Вампирская жатва

      Кланов по всей Японии было всего три. Они сформировались уже много столетий назад, и в них сменилось не одно поколение. Это нельзя было назвать семьёй, скорее общиной, объединённой одними целями и дальним-дальним родством, которое связывало членов клана ещё с самого начала Средних Веков. До этого вампиры жили по одиночке или стаями. Они не имели границ жестокости, пока не заключили мир с людьми.       Сейчас одиночек-вампиров не любят. Они были обязаны присоединиться к какому-либо клану, особенно новички. Но уже сформированные вампирские ячейки сами не хотели принимать чужаков, если только кто-то не стал вампиром по их вине и прихоти. Обычно новичков истребляли жнецы. Поэтому вампиров было не так много.       Сукуна был самым старшим из четверых. Самый опасный и самый жестокий. Он и не скрывал свою натуру и даже не хотел её прятать. Ему нравился страх людей, нравилось чувствовать полное сосредоточение власти в своих руках. Он ненавидел правила и в то же время соблюдал их, чтобы не навредить себе и своей так называемой семье.       Сугуру чем-то походил на него. Он был вторым по старшинству. Его натура была двуличной, слишком приторной, сладкой, как его голос. Он казался добрым, но на деле всегда нужно было быть готовым к тому, что он мог проявить жестокость и безразличие.       Чосо — самый загадочный и самый хладнокровный вампир из четверых. Он был тем вампиром, который, убивая, не моргнул бы и глазом. Никогда не знаешь, что он чувствует в такие моменты: удовлетворение, жалость к жертве, равнодушие, превосходство… Своим умением скрывать эмоции он доказывал всем вокруг, насколько он был силён и безжалостен. И, возможно, он был самым мудрым.       Сатору был младшим и избалованным. Вампиром он стал во время Первой Мировой войны, когда был солдатом на фронте, куда его отправил богатый отец, чтобы «научить его быть мужчиной». Несмотря на свою избалованность, Сатору был одним из самых честных вампиров. Он любил получать то, что хотел, любой ценой, не задумываясь о последствиях своих действий. Ему было всё равно на окружающих. Он ценил и любил себя, не скрывая, что пользовался всеми ради своей выгоды.       Всё это я услышала из полуденных разговоров с двумя бывшими невестами, к которым вампиры больше не обращались, только если в час крайней нужды. Например, во время сильного голода, который невозможно терпеть.       Одной из них было тридцать девять, а второй — сорок восемь. Они жили в тени особняка, стараясь не пересекаться ни с вампирами, ни с невестами помладше.       — Особенно не советую подходить к Мари, — сказала мне за столом Харуко, самая старшая женщина. — Особенно после жатвы. Вы ещё не виделись с ней?       Харуко выглядела прекрасно для своего возраста: стройная, с чистой кожей и густыми чёрными волосами. Стресс словно совсем не тронул её тело и не испортил ни фигуру, ни лицо. В отличие от женщины помладше — Аяки. Она выглядела старше своих лет, в волосах уже виднелись седые волосы, что казалось слишком ранним явлением для неё. Вечно грустное лицо навевало тоску и напоминало лишний раз о той боли, что мне предстояло пережить.       — Не виделись, — сказала я негромко, колупая вилкой длинную лапшу. — И со второй невестой Хиной тоже.       — Она почти не выходит из комнаты, — сказала охрипшим голосом Аяка.       Она будто курила слишком много сигарет, из-за чего её голос стал неестественно вибрирующим. Или же она навсегда сорвала его криками в прошлом… Спрашивать я об этом не хотела, чтобы не вмешиваться и не теребить её старые раны.       — Да я бы тоже с радостью заперлась там, — хмыкнула я в стакан с чаем.       — Если бы… Нам вообще о таком говорить нельзя, но… — Харуко осмотрелась по сторонам и чуть наклонилась ко мне. Она продолжила говорить совсем тихо: — Во время очередной близости с Сукуной Хина так сильно сопротивлялась, что тот разозлился и стал слишком жестить. В тот день у Хины были месячные. Всё вместе это вызвало у неё апоплексию двух яичников сразу. Если бы не наш врач… Доктора в больнице были вынуждены сообщить об этом жнецам, а те пришли прямо в особняк и сказали всем четырём вампирам, что если такое повторится, то их всех запрут в специальные камеры на десяток лет. За это время вампир страдает от усыхания. У Хины же началась глубокая депрессия, так как в этот же период погибли её родители в путешествии в горах. В итоге её теперь просто боятся трогать. Чосо наказал вообще всем не лезть к ней, только Хина сама может обращаться к нам или к кому-то другому.       От рассказа Харуко у меня лезли глаза на лоб. Я слушала её, уставившись перед собой в одну точку и не моргая.       — А лет им сколько? Ну, Мари и Хине.       — Мари двадцать семь, а Хине — двадцать четыре, — ответила Аяка. — Мари так долго ревновала Сатору к Хине. Один раз мне пришлось оттаскивать её от бедной девочки, которая всё это время просто хотела домой, в отличие от Мари. Хина потом лечилась от ссадин и царапин.       — Будь мудрой, Сора, — сказала Харуко. — Старайся делать то, что тебе скажут, и не ведись на провокации Мари. Если ты станешь любимицей Сатору, то просто хотя бы не говори ей об этом. Если она узнает сама, то крепись.       Харуко не успокоила меня, она сделала только хуже. Мои переживания только усилились. Я решила сменить тему.       — А что насчёт Жатвы? Чего мне ждать там?       — Нам тоже нельзя говорить об этом, — Харуко кашлянула и снова огляделась по сторонам. Она понизила голос до шёпота. — Но вообще… — она наклонилась, делая вид, что ест остатки риса из тарелки, — это мероприятие не проходит бесследно ни для одной девушки. Я до сих пор помню тот день… Я тогда много плакала, просила увезти меня обратно домой, умоляла вампиров не трогать меня. В итоге случилось то, что должно было случиться… Выбранных девушек кланы уводят под шатёр. Слышать все эти звуки — это самый настоящий ад. Крики, стоны… Как вспомню, мурашки по коже. Под шатром тобой овладевают сразу все. Но для каждой девушки остаётся большой загадкой то, какой именно мужчина станет её первым.       — Подождите, — я неловко хохотнула и тут же кашлянула, чуть не подавившись своей же слюной. — Все сразу? Вот прям четв…       — Вы уже закончили с обедом?       В комнату, где завтракали за круглым большим столом невесты, вошёл Гето Сугуру вместе с девушкой, одетой в простой чёрный костюм, напоминающий свободный спортивный стиль. Я видела таких девушек и парней с утра. Судя по всему, это были нанятые слуги.       — Закончили. — Аяка встала со стула, следом за ней последовала Харуко. Не глядя на меня, они направились к выходу мимо Сугуру уверенной походкой, ни разу не опустив голову. Они даже не окинули вампира взглядом, а тот ими и не интересовался.       Они обе проходили человеческий жизненный цикл, в то время как вампиры на их фоне казались всё теми же молодыми людьми, которые увидели не одно поколение около себя. Я буду такой же. Пройдёт один, два или три десятка лет, и я надоем им. Если не раньше. И я буду ходить по особняку всю оставшуюся жизнь такой же тенью около них.       Харуко и Аяка оставили меня наедине с Сугуру. Он протянул мне руку, я в ответ вытянула свою. Его пальцы осторожно коснулись моих, провели по холодной коже, ответившей мурашками на его прикосновения. Стало страшно и тепло одновременно.       — Твои руки постоянно холодные. У тебя давление? — спросил он обеспокоенно. Я поднялась со стула, и мы вместе направились к выходу.       — Наверное, — бросила я и покосилась на Сугуру. Сколько бы я не пыталась смириться с мыслью, что мне нельзя бежать, я думала о том, какой можно было бы выстроить план побега.       — Проблемы с сердцем? С сосудами? С чем-то ещё?       — Я полностью здорова.       Сугуру кивнул.       — Хорошо, — сказал он. — Тогда давай сейчас я отведу тебя к нашим слугам. Тебя подготовят для жатвы. Четверо других девушек приедут скоро к церемонии.       В ванной меня мыли две девушки, от которых я старалась тщательно прятаться. Они не давали мне прятать промежность и грудь, пока их руки осторожно и неспешно орудовали мыльными мочалками и острыми, как скальпель, бритвами. Я давно не была настолько гладкой. И давно не пахла настолько приятно, как сейчас. Я чувствовала себя чересчур беззащитной и чересчур обнажённой без волос. Руки трогать не стали. Я боялась, что эта средневековая пытка будет продолжаться от кончиков пальцев на ногах до самого лба.       После водных процедур мне привели в порядок ногти на ногах и сделали полупрозрачный, нежно-розовый маникюр, оставив ногти короткими.       В комнате одна из служанок, которые за всё время не проронили ни слова, ни эмоцию, погладила моё платье. Оно было идеально-белым, тёплого оттенка, и полупрозрачным. Оно спадало настойчиво с моих плеч, как бы я не старалась придвинуть ворот ближе к шее. Это платье напоминало мне римскую женскую тунику, которая тянулась до самых пят. Широкие рукава щекотали кожу до локтей. Платье было слишком лёгким, я почти не ощущала его чистой и выбритой кожей, будто меня вместо ткани ласкал прохладный воздух.       Кулон, подаренный Тоджи, я убрала к вещам, которые принёс мне Чосо из родного дома ещё вчера. Вместе с ними мама передала мне горстку любимых желейных конфет, детскую книжку, которую я зачитывалась несколько лет в младших классах и футболку Мичи, которую он подарил мне на день рождения. Он отдал мне её, потому что на ней был логотип нашей общей любимой группы в прошлом.       С волосами мне ничего не сделали. Просто слегка прочесали вьющиеся кудри и уложили торчащие волосинки спреем.       Я слышала музыку снизу. Она была негромкой, без слов, расслабляющей. Ещё больше были слышны десятки чужих голосов.       Глубоко дыша, я смотрела на себя в зеркало. Ткань с трудом прикрывала мои голые ягодицы, спасали только многочисленные тоненькие складки, которые игрались друг с другом от каждого движения тела. С грудью было всё куда печальней, из-под одежды от стресса и внезапного чувства холода то и время проглядывали соски.       В носу щипало. Внутреннее «я» истерично требовало выброситься в окно. Оно ведь без решёток… Но как же тут было высоко. И вряд ли окно было простое, так легко я не смогла бы пробить его.       Слуги оделись подобающе торжеству: девушки облачились в строгие чёрные платья, а юноши — в костюмы. Последние меня не трогали и даже не видели до тех пор, пока меня, как какой-то трофей, не повели к главным дверям церемониального зала, который располагался прямо под моей комнатой.       Там же я встретила старых невест и нынешних. Харуко и Аяка были одеты в скромные чёрные платья. И я впервые в жизни увидела Мари и Хину, облачённых в лёгкие красные платья.       Мари выглядела живее, чем вторая невеста. Её бело-золотистые кудри идеально сочетались с синими глазами, а слегка смуглая кожа и огромные глаза в очередной раз доказали мне, что она иностранка. Харуко говорила мне, что она прилетела сюда с Жатвы из Европы несколько лет назад.       Мари выглядела воодушевлённо. Она покорно ждала возле дверей в сопровождении двух служанок, тяжело дыша, будто она шла на реальную свадьбу с единственным и любимым мужчиной. Она даже не смотрела на меня.       Зато смотрела Хина. Я не понимала её взгляд. Он был равнодушный, изучающий, она даже не сочувствовала мне. Невеста выглядела бледной, слишком худой. Она была высокой, в отличие от Мари, сама я была ниже их обеих. У Хины, несмотря на болезненность, остались идеально гладкие, чёрные волосы, которые вытянулись до самой поясницы. Но карие, почти чёрные глаза потускнели, не выглядели живыми и заинтересованными хоть в чём-то.       Нас выстроили к двери друг за другом на большом расстоянии. А по обе руки от нас шли слуги, словно защищая нас слева и справа и сопровождая, куда нужно.       Гордая Харуко, как самая старшая, стояла самая первая. За ней шла поникшая, равнодушная, Аяка. Следом — неугомонная, с блестящими глазами Мари, сзади неё стояла грустная, готовая вот-вот заплакать от бессилия Хина.       Рядом с нами выстроились три колонны из неизвестных мне девушек. Бывшие невесты также были облачены в чёрное, нынешние — в красное, а будущие — в белое. Две новенькие невесты расположились в нашу колонну, как в самую маленькую.       Широкие двери распахнулись, нас обдало запахом крови, дорогого вина и горячей еды. Яркий свет на секунду ослепил меня, заставляя опустить голову и зажмуриться.       Старшие невесты трёх кланов прошли вперёд под аплодисменты вампиров, приглашённых гостей и двух жнецов — Нанами и Тоджи. После них пошли девушки в красном. Их также одарили аплодисментами, но вместе с ними сыпались восхищения и комплименты. И, наконец, очередь дошла до нас.       Я шла на трясущихся ногах вперёд под внимательные взгляды десятков людей. Все они были одеты богато и роскошно, и, что самое главное, не унизительно, как мы, бедные юные девушки в белых платьях.       Я не видела красных глаз, зато уже видела насквозь натуру каждого вампира. Тут были и люди. Это были важные представители из разных политических, экономических и социальных сфер. Они лицемерно радовались нашему прибытию, зная, что нас буквально похитили и насильно отдавали в рабство и на корм чудовищам. Они сами люди, и они же торжествовали тому, что мы, вчерашние дети, оказались на пиршестве вампиров, как самое главное блюдо этого вечера.       Новоприбывших девушек расположили в самом центре зала, будто мы были зверями в клетках из зоопарка. Я тяжело дышала и вглядывалась враждебным и пугливым взглядом в каждого, кто смотрел на меня. Я чувствовала себя дикаркой, чужой, будто я действительно только что освободилась из клетки впервые за восемнадцать лет.       Но дикаркой была не я. А они, все, кто окружали нас.       Я увидела в одной куче неподалёку уже знакомых вампиров. Два других клана держались также сплочённо, подальше от других. Они оценивающе смотрели на нас, словно на товар.       — Прежде чем мы начнём, — я услышала голос Тоджи, который заставил весь зал погрузиться в тишину, — я, как глава жнецов, хотел бы произнести речь.       Его голос лёгким эхом разносился по залу. Тоджи вышел поближе к нам, в самый центр. Я пересеклась со жнецом испуганным взглядом. Тоджи задержался на моём лице, я не увидела в его взгляде ничего, кроме равнодушия, от чего мне захотелось кричать от бессилия. Паника сжала мою грудную клетку. Главное — дышать и не терять контроль.       — Здесь собрались кланы, жнецы, представители наших партнёров во всех сферах общественного влияния. И я, прежде всего, хочу напомнить всем, что жнецы стоят на стороне независимости и справедливости. Наше слово — закон. И мы нужны здесь, чтобы оберегать, защищать и заставлять других чтить законы, которые мы все приняли единогласно ещё много столетий назад. Каждый из вас — это часть истории. Творите её в правильном направлении. И помните, что невесты, прибывшие сюда сегодня, — это люди, которые являются важным звеном, скрепляющим договор между людьми и вампирами. Выпьем за новых невест. — Тоджи поднял свой бокал с вином и снова глянул на меня. Я покосилась в его сторону и сглотнула. Всеми силами мне приходилось держаться, чтобы не начать прятать себя руками.       — За новых невест! — прокатился торжественный клич по залу. Я вздрогнула от возгласов и звенящих бокалов. На секунду от испуга мир потемнел перед глазами.       Мой взгляд метался по залу. Столы ломились от еды и напитков, а вокруг них и у стен расположились стулья, диванчики, круглые, большие пуфики… У одной стены с огромными расстоянием располагались где-то за толпой шатры. Это были лёгкие, полупрозрачные белые ткани, свисающие с потолка и прикрывающие что-то, что я не могла разглядеть.       Я не понимала, что происходило в этот момент. И не понимали другие четыре невесты. Они тряслись так же, как я, бегали взглядами по залу так же, как я. Мы мысленно жалели друг друга, поддерживали, но каждая из нас переживала только за себя.       В центр вышли самые старшие вампиры кланов. Они встали около Тоджи, что-то сказали ему негромко по очереди, он кивнул. Зал погрузился в выжидающую тишину. Взгляды толпы метались от Тоджи к невестам и обратно.       — Игараси Камэ присоединяется в клану города Нара, — громко сказал Тоджи, и зал взорвался аплодисментами и поздравлениями.       Вампир с чёрными волосами подошёл к девушке, что стояла рядом со мной, осторожно взял её за руку и повёл к своему клану. Её ноги отчаянно вжались в пол, она стала дёргать рукой. Из её напряжённой груди вырвался вопль, я почувствовала от этого крика боль в своём же горле.       — Оставьте меня! Оставьте меня! — вопила она. — Я хочу домой! Отпустите меня! Отпустите меня домой!       Мои глаза широко распахнулись, в носу защипало от жалости к девушке. Она боролась, и я видела, насколько это было безуспешно и бессмысленно.       Вампир зажал её рот рукой, и девушка с ужасом в глазах заскулила.       — Полегче, не так грубо, — услышала я голос Сугуру, который наблюдал за этим со стороны. Рядом с ним ухмылялся Сатору, качавший бокал с вином, и хмурился Чосо, скрестивший на груди руки.       — Зачем так вопить? Я бы с радостью приняла всю ту роскошь, что мне предложили бы эти красавцы, — в бокал ухмыльнулась беловолосая женщина с томным голосом. Она перекинула через плечо толстую косу.       — Тогда встань на её место, Мэй Мэй, — прыснула злостно Харуко. Её отдёрнула за руку Аяка, требуя молчать. Мэй Мэй лишь ухмыльнулась в ответ.       — Тоджи, ты продолжишь? — спросила Мэй Мэй, отвернувшись от бывших старших невест.       Пока плачущую Камэ уводили за руки в толпу, я впилась взглядом в Тоджи. Я кинула беглый взгляд на знакомых вампиров и увидела, как Сатору приветливо, с лёгкой улыбкой, машет мне рукой. И тут же заметила, как краснеет от злости Мари.       — Сугияма Чоу переходит в клан города Киото.       Вампир из киотского клана отвёл молчаливую, будто смирившуюся со своей судьбой девушку за руку к своим собратьям.       — Масаки Сора переходит в клан города Токио.       По щеке скатилась слеза. Я вздрогнула, не заметив, как Сукуна оказался возле меня. Всё-таки он был очень высокий. Наверное, даже выше Сатору, который казался мне до этого огромным.       Сукуна взял меня за руку. Я, словно безвольная кукла, оглядывала заплаканными глазами зал, пока шла к вампирам. Сердце болезненно застучало. Я глянула на оставшихся девушек. Их плечи беззвучно тряслись, а лица перекосило от накатывающей истерики. Их увезут за границу. Далеко от дома. У них никогда не будет шанса вернуться в родной дом.       — Добро пожаловать, Сора, — прошептал над ухом Сугуру, сжимая мои плечи.       — Рады приветствовать тебя в нашей маленькой дружной семье, — сказал Сатору и прильнул губами к моей похолодевшей руке. — Тебе у нас понравится, я обещаю.       Я отдёрнула руку из его ладони и глянула на Тоджи. Мы снова пересеклись взглядами, и жнец вернулся к Нанами. Интересно, куда делся третий?       — Раз уж Жатва этого года состоялась в нашем доме, — начал говорить Сукуна, отходя от меня, — позвольте и мне, как старшему, сказать пару слов. — Его губы растянулись в острой улыбке под замолчавшую толпу. Слуга молча наполнял его бокал вином, пока Сукуна стоял с чуть вытянутой в сторону рукой. — Моя жизнь — это вечный праздник. Позвольте мне огласить наше торжество открытым! И пусть слуги сделают всё, чтобы угодить вам сегодня. Совершенно всё. Зажгите свечи!       Все слуги, что были в зале, отдалились по углам, отошли к столам, к выступам на стенах… Они зажигали сотни и сотни свечей одну за другой, и так до тех пор, пока не осталась последняя. Огромная хрустальная люстра погасла, и вечерний церемониальный зал погрузился в полумрак под грохнувшую музыку. На стене зажглись красные гирлянды, которые создавали лёгкое свечение. Красный… Я ненавидела красный. И я увидела его рефлексы на своей коже.       — Веселись, Сора. С мужчинами не целоваться и не спать, — сказал шуточное наставление Сатору, сжимая мои плечи. — Мы скоро встретимся снова под одним из этих шатров.       И он ушёл от меня, оставив одну посреди маячащей вокруг толпы. Музыка стала более энергичной, живой, современной, но всё такой же без слов. Я стояла и осматривалась по сторонам, не зная, что мне делать и куда податься. Можно было сбежать отсюда, затеряться в толпе… Но вокруг были слуги, вампиры, люди и даже два жнеца следили за мной и остальными невестами.       — Поздравляю, Сора, — услышала я голос Харуко над ухом. — Я так и думала, что ты останешься у нас. Если уж нашим вампирам что-то понравилось, то они это заберут себе любой ценой.       — Судьба, видимо, — пожала плечами Аяка, поедая бутерброд, который она взяла со стола рядом. — Ешь. Тебе нужны силы.       — Не пугайте меня. Вы видели, как на меня смотрела Мари? Где она? — я пыталась вгляделся в толпу.       Люди и вампиры танцевали, пили, ели, разговаривали друг с другом. Чем больше они пили, тем сильнее повышался градус общения между ними. И тем громче и жарче становился вечер.       Мари и Сатору сидели на одном из диванчиков. На столике перед ними горели толстые свечи, крепко стоящие на подставках. Их блики мерцали в бутылке крепкого алкоголя и на сочных влажных фруктах в серебряных блюдцах. Я смотрела на то, как Мари бесстыдно целует вампира в шею, пока он спокойно принимает её поцелуи, пьёт вино и запрокидывает в блаженстве голову. Руки Мари скользнули к его ремню на брюках…       — Они прям здесь?.. — спросила я, широко распахнув глаза.       Хоть они и были далеко, но Мари, которая почувствовала моё удивление, кинула на меня злобный взгляд, словно говорящий мне: «Ты никогда не сможешь заменить меня». Она наклонилась к ширинке вампира, расстёгивая её.       — Здесь это нормально, привыкай и не обращай внимания, — хмыкнула спокойно Харуко. — Ешь давай. — Она щёлкнула по зубу языком, словно пыталась достать кусочек застрявшей еды.       Я отвернулась от смущающего зрелища и сразу же уткнулась случайно взглядом в богато одетую женщину, которая притянула к себе за галстуки двух молодых парней из обслуги. Они были близнецами.       Глубоко вздохнув, чтобы хоть как-то успокоить панику и тремор, я подошла к столу и взяла оттуда несколько кусочков яблока. Я нервно жевала их, боясь пошевелить взглядом. Мне хотелось просто упереться в одну точку и больше никогда не шевелиться, просто замереть, словно под взглядом горгоны Медузы.       — Распределение было такое простое. Я думала, тут будут целые рыцарские бои, — сказала я Аяке и Харуко, чтобы хоть как-то отвлечь себя разговорами от этого вечера.       Харуко посмеялась надо мной. Я глянула на её весёлое лицо.       — Скажешь тоже. Уже давно всё спланировано заранее. Я слышала, что ты очень понравилась нашим мальчикам, поэтому кланы договорились друг с другом изначально. Никому неинтересно наблюдать за распределением. Раньше и правда устраивали целые дебаты, а в старые времена и вовсе дрались до полусмерти за право владеть женщиной, на которую пал выбор больше одного клана. Сейчас всё куда проще. Деньги и связи решают многое.       Я машинально скрещивала руки на груди, поворачивалась спиной к стенам, столам и колоннам, смыкала плотно ноги. Я пыталась делать всё, чтобы спрятать себя и будто обезопасить от неизбежного. На меня каждую минуту были обращены десятки пар глаз. Они поедали меня живьём, бесстыдно изучали, поглощали целиком и полностью без остатка. От взглядов я чувствовала себя одинокой. Если бы не сотни свечей, которые сделали обстановку немного мрачнее, я бы сошла с ума от полупрозрачного платья.       — Видишь, новенькая, — хмыкнула над моим ухом Хина, которая взялась будто из ниоткуда. Я вздрогнула, подняла голову и посмотрела на неё. Она держала в руках полупустой бокал.       Хина кивнула в сторону Сатору, возле которого уже целовалась какая-то парочка. Но сам Сатору попивал неторопливо крепкий алкоголь из стакана, блаженно жмурился и прикрывал глаза, а Мари активно двигала головой на уровне его бёдер.       Я опустила взгляд в пол и отвернулась к колонне, возле которой стояла.       — Что я должна увидеть? — спросила я у Хины, в голосе которой я не слышала ничего, кроме скучающего равнодушия.       — Этот дом погубит тебя. Как погубил меня. Смотри, он зовёт тебя, — она невесело ухмыльнулась и кивнула вперёд на Сатору. — Иди, тебе нельзя ему перечить.       Я снова глянула на вампира. Мари прижималась руками к его груди, отрицательно качала головой. Растерявшись, я схватилась за бутерброд из морепродуктов на столике с едой и стала нервно жевать его. Я запила его крепким алкоголем и зажмурилась. После ночи в клубе мне совсем не хотелось пить, но меня мучили нервы и жажда.       Один из слуг, рыженький парнишка почти моего роста, коснулся моего плеча и повёл меня следом за собой к Сатору. Я кусала губы, бегала взглядом по залу и семенила следом за слугой. Руки тряслись, как от лихорадки. В груди болело от каждого глубокого, рваного вдоха.       — Сядь рядом, — сказал Сатору и коснулся осторожно моего бедра сквозь нежную, лёгкую ткань платья. Я вздрогнула и послушно упала на мягкий диванчик рядом с ним. С другой стороны сидела Мари, вцепившись в его тело, как в нечто бесценное и нужное ей, как во что-то, чем она не была готова делиться.       — Я не стану при ней этого делать, — зашипела Мари негромко, но даже музыка не заглушила её злость и неприязнь ко мне.       — Станешь. Потому что я этого хочу, — сказал Сатору мягким голосом и улыбнулся ей. — Ты ведь хочешь, чтобы мне было хорошо. Да, Мари?       — Да, господин, — смиренно сказала она и исподлобья глянула на меня.       Я сглотнула, когда руки Мари снова освободили из расстёгнутых штанов его напряжённый, налитый кровью член. Я не успела рассмотреть его. Просто вжалась руками в стиснутые ноги, вцепилась пальцами в ткань до хруста в костях. Я смотрела перед собой застывшим взглядом, умоляя всех богов в этом мире, чтобы Сатору забыл о моём существовании и оставил меня в покое.       — Не отворачивайся. — Рука Сатору повернула моё лицо к нему.       Его губы были непростительно близко, словно он хотел поцеловать меня. Жар его дыхания и сладко-терпкий перегар щекотал лицо. Я смотрела на людей вокруг себя, видела, как целовались слишком страстно две женщины у колонны, как двое мужчин целовали шею одной девушки и уже лезли рукой под её платье в районе груди. Как один мужчина сжимал ширинку другого, целуя в порыве страсти его лицо и кусая ухо.       Большинство просто пили, ели и общались друг с другом. И они даже не обращали внимание на тот разврат, что происходил возле них.       — Смотри на меня, — стонущим, совсем сладким голосом сказал Сатору, и я послушно глянула в его томные глаза.       Его кристально-голубые радужки вспыхнули красным. Я вздрогнула, дёрнулась назад, впервые в жизни увидев, как у вампиров сужаются до мелких точек зрачки и насколько насыщенно-красными становились их глаза.       — Как же я хочу к тебе коснуться, — его дрожащая от наслаждения рука потянулась к моей груди и остановилась.       Сатору сжал кулак, зажмурился и замычал сквозь сомкнутые губы. Его вторая ладонь вжалась в макушку Мари, сжала её волосы и надавила на член глубже. Я слышала, как Мари старательно дышла.       — Поцеловать тебя, вонзить клыки в твою нежную шею… — он задышал возле моего уха глубоко и часто. Его рот приоткрылся возле моей кожи. Я зажмурилась, и Сатору издал громкий, слегка протяжный стон.       Мари вздрогнула под его рукой, засопела громко носом ещё чаще и взяла в рот член так глубоко, что мне показалось, будто она сейчас задохнётся. Она замерла и резко подняла голову. Она пальцами стала вытирать губы, с которых стекала густая сперма.       — Жду нашей встречи под шатром, Сора, — тяжело дыша, шепнул он и отстранился от меня.       Мари встала и, проходя мимо меня, бросила:       — А я жду не дождусь, когда всажу нож в твою печень, сука.       — Если ты это сделаешь, отправишься к праотцам.       Я обернулась на уже знакомый, низкий голос, который своей вибрацией отдавался даже в моей груди. Я увидела, как Чосо резко остановил Мари и вжался ладонью в её шею. Он смотрел в её глаза холодно, неотрывно, почти не опуская вниз голову. Я не видела её взгляда со спины, но её тело замерло, а её пальцы даже не смели коснуться вампира. Она энергично покивала головой, и Чосо отпустил её. Мари, не оборачиваясь, поправила волосы и ушла к гостям.