Спокойной ночи,ночь

Дазай помнил. Помнил чёрный берег, звёздное небо, чью-то холодную руку в своей тёплой, ветер и раздражающее море. Помнил ощущение мокрого песка на ногах, щекотку морской воды и… что-то теплое в груди. Что-то мягкое и приятное ушам. Кажется, это был смех, но чей? И кто, черт возьми, держал его за руку?

…

— Кажется, вы все еще застряли на стадии отрицания, Дазай-сан. Вы ведь и сами понимаете, воспоминания — это прошлое. В погоне за ними вы теряете свое будущее. Кабинет был белым, как выцветшее полотно, на котором не было написано ни единого слова. Запах спирта смешивался с тяжелой атмосферой невысказанных мыслей, создавая духоту, которая окутывала Дазая, как плотный туман. Он смотрел на предметы лежащие на столе и в который раз убеждался, что совсем не испытывает доверия к своему врачу. Осаму давно перестал внимать её речам Его прошлый врач был намного лучше, но, к сожалению, он скончался при не очень ясных обстоятельствах. Эта тирада, про отпущение своего прошлого, которого Осаму теоретически не имел, его знатно достала. Неужели этот чертов психолог-нейрохирург не понимает? Что не сдалось ему это грёбаное будущее. Зачем оно ему? Все, что держит его на плаву, — это одно единственное воспоминание-сон, которое кажется, чувствуется, невероятно важным. И пока не разгадается эта тайна, он продолжит дышать. — Вы меня не слушаете, да? Бинго, и как она только догадалась? Вздохнув, Дазай ответил: — Просто выпишите мне снотворное, пожалуй, это наибольшее, на что вы способны. Она пропустила данную колкость мимо ушей и лишь покачав головой сказала: — Вы не понимаете, я лишь желаю вам добра. — Ее глаза смотрели с жалостью из-под очков. — Мне понятно ваше стремление к активации воспоминаний, понятны мне также и ваши чувства. Но иногда воспоминания убивают, они и становятся чаще всего причиной визитов ко мне пациентов. Столько людей приходят ко мне, приходят и говорят, что хотели бы все забыть, столько людей желают потерять свое прошлое! — С каким-то отчаянием закончила она, пока на глазах начинали сверкать искры. Возможно эти слова носили личностный характер, да скорее всего так и было, на это указывала её мимика, её взгляд и голос, но от этого данная речь менее раздражающей не стала. — Глупцы, — стиснув зубы, произнес Дазай. — Все они чёртовы глупцы! Слышите меня? Они идиоты, которые ничего не понимают! — Он встал со стула, переводя дыхание.Ему стало стыдно за свою злость, стало стыдно, что его так легко выбить из себя обычными словами.Но при этом он никак не мог понять зачем ему это сравнение с другими? Уже более спокойно, он поясняет: — Воспоминание… это наша часть. Без них мы теряем нашу личность, Савако-сан, разве вы не понимаете? — Он взглянул на нее, и в ее глазах был лишь оттенок тающего страха. Кажется, он напугал ее внезапным началом речи. Он еще более спокойно, почти печально, продолжил: — Без воспоминаний, что есть человек? Что он из себя представляет без них? Это то же самое, что остаться без имени, то же самое, что стать безликим… Они не знают, что это такое, пустота и белый шум в своем кино, не знают, а потому и желают. И поверьте мне, оказавшись на моём месте, они бы все устрашились своих грёз. — Может, вы и правы, но послушайте меня, — взяв листок и ручку и начав писать рецепт на автомате, она сказала таким тоном, каким говорят только самые важные вещи. Вещи, которые, как считают отправители, должны запоминаться на всю жизнь. — Некоторым тайнам лучше навсегда оставаться в прошлом. — Тайны?.. значит, вот как вы… Впрочем, не важно. — Беря рецепт и уже направляясь к выходу, он у самой двери уверенно добавляет: — Может, вы и правы, но послушайте меня. — В этом мире нет ничего хуже неведения. И он уходит, захлопывая дверь не так сильно, как хотелось. Уходит и чувствует, как своими посещениями к данному врачу давит свою душу лекарствами от здоровья. Ведь разум все больше заполняется нежеланными сомнениями.