Капитан Аккерман приплыл

Спать с Леви было… спокойно. Приятно. Не так, как с Армином и Эреном – с ними было хорошо и привычно, что ли. С капитаном же… она как будто чувствовала себя в безопасности. Чувствовала, случись что – защищать будет не она, а ее. Чувство было незнакомым: вводило в ступор, но в то же время щекотало сердце новизной. Проснувшись в первый день, она, разумеется, сразу поднялась и поспешила покинуть палатку: то, что капитан спал, было счастливой случайностью; обычно он уже бодрствовал. Микаса даже подумала, грешным делом, что, может, притворялся – просто чтобы ее не смущать еще больше? В конце концов, решила, что вряд ли. Выберись он аккуратно из спальника, все равно было бы неловко. Но, по крайней мере, не проснулись нос к носу – этому можно было порадоваться, учитывая, что глаза она открыла, мирно сложив голову у мужчины на груди. Приходилось признаться: ей и правда было тепло. Ей… понравилось. Ночь провела за разговорами с Хисторией – сперва неловкими, ибо сильны близки они не были, затем более раскованными: та спрашивала, как дела в Разведкорпусе и, конечно, интересовалась, как поживает Эрен. Почему Ханджи не отправила его, вдруг задалась вопросом Микаса? Не хочет терять сильного бойца, если вдруг тому взбредет в голову остаться с Хисторией? Имело смысл. Но в случае Эрена, это приходилось признавать, лишь временный. Захочет – все равно уйдет. Слишком уж его тянет к неизведанному и свободе. Следующий день растянулся: отбыли точно по расписанию, только вот чем глубже кони неслись в лес, тем чаще Микаса задавалась вопросом – сегодня они с капитаном опять будут спать вместе? Его спина, мчащаяся впереди, разумеется, никакого ответа не давала, а спросить прямо, когда останавливались, чтобы дать передышку лошадям, она не решилась. Леви заговорил сам: стоило им остановиться ночью, поставил перед фактом – спит с ним. Микаса, наконец, успокоилась, даже сама удивилась – ожидание вымотало ее больше, чем предыдущая неловкость. Спокойно разделась, забралась внутрь спальника, дождалась, пока ляжет капитан. Прижалась. Вот так просто – сама обняла и ткнулась носом в волосы, вдыхая едва уловимый запах хвои и самого Леви. Сдвинула руку, чувствуя чуть сбившееся сердцебиение. Даже отчета себе не отдала тогда – что и правда приятно было. Просто прижалась да прикрыла глаза, какой-то искрой сознания упиваясь ощущением, что когда она обнимает его так, процесс как будто бы обоюдный: каким бы сильным он ни был, а лежит в ее руках, будто бы защищает и она его тоже. Грудь налилась раздувшейся гордостью: судя по тому, что он проспал всю ночь в прошлый раз – от бессонницы точно. Если это не достижение, других в книге под названием "капитан Аккерман" уж точно нет. Следующее утро только усилило это тянущее чувство – когда Микаса открыла глаза, Леви еще спал. Волосы разметались по мягкой ткани спальника, правая рука крепко удерживала ее за талию, лицо было расслаблено – и не скажешь, что ему за тридцать. Если бы не мощное, сбитое тренировками и бесчисленными схватками тело, могла бы и за ровесника принять. Жаль только, как проснется, всю эту юность сметет вечно хмурым выражением и напряженностью – жизнь разведчика накладывает определенный отпечаток. А может, и не только разведчика?.. О прошлом Леви она знала мало: догадывалась только, что было оно не сладким. Слышала, что когда-то потерял свою группу, друзей. По каким-то крохам сложила в картинку, что и родных у него не осталось, Кенни последним был. Как попал в разведку – загадка, какая-то таинственная история с Эрвином, наверняка, не менее мрачная. Микаса вздохнула. Мрачность, окутывающая жизнь Леви, почему-то внезапно стала ее удручать. Она обняла друзей, выслушала первые новости, но решила, что на доклад к Зоэ стоит зайти сразу: чтобы потом спокойно провести вечер с ними, ни на что не отвлекаясь. Наверняка, кто-то еще и пирушку закатит, если Леви не решит инспектировать замок – дело нередкое, привычное. Приблизившись к кабинету майора, почувствовала неладное: кажется, Леви еще там, голос недовольный. Микаса нахмурилась: что могло случиться? – "Я на нее реагирую", – приглушенно пробасила Ханджи, явно передразнивая. Микаса улыбнулась: кажется, все не так плохо. – Мне на тебе эксперименты ставить, или сам скажешь, как реагируешь? Она занесла руку, чтобы постучать. И замерла, оторопев. – Как мужик реагирую, как еще! – гаркнул Леви, злость в его голосе была какой-то горькой, непривычной, смывающей все остатки только что клубившейся веселости. – Что непонятного?! В горле стал ком. Он же… не о ней говорит? Микаса делает шаг назад: может, уйти? Ведь еще застукают, не дай бог, а она не уверена, что знает, как с этим разбираться. Но… не о ней же? Капитан же не?.. – Все понятно, – слышится тихий голос Ханджи, и в кабинете раздается яростный звук шагов. Все, что она успевает сделать – попятиться назад, надеясь, что Леви достаточно зол, чтобы не обратить на нее внимание. Получает короткий кивок, принимает, насколько может, невозмутимый вид и сама толкает дверь в кабинет, чтобы не выдать оторопь. Да только понимает – судя по его злому и на мгновение растерянному взгляду, он уже знает: все она слышала. И все же решает уйти, предоставляя ей самой решать, что с этим делать. Как будто она знает. О чем они разговаривают с Ханджи, она практически не помнит. Так, стандартный диалог: как съездили, запрос отчета, можешь идти. Этого достаточно. Следующие несколько часов Микаса проводит словно в бреду – растерянно стоит в коридоре замка, наблюдая, как Леви тренируется на полосе препятствий, а потом уходит. Может, и ей не помешало бы? К друзьям она спускается только за ужином. *** Время проходит как в тумане. Микаса и не знает, о чем она вообще думала и что делала. Спускаясь в столовую, замечает Армина и Эрена – они как раз шли к ней. Радостно машут руками и снова обнимают, уставшие и, кажется, правда соскучившиеся. Их отношения давно не были такими теплыми. Взяв еду, усаживаются за стол – где-то сбоку уже слышатся подтрунивания Жана над Сашей. Армин рассказывает что-то о новых опытах Ханджи и планах тренировок – Микаса сама не замечает, как отвлекается, фокусируясь на его голосе, успокаивающем, привычном. Армин, наконец, замолкает и возвращается к еде – покончив со своей порцией, она тянется к стакану, желая как следует запить ужин. Эрен склоняется к ее уху, слегка смущенный, но нетерпеливый. – Слушай, а... Хистория, случайно, мне ничего не передала? Микаса хмыкает, хлопая себя по карману брюк. Как она могла забыть? – Да, передала, – тихо отвечает она, подаваясь навстречу. Ее руки скользят под столом, аккуратно передавая другу записку. По телу проходит дрожь. Хмурясь, она вскидывает голову, словно чувствуя опасность. Вместо этого встречается взглядом с Леви – прожигающим, колючим. Она моргает в непонимании, чем вызвана такая перемена, видит, что к нему склоняется Ханджи, по-свойски кладет ладонь на его руку. Щурится. Внутренности обжигает злостью. Леви зло сбрасывает руку майора и рывком поднимается с места. Пока он уходит, Микаса задумчиво смотрит ему в спину, не понимая, что это было и что это все значит. Знает одно: по телу разливается предательски удовлетворенное тепло. Армин сбоку аккуратно касается ее предплечья. Микаса провожает капитана взглядом и, когда тот скрывается из виду, поворачивается к другу – тот смотрит на нее с волнением, как бы молча спрашивая, случилось ли что-то. Она качает головой. Знала бы сама: да только даже осознать ситуацию пока не получается. Но, может, Армин и правда поможет? Точно не засмеет – учитывая, в какой растерянность она пребывает, лишними слова поддержки не будут. Но Эрен… Микаса косится в его сторону: парень слишком увлечен письмом Хистории, чтобы обратить внимание на безмолвный диалог между друзьями. И уж что-что, а подобные вещи при нем она бы обсуждать точно бы не решилась. Закусив губу, она принимает решение. Вновь повернувшись Армину и коротко кивнув, поднимается со своего места: он берет поднос и следует за ней. Оставив грязную посуду там, где ее заберут дежурные, они выходят из столовой и движутся к ее комнате – более уединенного места, чтобы поделиться чем-то подобным, в замке не найти. Везде есть риск быть услышанными, хоть и зла Микасе, конечно, никто не желает. Шаги гулким эхом отдаются от стен, и Армин все-таки решается тихо озвучить: – Вы с капитаном поссорились? – его голос звучит чутко и понимающе, как всегда, но от абсурдности вопроса ей хочется рассмеяться. "Поссорились". Если бы. Еще и слово так глупо звучит – как будто дело в разбитой тарелке или не том цвете занавесок. Как будто они... как странно об этом думать – близки. Она качает головой, понимая, что с губ все-таки срывается истеричный смешок, сопровождающийся кривой ухмылкой. Армин больше не задает вопросов, пока они не доходят до комнаты: убедившись, что в коридоре никого нет, Микаса затворяет дверь и, наконец, выдыхает. Только вот… как начать? – Мы не… поссорились, – выдавливает она, мысленно содрогаясь от собственного красноречия. Ну а действительно ведь: не поссорились же? Только и нормальными их отношения теперь тоже не назовешь. Армин не станет ее пытать, это она знает точно, поэтому решает выпалить разом, как пластырь сорвать – с губ сплошным потоком срывается: – Онсказалчтореагируетнаменякакмужчина. Аж полегчало. Армин моргает, пытаясь вычленить смысл из сказанного. Моргает еще раз. Наконец, округляет глаза и приоткрывает рот. Микаса неловко кашляет. – Т...тебе сказал? – заикаясь, уточняет Армин. Теперь очередь округлять глаза – ее. – Нет! – отчего-то краснеет Микаса. Хотя какая разница, кому сказал? Реагирует-то на нее ведь! Щеки пылают. Кусая губы, она торопливо добавляет: – Он сказал это Ханджи, я случайно услышала под дверью. Армин мычит под нос, пытаясь собрать информацию воедино. Чуть хмурит брови – между ними появляется уже слишком знакомая, отчетливая, не по годам, складка. – Так… и он знает, что ты слышала? – проницательно уточняет друг, тщательно выверяя слова, явно чувствуя ее дискомфорт. Микаса смущенно кивает, отводя взгляд. Армин прочищает горло. – Что ж, это объясняет, почему он так зло смотрел на вас с Эреном, когда ты передавала ему письмо, – вполне спокойно говорит друг, начиная анализировать ситуацию. – Но знаешь… – аккуратно добавляет он, кидая ей уж слишком осторожный взгляд, как будто хочет сказать что-то, что ей очень не понравится… – Что?! – требует Микаса, заставляя его вздрогнуть. Она и так на взводе – у нее нет сил вытаскивать из друга домыслы по капле. Армин смотрит на нее сочувствующе. – Когда Ханджи взяла его за руку, ты посмотрела на него не лучше. Ну все. Приплыли. Микаса сцепляет ладони в кулаки и краснеет. В груди клокочет возмущение: не было такого. Она открывает рот, чтобы возразить, но следующие слова Армина припечатывают ее похлеще удара под дых. – А сама-то ты как к этому относишься? Все. Шок. Полнейший. Знала бы она, стала бы вообще с ним разговаривать? Микаса делает глубокий вдох. Понимает, что уж на кого, а на Армина срываться бессмысленно. Прикрывает глаза и выдыхает: – Не знаю. Он не торопит – разумеется, знающий ее столько лет Армин кидает очередной сочувствующий взгляд и молча ждет, зная, что Микасе нужно собраться с мыслями, прежде чем она сможет дать хоть какой-то ответ или что-то, что поможет его найти. Первое, что приходит на ум: ей страшно. Страшно, потому что это… неожиданно. Страшно, потому что это меняет их отношения – так или иначе. Страшно, потому что она не знает, что скрывается за его словами, и потому что боится понять, что может скрываться за ее страхом узнать. Он ведь… ее капитан. Они через многое прошли вместе. Он сотни раз ее отчитывал. В конце концов: он только-только стал относиться к ней чуть более тепло, чем к другим – и даже в палатке, грея ее, когда, вообще-то, не должен был, вел себя как джентльмен. Или как солдат – тот, которым должен быть уставу, а не тот, в которого превращает жизнь, где каждый день может стать последним. И все же… Микасу прошибает мелкая дрожь: он ведь мужчина, она сама заметила. Только вот тогда, в палатке, она говорила об этом как о факте того, что перед ним, по идее, неловко раздеваться – даже зная, что он в ее сторону и не взглянет. Сейчас же сбитым комом в груди клубилось осознание, что он и правда может интересоваться женщинами. Что может интересоваться ей. Не "может" – интересовался, поправляет себя она. Сердце пропускает удар. Как в тумане, Микасе приходится признать, что ростом, он, может, и не вышел (хотя она не сильно-то его и выше), зато всем остальным его точно природа не обидела. Лицо, даром, что вечно хмурое, все равно остается привлекательным: всегда гладко выбритый острый подбородок; темные, сияющие опасностью глаза – уже немало. Достаточно, чтобы привлекать к нему взгляды городских, не имевших дела с суровым капитаном Леви в стенах замка и желающих познакомиться с героем поближе. Тогда, приехав к Хистории, Микаса толком и не обратила на это внимание – зато сейчас одной вспышки воспоминания достаточно, чтобы воспроизвести его короткий взгляд в сторону. Изучающий, хлесткий – на окружающих женщин, явно жаждущих внимания; и все же… он просто отвернулся и поехал дальше. Ничем не выказав интереса. И что это значило? То, что монахов среди разведчиков нет, Микаса знала давно. И хоть об офицерах слухов циркулировало мало, практически по всем картина была ясна: Ханджи, несмотря на свою увлеченность наукой, любила иногда провести время с Моблитом и парочкой других младших по званию; у предыдущего командира Эрвина была несчастная любовь, поставившая крест на интрижках; а вот Леви… Леви оставался загадкой. Нет, конечно, о том, что у него были когда-то отношения, она слышала. И учитывая смертность в Разведкорпусе и его привычную отстраненность, догадаться, чем они закончились, было несложно. Но вот о том, есть ли кто-то сейчас, выбирается ли он вообще в город – нет. К нему и подходить-то не решались: каждый раз, как приезжали новобранцы, в первые же дни кто-то делал несколько попыток, а потом всё – осознав, с кем имеют дело, все предпочитали соблюдать субординацию и не корячиться лишний раз с тряпками, отдраивая сортиры. "Я на нее реагирую"… А на других, получается, нет?.. При одной мысли об этом сердце Микасы вновь совершает кульбит – даже титаны далеко не всегда вызывали такой приступ паники. Они были врагами, да, смертельными врагами, но эта опасность была внешней, той, с которой бороться нужно прямолинейно. Прыжок, выверенное движение клинков – удар. Привычно и легко. То же, что она чувствовала сейчас… расползалось по венам и истязало разум, медленно разъедая изнутри. Сигнализируя: бороться бесполезно. Микаса вздохнула. Рука сама собой потянулась к шее – остановившись на полпути, потому что шарфа на ней не было. Украдкой бросив взгляд на тактично отвернувшегося Армина, она перевела глаза в пол, признавая одну неоспоримую вещь. Больше всего ее пугало то, что мысль о таком внимании капитана ей... льстила. Это было ново и неправильно – а еще какой-то мстительной частичкой кричало о том, что у нее есть над капитаном власть. Да та, которую он так просто не отдаст. Но та, которая явно его нервирует и о которой он признался Ханджи. Которая заставила его оскалиться и разозлиться на то, что она на ужине… улыбнулась Эрену? Внутренности кольнуло виной. Она не должна допускать таких мыслей со своей стороны: даже если Леви что-то к ней испытывает, ей нужно разобраться в себе. Не упиваться этой иллюзорной крупицей власти, а понять, чего она вообще хочет. Да и… "реагирует" не обязательно ведь подразумевает наличие чувств?.. Микаса повернулась к Армину. – Мне… не по себе от того, что я узнала, – медленно, немного хрипло признает она, и парень вскидывает на нее взгляд, готовно слушая. – Но я бы соврала, если бы сказала, что мне совсем не приятно. Потупившись, она кусает губы, но друг молчит, позволяя ей высказаться. – Я не уверена, что должна что-то делать с этим. Если бы капитан видел в этом необходимость, он ведь сам бы об этом заговорил, так? – спрашивает она, надеясь, что Армин подтвердит ее мысли и снимет груз вины за услышанное и за то, что поставила его в такое положение. Друг молчит. Поджимает губы, обдумывая. И, посерьезнев, медленно отвечает: – Мне сложно представить себя на его месте, а потому я не могу сказать, как поступить правильно, – его голос был спокойным, но Микаса, впервые в жизни, начинает нервничать, понимая, что на нее он больше не действует. – Видя тебя и зная капитана… мне кажется, в этой ситуации неизвестно, кто из вас напуган больше. Вина обжигает, жжется. Армин прав – пока она борется со смущением, капитан наверняка чувствует себя идиотом: хоть к додумыванию вещей он склонен не был, комфортно себя, зная, что она все слышала, он едва ли чувствовал. – Думаешь, стоит с ним поговорить? – спросила она, не представляя, как вообще начать этот разговор. "Все нормально, капитан, я ничего не слышала?". "Со всеми бывает, давайте все забудем?". Это даже в голове звучит бредово, куда уж такое произнести. Да и забывать… оба не дураки – не забудется такое, уж первое время так точно. Голос Армина вырывает ее из размышлений. – В любой другой ситуации я бы сказал да, – без обидняков отвечает он. – В этой… Парень вздыхает и серьезнеет еще сильнее. Таким Микаса видела его всего несколько раз в жизни. – Я не знаю, что ты чувствуешь, и не уверен, что ты сама знаешь, но я бы сказал так: если ты хочешь оставить эту ситуацию в прошлом – разговоров не нужно. Если… – Армин краснеет, отводит взгляд, словно сомневаясь, произносить ли это вслух, – …если капитан тебе нравится, – Микаса захлебывается воздухом, – …тогда поговорить стоит. Она растерянно моргает, глядя на него. Армин торопливо делает шаг вперед и привычным, успокаивающим жестом берет ее за предплечья. – Тебе необязательно что-то делать, – спешит заверить он. – Просто смотри по ситуации. Уверен, что Леви тоже неловко, так что если вы оба сделаете вид, что ничего не было, все забудется – и уже через несколько недель все станет как раньше. Микасе очень хочется в это верить, но внутри что-то не клеится. То ли предательская часть не хочет забывать, то ли сомневается, что получится – но ей не нравится мысль о том, что все будет "как раньше". Решив оставить эти размышления до лучших времен или, хотя бы, не мучить больше Армина, она кивает, сжав его руки в ответ. – Спасибо. Он улыбается – привычный, родной Армин; кивает ей, окидывая мягким, внимательным взглядом; и, наконец, выходит из комнаты, оставляя ее одну. Микасе становится спокойней. И все же она знает – впереди ее ждет долгая ночь.