***
Постоянный галдеж сводил с ума. У него уже раскалывалась голова от всех этих донесений, отчетов, разведданных, а демоническая сила скреблась в ладонях, требуя боя, насилия и кровопролития. Вместо этого он сидел на базе целыми днями, управляя всей этой вакханалией сверху, со своего офицерского пункта. Чертова бюрократия. Он военачальник, а не управленец. Дверь в дальней стене приоткрылась, пропуская юркую невысокую фигурку. Единственный глаз лейтенанта тут же сфокусировался на ней. — Синдзюку — стратегически важный район, мы не можем просто оставить его… — Если все так и продолжится, то у нас нет и шанса… — Почему они просто не пришлют нам еще солдат? Наша оборона совсем голая… Мацумура привстал, отодвигая стул, который тихо скрипнул. Все разговоры тут же прекратились. Он смотрел, не отрываясь, на юнца в дальнем углу комнаты для совещаний. Его китель был новым, ведь именно лейтенант отдал приказ выдать ему свежую экипировку. Мальчишка должен был весь сиять от гордости. Гонцы должны олицетворять армию. Сильные, смелые, защищенные. Но Такано стоял в своем роскошном новом кителе, уже запыленном и забрызганном кровью, и переминался с ноги на ногу. Что-то внутри лейтенанта напряглось, и он заставил себя сохранять спокойное лицо, даже если его горло сжалось. — Боюсь, не самые хорошие новости, лейтенант… Офицеры все разом нахмурились, кто-то тихо выругался, пряча негодование во внезапном кашле или отвернувшись к стене. Лейтенант махнул рукой. Плевать. Уже плевать. Все отчеты уже подтверждены, подписаны и отправлены в столицу, и пусть любой, кого не устраивает состояние их дел, приедет и сам все исправит. Пусть даже ему сделают официальный выговор или накажут. Как будто от этого его положение так уж сильно пострадает, учитывая, насколько плачевно оно уже сейчас. — Давай. Добей меня, Такано, — его голос не дрогнул. А вот мальчишка дрогнул, виновато опустив глаза, и затараторил: — Разведка передает, что район Синдзюку, по-видимому, передан под командование девятой прародительницы, Норы Вайпер. Три наших отряда уже нашли мертвыми… убитыми с особой жестокостью… Генерал-лейтенант требует срочно менять тактику, пока потери не перевалили за сотни и… Мужчина низко опустил голову и вцепился пальцами в седые волосы. Хотелось выть.***
Нора проскочила в дверной проем и зашагала по холлу, на ходу сдергивая плащ. От ее сапог на полу оставались следы из крови и грязи, и она без зазрений совести бросила одежду прямо сверху. Ее движения были дергаными, раздраженными, усталыми. Она вскочила на нижнюю ступеньку лестницы, расстегивая рубашку, а затем остановилась, обернулась и наклонила голову. — Что? Кроули прошел за ней в дом, лениво осматриваясь. — Я бы перекусил. Угостишь? — вампир клыкасто улыбнулся, выпрашивая нарочито игривым, мягким тоном. Она нахмурилась, выпуская пуговицы из пальцев. Пару секунд между ними стояла полная тишина, а потом Нора вздохнула. — У меня здесь нет крови. — Оу… Кроули хмыкнул, спокойно подходя к ней шаг за шагом. Выражение его лица было несколько отстраненным и задумчивым, когда он переспросил, рассеянно изучая взглядом ее тело: — У тебя в поместье нет запасов крови? Вампирша резко мотнула головой. Взметнулись рыжие пряди, выбившиеся из прически, и на какое-то мгновение Нора выглядела почти как обычная человеческая девчонка. Она промолчала, поджимая губы. Казалось, ей было неловко говорить об этом. Даже в мыслях это звучало смешно. Кроули склонил голову вбок, улыбаясь, и почувствовал желание уточнить еще раз хотя бы для того, чтобы позлить ее: — Совсем ничего? Она выдохнула сквозь сжатые зубы. — Ничего. Можешь пойти и поохотиться неподалеку, хотя вряд ли найдешь даже одинокого заблудшего солдатика… Кроули кивнул, однако не спустил с нее глаз. Он был внимателен под маской из напускной беззаботности. Ее кожа была белее обычного, а глаза потемнели. Чего-то не хватало в ее обычном облике, чего-то острого и опасного, чего-то непреклонного. Он подумал несколько секунд и позволил себе предположить: — Ты постоянно была у меня на виду уже пару суток и ни разу никого не выпила. Теперь еще и это. Ты на диете? — Да, диета называется «давай не будем делать вид, что это твое дело», — Нора отмахнулась, разворачиваясь. Но он шагнул следом за ней, звуча весело и непринужденно: — Да брось, мне просто любопытно… Его рука сомкнулась на ее запястье. Послышался ее тихий раздраженный стон. Нора дернулась, вырываясь, и кинулась на него, прижимая к стене мощным ударом и выбивая воздух из его груди. Вверх к потолку пошли трещины. На секунду Кроули замешкался, но тут же перехватил ее руки и поменял их местами, вбив ее тело туда же, куда она прижала его самого. Вампирша зарычала, пытаясь выбраться из его хватки, но без особых успехов. Он хмыкнул. — Это настолько секретно? Она оскалилась, сверкая злобными глазами. Кроули невпечатленно вскинул бровь. — Удовлетвори мое любопытство, и я отстану. — Еще что-нибудь твое удовлетворить? — она наклонилась и зашипела на него, как рассерженное животное, так близко к его горлу, что на секунду он подумал, что она вот-вот вцепится в его шею зубами. Он усмехнулся, слегка наклоняя голову. Ее ярость мало его беспокоила. А вот острый флирт пришелся ему по душе. — Возможно, потом. Если только сильно хочешь. — Я заставлю тебя пожалеть об этих словах. Теперь отпусти меня, — она дернулась, и ему пришлось наконец приложить усилия, чтобы удержать ее. Вампир нахмурился и покачал головой. Все эти маленькие детали сами по себе выглядели безобидно, но собранные вместе — отнюдь. Это была странная, подозрительная ситуация, и Нора явно пыталась скрыть что-то важное под этими бинтами на своей руке. Ему хотелось разобраться. Не потому что он волновался о ней, вовсе нет: о Норе Вайпер стоит волноваться, только если она счастлива и довольна жизнью. Сейчас она привычно лезла в драку и огрызалась, не как вампир, а как сварливый подросток. Нет, он не волновался. Все было куда проще: ему действительно было любопытно. — Отпусти меня, Юсфорд. — Сначала объясни, что происходит, Нора, — он спокойно улыбнулся, чувствуя внутреннее удовлетворение от ее беспомощного рычания. — Ты не ела уже несколько дней. Твои запасы пусты. Твои реакции стали медленнее. Когда в последний раз ты позволяла кому-то вот так прижимать себя к стене? Ну же, девятая прародительница… Кроули наклонился ближе к ее лицу, пытаясь понять, в чем же дело. Если она не расскажет добровольно, придется сделать что-нибудь кардинальное, даже если ему не нравилось прибегать к крайностям. — Я же сказала, что это не твое дело. Если тебе скучно, покрутись рядом с Батори — тут же найдешь кучу приключений на свою неугомонную задницу. — Неугомонная задница здесь — это только ты, — он позволил одной из своих рук схватить ее за волосы и притянуть ближе к себе. — Это ведь ты влипла непонятно во что. Что за рана на твоей руке? Или ты показываешь добровольно, или я отрежу ее и сам посмотрю, пока ты будешь сидеть связанная в углу. Гребанный Юсфорд. Нора медленно выдохнула, дрожа от злости и негодования, и снова дернулась, больше для формальности, из чистого упрямства, потому что все это назойливое внимание ее бесило. Ей нравилось жить на отшибе вампирского общества и не привлекать к себе внимания, и даже так она умудрилась стать мишенью для скучающего Юсфорда. От него совершенно невозможно было отвязаться, и у него точно было преимущество в силе. Женщина фыркнула, пряча клыки. Признак капитуляции. — Хорошо, засранец. Сними бинты и посмотри… Разматывая ее предплечье, Кроули не мог перестать ухмыляться. Когда эта вредная и ворчливая вампирша переставала скалиться, она была очень даже милой. Ему нравилось проводить с ней время. Ее человеческая природа сохранилась лучше, чем у большинства бессмертных, поэтому ее эмоциональность среди бесстрастных и равнодушных вампирских рож была глотком свежего воздуха. Когда последний кусок бинта исчез с раны, ухмылка точно так же исчезла с лица вампира. Он смотрел на ее руку в полном молчании. Это был тонкий, почти безобидный порез с безупречно ровными краями и гладкой кожей вокруг. Идеальная… царапина. Да, царапина. Подобные ранения вампирская регенерация залечивает за секунду. Кроули нахмурился, слегка сжав ее запястье пальцами. Порез был полностью чистым. Ни следов воспаления, ни гниения, ни заражения. Кровь была красивой, ярко-красной и вкусно пахла. Ничего необычного. — Сколько времени ране? — Четыре месяца. Он неверяще усмехнулся, на мгновение бросив на лицо Норы насмешливый взгляд. Она не улыбалась. — Ты не можешь быть серьезной. Четыре месяца? И она все еще не затянулась? — Как видишь, — женщина пожала плечами. Она выглядела странно спокойной. Не дергалась больше, не рыпалась, не вырывала руку из его хватки. То ли смирилась, то ли ждала чего-то. Может, обнаружила, что получит какую-то выгоду из его внимания. Хитрая. Кроули надавил сбоку от пореза, и тонкая струйка крови потекла по светлой коже вниз, срываясь с локтя на пол. В горле слегка заскребло от жажды. Рана была чистой и новой. Вот что было ужасающе неправильно. — Не демоническое оружие? — Ну я же здесь целая стою, а не валяюсь кучкой праха, — Нора невесело усмехнулась, кривя тонкие губы. Очень странно. Такой легкий порез, который так долго не заживает на сильном, выносливом вампирском теле. Еще и такая странная рана. Какая-то бессмыслица. Четыре месяца, да… — Ты уезжала в Германию полгода назад. Четыре месяца назад ты еще не вернулась, — их глаза встретились — красное с красным. — Лест Карр? — Мимо. Юсфорд раздосадованно вздохнул, закатывая глаза. — Да, правильно, самое время играть, — он сильнее сдавил ее руку, и вампирша поморщилась, сжимая пальцы в кулак. Мужчина нахмурился и смотрел ей в лицо несколько долгих секунд, изучая ее надломленные брови и прищуренные глаза. Его голос был хриплым, и в нем звучал интерес: — Тебе что, больно? Она поджала губы и послала ему раздраженный взгляд. Кроули снова сжал — Нора тихо зашипела. Он нахмурился еще сильнее и переложил пальцы еще ближе к порезу, слегка надавливая. Нора дернула руку на себя с большей силой и посмотрела ему в лицо почти яростно. Он тихо усмехнулся, чувствуя, как по его собственной руке скользит ее кровь. — Брось… Когда ты в последний раз чувствовала боль? — новое касание, и она сдавленно зарычала, однако не вырвалась, предчувствуя последующие за этим новые попытки. — Сколько прошло веков, Нора? В тебе начала просыпаться чувствительность? Она вырвала руку. Юсфорд позволил. Он все еще смотрел на нее с какими-то странными эмоциями во взгляде, и Вайпер не возражала. Она взяла бинты и по новой перевязала предплечье. Хватит с нее любопытных доброжелателей. Она оттолкнула его от себя и отошла от стены. Кроули замер на месте, обдумывая все, что увидел. Когда Нора уже дошла до лестницы, его удивленный голос ударил ей в спину: — Только не говори, что ты развоплощаешься…***
Зала была уставлена свечами. Некоторые из них горели, другие смиренно ждали своей очереди сгореть. Прямо как люди. Как эти глупые самоотверженные человеческие солдатики. Одних — на фронт, а другие ждут своего шанса на героическую смерть. Маленькие глупые свечки. Воск тихо капал с подсвечников. Кап, кап, кап. Звучали голоса. Невнятное бормотание, бессвязный хор из интонаций, смазанных в сплошное непривлекательное нечто, не имеющее ничего общего с приятной музыкальной композицией. Отсутствие всякой архитектуры и звуковой концепции. Бесконечная насмешка над мелодичностью. Девушка заплакала. Свечи горели вокруг, и ей казалось, что она тоже горит с ними. Ее мозг плавился вместе с воском, вытекающим из удлиненных ушей, а огни вырывались из ее глаз кровавыми всполохами и раскаленными слезами. Жар расстилался у нее под кожей. Почти, почти все. Тонкая нежная ладонь провела по ее щеке, стирая влагу, и закрыла рот. Раздался сдавленный всхлип, и девушка крепко зажмурилась, трясясь в веревках, привязавших ее к стулу. Свечи, свечи, свечи. Вот бы хоть одна упала с подсвечника и все подожгла. Ей хотелось, чтобы весь мир сгорел, расплавился и стек в адскую пропасть, лишь бы больше не чувствовать этой ужасающей боли. Боли, которой она никогда не должна была ощущать. Если бы она помнила молитвы из своей человеческой жизни, она бы обратилась к Богу. Но ее мозг был пуст, и вокруг были только свечи, плавленый воск и капелька пламени, дребезжащая на фитиле. Бога больше не было с ней. В этой зале были только боль, жар и свечи. Женская ладонь отпустила ее лицо и спустилась ниже. Ласковые пальцы коснулись голых ребер, гладя выпирающие кости как струны арфы, перебирая их ноготками. Тонкий порез расчертил кожу посередине грудной клетки. Девушка резко выдохнула. Кровь стекла ей на живот и капнула со стула на пол. Ее голова закружилась. Кровавые свечи горели вокруг, и огонь, который они дарили миру, был воплощением смерти. Женская ладонь продолжила гладить ее обнаженное тело, покрытое липким слоем пота и крови. Болела рана, оставленная между ребер. И она не затягивалась.