***
Теплеет. Весна неохотно показывает себя: был бы стимул в этом грязном маленьком городе, где теперь и людей на улицах почти нет. Димка выходит на балкон, кружка ромашкового чая согревает руки, взгляд окунается в мягкое сияние сумерек. Сережа выходит на балкон тоже, в клетчатых домашних штанах и сером худи, настолько потрепанном, что и для тренировок не подходит. От внимания не укрывается легкая дрожь Димки — беспокойство сразу начинает наворачивать в голове круги. — Холодно? — Со мной все в порядке, — Димка не оборачивается, настаивает, хотя тело выдает его. — Да, я вижу. Похож на ледышку, — смеется Сережа, на ходу стягивая с себя худи. Он останавливается, дыша Димке в затылок. В опущенных плечах — весь тихий ужас борьбы. Аромат стирального порошка, который Димка уже успел проклясть, против укоренившейся привычки безупречности. И Сережа здесь, ставит на победу все, что чувствует. — Смотри, — мягко говорит он, — все так делают. Никого не беспокоит, что одежда не дезинфицируется после того, как ее носил другой человек. Димка оборачивается резко. Смотрит на худи, потом снова на Сережу. Сопротивление твердеет в уголках губ и в прищуренных, без очков и линз, глазах. К черту, это повод ориентироваться в новой нормальности, найти утешение в общих переживаниях, не поддаваясь обычным тревогам. Победа. Худи — в родных пальцах. Они ощупывают мягкую и теплую ткань, усиливая желание спрятаться от вечернего холода. Сережа вовремя не тормозит и забирает у Димки кружку с чаем. — Видишь? Гораздо лучше, — говорит Сережа, обнимая Димку за плечо. Хочется петь, смеяться (этот и капюшон надевает, который ему почему-то мал, видимо, слишком умный) и пить чай из одной кружки. — Неплохо, — соглашается Димка, скрестив руки на груди. Нет, с чаем из одной кружки не стоит торопиться. Ночь. Много машин, свет фар находит щелку между занавесками и скользит по потолку. Сережа лежит, повернувшись к стене, в животе скручивается узел предвкушения. Завтра Димка уезжает. Трехдневный эксперимент близится к завершению. Димка тихо дышит на другой стороне дивана, но Сережа уверен, что в этой квартире не спит никто. Останется? Не останется? Сережа жаждет прикосновений, подтверждения того, что их общее время значат нечто большее, чем это временное сожительство в терапевтических целях. Димку нельзя заставить. Их вселенные все еще далеки. В уголке глаза мокро, чешется висок, и вот на подушке пятно, которое можно пощупать пальцем. Сережа зажмуривается, желая принять все, что принесет завтрашний день. Матрас рядом проседает. Сережа перекатывается и видит Димку, лежащего на боку, лицом к нему. Электрический свет очерчивает его лицо, глаза смотрят прямо. — Этот эксперимент… Сережа задерживает дыхание. Пульс учащается. — Не то, что я ожидал, — продолжает Димка, речь размеренная, каждое слово, очевидно, не один раз исследовано со всех сторон предварительно. — Это за пределами моей зоны комфорта. Сережа может только кивнуть. Стук собственного сердца, кажется, громкостью Димку способен перебить. — Но интересно. Так сложно, я давно с подобным не сталкивался. — Ты…? — Сережа сглатывает, в горле пересыхает. Что дальше? — У меня нет ответов на все вопросы, — Димка тянет руку и нерешительно проводит по щеке Сережи. — Но знаю одно: я не хочу завтра возвращаться в общежитие. По лицу расползается широкая дурацкая улыбка. Сережа наклоняется к Димке, их лбы соприкасаются. Лучше не видеть друг друга. Чувствовать. — Итак, что ты хочешь делать? Димка отстраняется и смотрит Сереже в глаза. Если маленькая девочка смогла построить мост в Терабитию, то два взрослых человека возведут свой, между их мирами. Мост, который иногда бывает грязным, но который можно пересечь хоть поодиночке, хоть вместе, шаг за шагом. Узел предвкушения растворяется в теплой луже счастья. Сережа притягивает Димку к себе. — Просто пообещай мне, что не будешь пытаться дезинфицировать всю квартиру, ладно? — Никаких обещаний, — дразнится Димка, придвигаясь ближе. Сережа пытается утихомирить бешеный барабанный бой в исполнении сердца. А то кажется, будто сквозь ребра Димку вот-вот отправят в нокаут. — Можно я тебя поцелую? Димка подползает на локтях и кладет ладонь на Сережину грудь, с пренебрежением откинув одеяло. Собственное ему не нужно: трусы и худи — сомнительный, но относительно теплый прикид. Лакомый для подкроватных и накроватных монстров. — На это ты надеялся все эти дни? — Возможно, — Сережа заливается было краской, но, блин, хватит стыдиться своих чувств и желаний. Голос набирает силу. — Но мне важно, чтобы ты этого тоже хотел. Димка подтягивается выше, сокращая расстояние между ними. Сережа бросается вперед с отчаянным рвением, прихватывает нижнюю губу Димки зубами, потом углубляет поцелуй, торопится, пусть спешить уже некуда. И его впервые не сдерживают. Затем тяжело дышать, на Димке взгляд осоловелый. Вероятно, такая близость и есть истина, которую ежедневно ищут в Интернете тысячи, если не миллионы, людей. — Что думаешь? — спрашивает Сережа, проводит кончиком пальца по линии подбородка Димки. Тот ерзает (это, конечно, не планка, но стоять на одном локте неудобно) и смеется. По-настоящему, продолжительно, так выглядит счастье, ну, как минимум радость. — Я думаю, у нас все будет хорошо. — Мне нравится, как это звучит, — говорит Сережа, сжимая Димкину руку. Сон толкает их к краю сознания, но никто не спешит сдаваться. Сережа перекатывается, задев Димку, и хватает телефон из кармана джинсов (да, они валяются на полу, у одного прекрасного молодого человека ангельское терпение). От яркости экрана блокировки выступают слезы. — Помнишь, сегодня Арсений звонил? Черновой монтаж фильма закончен. Они садятся, Димкина голова лежит на плече Сережи. Город в короткометражке как чужой, но однозначно влюбленный в исследующих его людей.***
Жужжание телефона выводит Сережу из задумчивости. Взглянув на экран, он видит уведомление из «Телеграма» — видеосообщение от Арсения. Улыбка раскалывает лицо. Проходит много дней с тех пор, как заканчивается трехдневный эксперимент, и жизнь входит в комфортный, хотя и хаотичный ритм. Димка все еще цепляется за некоторые из своих бесплодных привычек, но появляется готовность принять неожиданное, готовность, подпитываемая ночными разговорами. Сережа сидит в маленьком коридоре с огромными кожаными креслами. Прихожая психотерапевта, прораба моста, который они строят. Димка решается противостоять своим тревогам лицом к лицу, а Сережа находится рядом, чтобы держать его за руку (образно, конечно, гигиена и все такое). Наушники, как назло, разряжаются. Сережа рискует, ставя максимальную громкость. Одно касание — лицо Арсения, на фоне мигающие огни и возбужденная болтовня. — Сережа! Ура! — кричит Арсений. — Мы — звезды этого кинофестиваля! Арсений переключает «фронталку». Здесь строгий дресс-код и закуски, что, надо думать, на уровни выше фильма. Но дни упорной работы того стоят. — Я бы хотел, чтобы ты был здесь, Сережа! — Арсений продолжает, понижая голос. — Впервые могу заявить, что ты — полноценная часть этого фильма, а не просто модель! Я тут ошиваюсь около жюри, — хихикая, признается он, — и им нравится! Они называют это «контролируемым хаосом»! Теперь я знаю, как буду называть вас с Димой! Кстати, как обстоят ваши дела? Сережа не очень заботится, как на камере выглядит. Видеооператор тут все-таки Арсений, не он. — Потихоньку, — смеется. — Но он больше не падает в обморок, когда я прихожу в грязной обуви. Через минуту приходит ответ. Кажется, на кинофестивалях, как и на медицинских конференциях, скучно и варят невкусный кофе. — Прогресс, я вижу, — ухмылка кривит губы Арсения. — Что ж, передавай ему всего возможного и невозможного. И я планирую приехать к вам на зимних каникулах! Отпраздновать, и это не обсуждается, как и то, что ты готовишь свой фирменный суп! Дверь в конце коридора открывается. Димка с непроницаемым лицом. — Привет, — Сережа встает, сердце пропускает удар. — Как все прошло? — Сложно. Но в хорошем смысле. Дорога домой — гобелен, сотканный из обрывков разговоров, приятного молчания, случайных взрывов смеха и опадающих листьев. Сережа рассказывает Димке о кинофестивале и об Арсении, немного преувеличивает, возможно, влог станет популярнее после премьеры фильма в Интернете. Димка с легкостью отделяет факты от необоснованных суждений, но восторг полностью разделяет. Они прогуливаются через парк. Сережино внимание привлекает знакомая скамейка, на ней он выполнял элементы во влоге, на ней они с Арсением сидели в первый день знакомства. — Настроение на небольшую тренировку по паркуру. Надо держать себя в форме! — А если не сейчас? — вяло протестует Димка. Пресекая дальнейшие возражения, Сережа разбегается. В идеале одним прыжком перелететь скамейку или хотя бы приземлиться на сиденье, перебросив тело через спинку. Заброшенный (на время, конечно, просто с Димкой комфортно и организм хочет только одного — лежать рядом) влог и слегка раздутое эго сговариваются против Сережи. Его нога цепляется за край скамейки, и «звезда» летит на землю совершенно некрасивой кучей. Подбегает Димка. Сережа, растянувшись в грязи, корчит гримасы. Острая боль в лодыжке, леденящее душу напоминание о законах физики. — Жив? — Ерунда, — Сережа сглатывает стон. Димка осторожно помогает ему сесть, осматривает поврежденную лодыжку. Нежные прикосновения прохладных пальцев, а все равно больно. — Подозреваю перелом малоберцовой кости, — Димка приглушенным голосом ставит диагноз. — Еще где-то болит? — Да ну, — говорит Сережа, уставившись на него. — Тут падать некуда, какой перелом… Димка вздыхает, качает головой, но не может скрыть легкую улыбку. Потом он достает телефон и звонит в «Скорую», раздавая по ходу беседы воспитательные подзатыльники пострадавшему. — Я пытался произвести впечатление! — оправдывается Сережа. — У тебя получилось, — нежный смех. Димка правда может быть таким? По мосту, видно, можно ходить, но с оглядкой на правила безопасности. У ворот парка останавливается «Скорая». Осенью город медлительный, не спешат даже фельдшеры. — Я люблю тебя, идиот, — шепчет Димка, наклоняясь, и целует Сережу в губы.