Quid taces, diabole?

"31 августа 850 года. ...Солнце начинает садиться. С продовльствием последнюю неделю скудно, но благодаря этому я теперь больше похожа на выжившую беженку. До стены Роза осталась пара километров. Сегодня я попаду в Трост."       Закончив короткую запись, девушка поднялась с земли и отряхнула юбку. Длинный подол был порядком вымазан в грязи и облеплен всем, что только могло повстречаться ей на пути: от листьев и песка до тонких ниточек паутины. Времени на смену верхней одежды не было, да и нет сил на регулярное переодевание, когда ты уже почти месяц впроголодь упорно пересекаешь пешком крупный остров. Разрезав маленьким ножом дно сумки вдоль по шву, девушка поместила потрепанную временем записную книжку в образовавшееся углубление и крепко прошила шов заново нитками, одолженными в бессрочное пользование у покойных или сбежавших жителей стены Мария, затем, вытащив бумажный конверт с документами, вложила его между бинтов, стягивающих грудь.       Эти последние приготовления были полны решимости закончить затянувшееся путешествие сегодняшней ночью. Оставлять свои записи в сумке было опасно — солдаты могли изъять вещи и не вернуть обратно, но она достаточно хорошо подготовилась к становлению элдийкой, чтобы свести подозрения к минимальному значению: блестяще подделанные документы, безупречно продуманное прошлое, одежда, содержимое саквояжа и даже выговор слов, соответствующий исключительно жителям южных округов стены Мария. Ее ни раз упрекали в излишней педантичности, но сейчас это было как никогда кстати.       Выдвигаясь в сторону Троста, девушка оглянулась на небольшие заросли позади. Обратной дороги нет. Последнюю часть пути придется преодолевать бегом. Как только она полностью покинет редколесье, то станет прекрасно заметным темным пятнышком на большой зеленой равнине, особенно с высоты пятидесяти метров, и даже надвигающаяся ночь не сможет скрыть ее движение. Вряд ли солдаты Гарнизона оценят ее практичный подход к преодолению земель, кишащих титанами, прогулочным шагом.       Набрав полные легкие воздуха, девушка пустилась в бег. Ветер трепал слипшиеся от грязи и жира волосы, длинная юбка путалась в ногах, а сумка, прижатая к груди для экономии сил, неустанно громыхала содержимым. На мгновение ей даже показалось, словно она действительно совершает свой долгожданный рывок к человечеству спустя пять лет выживания среди титанов после падения Марии. Наслаждаясь ощущением эйфории и небольшого страха, девушка старалась сохранить в памяти эти чувства. Вскоре ей предстоит весьма правдоподобно лгать о них.       Спустя двадцать минут неуклюжего бега с передышками девушка остановилась у каменной стены. Дыхание замерло от волнения и восхищения. Огромное, просто невероятно огромное сооружение, таящее в себе столько силы и могущества. Она прикоснулась рукой к крупным булыжникам, прося сил и благословения. Затем, молясь, чтобы стены услышали и помогли ей в задуманном, закрыла глаза и выкрикнула единственное, что могла в данной ситуации сказать ее сфабрикованная личность:       — Помогите! Пожалуйста, помогите!       Пронзительный, отчаянный вопль потревожил не привыкших к такому шуму птиц. Солдаты ее, несомненно, заметили еще двадцатью минутами ранее, и, конечно же, доложили начальству, которое, само собой, уже выслало распоряжения по поводу новоиспеченной гостьи.       На голову посыпался песок. Подняв глаза к небу, девушка разглядела спускающуюся деревянную платформу на тросах. Она, конечно, не рассчитывала, что ради нее откроют Ворота, но спускать живому человеку настолько ненадежную конструкцию определенно весьма цинично. Видимо рассчитывать на теплый прием Гарнизона ей точно не следует. Какая жалость, что Тросту суждено пасть уже завтра, а потому тюрьма и допросы, которые должны быть обеспечены ей по протоколу на ближайшие пару месяцев, не состоятся.       Как только девушка взошла на платформу, та тут же начала подниматься вверх, постоянно цепляясь за выступы на стене, а оттого безостановочно трясясь. Решив не тратить понапрасну время, девушка растерела лицо до покраснения щек, ещё больше спутала волосы руками и прижала саквояж ближе к груди. Все это должно было придать ей более правдоподобный вид отчаянного борца за жизнь.       Громкий лязг мезанизмов оповестил ее о прибытии наверх. Девушка резко повернула голову, ловя на себе взгляды молодых перепуганных солдат, окруживших подъемник. Однако один из них, предположительно старший по званию — угловатый блондин с неправильно сросшейся перегородкой носа и жидкой бородкой — явно не разделял всеобщей тревожности и недоумения:       — Поднимайся.       Девушка судорожно закивала головой на сухой приказ, пытаясь совладать с уставшим от бега и изнурительного похода телом. Ее небольшое представление начинается, поэтому гордость придется затолкать куда подальше. Некоторые, отошедшие от шока, попытались помочь ей встать на ноги. Заметив холодный блеск металла, девушка притворно вздрогнула под пристальным взглядом кривоносого солдата, очевидно удовлетворенного ее покорностью и страхом перед ним. Противно хохотнув, он вырвал сумку из худых рук:       — Вяжите ее и спускайте в повозку. Главнокомандующий распорядился отправить ее в ближайшую тюрьму до момента его прибытия.       Когда кандалы на руках защелкнулись, девушку подтолкнули к внутреннему краю. Один из солдат подхватил ее на руки и выпустил тросы УПМ, цепляя их за стену. Начался неловкий момент спуска в пределы города. Мальчишка явно был не готов удерживать баланс в воздухе с дополнительной тяжестью, но упорно делал вид, что ему все нипочём.       В ночи город выглядел волшебно: редкие огоньки трактиров рисовали среди домов причудливые золотые созвездия. Крыши и стекла окон отражали молочный лунный свет, вовлекая город в нежное сияние. Тяжесть стен сковывала, словно держа жителей в загоне, и девушка совершенно намеренно направлялась в самый центр этой безвылазной ямы. Ее путь еще не окончен, но она уже ощущала витающий в воздухе вкус долгожданного отдыха.       Приземление вышло немягким. Юноша едва не опрокинулся, но вовремя подался назад, предотвращая падение. Вскоре рядом с ними опустились еще несколько солдат — кривоносый, отобравший саквояж, среди них. Поудобнее перехватив сумку, он обратился к солдату, удерживавшему девушку:       — Да поставь ты ее уже, Альберт, и веди к повозке.       Названная повозка стояла у стены. Она была сколочена в виде небольшой будки с маленькой прорезью для окошка, ограниченного металлическими прутьями. Альберт, теперь уже известный девушке, опустил ее на землю, затем пристегнул цепь к кандалам и пошел в сторону импровизированного воронка. Девушка волоклась следом за ним. Внутри стоял едкий запах пота и немытого тела. Когда женская фигура опустилась на лавку в глубине повозки, Альберт повесил цепь на крючок, приколоченный к стене, и развернулся к кривоносому, ожидая дальнейших указаний.       — Держи, — тот вручил Альберту сумку арестантки. — Доедешь с ней, а вещи отдашь дежурному. Там уже знают, куда ее деть. Понял?       — Так точно, сэр.       Отдав честь, он полез в повозку следом. Захлопнулась дверца, заржали лошади, и воронок тронулся. Какое-то время они ехали в полном молчании. Девушка разглядывала юношу перед ней. Лунный свет из маленького окошка освещал ссутуленную фигуру. Ему не больше шестнадцати лет, долговязый, телосложение хрупкое, волосы темные, глаза тоже, немного лапоухий, на правой руке не хватает безымянного пальца. На его лице отражался страх вперемешку с любопытством, которое вскоре одолело сомнения во внутренней борьбе. Альберт обратился к девушке:       — Как вас зовут?       Выпрямившись и прочистив горло, она ответила немного скрипящим голосом:       — Мегерлин Штольцберг.       — А я Альберт Гаус, — юноша мигом зарделся. — Прошу прощения, вы ведь уже слышали это.       Он пристыжено закусил губу.       — Послушай, Альберт, у тебя случайно нет, — Мегерлин жестом изобразила курение, звякнув кандалами, — чего-то в этом роде?              Юноше потребовалось пару секунд на осмысление:       — Нет, простите, я не курю.       —Жаль.       — Вам не страшно?       — Не страшно что?       — Тюрьма. Вы не выглядите испуганной.       Мегерлин вскинула брови, но Альберт не увидел бы этого из-за спутанной копны черных волос, закрывавших не меньше половины лица.       — Я прожила бок о бок с титанами пять гребаных лет, малыш. Думаешь какая-то тюрьма может напугать меня после этого?       — А почему перед Джимом дрожали? — быстро вспомнив о том, что Мегерлин не знает, кто такой Джим, Альберт пояснил, — Ну, тот который забрал у вас сумку.       — Чтобы этот нахохлившийся идиот не вздумал демонстрировать мне свои возможности.       Они снова замолчали. Альберта разрывало от сотни вопросов, девушка видела это, но он не решался задать больше ни одного, что было в какой-то степени даже милым. Повозка медленно остановилась, снаружи послышались голоса, а дверца распахнулась. Её сопровождающий подскочил, чтобы снять цепь с крючка и передать ее солдату из военной полиции, на лице которого отразилось полнейшее отвращение при виде Мегерлин. Ее внешний вид действительно оставлял желать чистой одежды и, разумеется, хорошего душа, но тем же было и лучше, а то всем известно, что происходит в голове у зазнавшихся пубертатных подростков.       Как поняла Мегерлин — никакой полноценной тюрьмы в Тросте нет. Ее привезли к местному административному зданию на северной окраине города, в подвалах которого, скорее всего, содержат местных нарушителей закона до отправления за стену Роза. Солдат из военной полиции бесцеремонно тащил ее за собой к какому-то входу на заднем дворе здания. Альберт шел рядом, держа в руках саквояж.       Выдалась возможность осмотреться: из плюсов — предельная близость стены Роза, завтра это определенно будет Мегерлин на руку, из минусов — очень много жилых домов, так что давка здесь образуется отменная.       Добравшись до входа, они стали спускаться в подвалы по холодной скользкой лестнице, где их ожидал дежурный надзиратель. Гаус вручил ему сумку и оглянулся на Мегерлин, собираясь покинуть "тюрьму" и вернуться обратно к работе.       — До встречи, Альберт. Не дежурь завтра на стенах.       Поежившись под взглядами солдат и надзирателя, несколько опешивший от такого заявления юноша лишь быстро кивнул и убежал по лестнице наверх. Мегерлин оставалось надеяться, что он действительно прислушается к ее словам и сможет выжить.       — Ведите ее в третью камеру, та что вторая справа, — крякнул надзиратель, человек в теле с очень пышными усами, и поковылял по узкому коридору, освещая его керосиновой лампой. — Ну же, шевелись, шевелись!       Доведя девушку до камеры, солдаты сняли цепь с кандалов и втолкнули Мегерлин внутрь. Щелчок замка означал, что теперь она находится в клетке в прямом смысле слова.       — Завтра главнокомандующий Пиксис придет за тобой, девочка. Веди себя тихо, если хочешь увидеть перед собой еду, — дежурный хмыкнул себе в усы и обратился к солдатам, — а вы не стойте здесь, не положено.       Вся процессия покинула узкий коридор, удаляясь в сторону лестницы. Мегерлин осталась одна. Оглядевшись она заметила простую подвесную лавку с тонким матрасом сверху. Не думая о том, почему он мокрый, чем пахнет и какой только что жучок здесь пробежал, девушка завалилась на него, погружаясь в долгожданный сон.