челку. Даже зная, что произойдет дальше, — этот сон до сих повторяет реальность в мельчайших деталях — Олег дергается в с сторону и морщится, когда Марьяна спрашивает под прицелом камер: — Ну что, как на испытание пойдем? — Это вопрос, — задумчиво бросает Саша и буквально съедает Олега взглядом. Он будто уже знает, что именно произойдет. Нет, не знает, не может знать, иначе бы не улыбался и не сверкал глазами, не подначивал так рьяно. Олег, прекрасно помня все до малейшей детали, хочет сбежать как можно дальше, заткнуть уши и скрыться от этих воспоминаний. — Я предлагаю бутербродиком идти, я колбаска, а Шепсы хлебушки, — смеётся Марьяна. Это все в прошлый раз повеселило Олега, пока ещё ситуация была безобидна и не предвещала ничего плохого. Он тогда даже хотел вслух произнести совершенно неуместную шутку про тройничок, которая сама собой возникла из-за этого глупого сравнения. Вчера до этого так и не дошло. А сейчас было совершенно не смешно. — Можно так, если только Саша согласится пойти первым, потому что мне без разницы каким, но я хочу пойти после него, — говорит он словно на автомате, слова сами вырываются, пока он нервно крутит в руках цепочку от одного из амулетов. Он ждёт, что вот-вот все должно закончиться. Не может этот сон длиться так долго. Олег надеется, что произнесет нужную фразу, найдет код, который освободит его, но все происходящее идёт своим чередом и заканчиваться никак не хочет. — А почему для тебя принципиально? — Марьяна, пусть и обещала не кусаться, словами вгрызается в него и не отпускает. — Ну вот он старший брат, пусть идёт первым, — в этот раз Олег отвечает совсем безэмоционаоно. Повторяет свою реплику, не вдумываясь в слова. Саша — старший. Саша — первый. Саша упрямо смотрит на него, улыбается уголком губ и держит руки ладонями вверх, будто протягивая их в молебном жесте. Только в лице у него нет ни намека на просьбу. Саша давит без слов, а Олег не знает, как увернуться. Вчера силы были, вчера он даже сам хотел подначить в ответ, столкнуться лбами, выбить любые эмоции, даже самые плохие, настоять на своем во что бы то ни стало. Олегу было нужно, чтобы хоть раз все было так, как он хотел, как для него было необходимо. Хоть раз он должен был получить свое, забыв о правильности, жалости, привычке. Сейчас сил нет, глаза болят от недосыпа, а он не понимает ровным счетом ничего. — Я иду третьим, — начинает Саша и говорит что-то ещё, но это все пролетает мимо Олега. — Мне неважно число, первый, второй, третий, мне важно быть после тебя. Олег произносит это на выдохе, пока брат качает головой и даже без слов смотрит на него, словно Олегу снова лет пять. Глупый, глупый Олежка, который идёт наперекор старшим. Он правда чувствует себя глупым, потому что этот дурацкий сон, эти воспоминания заставляют задыхаться, а он все никак не может проснуться. Он бы даже был рад, если бы ему снова было пять. Тогда Саша, хоть и ворчал, делал для него все. Тогда не было проблем серьезнее, чем царапина на коленке или сломанная игрушка. Тогда Олег не ломал себе голову, как общаться с братом и строить свою неправильную, странную, пугающую его самого жизнь. Теперь же он второй раз подряд переживает этот кошмар, под камерами все больше и больше погружаясь в бессмысленный спор. Саша обхватывает ладонями его лицо, а Олег борется с иррациональным желанием потереться о них, прижаться ближе, наплевав на насмешливый взгляд и вспыхнувшую ссору. — Ты ещё пусти слезу, — говорит Саша. — Можно я тебя ещё раз ударю? Олег знал тогда и знает сейчас, что Саша никогда против его воли не причинит ему боль. По крайней мере, физическую. В этот раз он хватается за его руку, чтобы ощутить чужое тепло и проверить, правда ли брат здесь. Саша расслаблен под его прикосновением, Саша до сих пор пальцами прижимается к его скулам и ждёт. Саша всего на мгновение, почти незаметное для других, вздрагивает под его взглядом, когда Олег покорно отвечает: — Если тебе станет легче, бей. На самом деле Олег сам даже желает этого удара, до сих пор лелеет надежду, что от него станет лучше ему самому. Он хочет проснуться. Но диалог снова никуда не заходит, Саша смеётся и отходит, а Олег стоит на месте и позволяет этому спектаклю продолжаться по уже написанному сценарию. В детстве он всегда мечтал контролировать сны. Хотел принимать в них осознанные решения, проживать по несколько жизней в разных, волшебных и нереальных, мирах. Сейчас ему хочется того же, но никакой контроль ему не светит. Он упускает нить событий и беспомощно наблюдает, как Саша ругается, усмехается, отворачивается, как Саша уходит в гору и оставляет его с Марьяной. Они решают порядок прохождения испытаний, говорят что-то операторам, но Олег и себя самого особо не слышит. Смотрит на гладь небольшого озера рядом, на луну, на место, где скрылся Саша, и ждёт хоть какого-то знака свыше. Саша возвращается как и в прошлый раз, только легче от этого не становится. — Александр не пойдет первым, — цедит сквозь зубы брат. — Выбора нет, — отвечают ему за кадром. Олег хочет их всех хорошенько встряхнуть, потому что все это бессмысленно. Разве они не понимают, что это всего лишь сон? Иллюзия? Что они это уже проходили, а выбора нет лишь по одной причине. Их диалоги идут по уже протоптанной дорожке, пока Саша упрямо отворачивается от него и напоследок кидает такое режущее слух «Олежечка». Они едут на машине по знакомой уже трассе. Они приезжают в знакомую уже гостиницу. Олег получает ключ и идёт в до боли знакомый номер, а Саша, как и в прошлый раз, теряется где-то внизу и отстает. У них есть несколько часов, чтобы по возможности поспать, придти в себя и приготовиться к испытаниям и съемкам. Вчера Олег не смог заснуть из-за нервов, прокручивая в голове раз за разом спор с братом. Сейчас же он хочет провалиться в забытье, прикрывает глаза, чувствует пульсирующую боль в голове, но спасительный сон никак не приходит. За окном медленно рассветает, пока он ходит по комнате из стороны в сторону, не понимая уже, где заканчивается реальность и начинается сон. Он бесится и жалеет, что идёт на испытание третьим, потому что время тянется до ужаса медленно, отдается в голове тиканьем часов и заставляет метаться из стороны в сторону как загнанный зверь. Олег просто хочет, чтобы все это закончилось. Он завтракает на автомате, разговаривает с Марьяной на автомате, залезает в машину и отправляется на съемки тоже на автомате. Он помнит это всё и не видит смысла пытаться сделать что-то по-другому. Он просто ждёт, когда сможет проснуться. Солнце светит в глаза слишком ярко, жители деревни говорят слишком громко, а Илья лезет с вопросами с первой же секунды. Олег работает на автомате, не понимая, сколько на самом деле прошло времени. Может быть, эти растянувшиеся сутки — лишь десять минут фантазии его мозга. Может быть, он невообразимым образом впал в кому и теперь будет вечность делать одно и то же. Он достает свои атрибуты, чувствует присутствие фантомов, осматривает деревню, а сам все пытается уцепиться за что-то и ощутить то самое проклятье. Но ничего нет. Олег нащупывает лишь пустоту, которая расползается по домам и в сердцах людей. Он и сам себе кажется бессмысленным и пустым, потому что сил говорить нет, а его продолжают тащить куда-то и приводят на консилиум. Саша хватает его за руку, Саша смотрит на него бешено, Саша весь трясется, а Олег уже прекрасно знает, что скажет брат. — Я хочу понять, есть ли здесь то, чего я так сильно боюсь. — Саш, проклятье… — начинает Олег и сглатывает, когда Саша ещё сильнее сжимает его пальцы и смотрит почти с надеждой. — Нет никакого проклятья, ты же понимаешь? Саша отстраняется резко, быстро, уходит в сторону и вскоре скрывается с кем-то из жителей среди могил. Олег хочет спать, хочет упасть на землю и как ребенок начать биться в истерике. Олег ждёт и ждёт, когда это все, наконец, закончится. Сон смазывается, он больше не пытается сделать хоть что-то. Отходит в сторону, прячется от камер, отшатывается от Саши, когда тот пытается втянуть его в ритуал. Олег хочет сбежать, скрыться, он не желает повторять этот ужасающий вечер, который все равно его настигает. Он сует брату кольцо, надеясь, что в нем достаточно сил, чтобы помочь. Может быть, это и неважно. В конце концов, какая разница, что произойдет во сне? Он протирает глаза, избегает Илью, который пытается засыпать его вопросами или подтолкнуть в сторону людей, явно жаждущих с ним поговорить. Олег считает минуты, постоянно проверяет время и ждёт, когда Саша вернётся. — Может быть, это полнолуние на тебя так повлияло, но тебя несет вообще, — он повторяет свои же слова, но теперь они лишь тень вчерашнего. Сашу несет, но у Олега намного больше вопросов к самому себе. Он очень надеется, что это и правда полнолуние сыграло с ним плохую шутку. Остаётся лишь дождаться конца. В машине они рассаживаются так же, как и в прошлый раз. До гостиницы добираются молча, Олега снова в коридоре тормозит хозяйка, а Саша снова настигает его и не говорит ни слова. Олег не выдерживает — опять — и смотрит на брата перед тем, как открыть дверь. У Саши снова красные глаза и побитый вид, но Олег сбегает и запирается у себя в комнате. Скоро все должно закончится. Он жмурится сильно, до черных точек перед глазами, сжимает пальцами одеяло и глубоко дышит. Надеется, что этот сон, бредовый, ужасный, неправильный, вот-вот подойдет к концу. Окажется лишь игрой уставшего разума. Он слышит ливень, слышит шаги за стеной, он проваливается в дрему, на краю сознания будто бы улавливая чужой всхлип. Олег засыпает. Его настойчиво трясут за плечо. Видимо, все-таки проспал после этого кошмара. Он не чувствует себя отдохнувшим, но это неважно. Главное, что теперь он сможет добраться до аэропорта, до Москвы, приехать домой и лечь уже в родной постели. — Олег, мы приехали, тут идеальное место, — слышит он и распахивает глаза. Марьяна перед ним улыбается. Олег отшатывается назад, больно ударяется локтем о подлокотник кресла и матерится себе под нос. Хочется закрыть глаза и проигнорировать все происходящее, но Романова уже зовет его наружу, а операторы подхватывают камеры и вываливаются из машины. Олег решает, что никогда ещё в такой пиздец он не вляпывался.