My best summer ever

      Лето встретило ярким палящим солнцем без единого облака на небе, заставляя глаза щуриться при каждом взгляде наверх, от чего спасти могли только солнечные очки. Жаркая погода вызывала на лице выражение искреннего раздражения, потому что вся одежда, что носил Нил, теперь была слишком теплой для выхода за пределы дома, да и в самом доме тоже, только если тот не был оснащен вентиляторами в каждой комнате, но он что-нибудь придумает. За окном машины открывался вид на лесную чащу, лисья деревьев которой сверкали под яркими лучами и несильным ветерком, раскачивающим ветки. Если приглядываться получше, то иногда Нил успевал заметить маленьких лис вдалеке, и почти все встречались у водоемов, будь то речка или совсем маленький ручей, стараясь не выказывать столь явного восхищения. В наушниках играла спокойная мелодия без слов, очень похожая на весь его остальной плейлист в моменты тревожности, но имевшая более мягкое и плавное звучание, нежели те, что часто заставляли других ощущать себя дискомфортно, как выражался дядя Стюарт.       Нил даже не спрашивал, какой был участок, какого размера дом, много ли соседей, да и что ему там в принципе делать придется, а Хэтфорд решил не отвлекать племянника от его занятия, если это можно таковым вообще назвать. Впервые Нил выглядел хоть как-то заинтересованным, бегая взглядом от одной точки в лесу до другой, которую они только-только начинают проезжать мимо, а не закрытым от всего и всех.       Вот, они уже проезжают очередное село, либо деревню, которые Джостен потерял интерес считать примерно на пятой-шестой, и сразу для себя Нил подмечает маленькое количество домов, но большое пространство между ними и, от чего на секунду перехватывает дыхание, он видит поле. Поле размером, подходящим для экси. Экси.       — Мама, мам, посмотри! Он так классно забил! — восхищенно воскликнул мальчик лет шести, тыча пальцем в экран телевизора, не пытаясь скрыть свое возбуждение, — Я тоже хочу, как он!       Мэри ласково улыбнулась и потрепала сына по голове, тихо обещая, что запишет того в детскую команду, прикидывая в голове, как можно уговорить мужа на эту идею.       Сердце болезненно заныло, и Нил поспешно отвел взгляд, бросая его на умиротворенного Стюарта, впервые за последние несколько часов подавая голос.       — Когда мы приедем?       — Мы уже приехали, Абрам, до нашего дома совсем немного осталось, — он недолго посмотрел племяннику в глаза и снова обернулся на дорогу, как раз тогда, когда нужно было переехать через мост и повернуть на развилке направо.       Машина проехала по прямой до двух домов, стоящих на двух разных сторонах улицы, а прямо за ними виднелась дорога дальше в лес, обходя дома стороной. Нил попытался угадать, какой из участков должен быть их, но ожидания не оправдались. Вместо дома в бежево-коричневых тонах они остановились прямо перед двухэтажным с серыми стенами и чуть более серой крышей. Дом оказался меньше, чем Нил себе представлял, даже проскользнуло недолгое удивление, но то было тут же подавлено, не успев отобразиться на лице. Он до сих пор не мог заставить себя привыкнуть к тому, что Стюарт любил роскошь гораздо меньше Натана, пусть и имел больше на то средств. Веранда дома была под крышей, достаточно просторная для чаепития, судя по стоящему там столику с каким-то розовым цветком в горшке посередине. Глаза метнулись на клумбы с разными видами растений под окнами на первом этаже дома, что смотрелось очень гармонично, а рядом с домом, справа от него, стояла беседка со стенами, но без стекла на месте окон, тоже, вероятно, для чаепития.       — Мы целыми днями будем ухлебываться чаем? — не смог удержаться от комментария он.       — По тебе вместо крови начнет течь чай, обещаю, — Стюарт не отличался своим чувством юмора от Нила, от чего те легко могли поймать одну волну в более-менее комфортной обстановке для младшего.       Нил позволил себе тихую успешку на подначку и, наконец, вышел из машины, тут же потянувшись, приятно растягивая затекшие конечности в долгой дороге без движения, подождал Стюарта и направился вслед за ним в дом.       Лишь зайдя на крыльцо, Нил бросил взгляд налево, на что не обратил внимание даже в машине, запоздало заметив небольшой пляж в метрах двадцати-тридцати от дома, только спустя секунду вспомнив мост между дорогами над этой самой рекой. Вид открывался очень даже неплохой, парень точно в первую же очередь побежит до воды, а только потом уже либо по лесу, либо в сторону домов по другую сторону через эту же реку. Нил никогда не говорил Стюарту, что невероятно сильно любит комфортную обстановку загородом, лесные чащи, озера, реки, да и все, что не успевает убить человеческая рука, но был рад, что тот об этом догадался сам, пусть и не поблагодарит за это. Он даже не понял, что откровенно засмотрелся на плескающиеся небольшие волны вдалеке от быстрого течения, на блики от солнца, что сверкали даже ярче листьев в том ярком зеленом лесу с дикими лисичками, пока дядя его не окликнул, уже будучи внутри.       Несколько месяцев назад Стюарт предложил Нилу сменить обстановку, когда тому было совсем плохо. Точнее, ему было вообще никак. Нил практически не ел, не пил и не двигался, единственное, что он делал почти все свое время — спал. Несколько месяцев назад Нил сказал, что ему все равно на то, где он будет, но только сейчас он понял, что нихрена ему не все равно. Он вдохнул свежий воздух, понимая, как же сильно тот отличается от городского, мысленно дал себе пощечину и тепло улыбнулся, уже представляя, как сможет в полном одиночестве и свободе пробежаться по тропинкам в лесу, какие новые виды он там найдет, сколько ручейков сможет насчитать, встретит ли и здесь полюбившихся лисичек, и прежде, чем дядя заметил его счастье, зашел в дом и сжал губы в тонкую линию.       Натаниэль бегал по участку, улыбаясь и громко смеясь, держа в руках клюшку, которую его мама купила ему вчера вечером, наконец заполучив разрешение записать сына в команду по экси, выслушав несчислимое количество угроз и получив множество ударов. Натаниэль любил улыбаться, потому что только в эти моменты он был похож на свою маму, сравнивая ее мягкое выражение лица, когда та смотрела на него, если рядом не было лишних глаз, воспроизводя его из памяти, и свое, когда улыбался самому себе в зеркале. Его отец не умел улыбаться так мягко, чтобы на щеках появлялись ямочки, а мама умела. Из-за своего громкого смеха ни Натаниэль, ни Мэри не услышали возвращение Натана. Натаниэль старался больше так не улыбаться, кожей вспоминая вспышки боли от ножа за проявление ненавистной отцу эмоции.       Он вошел в дом вслед за Стюартом, из небольшого коридора примечая слева от себя ванную комнату, судя по всему, а прямо посередине дверь, ведущую в просторную комнату с бледно-коричневыми обоями, большим бежевым диваном, на котором хаотично было раскидано несколько небольших подушек, длинный белый ковер между диваном и камином из такого же бежевого кирпича. Справа от камина было большое окно с белыми шторами, доходящими до пола, а слева в углу лестница на второй этаж из темного дерева с перилами. Напротив стены с камином и окном была стена с двумя дверями по разные стороны, в одну из которых, левую, Стюарт повел Нила сразу после осмотра большой комнаты, сразу понимая, что они зашли на кухню.       — Я думал, мы будем жарить еду на углях.       Стюарт усмехнулся, но ничего на это замечание решил пока не отвечать. Кухня оказалась практически такая же, как была в доме Стюарта в городе, только уже в серых тонах. На стене слева от него было множество шкафчиков у потолка, а прямо под ними два холодильника, электрическая плита с духовкой, а прямо за ними столик с задвигающимися ящиками, в которых, если интуиция Нила его не подводит, должны лежать столовые приборы, а на нем не слишком большая кофемашина, два заварочных чайника с небольшой сахарницей и, что привлекло больше всего внимания парня, вырезанная из дерева фигурка лисы, что лежала на спине лапками кверху. Нил даже начал думать, что лисы здесь как талисман, сразу вспоминая лисичек из леса. У стены напротив стоял не слишком большой, но достаточного для нескольких человек размера, столик. Прямо над ним было еще одно окно, но уже поменьше, чем в прошлой комнате, да и шторки на нем было короче, все такие же белые. Нил лишь на секунду задумался, а Стюарт уже успел исчезнуть из поля зрения, что для парня было нервным сигналом к осознанию, насколько притупились его чувства к происходящему вокруг, он бросил взгляд направо и наткнулся на открытую дверь, наполовину сделанную из стекла, замирая. На участке за домом был сад с большим количеством разновидных растений, Джостен уверен, что насчитает несколько десятков, а прямо за садом разделенный совсем маленьким заборчиком лес. Здесь так свободно.       Совсем немного возможно, что он не подумал об этом, а сказал вслух, потому что дядя практически сразу вернулся и окинул Нила взглядом.       — На втором этаже наши с тобой спальни, — подал он голос, — у твоей есть выход на балкон, а последняя на первом этаже комната это гостиная.       — У нас что, будут гости?       — Ичиро узнал, что мы с тобой запланировали перебираться иногда сюда, и тоже захотел в свободное время в качестве отдыха. Ты же не против?       Нил не мог сказать, что он рад этому, но и ничего против сказать тоже не получалось. Он закусил губу, отвел взгляд и бросил тихое:       — Все в порядке, — и, как оказалось, он даже не соврал.       Маленькому Натаниэлю множество раз говорили, как правильно вести себя в обществе на деловых встречах, на которые ему было дозволено ходить с родителями, в основном держась в компании мальчика чуть постарше, Ичиро Мориямы. Они оба были наследниками своих отцов, и их будующее не должно было ничем отличаться, как планировало старшее поколение. Натаниэль должен был стать верной собачкой Ичиро, тогда как он сам его хозяином, и такое отношение друг к другу им активно навязывали взрослые. Нил вспоминал, как возмущался внутри из-за этой несправедливости и первое время ненавидел другого мальчика, отказываясь идти на контакт, когда те оставались в достаточном уединеии, избегая любого разговора, но покорно выполняя все просьбы, будь то пойти куда-то или подержать что-то, пусть данной функцией старший пользовался не часто. Однажды он совершенно случайно, вот честно, даже не думал об этом, но заметил, как Ичиро поджимает губы в отвращении на заявления Натана про верного песика, а после уводил младшего подальше, якобы устанавливая границы с самого детства, но на деле же стараясь огородить его от этого хоть немного.       — Я не буду, как мой отец.       Натаниэль неуверенно кивнул, не давая себе поверить в столь явную ложь. Ему нельзя позволить обмануть себя, даже если он всего лишь маленький ребенок, даже если в эту ложь хотелось верить больше всего на свете. Когда на следующей встрече Ичиро погладил его по голове, заметив почти сошедший синяк на щеке, а на следующей осторожное, короткое и мягкое объятие, когда Натаниэль запаниковал из-за выпавшего из рук стакана, который, слава богу, не разбился, и на грохот никто из врослых не пришел, он начал сомневаться. Натаниэль поверил, когда Ичиро рассказал ему о том, что его тоже «обучают» похожими методами, и что он ненавидит это не меньше Натаниэля.       Последнее, чему поверил Натаниэль, было обещание избавиться от Натана и, насколько позволит его будущее положение главы, освободить их с матерью. Ичиро не успел помочь, и появился Нил. Теперь Нил совершенно не знал, как быть с Ичиро Натаниэлем.       — Он не говорил, когда приедет?       Чтобы знать, когда нужно будет снова налаживать контакт, лишь бы не разочаровать никого из них. Дядя слишком многое сделал для того, чтобы Нил не был тем забитым в угол маленьким котенком, каким его забрали в тот день, чтобы Нил перестал выдавливать из себя слова силой, чтобы научился сам вставать на ноги, если хочет чего-то. Это были чертовски долгие месяцы, переходящие за предел года, в которые Стюарт действительно старался делать все, что он вообще мог. Он не настаивал на предложении обратиться к психологам, он не настаивал, когда тот отказывался есть, когда отказывался разговаривать или выходить из комнаты. Он дал понять, что Нил имеет право выставить свои собственные границы, через которые не станут переходить, только если младший сам не решит впустить. Нил не показывает это, но он действительно невероятно ценит каждое действие своего дяди, пусть и не может понять, по какой причине тот так над ним печется. Нил не показывает Стюарту, что любит, что действительно чувствует себя более счастливым, чем, например, когда ему только-только предложили поехать загород, но тому этого и не нужно, он делает это за двоих. Иногда болтает сам с собой, заполняя напрягающую тишину, иногда молча кивает, если Нил решает что-то сказать, тут же улавливая, что в ответ ничего услышать он не ждет, часто оставляет его одного в комнате, но при этом в другой создает минимальный шум, чтобы хоть немного показать, он рядом, парень не один со своими мыслями и прошлым. Нил действительно может выдохнуть, находясь в совершенно новом месте, где он, уже немного очнувшись от мрачного сна, может начать.. заново? Стать Нилом Джостеном?       — На самом деле, он уверен, что не сможет освободиться даже для одного дня отдыха, — старший наигранно печально выдохнул, вспоминая их небольшую перепалку по этому поводу, в которой Хэтфорд миллион раз позлорадствовал перед Мориямой своим имеющимся свободным временем, — но, конечно же, ради тебя он это сделает. Я сообщу тебе, когда он напишет.       — Хорошо.       Совсем немного, буквально чуточку задерживает взгляд в сторону сада, а потом отворачивается и идет к лестнице. Еще поднимаясь он уже замечает что-то вроде коридора, разделяющего две комнаты, двери которых были, на удивление, не напротив друг-друга, вероятно для предотвращения столкновения.       — Твоя слева, — слышит он под собой и тупо кивает, забываясь.       Удивляться, конечно, не стоило бы, но, черт возьми. Стюарт решил не заморачиваться и, видимо, оставил выбор мебели и прочего на самого Нила, не сказав ему об этом до приезда сюда. Стены из гладкого дерева, немного наклоняющийся вниз у одной из стен потолок, как раз там и был балкон, открывая ему вид на сад, прямо как из кухни, а вот в самой комнате из мебели была только большая кровать, занимающая поразительно маленькое пространство практически пустой комнаты, и шкаф для одежды, тоже из дерева, но уже темного, точно такого же, каким была сделана лестница. Он запоздало обратил внимание на огромный телевизор на стене перед кроватью и открыл рот, но закрыл обратно. Судя по всему Стюарт предполагал, что Нил будет выходить на улицу не чаще, чем это было в городе, и нашел ему хоть какое-то увлечение в виде сериалов и шоу на телеканалах. За телевизор, конечно, спасибо, но на этот раз старший глубоко ошибался.       В комнате он пробыл недолго, желая поскорее разобраться с вещами, все еще находящимися в машине на улице, поэтому вышел, прикрыл дверь, сразу замечая небольшой, но явно хороший замок внутри, на который не обратил внимание до этого, мысленно поблагодарив за эту мелочь Стюарта, и спустился вниз. Он очень хотел упрекнуть дядю за то, что в их дом осталась открыта входная дверь, но тут же вспомнил, что последним заходил как раз он, а не несчастный «старик», который явно не подозревал о брошенному ему обвинении. Машина тоже оказалась не закрыта, казалось бы, Стюарту вообще все равно, что соседи вполне себе могли бы оказаться ворами, и забрал свою сумку с не слишком-то большим количеством одежды, и уже более большой чемодан с альбомами и книгами, — читать и рисовать он начал несколько месяцец назад после предложения попробовать заняться чем-то кроме самобичевания в темной комнатушке. Ему понравилось, хоть он и не говорил об этом прямо, но каждый раз находил на столе новый альбом с художественными принадлежностями или новую книгу, каждый раз нового жанра, будто пытаясь найти более подходящий.       Первое время Нил рисовал какие-то сценки из книг, привыкая к этому делу, разумеется, недовольно смотря на первые очень неудачные работы и отказываясь показывать их не слишком настаивающему на этом дяде, но спустя неделю-две он вошел во вкус. Первый альбом закончился раньше, чем он успел это заметить, и просто кинул его Стюарту рано утром, мол, смотри, радуйся и достань новый, пожалуйста. Вечером он действительно нашел на столе новый альбом, на этот раз более толстый, чем прошлый. Он быстро начал заполняться, на этот раз рисунками растений, каких-то животных и гораздо реже людьми, не полноценными. Нил рисовал то руки, то просто летающее лицо, то снова руки и, наконец, фигуру человека в какой-нибудь позе. Однажды там появился портрет Стюарта, который Нил начиркал вместе с цветком, над оживлением которого тот старательно трудился. Позже листок оказался сложенный пополам перед мужчиной, а потом, как заметил Нил, в его бумажнике. Нилу, кажется, нравится рисовать. Но он не скажет об этом, а Стюарт сделает вид, будто не понимает этого. Точно так же Стюарт не скажет о том, что изучил каждый рисунок в первом альбоме и исходя из частых сцен определенных, чем-то похожих моментов, он скупал все больше книг, подходящих под нужную атмосферу, и Нил тоже сделает вид, что совсем об этом не догадывается.       Рисование на деле лишь отвлекало от съедающих его мыслей, но никак не залечивало раны, о чем он также продолжал молчать.       Мельком кинув взгляд в сторону дома по соседству, он замирает, замечая движение в окнах, а после буквально вбегает в дом и закрывает за собой дверь, глубого вдыхая. Разумеется, он понимал, что никакие убийцы или кто-то подобный в том доме жить не мог, и что в этом месте он может быть в достаточной безопасности, — Стюарт бы не выбрал это место, будь это не так, — но Нил до безумия не хотел иметь контакт с кем-то, кроме дяди. Сейчас уж точно не хотел. Тащя за собой свои вещи, он еле поднялся на второй этаж, проигнорировав предложение помочь, и заперся в комнате. Он не стал раскладывать вещи, устраиваться как-то, лишь вытащил из чемодана альбом и карандаш, воспроизводя в памяти лесную чащу, чистый небольшой ручей, сверкающий под лучами солнца, двух играющих около него лисичек и опустил карандаш на пока еще чистую бумагу, отгоняя из головы мысли о чем-либо другом.       Нил не выходил из комнаты весь день, заперевшись и не отвечая ни на один вопрос Стюарта, он молчал, казалось бы, назло, дразня и заставляя волноваться, но это было не так. Сегодня Натаниэлю исполнилось семнадцать лет. Этот день не был праздником никогда прежде, даже при жизни матери, но сейчас лишь означал, что прошел ровно год с ее смерти. Его день рождения стал днем смерти самого близкого человека, и Нил не собирался хотя бы делать вид, что ему нужна компания, что нужны поздравления или подарки, а дядя, к счастью, не настаивал, лишь выказывал едва заметную тревогу. Свет в комнате не горел, окна зашторены, и единственное, от чего исходит хоть какой-то свет — телефон, работающий лишь ради песен и музыки. Нил не плакал, Абрам не тосковал, а Натаниэль был уже мертв. В голове проскакивали воспоминания, сменяя одну картинку на другую, но он и не пытался остановить себя от этого, лишь погружаясь все дальше и дальше. Мать заставляет его молчать, пока зашивает рану, мать кричит и бьет его за проявление эмоций перед «не теми» людьми, мать игнорирует его после совершенной ошибки, мать кормит его из-за невозможности второго двигать раненными руками, мать прижимает его к себе после срыва отца, мать мягко перебирает его непослушные кудряшки, мать улыбается взамен на его счастливый смех, мать…       Нил только к ночи понял, что весь день провел с карандашом в руках, рисуя Мэри из всех его воспоминаний, судя по всему, не упуская ни одного, и только когда обращает внимание на последний лист в его альбоме, на котором мать бросает в его сторону полный боли и вины взгляд, — это был последний день ее и Натаниэля жизни, — и наконец, прикусив губу, перестает сжерживать слезы в сверкающих глазах, склоняется, более не в силах сидеть на месте ровно, и роняет их, размазывая это воспоминание на бумаге. Нил все же плачет, точно так же тоскует Абрам и где-то внутри пытается вырваться Натаниэль. Нил должен отпустить их обоих.       Мягко улыбнувшись, Нил провел кончиками пальцев по краям листа в альбоме. Он стал рисовать гораздо лучше, и это не могло не радовать, потому что почти получалось передать всю красоту, что он видел сегодня. Ту красоту, что не смогут запечатлеть никакие камеры в телефонах, никакие фотоаппараты, потому что они не могли вложить в картинку чувства, что появляются внутри при виде этого. Конечно, полную картину он запомнить бы не смог, поэтому больше ссылался на свое воображение, раскидывая деревья, кустики и траву по тем местам, куда сам пожелает, но вот положение лисов он запомнил без ошибок. Одна лисичка пыталась попить воды из бегущего по камням и земле ручейка, чуть сгибая передние лапки в наклоне вперед, тогда как другая лисичка активно кусала ее за ухо, то ли привлекая внимание, то ли просто вредничая, не давая заняться своими делами. Когда они уже почти проехали это место и Нил собирался зацепиться взглядом за новое место, он успел заметить движение, напоминающее прыжок. Скорее всего, первая лисичка не сдержалась и вступила в борьбу за свою свободу со второй, но это Нил уже вряд ли узнает. В принципе, и ладно, кто он такой, чтобы вмешиваться в игры лесных жителей? Пусть он пока и не собирался рисовать красками, но на будущее для себя решил иногда выбираться в лес с кистями и альбомом, чтобы в спокойном одиночестве рисовать каждое место, привлекшее его внимание, а после подсовывать их Стюарту на безмолвную оценку, как единственному «фанату», коим он себя однажды прозвал сам, тихо наблюдая, насколько сильно теплеют глаза старшего при виде даже простенькой картинки с какими-нибудь животинками или цветками. Стюарт не выкинул ни одной картины Нила, будь то полноценное произведение искусства на холсте или каракули на небольшом огрызке, а Нил не пытался их от него спрятать, даже если иногда вылезало стеснение.       Осторожно вырезав небольшим лезвием для заточки карандашей листок с лисами из альбома, Нил поднялся с кровати и пошел на поиски дяди, чтобы подкинуть его тому под руку. Он постучался в двери спальни напротив, но ответом ему там была лишь тишина, поэтому он вздохнул и побрел вниз по лестнице, уже понимаю, что ни в большой комнате, ни на тихой кухне Стюарта тоже нет. Не уехал же он куда-то, ничего не сказав об этом? Он отбросил эту мысль как можно дальше и вышел из дома, посмотрел по сторонам, — машина была на месте, — и наткнулся на движение между участками двух домов возле беседки. Окончательно расслабился он только узнав в человеке Стюарта, что, напевая незамысловатую мелодию, разжигал угли на мангале.       — Все-таки реально на углях еду делать будем? — в груди появилось некое чувство удовлетворения от того, что его мысль подтвердилась, но этого он, разумеется, дяде не показал.       Стюарт, мельком окинув подошедшего взглядом, спокойно продолжал свое дело. Он выглядел столь непринужденно и расслабленно, что Нил невольно задумался, какая бы картина сейчас стояла перед его глазами, если бы с ними была его мать. Мэри, вероятно, отругала бы Нила за то, что тот так долго был вне зоны досягаемости, пока его дядя в одиночку занимался делами, а потом дала бы ему несильный подзатыльник и заставила помогать. На лице едва промелькнула тень улыбки, но сама она так себя и не явила. «Прохлаждаться тут точно не стоит», — решил он для себя и помог дяде подбросить еще пару деревяшек для нужного количества, слегка дернулся, когда сзади него послышались тяжелые шаги, и только после секундного оцепенения он понял, что шаги были не за ним, а в соседнем доме. Нил за эти несколько часов так и не интересовался, кто же проживает рядом с ними, но пока не хотел заводить об этом разговор и запрятал вопрос на чуть позднее.       — Через сколько по времени у нас будет ужин?       Стюарт окинул взглядом количество подготовленного мяса, потом дощечки, не до конца успевшими стать углями, недолго подумал и ответил:       — Полчаса у тебя есть точно. В чем дело?       Нил оглянулся по сторонам, выискивая дорогу, и кивнул в ее сторону. Стюарт вопросительно вздернул бровь, а Нил вздохнул.       — Я хочу пробежаться, давно этого не делал, — слегка неловко, как оказалось, сказать об этом вслух. Он практически не выходил из дома все время, что был со Стюартом.       — О, да, разумеется. Не потеряйся, ладно? — Хэтфорд дождался кивка и удовлетворительно хмыкнул, вновь обращая свое внимание к огню.       Долго думать Джостену было не нужно, да и одежда вполне себе подходила, поэтому он развернулся и трусцой передвинулся к дороге. А вот на ней Нил уже слегка задержался, размышляя, в какую сторону начать движение. Окинув взглядом реку, он не сдержал порыва потрогать и узнать, насколько та была холодной. Он где-то полгода назад для себя обнаружил, насколько успокаивающе было залечь на дно под водой, по ощущениям полностью отрезая себя от остального мира, будучи вынужденным возвращаться в него лишь из-за кислорода.       Размышляя о своем пристрастии, он и не заметил, насколько быстро и легко добежал до воды, уже ощущая себя в большем спокойствии, чем до этого. Он постарался прикинуть, насколько там было глубоко, но уверил, что обязательно выяснит это на практике как можно скорее, если дядя не будет сильно против отпускать его ночами «поплавать на дне», ибо встретиться с кем-либо в момент столь нужного ему чудо успокоительного явно не желал. Он зачарованно пытался окинуть взглядом все, за что вообще мог зацепиться. До этого из-за кустов было не видно самодельную скамейку из досок, которая, судя по всему, предназначалась для полотенец и лишней одежды, она стояла прямо перед песком, в немного подкошенной траве спереди и нетронутой сзади, с другой же стороны от тропинки, по которой он пришел, лежало две перевернутые лодки, надежно привязанные к высокому дереву. Чтобы подойти к воде, он медленно начал спускаться по песку, что был готов засыпаться прямо в кеды, но, нет, Нил их не снимет, и присел на корточки, оказавшись в паре сантиметров от нее. Холодная, но не настолько, чтобы руки начало покалывать. Практически в такой же Нил и сидел в ванне, стараясь в буквальном смысле остудить голову, мысли и чувства.       — Черт, я просто обязан сегодня придти сюда.       Невольно он прикинул, а почему бы не просидеть тут все его законные полчаса? Единственные звуки, что были сейчас доступны, это шелест листьев от ветра, журчание воды перед собой и пение птиц со всех сторон. В голове всплыл образ, как бы выглядела та же река, но в лесу, где пляжа нет, и он заставил себя пойти обратно.       Пробегая мимо дяди Стюарта и, убедившись, что тот его видит, он махнул рукой и тут же отвернулся, не дожидаясь ответного жеста. На развилине дорог между лесом и той, что вела к мосту, а через мост и к полю, он чуть замешкался, но заставил себя отклонить внезапный порыв вспомнить былые времена на поле, отвернулся и двинулся к лесу, ускорившись. Как оказалось, даже если из дома из-за сада дороги в лес видно не было, зато сам участок и пыхтящего там Стюарта очень даже. В памяти он отложил себе небольшую шалость. Затаиться в кустах у дороги, дождаться дядю и сделать кучу смешных снимков, пока он не будет об этом знать. Нил уже собрался усмехнуться тому, что нафантазировал, но увидел движение где-то в кустах и мелькнувший огненно-рыжий цвет, остановился и притих. Неужели тут действительно так много лис? Он и не думал, что дикие животные так спокойно могут обитать рядом с жилыми домами, пусть тех и было не так много. Когда из куста показалась измазанная в грязи мордочка, мир замер. Нил смотрел в умные глаза лисы и старался даже не дышать, лишь бы этот момент продлился как можно дольше, но его планам, очевидно, сбыться не суждено. Сдавленно фыркнув и юркнув обратно, лиса бесшумно прокралась через ветки и скрылась подальше в лесу. Вечером его альбом вновь пополнится, уже во второй раз лисой из этих мест.       Возможно, ему стоит завести отдельный, только для этих рыженьких, каким он был и сам, дружков, ибо за три месяца лета он успеет насмотреться на них чаще, чем на дядю за весь год. Кстати, идея достаточно хорошая.       Он устремил взгляд обратно на дорогу и продолжил бежать, не оглядываясь назад, лишь по сторонам, стоило только услышать шорох или приметить какое-либо интересное местечко. Сердце отбивало в ритм стучащим по земле ногам, отдаваясь в ушах, и он просто позволил себе отдаться этому чувству, действительно уносящего его подальше от этого мира, что даже погружение в воду с этим вровень идти не могло. Нил прикрыл глаза на секунду, уголки губ дрогнули, и лицо исказилось в недолгой и не слишком широкой, но абсолютно точно искренной улыбке, в чем он не признается даже сам себе.       Каждую тропинку, уходящую прямо в лес, каждую ямку, каждый куст с какими-либо ягодами, каждое движение птиц и диких лисов где-то вдали он запоминал, искренне надеясь, что забыть не сможет никогда, даже не пытаясь считать отведенные ему минуты. Лишь когда он споткнулся о лежащий на дороге довольно большой камень, будто вырвался из транса и кинул взгляд наверх, на небо, стараясь оценить, насколько солнце опустилось за это время.       Разочарованию не было предела, когда оказалось, что действительно прошло внушительное количество времени, и ему пришлось развернуться обратно.       — Ладно, хорошо, я все еще бегу, просто назад, — но это нисколько не помогло заглушить всю его обиду, как бы смешно это не было, на солнце, — утром, пожалуй, снова пробегусь. Да, верно.       Обратно он вернулся явно быстрее, чем хотелось бы, но приятный запах жареного мяса вернул утерянное настроение, желудок заурчал моментально, напоминая о себе. Стюарт ожидал его на веранде в передней части дома, удобно устроившись и медленно потягивая чай. Он привык не спрашивать племянника о настроении, самочувствии и прочем, потому что если это было нужно, то Нил и сам вполне себе мог все рассказать, чему очень часто поражался. Некая свобода действия и личной жизни, которых у него раньше не было. Сегодня, однако, Джостен захотел рассказать хотя бы немного, совершенно не видя вариантов, как бы еще можно было избавиться от своего возбуждения.       — Знаешь, тут очень много лисов, — начал он, пока только-только подходил, — я встретил нескольких на пробежке в лесу, не близко к себе, конечно. Почему они живут возле людей?       — Лисы? — Стюарт слегка удивился, — Я их здесь пока не видел. Значит, тот рисунок был одним из того, что ты увидел?       Нил не придал значения тому, что его дядя, вероятно, был слепым, либо очень невнимательным, и кивнул. Остаток ужина прошел в достаточно комфортном молчании и приятном чувстве удовлетворения после еды. Стюарт мельком поглядывал в сторону леса, будто прямо отсюда пытался найти там хотя бы одну лису, что по-настоящему позабавило младшего, и вскоре он отправился рисовать. Ту самую лису, что не побоялась столкнуться лицом к лицу с ним, не моргая и не отводя своего взора от его глаз. Голубые, прямо как у Нила. Интересно, подумала ли она о том же, прежде чем уйти?       Очередной лист с его каракулями оказался у Стюарта в руках, — Нил немного похвастался ему тем, что он достал эту картину не из головы, а из памяти, — и парень решил вздремнуть, чтобы без проблем встать пораньше для похода на речку и утреннюю пробежку, пока дядя еще должен будет спать. Идеальный момент, чтобы утерять связь с миром, временем и собой.