Класс коррекции.

      «Запись №1. Четырнадцатое октября, время пол десятого вечера.       Мне удалось освоиться в новом коллективе, что немного странно: меня как родного приняли.       Я ещë не со всеми тут познакомился, наверное только с половиной нашего класса и с некоторыми из параллелели.       Из наших я пока знаю Хаска, о котором говорить нечего, потому что он опять пьяный и опять уснул. Как собеседник и слушатель он хороший, но холодный что пиздец (я про отношение, а не про температуру. Руки у него наоборот, всегда горячие).       Ещë Столаса, он очень-очень добрый и рассказал мне обо всëм что тут происходит. Ходит слушок, что он из богатой семьи, так что не известно, как он попал сюда.       Знаю ещë Блица. Он крутой чувак, но помешанный на лошадях и каких-то стрëмных рок-группах. Но это даже больше плюс, чем минус.       На этом список знакомых, кроме Валентино, закончился.       Что делать теперь? Наверное, последую примеру Хаска и тоже лягу спать, чтоб скоротать время.       Конец записи.»              – Энджел блять! – дверь в комнату широко распахивается, и в проходе встаëт худощавая фигура Столаса, – Сколько тебя звать можно? Милли уже на стол накрыла, тебя одного нет.       – Я не голоден, – улыбается Энтони. Столас садится на край кровати.       – Что пишешь? – спрашивает он, пытаясь заглянуть в блокнот, но Энджел быстро захлопывает книжонку, прижимая к себе.       – Не твоë дело, – смущëнно лепечет блондин. Брюнет заливается тихим смехом, что было больше похоже на чириканье какой-то птицы плюс уханье совы, чем на человеческий смех.       – Идём, – повторяет Столас, на этот раз более серьёзно, и тянет Энджела за руку, но тот принципиально отказывается вставать с нагретой его задницей кроватки и идти куда-то:       – Я же сказал, что не голоден.       – Да насрать всем, голоден ты или нет, – Гоэтия фыркает и закатывает глаза, – Дай тебя хоть людям показать, а то потом ахуевать будут.       Энтони сокрушается, удивительно быстро, позволяя Столасу поднять его за руку и повести к выходу из комнаты.       Последний раз блондин метает взгляд на спящего Хаска и останавливается.       – Блять.       – Что?       – Почему Хаск так сильно смахивает на кота?       Столас пару секунд молчит, и снова заливается полу-смехом, полу-щебетанием, но всë таки Энтони вопрос задал серьëзый. Можно было бы усадить администрацию этой школы за круглый стол, и с умным видом тыкать указкой в доску, на которой белым по зелëному было бы написан животрепещущий вопрос "Почему алкаш-Хаск так сильно похож на кота?", а снизу были бы подрисованы махонькое сердечко и писюн, в стиле Энджела.       – Ты правда так считаешь? – спрашивает Столас, закончив хор птицеподобных.       – Ага, – как-то заворожëнно отвечает Энтони.       А что говорить о Хаске? Да, в принципе, нечего. Тот тихо сопел, буквально свернувшись калачиком, так что в такой группировке занимал только пятьдесят процентов своей кровати. Энтони бы вообще не удивился, если бы этот парень сейчас начал мурлыкать, выгибать спину и хыркать. Точнее удивился, и от этого удивления сдох бы на месте.       – Налюбовался? – Столас снова немного недовольно дëргает его за руку, – Пошли уже. Может ты нет, но я есть хочу.       Энджел покорно позволяет новому знакомому вывести его из комнаты, не сопротивляясь и не обращая внимания на то, что они всë ещë держатся за руки. Голова была занята не тем.       К слову, кухня находилась не так далеко от его комнаты. Какие-то двадцать метров, и Энджел оказался в просторном светлом помещении, где одновременно пахло освежителем воздуха "морской бриз" (Энтони ни с чем не перепутает этот запах комнаты Арахнисса) и чем-то подгоревшим.       – Столас! – к парню подлетает миловидная девчуля с чëрными растрепавшимися волосами, которая оказалась вдвое меньше столба Столаса и дылды Энджела, – ВА-АХ! У нас новенький?!       Гоэтия молча кивает головой, и уплыв куда-то вглубь помещения, усаживается на свободное место за столом.       – Я Милли, очень приятно познакомится! – она от радости сильно жмëт руку Энджелу, что кажется сейчас сломает еë напополам.       – Да-...ай блять. Я тоже рад, очень...       И пустили Энджела по кругу, к сожалению только в переносном смысле. Одному руку пожми, второго обними, третьему улыбнись и так далее. К этому времени кошара Хаск уже проснулся и с сонным ебалом пытался очухаться и понять, где люди, а где стулья.       – Может отпразднуем? – с улыбкой тянет другалëк Блица – Физзаролли, у которого, по рассказам самого Блица, ни в языке, в ни теле костей нет.       – Чем, водой? – скептически вскидывает бровь Хаск. Все смотрят на него ошеломлëнными глазами.       – В смысле, водой? А как же наша заначка? – восклицает Блиц. Хаск молча встаëт и уходит в комнату, шуршит там чем-то и возвращается со своей громоздкой чëрной сумкой, которая была непривычно пустой. Все ахнули.       – Пиздец! – воскликнул Пентиус, на что Хаск кивнул и тихо подтвердил:       – Пиздец.       Сразу стало ясно, почему темноволосый пришëл с недовольной моськой: потому что с бодуна намахнуть нечего.       – И кто это сделал? – задал вопрос Мокси, обнимая Милли за плечи. Эти двоя сладкая парочка, и чтобы не догадаться нужно быть ну ооочень тупым и слепым, или страдать излишком хромосом.       – Ясно дело, что Валентино, будь он неладен, – хмыкает Хаск, указывая пальцем на сумку, на которой остались блëстки, которые почему-то всегда точно шлейфом шли за Валом.       Физзаролли с немного грустным выражением ебасоса обратился к одноклассникам:       – Можно я прям тут харакири сделаю?       – Я тоже, – вздыхает Энджел, как бы уже принимая нужную позу и беря в руки невидимую и неосязаемую (к счастью) катану.       – Парное харакири, звучит ахуенно, – как-то безнадëжно глупо улыбается Физз.       Блиц же встаëт из-за стола, и, поправив импровизированный галстук и покашляв в кулак, громко заключает:       – Пизда, товарищи!       И вправду, пизда. Для студента коррекции самым главным разочарованием в жизни является разорение заначки (и не важно чего, наркотиков, сигарет, еды или алкашки), особенно когда это происходит так по-крысиному со стороны учителя.       Чем же в это время занимался сам Валентино? Правильно, курил, вальяжно развалившись на учительском стуле в своëм кабинете иностранных языков. Чем ещë он может заниматься. Уж явно не работать.       Вал кидает довольный взгляд на внушительное количество изъятых им банок пива на любой вкус и процентность алкоголя в нëм, представляя грустные и возмущëнные лица его учеников. Жестокий человек.       – Ва-ал, – тихо зовëт его фигура в дверном проëме, – Че? Ты ахуел, надымил тут. Дышать вообще нечем, – мужчина быстрым шагом подходит к Валу, цокая каблуками лакированных мужских туфель.       – *Lo siento, papito, мне нужно было расслабиться, – Валентино ехидно улыбается, делая ещë одну затяжку, не обратив ни капли внимания на замечание. Да, Вокс ненавидит, когда Вал курит в помещении, потому что потом ему приходится сидеть там и задыхаться, так как дрянь, которую в основном курит мужчина, не выветривается, как бы Вокс не старался. Хоть целыми днями с открытыми окнами сиди, а едкий ягодно-химозный запах всë равно останется, а ты вероятнее всего простынешь.              – Мудак... – шипит он, приглаживая тëмные волосы и кашляя в сгиб локтя. В помещении и вправду становится слишком не хватать свежего воздуха.       Валентино это никак не комментирует обзывательства в его сторону. Лишь широко улыбается, сверкая золотым зубом, встаëт и как всегда вальяжной походкой подходит ближе к коллеге. Игриво смотрит в голубые глаза, тянет руки, но Воксу удаëтся отпрянуть.       – Вокси-и, – капризно тянет Вал, явно недовольный такой выходкой, – Я же скучал, не будь уëбком.       – Я говорил, никаких лобзаний во время работы. Валентино корчит грустную моську, и словно обиженная сучка, хмыкает и отворачивается от собеседника.       Пора бы признать всем, что Вокс тот ещë пиздецкий зануда и трудоголик, с начинающими работать когда не надо мозгами. Его серьëзность на работе у Вала оставляла желание с размаху пиздануть его башкой в стену, чтоб не занудничал. Конечно, его трудоголизм порой приносил пользу, но Вал тоже, блять, нуждается во внимании, причëм постоянно. Почему Вокс уделяет работе так много времени и внимания? Кажется Вал скоро начнëт ревновать мужчину к его должности.       Сам же Валентино из тех, кого работа волновала меньше всего. Главное чтобы денежки текли, а чем ты будешь заниматься во время рабочего процесса – правда работать или уламывать коллег на секс – это уже никому не интересный твой выбор. Озабоченный козëл.       Короче говоря, один другого краше. И эти двоя умудряются уживаться под одной крышей, дышать одним воздухом, спать в одной постели и носить, как ни странно после перечисления прошлых фактов, парные обручальные кольца, ха-ха!       Шутка года, все клоуны разом повесились. Однако, нет, это не шутка, не розыгрыш, а чистой воды правда.       – Вельвет что-то писала тебе? – Вал наконец разрывает молчание, задумчиво накручивает пару лиловых локонов на палец.       – С чего ты взял что она должна писать именно мне?       Валентино смотрит на Вокса, сведя брови, как бы задавая немой вопрос "ты реально долбаëб?", который больше был утверждением, нежели вопросом.       – Дурик, головушкой своей пустой подумай: наверное потому, что ты еë брат, – он говорит наигранно ласково, сбавив тон. Вокс вскидывает брови:       – А ты отец.       – Формально, по документам.       – Это значит да.       – У неë нет моего нового номера.       – Стой, ты снова сменил номер?       – Милый, – так нежно и ласково почти шепчет Вал, что по спине Вокса невольно пробегают мурашки, и появляется желание взять Вала прямо на учительском столе, снести компьютер и что там ещë, и трахать-трахать-трахать, – Не разводи скандал на ровном месте, – мужчина нежно ведëт по плечам коллеги, не сразу замечая как тот тянет ему какой-то документ, – Что это?       – На подпись тебе. Только хорошенько, прям хорошенько, – он повторяет дважды, делая сильный акцент на слове, – подумай головой, прежде чем подписывать.       Вал угукает, выхватывая бумажку. Красные глаза бегают по строчкам документа, в которых Вал не сразу замечает имя одного из его учеников.       – Ох, мой птенчик, Столас! Что с ним?       – Его отец хочет забрать его на неопределëнный срок, – непривычно тихо отвечает Вокс, – Возможно потом он вернëтся, а возможно и нет. Понимаешь, Гоетии люди непредсказуемые.       – Блядь. Можно я скажу? – Вал почти сразу получает положительный кивок со стороны мужа, который прекрасно понимает, о чëм сейчас будет бомбить Валентино, – Пэймон безмозглый estúpido, и если он правда решил своим воспитанием загубить пацану жизнь, это ещë больше оправдывает этот титул.       – Тут ты прав, – хмыкает Вокс, и больше ничего не говорит, лишь слушает полу-испанскую тарабарщину со стороны Вала, у которого прям конкретно горело и до сих пор горит от всей этой клоунады семьи Гоэтии. Да что там, уже у всех горит.       – Скажешь Столасу? – спрашивает мужчина, когда Вал умолкает и подходит к окну, рассматривая цацки на руках.       – Нужно?       – Не думаю, что такой сюрприз его обрадует, так что скажи сразу.       Валентино ненадолго задумывается, но вспомнив, что дольше пяти секунд он думать не умеет, обращается к мужу:       – Ты прав, пойду схожу к нему. Не скучай, papito, – и, отправив Воксу воздушный поцелуй, удаляется из кабинета. Мужчина же ещë немного стоит, думая, с какой целью он вообще пришëл в этот кабинет? ***       – Столас! – учитель ловит парня в коридоре общежития, игнорируя возмущëнные вопросы Физзаролли и Хаска "где наше пиво?", – Голубчик мой, можно тебя на пару секунд?       – А? Да, конечно, – немного растерянно лепечет Столас, шагая за мужчиной и жестом давая друзьям понять, что всë нормально.       Валентино улыбается, подхватывая парня под руку и уводя в какой-то дальний угол.       – Странно, да, Хаски? – шепчет Энджел на ухо Хаску, на что тот недовольно хмыкает, но кивает.       – О чëм вы хотели поговорить? – немного неуверенно спрашивает парень.       – Знаешь ли, тут развернулась пиздец какая неприятная история. Твой отец – прости Господи, кретин, надеюсь ты не против что я его оскорбляю – хочет забрать тебя на днях. Вернëт он тебя или нет – вопрос очень интересный.       Столас глубоко вздыхает, его охватывает отчаянье и паника.       Ему будет очень больно потерять друзей, которых он нашëл здесь, и Блица, которого он любит всем своим израненным сердцем.       Его заберут обратно туда, где он никому не нужен? Почему? Зачем? Что опять нужно отцу?Вопросы крутились в голове, но ни одной догадки не было. Пэймон очень непредсказуем.       – Пиздец... – мямлит Столас. Валентино сочувственно мычит, принимая парня в крепкие объятья. За те полгода, пока он тут, Столас стал ему почти сыном. Да и все тут, потенциальные дети Валентино, за которых он не побоится сдохнуть, главное чтобы их детские наивные сердца бились и ничего не боялись.       – Ну-ну, спокойно, – шепчет мужчина, поглаживая парня по спине. Тот уже наверное оставил мокрый след на плече лиловой рубашки Вала, от слëз и соплей, но это сейчас не так уж и важно.       – С-спасибо что сказали, М-мистер Валентино, – заикается Столас, отстраняясь и вытирая лицо рукавом голубой блузки, – Мне нужно сходить к кое-кому.       – Дерзай, малой, – гордо смотрит Вал. Парень убегает так быстро, будто у него вместо ног две торпеды. ***       В комнате как всегда тихо и приятно пахнет.       – Блиц? – заваливается Столас, запыхавшийся и с опухшими глазами.       – Чего? – спрашивает Блиц, не отрываясь от экрана телефона.       – Можно серьëзно поговорить с тобой?       – Естественно. Парень садится на кровать рядом с Блицем, и только тогда тот замечает, что лицо темноволосого опухло и покраснело от слëз и смущения. А это не сулит вообще ничего хорошего.       – В общем... – начинает Столас, шмыгая носом, – Мой отец хочет забрать меня. Он уже подал документы.       Блиц ошарашенно смотрит на своего парня (ах да, эти двоя !шок! встречаются!).       – Насовсем?       – Не знаю. Может на время, а может навсегда. Отец очень непредсказуем...       – Пиздец.       Блиц прижимает Столаса к себе, чувствуя как чëрная футболка с принтом лошади постепенно намокает от чужих слëз.       Обидно. Отвратительно обидно. Блиц всегда знал, что Пэймон мудак, но чтоб на столько...       – Ничего, – он невесомо целует Столаса сначала в висок, а потом в макушку, зарывается рукой в тëмные волосы, – Ничего, прорвëмся. Всë будет хорошо.       Всë уже хорошо, когда Столас в объятьях Блица. Тепло разносится по всему телу, будто вколотый в вену наркотик. Становится так спокойно, все самые ужасные проблемы кажутся ерундой, потому что его принц без белого коня, с ним, и будет с ним не смотря ни на что.       Столас уже не плачет, а просто обнимает брюнета, изредка шмыгая носом, забыв о всех своих переживаниях, чувствуя совсем невесомые, но такие приятные прикосновения.       «Всë будет хорошо.»       Конечно, всë будет хорошо.