Капитан Аккерман приплыл

"Вы же мужчина," – прокручивает в голове. Ну спасибо, что заметила! Это ты меня еще в тот раз на следующее утро не видела – и сегодня тоже. Что бы, интересно сказала тогда? "У вас член"? Как будто он не человек. Почему он вдруг вспомнил эту фразу, Леви не знал. Может, бесился внезапно, что больше не почувствует ее тепла рядом? Так вроде ж сам виноват: мог бы и намекнуть как-то, а он даже и не дыхнул в ее сторону. Уж аккуратно перевернуться и как бы невзначай вжаться в нее он вполне мог – как минимум, какие-никакие мысли в ее блестящую головушку бы поселил. Уж даже он знал, как это делается. Совесть вот только не позволяла: каким бы он суровым и злым ни был, обращаться с ней так – последнее дело. Жизнь девчонке ломать – ну уж нет, она и так многое пережила, да и толку-то – столько лет на Йегера так смотрела... Не по его душу ягода. Он ведь сам-то даже не уверен, что скрывается за его мыслями о ней: ну проскальзывало иногда, да. Особенно как вычудит чего – так у него, по крайней мере, хватает такта держать лицо кирпичом, в отличие от половины корпуса. Слюной не истекает – и ладно. Сцепив зубы, дернул плечами. Что ему еще остается, кроме как злиться на самого себя? Может, он и правда злобный коротышка, как ему иногда напоминает Ханджи. А пускай бы и так. К замку доехали ближе к обеду: погода располагала; оставив Микасу общаться с подоспевшими друзьями, он пружинистым шагом направился к Ханджи, чувствуя, что отчего-то заводится все сильнее. Мужчина, блин! Стукнув по двери два раза, заходит внутрь бесцеремонно – оторвавшись от бумаг, майор готова расплыться в улыбке, да только осекается и вздергивает брови, чувствуя его неоправданную злость. – Все в порядке? – спрашивает она. Леви поджимает губы и цедит: "Да". Думая, как лучше подойти к следующему вопросу – пока очкастая сама не начала выпытывать, чего он так бесится. Если бы он сам понимал. – Не ставь меня больше с Аккерман, – наконец, говорит он нехотя, зная, что после такого заявления Ханджи так просто уйти ему не даст. Ожидаемо, она одаривает его еще более заинтересованным взглядом. Аж чуть ли не ерзает на стуле, зная, что если не спросит – большего он не скажет. – Это почему? – голос звучит заинтригованно, хотя ведь и так догадывается же прекрасно. Леви стоит больших сил подавить комом вставший в груди стыд и выдавить из себя: – Я на нее... реагирую. Повисает небольшая пауза. Ханджи издает смешок и сжаливаться над ним ничуть не собирается. Кто бы сомневался. Басит, передразнивая: – "Я на нее реагирую", – получается противно, аж зубы скрипят. И вовсе на него не похоже. – Мне на тебе эксперименты ставить, или сам скажешь, как реагируешь? Леви кипит, руки сжимаются в кулаки. Вот же изжога четырехглазая. – Как мужик реагирую, как еще! – рычит, повышая голос, он. Был бы стол рядом, и по дереву бы вдарил. – Что непонятного?! В кабинете вновь воцаряется тишина. Все бы хорошо, да только Ханджи улыбается так, будто нашла новый объект для экспериментов. Этого еще не хватало: неужели и правда их специально вместе отправила? Так он вроде, повода не давал. – Все понятно, – вопреки его ожиданиям говорит она, но Леви знает, ее голос звучит слишком уж невинно, что только подтверждает его опасения. Она явно что-то вычудит. – Можешь идти. Выпытывать у нее, что она задумала, он не собирается – точно не сейчас. С него достаточно того, что он уже сказал. Сцепив зубы и какими-то наивными остатками души надеясь на ее благоразумие, Леви вылетает из кабинета и нос к носу сталкивается с Аккерман – это уже становится какой-то нездоровой традицией. Караулит она его, что ли? Кругом одни занозы. Даже в таком состоянии он отмечает нездоровый румянец на ее скулах – а ну как все слышала? Да и ладно: пускай сама решает, что с этим делать. Он со своей стороны и так сделал что мог – и чего ей стоило пообжиматься с дружками подольше? Внутренности пылают унижением. Коротко ей кивнув, он быстро удаляется. Пара-тройка кругов на полосе препятствий должна его остудить: по крайней мере, немного кислорода в мозг поступит. И не дай бог ему по пути кто нерадивый попадется – не оберутся нарядов. Черт бы побрал его глупое тело. На языке расползается горечь. *** Оставшееся до ужина время он твердо намерен провести, закопавшись в бумагах. Ожидаемо, выходит плохо. Ее покрасневшее личико буквально въелось ему в память: разумеется, она слышала. И что ей теперь с этим делать? Сбежал, как трус – а впрочем, остался бы, что сказал? Только хуже б сделал, нормального разговора о таком уж точно не получится. Ну нравится она ему, да. Ну реагирует. Пускай это остается его проблемой: будет избегать взаимодействия с ней, и дело с концом. Уж Ханджи, как бы ни издевалась, наверняка тоже должна была заметить, в каком состоянии к ней зашла Микаса – будет глупо зазря мучить девчонку только из праздного любопытства, не о спасении мира же речь. Леви потер лоб. Виноват во всем, разумеется, был он. Не сдержался, да – вывалил все Ханджи, казалось бы, промолчи да решай проблему сам, в первый раз, что ли? Но нет. Разозлился, сам на себя ведь разозлился, а теперь бесится еще сильнее, как будто от этого легче кому-то станет. Идиот. Влюбился он, что ли? От этих мыслей хочется взвыть. Даже если так, это только его проблема. Да и глупо – уж то, что он думал о том, как отымел бы ее во всех позах на тренировке, к влюбленности отношения не имеет. Это уж точно. Кое-как разбираясь с бумагами и проведя за невеселыми думами еще несколько часов, Леви, наконец, спускается к ужину. Тут же подтверждая догадки: легким он не будет. Микаса уже там, идет с раздачи вместе с Йегером и Арлертом, кто бы сомневался. Улыбается, светится почти. Не этого ли он хотел? В груди предательски ноет. А он сидел, изводил себя, идиот. Взяв поднос, он занимает место рядом с Ханджи, взывая к самому себе, чтобы найти силы выдержать, что бы она ему там ни сказала. К его удивлению, та начинает вдохновенно рассказывать про какие-то свои опыты – половину ее слов Леви привычно пропускает мимо ушей, фокусируясь на том, чтобы равномерно погружать в рот пищу и заставлять себя глотать. Желудок просит еды. Горло сопротивляется. Вокруг шумно, как всегда. Кое-как расслабившись, ему таки удается запихнуть в себя тарелку пюре да пару кусков мяса. Чаю бы сейчас, да лучше него никто не заварит. Приходится делать глоток того пойла, что дают тут. Через несколько столов от них – болезненно осведомлен он – Микаса со смехом что-то шепчет Эрену на ухо. Их руки сцепляются под столом. Йегер улыбается. Какая, блять, очаровательная картина. Словно почувствовав его взгляд, Микаса поднимает свой. Рядом Ханджи, сдвинувшись ближе, кладет руку поверх его и обнадеживающе бормочет что-то о том, что в эту игру могут играть двое. Да только Леви сыт – сыт по горло абсурдностью происходящего, и вовсе не собирается ни с кем и ни во что играть. Одернув руку, он кидает взгляд на Микасу – что за дурость, очкастая совсем поехала, знает же, что Аккерман на такое не поведется, да только у той на лице смесь эмоций, от замешательства до злости и удовлетворения. И скулы – ро-зо-вы-е. Занозы, чтоб их. Черт бы разобрал этих женщин. Такие умные и такие дуры. Резко поднимаясь со своего места и подхватывая поднос, он уходит. Изведут ведь, шельмы. С них станется. Похоже, подальше держаться придется от обеих. Просто на всякий случай. Отпуск ему взять, что ли?