Тонкости ухода за цветами

— Я иду на ужасные жертвы ради психического здоровья, — вздыхает Цзин Ци, залезая в машину У Си. Тот отрывается от телефона, смотрит на него и улыбается. Спокойно, мягко, просто приветственно. Показывая, что рад его видеть. У Си уже давно начал снова ему улыбаться, но каждая улыбка по-прежнему ощущается как уникальный подарок, переворачивающий все внутри. — Как прошло? Цзин Ци пожимает плечами. — Неплохо. Но мне не нравится вставать так рано, — он мысленно перебирает список дел. — И сегодня нужно закрасить седые волосы, поможешь? — Хорошо, — соглашается У Си. — Поедем за краской? — У меня еще была, кажется. После этого Цзин Ци прикрывает глаза и всю дорогу дремлет, слушая какой-то тихий скрипичный концерт на фоне. Он как-то случайно сказал, что любит слушать фортепиано или скрипку, а У Си запомнил и всегда включал их, пока они куда-то ехали, и иногда дома, во время ужинов. Это оказалось чего-то неожиданным — что У Си правда запомнил брошенный случайно факт, — и просто как-то невероятно грело все внутри. Цзин Ци чувствовал себя нужным, и это было самое невероятное чувство на свете. — Как вчера прошла встреча с Гу Сян? — спрашивает У Си, пока они едут в лифте. Цзин Ци фыркает. — Это ужасная, ужасная девушка, способная выпить из человека душу. — Она тебе нравится, — кивает У Си. — Возможно? — на этих словах У Си смеется. Смеется тот еще реже, чем улыбается — раньше Цзин Ци это очень нервировало, потому что он не понимал, почему такое происходит, искал причины в своем поведении, думал, что в этом виноват он сам, а еще — из-за этого он не мог понять, как лучше стоит себя вести, но сейчас он знает, что все это не значит, что У Си что-то не нравится, только то, что У Си просто не любит ярко выражать свои эмоции. Но каждую улыбку или смех Цзин Ци запоминает и все мечтает попросить У Си смеяться чаще — ему так сильно нравится его смех. Перед тем, как они начнут краситься, Цзин Ци откидывается назад, прижимаясь к У Си. — Вэнь Кэсин спрашивал, согласишься ли куда-либо с нами еще раз поехать после того раза? У Си приобнимает его за плечи, и Цзин Ци едва сдерживает счастливую улыбку. — Если вы позовете, — отзывается он. — Я думал, ты разочаровался в нас и мире. Не то, чтобы та поездка была провалом, просто оставлять их с Вэнь Кэсином вместе дольше, чем на час крайне чревато тем, что они замучают всех людей вокруг, друг друга, а потом спалят здание, в котором находятся. Чжоу Цзышу давно к такому привык, но У Си, кажется, это очень разнервировало, а в конце дня, вместо того, чтобы пойти с ними гулять, Цзин Ци остался в номере устало лежать на кровати, но не позволил У Си тоже никуда не идти. По возвращении тот ничего не сказал, но Чжоу Цзышу заметил, что ему явно было очень неловко с ними. Цзин Ци было почти жаль — он не хотел расстраивать У Си, но одновременно с этим он старался напоминать себе, что не должен подстраивать свои чувства и поведение под кого-то, что У Си сам может решить, с кем он хочет проводить время и как будет реагировать на какие-то события, и он никак не может на это повлиять. Признавать это было тяжело, но гораздо тяжелее было винить себя в том, что он испортил У Си день, поэтому Цзин Ци старался искать баланс. У Си только качает головой, и раньше бы Цзин Ци отстал, но сейчас ему ужасно хочется еще немного подокапываться до У Си. — Во мне невозможно разочароваться, да? Несколько минут У Си молчит, и Цзин Ци почти начинает жалеть о своих словах. — Мне кажется, в любом человеке можно разочароваться, — говорит тот в итоге. — Но это не значит, что он в этом виноват, виноваты только наши ожидания. И дело просто в том, что нужно научиться строить их так, чтобы оставалось пространство для возможности принять черты, которые могут вызывать разочарование. Цзин Ци выдыхает и счастливо смеется. Вот ведь как. Он не глупый — он понимает, что У Си имел ввиду: ты сделал мне больно в прошлом, и я мог в тебе разочароваться, но это не значит, что я не научился принимать тебя таким, какой ты есть, и теперь все гораздо легче и проще. — Ты занудничаешь. — Возможно, — мягко соглашается У Си. «Как мне повезло с тобой», — думает Цзин Ци, — «и как удивительно, что в тебе нет ничего, что заставило бы меня в тебе разочароваться». Это пугает — в У Си нет ничего, что могло бы Цзин Ци расстроить, заставить перестать желать быть рядом. При этом Цзин Ци знает, что У Си не идеальный — слишком прямой и откровенный, одновременно невероятно замкнутый и скупой на эмоции, до того, что иногда кажется — почти не способный их выражать, но это всегда обман — он очень страстный и живой, просто не всегда это показывающий, опасно-мрачный и одновременно до навязчивого заботливый, — но это кажется нормальным. Это кажется тем, что Цзин Ци устраивает. Тем, что он готов принять и сказать, что ему комфортно. У Си тыкает его в нос. — Ты завис. — Я ушел в энергосберегающий режим, — поправляет Цзин Ци. — Меня сейчас нужно посмотреть рабочие файлы, а потом можем съездить за кормом для твоих змей. У Си кивает. — Но я вроде не говорил, что нужно. — Говорил, пару дней назад, — любуясь удивленным выражением лица У Си, Цзин Ци удовлетворенно размышляет о том, что, конечно, совершенно снизил У Си планку, раз тот так радуется, что он правда его слушал, но в том есть и свои плюсы, потому что так проще его удивлять и радовать. Со змеями У Си Цзин Ци познакомился не очень давно, как и в целом попал к нему в квартиру. У Си почему-то долго отказывался, а когда согласился, очень просил не пугаться-не строить больших надежд-не разочаровываться сразу. Это почему-то очень тронуло, хотя Цзин Ци и не понимал, что именно там может так шокировать. Квартира У Си была большой, но почти полностью пустой. Кухня, стол, стулья в ней, спальня, большая кровать, пара тумбочек, никаких кип одежды, стопок книг в случайных местах, ловцов снов, картин, даже цветов не было, хотя Цзин Ци знал, что У Си их очень любит. Кроме кровати и столов был террариум с двумя змеями, которых У Си звал Гильгамеш и Энкиду*. У Си, кажется, боялся, что Цзин Ци они не понравятся, но он провозился с ними почти час, почти постоянно улыбаясь так, что начали болеть скулы, и потом постоянно про них вспоминал. Пока Цзин Ци читает документы и разносит всех в чатах, бубня, что никто ничего не умеет, У Си готовит обед, снова разносит вещи по полкам, сетуя, что это похоже на бесконечный цикл того, как он все убирает, а на утро снова приходит на разбросанное, и что у Цзин Ци какое-то поразительное количество энергии, раз он умудряется разводить беспорядок так часто, потом заплетает Цзин Ци косу, а потом, чуть замешкавшись, все же целует его в макушку, от чего по всему телу Цзин Ци бегут приятные мурашки. — У меня появились новые ученики, — рассказывает У Си, когда они идут к машине. — И как они? — Ну, в начале всегда не очень хорошо. — У меня бы не хватило терпения все им объяснять, — фыркает Цзин Ци. — Я бы мгновенно решил, что они все глупые и бесполезные. — Меня же ты не прогнал с такими словами когда-то, а правда начал рассказывать про свою историю. Цзин Ци улыбается. — Потому что ты меня слушал. Внимательно, — он качает головой. — Мне так это нравилось. Потому что уже тогда я почувствовал, что ты никогда не сделаешь мне больно, просто не сделаешь. Ты не добрый и не мягкий, но я тебе почему-то стал важен. И, что самое пугающее — ты стал важен мне. Когда они сидят на диване вечером: У Си — с коробкой сворованных у Цзин Ци шоколадных шариков, Цзин Ци — перекинув через него ноги и бездумно, почти не видя текста, листая ленту в телефоне, — Цзин Ци долго крутит в голове эту мысль. Это страшнее, чем попытка впервые признать, что с Хэлянь И ему плохо, это страшнее, чем желание от него уйти, это больнее, чем осознать, что твоя первая влюбленность закончилась полнейшим провалом, это гораздо ужаснее, чем жить так много лет в полном одиночестве. Цзин Ци так долго был один, что просто не помнит, каково это — быть с кем-то, любить кого-то. Цзин Ци так долго никому не открывался, что сейчас в ужасе прокручивает все, что показал и рассказал У Си и чувствует, что с него снимают кожу. Цзин Ци так долго никому не мог довериться, что сейчас внутри него все сжимается от какого-то глупого счастья, что теперь есть, кому. Если он спросит об этом, пути назад уже не будет. У Си не простит ему второго топтания по чувствам, Цзин Ци не просит сам себе, что снова сделал ему больно. Если он спросит об этом, ему правда придется открыться и довериться — целиком и полностью. Если он спросит — он добровольно отдаст У Си самое страшное оружие против себя и сможет только надеяться, что его не ранят. Он не может не спросить. Потому что У Си никогда уже не сделает этого сам — и Цзин Ци прекрасно понимает почему. Потому что он уже его поцеловал и так ничего не и объяснил, но как он мог вообще что-то сказать, если внутри все болело от одного воспоминания об этом, если это был самый счастливый момент за последние несколько лет, и он так боялся его разрушить? Потому что он должен уже наконец-то все договорить и привести их отношения к чему-то логичному. Цзин Ци блокирует телефон и откладывает его в сторону. — У Си, — начинает он медленно. Тот мгновенно смотрит на него — спокойно и мягко, этот взгляд Цзин Ци так любит и ценит, потому он всегда является обещанием того, что все будет хорошо. — Можно я спрошу кое-что? — Конечно. Цзин Ци закрывает глаза, открывает, делает вдох, закусывает губу. — Ты бы… хотел, чтобы мы были вместе? Ощущение, будто он летит в глубокую яму, дыхание перехватывает, а перед глазами начинают плясать круги. У Си немного удивленно расширяет глаза, но через секунду все так же спокойно кивает. — Да, если этого захочешь ты. — Я хочу, — Цзин Ци непроизвольно лязгает зубами, цепляется дрожащими руками за штаны. Те, кстати, украдены у У Си по причине: ужасно мягкие. Даже тут У Си. Тот улыбается — тепло и ласково, удивительно, как такой сильный, закрытый и суровый человек способен быть таким ласковым? — Тогда мы будем вместе. Как бы быстро он не летел, рядом всегда будет У Си, чтобы подхватить его. Простой детский тест на доверие — ты отклоняешься назад, зная, что стоящий за спиной человек поможет тебе удержаться. У Си гладит его по щеке. — Не нужно плакать, — просит он. Цзин Ци вздыхает и трет глаза. — Ничего. — Бэйюань. Цзин Ци улыбается — наверное, самой искренней из своих существующих улыбок. — Все хорошо. — Точно? — Я очень рад. Он тянется к У Си, и тот с мгновенной готовностью разводит руки, чтобы его обнять. Несколько минут они сидят в полнейшей тишине — Цзин Ци утыкается носом куда-то У Си в ключицы и слушает его дыхание, У Си гладит его по спине. Вот и все, все закончилось, все закончилось еще и хорошо, и от этого внутри все цепенеет. Неужели он правда это сделал? Правда. Цзин Ци обнимает его крепче. — Только не смотри на меня сейчас, я заплаканный, — бормочет он. У Си на эти слова смеется, и внутри Цзин Ци все снова радостно замирает от этого смеха. * Отсылка: Гильгамеш и Энкиду — персонажи шумерской мифологии, и, согласно ей, Энкиду спустился ради Гильгамеша в загробный мир, правда, нарушил запреты, и так там и остался. Гильгамеш обратился к богам с просьбой его спасти. Мне показалось, что это красиво перекликается с началом «Седьмого Лорда» до перерождения Цзин Ци.