мгновения жизни

кавех ложится когда придётся, забывает закрыть дверь или окно, снова вскакивает и потом долго сидит на холодном полу у двери, смотря на разбросанные по столу и полу листки бумаги. эти чернила — его жизнь, бессмысленно выплеснутая на чертежи. завиток за завитком идёт крыша, красные чернила. чередуются плитки на стене, красные чернила. в саду распускаются цветы. красные чернила. его наполняет не гнев и не усталость, а бессилие. бессилие пред пустотой, что закрывает путь куда-то вверх, в небо. в конце концов, он светоч, тот, кто должен парить в высоте. но почему тогда так сложно расправить крылья? его комната слишком закрытая. теперь все, что можно, захлопнуто, ставни легонько стучат о подоконник, лишь напоминая о внешней свободе. но он заперт здесь самим собой, застряв в своем собственном теле без возможности уснуть. красные чернила стекают на пол. кружка с кофе падает и разбивается вдребезги, только крошево остается лежать белыми острыми кусками. это не была его любимая кружка; это была кружка, которую хайтам, несомненно, добавит в список оплаты, снова прибавив что-то к аренде. кавех не знает, зачем он это делает, из вредности, принципов или просто по привычке; сейчас, находясь в этой полупустой комнате между сном и явью, он почти не помнит, как они разговаривали на террасе поздно вечером, окруженные мягким светом лампы в округлом абажуре и пением сверчков в окрестных садах; его внутри разъедает какая-то глупая и почти бессмысленная обида, растворяясь в горьком кофе и сахарной сладости фруктов. внутри у архитектора кипела не кровь, а те же самые чернила, что словно отнимали с каждым днём жизнь. все его творения были любимы кавехом; если он что-то созидал по своим принципам, то привязывался всей душой к сотворенному, и каждый раз это приносило свою боль. переделать — зачеркнуть — сделать новое — перестать тратить время — принять отказ. эта замкнутость запирала его внутри себя, и только тихие вечера приносили спокойствие с влажным после дождя воздухом, двумя кружками кофе без сахара и спокойным голосом, который что-то рассказывает ему о «гениальности» нынешнего поколения студентов в академии. кавех редко когда спал по расписанию; он ложился с рассветом, сам бледный и почти такой же светлый, как небо, постепенно превращающееся в что-то живое с восходящим солнцем.