***
Полностью игнорируя неуместное внимание к своему телу, Мегерлин едва ли не сдирала с себя кожу, в попытке отмыться от грязи. Мерзко, мерзко и еще раз мерзко. Казалось, что все нечистоты и запах въелись глубоко в ткани, а кожа уже никогда не станет такой же белой и сияющей, как раньше. А если она подхватила какой-нибудь лишай? Как здесь такое вообще лечат? Какой же стыд. Окружающие видели ее в самом неприемлемом виде из всех возможных и уже сложили о ней первое впечатление, и теперь, чтобы отмыться от такой грязи в лице позора, куска мыла и мочалки девушке явно не хватит. — Значит, Мегерлин? Так необычно, первый раз слышу такое имя! Штольцберг вздрогнула от неожиданности и посмотрела на Ханджи. Карие глаза неотрывно и с нездоровым восторгом следили за каждым движением, и девушка уже сомневалась, от чего кожа покрывалась мурашками — от пристального взгляда или от холодной воды. Отмыться хотелось побыстрее. Откинув голову на бортик бочки, Мегерлин едва сдержала стон: раны, оставленные солдатом из тюрьмы, невыносимо пекло, пальцы онемели от холода, а мозг плавился от безостановочного потока вопросов, лившихся изо рта Ханджи — и это Штольцберг ещё не добралась до кабинета Эрвина, между прочим! Неуклюже выползая из импровизированной ванны, Мегерлин прошлепала к небольшой лавке, где разместился ее внеплановый допросчик вместе с сумкой. Порывшись в саквояже, девушка достала все бутыльки с косметикой, до которых могла дотянуться, и принялась самозабвенно мазаться содержимым, машинально отвечая Ханджи. Кремы, сыворотки, лосьоны — в расход шло все, что имело приятный запах. Шатенка рядом с девушкой пыталась незаметно прикоснуться пальцем к содержимому баночек, осматривая его с научной придирчивостью — Штольцберг хорошо знала такой взгляд. Покончив с ритуалом по снижению уровня стресса, Мегерлин натянула на влажное тело льняные брюки и рубашку, извещая свою сопровождающую о готовности вернуться обратно к главнокомандующему. — Что мне делать с грязной одеждой? Я могу оставить ее где-нибудь? Ханджи поморщилась и небрежно махнула рукой: — Оставь здесь. Завтра нас все равно ждет занимательная уборка от Леви. Видимо, уборка и впрямь будет занимательной, особенно для Мегерлин — не было никаких сомнений в том, что она тоже будет привлечена к данному мероприятию, особенно после инцидента с Леви. Да и нет ничего плохого в намывании коридоров, это отличная возможность развеяться и влиться в компанию местных солдат, ведь ничто не сплочает сильнее общих бед. К тому же, чем раньше она наладит контакт с ними, тем лучше. Ханджи вырвала Мегерлин из мыслей, схватив ее за руку и потащив к выходу из душевых. Штольцберг едва успела прихватить свою сумку и спешно волочилась за энергичной женщиной. — А ты дашь мне посмотреть те баночки? — Конечно. — Здорово! А я смогу взять несколько твоих волос? — Да. —А твою слюну? — Да. — А измерить твои параметры и провести физические тесты? — Все что угодно, Ханджи. — Здорово! Здорово! Здорово! Ее радостные вопли разносились по коридору, рекошетом отлетая от стен. Казалось, что Ханджи готова прямо сейчас привести озвученное в исполнение, но приоритет приказа Эрвина был значителен. Женщина казалась несколько наивной и чудаковатой, но Мегерлин чувствовала, что не все здесь так просто. Она словно прощупывала почву, незаметно для Штольцберг пытаясь выудить из нее какую-то информацию, маскируя истинные намерения за шквалом наязчивых вопросов. Мегерлин следует больше следить за своими словами, чтобы не сболтнуть лишнего. Она же не наговорила ей чего-то там, в ванной? Оставалось молиться, что нет. Когда Ханджи уже почти повисла на ней, они добрались до кабинета командора.***
Тиканье часов пускало волны наряжения по телу. Мегерлин сидела на небольшом кожаном диванчике, окруженная тремя людьми, готовыми наброситься на нее в любой момент. Стынущий на небольшом столике ужин есть перехотелось. Девушка ощущала себя почти обнаженной под чужими взглядами. Вся эта ситуация неприятно ворошила воспоминания о прошлом. — Значит, вы действительно прибыли из-за стен, Мегерлин? Девушка сглотнула. Она же так долго готовилась к этому разговору: подбирала слова, тщательно обдумывала, что можно сказать, а что нет, даже эмоции репетировала перед зеркалом. А сейчас ей страшно. Видимо, Мегерлин слишком сильно в глубине души верила в то, что здесь солдаты будут рады ей, но все вышло иначе. Ей не доверяют, и все вокруг кричит об этом: поза командора, его взгляд, Леви, стоящий у окна и покручивающий перьевую ручку на манер ножа, скорее машинально, чем с намерением обороняться, Ханджи, что больше не улыбается, а смотрит с опаской. Но Мегерлин сильная, она справится с собственным страхом и покажет этим людям, что она за здесь для того, чтобы помочь им и открыть глаза на правду. — Да, Эрвин. Я пришла из-за стен, вернее, из-за океана. Командор как-то рвано выдохнул. — Эрвин, и ты поверишь в слова этой слабоумной? — Леви начинал злиться. — Какой, к чертям собачьим, океан? Что это за хрень вообще такая? — Я поверю ей по другим причинам, Леви. В груди ёкнуло от слов командора. Мысль о том, что девушке все же удалось заинтриговать Эрвина и придать себе хоть какую-то исключительность в его глазах, была приятной. Мегерлин покрутила в пальцах прядь черных волос, собирая капли влаги. Ее одежда намокла и местами прилипла к телу, становясь полупрозрачной. Малейший сквозняк заставлял кожу покрываться мурашками, и девушка всерьез задумалась о вероятности получить воспаление лёгких в таких условиях. Сказанное Смитом внушало призрачную надежду на то, что от нее хотя бы не избавятся прямо сейчас. Мегерлин и так пребывала в полнейшем унынии от того, что ее теплые чувства к командору оказались односторонними — он располагал людей к себе, но не себя к ним, а Штольцберг легко повелась на его обаяние. Комок из самых противоположных чувств давил на горло. — Я хочу помочь вам. — И каким же образом? — Леви холодно посмотрел на нее. — Что-то ты не похожа на опытного солдата. Мегерлин нервно пожевала губу. Он был прав, если посмотреть на ситуацию его глазами, но Штольцберг не могла рассказать все и сразу, поэтому пришлось нападением увиливать от основного вопроса: — Во-первых, не вам, Леви, судить о том, какой жизненный опыт я получила, — желтые глаза с неменьшим холодом посмотрели в ответ, — во-вторых, мои знания куда больше ваших, то, что знаю я — для вас несопоставимый ни с чем дар, к которому вам следовало бы отнестись малость внимательнее, и даже если сейчас вы не понимаете о чем я говорю, то вскоре вам предоставиться возможность увидеть все своими глазами, — девушка сжала ткань брюк. — Я понимаю, что вы не доверяете мне, но поймите и меня тоже. Я отказалась от всего, что у меня было, чтобы добраться до вас. — И к чему же такие жертвы? Неужели, люди за стенами живут хуже, чем мы? Мегерлин хотелось завыть, слишком много каверзных вопросов за эту ночь. — Все не так просто, есть некоторые причины, по которым я была вынуждена покинуть свою страну и встать на вашу сторону... — На нашу сторону? — Эрвин недоуменно поднял бровь. Штольцберг прикусила щеку изнутри. Надо же было так проболтаться. — Я не могу объяснить этого пока что, —предупреждая уже готовящуюся волну распросов, девушка продолжила, — поэтому, чтобы между нами не было недопониманий, я вынуждена выдвинуть некоторые условия. Есть то, что вы не должны знать, пока не придет время. Я сознательно ограничиваю вас в знаниях, потому что только так могу держать под контролем все, что происходит, — ее голос стал звучать жёстче, — и никто не вправе повлиять на мои решения. Вы лишь способ для реализации моих целей, так что если откажетесь, то я просто начну идти другим путем. Сердце Мегерлин колотилось как бешеное, но она не подавала виду. Ее речь была довольно провокационной, так что если Леви сейчас воткнет ей ручку куда-то между глаз, то она совсем не удивится. Однако это был самый действенный способ обозначить свое положение, и что-то подсказывало девушке, что именно это Эрвин и одобрит, как и в их первую встречу. — А ты много знаешь о титанах? — Ханджи впервые за долгое время подала голос. — Пожалуй, даже слишком много. — Тогда я согласна. — Согласна на что? — Быть твоим способом реализации целей. Я думаю, что раз уж ты на нашей стороне, то вряд ли нам от этого будет хуже, чем сейчас. Что думаешь, Эрвин? Смит задумчиво облокотился на книжный шкаф позади себя. — Я тоже согласен, но, Мегерлин, какое-то время мы будем присматривать за вами, поскольку ситуация совершенно экстраординарная. Рассчитываю на ваше понимание. И, если позволите, задам небольшой вопрос, — Эрвин понизил голос, — хотя бы в общих чертах, не могли бы вы объяснить, чего конкретно добиваетесь? — Я делаю это, чтобы спасти все человечество, а не только тех, кто живет за стенами. Проблема является общей для всего мира, а я могу очень сильно повлиять на ее решение, поскольку, — Мегерлин запнулась. — Поскольку? — Ещё слишком рано, Эрвин, — девушка позволила себе вымученную улыбку, ловя понимающий кивок командора. Кажется, лед немного тронулся. Мегерлин ощущала себя совершенно глупо — берется о чем-то сказать, но везде договорить не может. Как Эрвин согласился на эту авантюру, ей не ясно. Возможно, удача на ее стороне. Придется хорошо постараться, чтобы расположить к себе этих троих, хотя с Ханджи будет, вероятно, менее хлопотно, чем со всеми остальными, Эрвину нужно уделить больше времени, а что делать с Леви, девушка вообще не представляла. Он больше ничего не говорил, но она кожей ощущала его желание вышвырнуть ее отсюда. Напряжение в кабинете постепенно спало, Ханджи устроилась рядом с ней на диване, Эрвин сел за свой стол, а Леви так и остался стоять у окна. Мегерлин съела остывший ужин, состоящий из хлеба и картофельной похлёбки, и принялась рассказывать о жизни в Марлии, не называя ничего конкретного. Рассказывала о том, чего достиг научный прогресс, отвечала на вопросы Эрвина по географии, Ханджи — по химии, совсем немного затронула тему о титанах, быстро соскакивая с нее, и сама не заметила, как уболтала не только окружающих, но и себя в том числе. Когда до рассвета осталась пара часов, Эрвин, борясь с непреодолимым желанием задать еще миллион вопросов, все же отдал приказ разойтись спать. Мегерлин откланялась, подхватила сумку и вновь в компании Ханджи направилась искать выделенную ей комнату. Добравшись до неё, Штольцберг пожелала женщине спокойной ночи и, не рассматривая внутреннего убранства, сбросила ботинки, сумку, рухнув на кровать. Впервые за эту неделю матрас под ней пах обычной пылью, а не каким-то разлагающимся дерьмом.