Сердечные струны

Тэхён прижался к повозке. Поля шляпы обвисли на лоб, волосы прилипли к лицу, шее и плечам — холодный сильный дождь промочил одежду, затек в туфли, вызывая дрожь. Увидев вспышку отдаленной молнии, он зажмурил глаза. Молния. Сколько лет не удается избавиться от страха перед ней — одно лишь упоминание возвращает в тот день, когда погибли родители. — Мистер Ким? — Хотя сумерки спустились на землю, еще было достаточно светло, и Гук мог разглядеть выражение его лица — на нем отражался более чем страх. Ужас охватил омегу. Такой испуг смутил его, но с какой стати его должно волновать то, чего Тэхён боится? «И не стоит волноваться — это просто… ну, нервы, каприз», — убеждал Гук себя. Привязав лошадей к ветвям тополя, упавшего в каменистое ущелье, он направился к Киму, заметив, как тот мешками укрывал клетку попугая. Чон поставил клетку на землю под повозкой. Позаботившись о птице, попытался решить, что же делать с Тэхёном. Страхи, которые ему когда-либо приходилось успокаивать, имели отношение к лошадям. Демонстрируя полное спокойствие, он прислонился к повозке, скрестил руки на груди, стараясь изловчиться и поймать дождевые капли на язык. — Вы когда-нибудь так делали, мистер Ким? Наблюдая, как они все-таки попадали на его вытянутый язык, младший покачал головой. Кто бы мог поверить, что в мире существует такой человек, который никогда не ловил дождевые капли языком? — Попробуйте, — предложил он, усмехнувшись. Его улыбка не успокоила, не отодвинула страх. — Я боюсь. — Дождя? — Он увидел, что его глаза увлажнились: от дождя ли, слез ли — можно было только догадываться. Тревожное чувство нашло на него. — Послушайте, не плачьте. Вы говорили, что чувствуете себя со мной в безопасности. Вы сказали… — Не плачу и не боюсь дождя. А ваши пистолеты не защитят меня от того, чего боюсь. — Но чего… — Почему мы ехали так медленно, когда начался дождь? — возмутился мальчишка . — Почему не поторопились, чтобы найти укрытие? Зная, что за его упреком скрывается сильный страх, Чон не отреагировал. — Гнать значило бы перегреть лошадей. Тогда во время остановки, очутившись под холодным дождем, схватили бы простуду, которая бы убила их. Мистер Ким, чего вы боитесь? Что… Прежде чем он успел задать еще один вопрос, очередная стрела молнии разрезала темные тени на небе. В следующую секунду он едва среагировал, когда Тэ бросился к нему. Обхватив младшего руками, понял — молния так страшит его, и, конечно, против этого его пистолеты — детская игрушка. Удерживая Тэхёна одной рукой, другой достал толстое одеяло из мешка с запасами в задней части повозки, затем заставил того опуститься на землю, в укрытие под повозкой. Они лежали бок о бок. Дрожь омеги сотрясала ему руки, и он накрыл его одеялом и притянул ближе. — Обнимите меня, — прошептал Тэхён. — Уже обнимаю. — Он нахмурился, когда младший начал извиваться, словно пытаясь вжаться в него. Чон положил левую ногу тому на бедра. Ее тяжесть немного успокоила младшего: зарывшись лицом в теплый влажный изгиб чоного плеча, уловил запах полыни излучаемого запаховой железой альфьего тела. Рождалась уверенность, что буря пройдет, одновременно обострялись чувства. — Я… я никогда раньше не был в объятиях альфы. — Да? Ну и о какой научной штуковине думаете, будучи в моих? Его нежное подтрунивание углубило ощущение безопасности, которое продолжало овладевать им. — Я размышляю о ваших внушительных pectoralis major, deltoideus и biceps brachii. — He говорите. Попробую угадать. Вам нравятся мои мускулы рук. — И грудные мускулы, — добавил он с улыбкой. Мистер Чон, насчет дождя — как вы узнали? Он, поддев пальцами влажные пряди волос, прилипшие к лицу Кима, убрал их. — Птицы летали близко к земле, мистер Ким. Звуки были резче, а запахи сильнее, чем обычно, — три верных признака дождя. Его объяснение заняло тэхёнов мозг и освободило от неотвязных мыслей о буре. — Вялый воздух — тяжелый воздух. Да, да. Это заставило бы птиц летать низко, равно как и усилило бы запахи и звуки — никогда не рассматривал такой возможности, а лишь использовал облачные образования, чтобы предсказать погоду. Тэхён ощутил, как в нем усилилось еще более глубокое уважение к Чонгуку. Подняв голову, улыбнулся. — Вы научили меня тому, чего я не знал, мистер Чон. Спасибо, что поделились со мной своей мудростью. Чон никогда не считал знание примет дождя мудростью: оно пришло к нему не из учебника, а из детства, почему всегда думал, как о чем-то вполне естественном и разумном. Ким же назвал это мудростью и выразил признательность за то, что узнал от него. Его благодарность побудила какие-то странные и в то же время нежные чувства, которые он уже испытывал сегодня днем. Они, казалось, расходились из его груди, медленно наполняя теплом. Словно действие виски. Гук растерялся. Мужчина теряет весь разум, все самообладание, когда слишком много выпьет, — именно в таком состоянии он чувствовал себя теперь: лишенным рассудка, но не от спиртного, а совсем молодым омегой — с прекрасными глазами цвета виски, который намеревался забеременеть, отдать ребенка и затем отплыть в Бразилию, чтобы отыскать в слюне жуков чудодейственное средство от облысения. И он подумал: разве можно что-то испытывать к такому омеге? Улыбнулся собственной глупости: чертовски повезло, что завтра избавится от Тэхёна — сумасбродство младшего начинало раздражать его. * * * Доктора Мина не было дома. Неизвестно, где он и когда вернется — оставалось только дожидаться… Появился Гук, неся на широких плечах самый тяжелый сундук. Как и в Оатес Джанкшен, он делал это, казалось, без особых усилий, лишь вздувавшиеся мускулы выдавали, что ноша была крайне тяжелой. Припомнилась прошедшая ночь: сухое и защищенное место под повозкой, глубокий сон в его объятиях, чувство тепла и безопасности, несмотря на продолжающуюся бурю. Проснувшись утром, сразу же почувствовал на себе взгляд его пронизывающих голубых глаз — не смотрел ли он так на него всю ночь? Такое предположение по неясной причине вызвало в нем трепет возбуждения, прежде никогда не испытываемого. — Это последний, — сказал Чон, поставив сундук в угол вместе с его остальным багажом. Его глубокий низкий голос трепетом отозвался в каждом нерве Тэхёна. — На подоконнике для вас пакет, мистер Чон. Он взял его, открыл, быстро сосчитав деньги, сунул в карман и посмотрел на Кима. Солнечный свет струился за его спиной, раскрашивая волосы, щеки и сердцевидную рубиновую брошь в мягкие приятные тона; изумительной красоты руки, сложенные на коленях, почти скрывались в изящных кружевах , волнами охвативших тонкие запястья; розовая рубаха младшего удивительно гармонировала с маленькими цветочками, росшими у оград, — иногда он замечал их, но не интересовался названием, а Тэхён наверняка знал. Розовый цвет делал Кима таким юным и поразительно невинным. Но, черт возьми, подумалось ему, он и есть такой — его гениальность ничего не меняла. Чон неловко пошевелился. Уязвимость Тэхёна всякий раз поражала его, вызывая тревожные мысли: что с ним может случиться дальше. Зная множество умных вещей, он не умел позаботиться о себе, — возможно, угодит к крокодилам, едва ступит на бразильскую землю. Он провел рукой по волосам. Проклятие, теперь все время в его распоряжении — дни, недели, месяцы и годы забот об омегах кончились; хотя Ким Тэхён тоже омега, но глупый омега, которого ему довелось встретить, и теперь пришло время покинуть и его. Черта с два кому-нибудь удастся его одурачить. Чон расправил плечи. — Мне пора, мистер Ким. Остерегайтесь крокодилов в Бразилии. — Он повернулся к двери. — Вы не подождете со мной, мистер Чон? — Его собственный вопрос удивил , равно как и странная пустота, которую вдруг ощутил внутри: неужели всего лишь три дня назад с нетерпением ждал момента, когда избавится от компании этого упрямого, надменного альфы? — Доктора Мина нет, и я… — Наверное, ищет жуков. Этот человек проводит со своими букашками так много времени, что, вполне возможно, сам скоро превратится в одну из них. А мы приехали с опережением графика. Он не ждал нас до вечера. — И все же, я был бы вам признателен, если бы вы подождали вместе со мной. Мы могли бы поговорить. Сегодня вы так погоняли лошадей, что у нас было мало возможности побеседовать. — Я считал, что вы хотели поскорее добраться сюда. — Да, но я… — Ну, вот вы и здесь, и как только Король Жуков вернется, вы вдвоем сможете заняться всем тем, чем собирались. А пока будете ждать, почему бы вам не освежить в памяти ваш сексуальный трактат? Одному из вас нужно быть мастером в искусстве любви, и могу предположить, им не станет ваш ископаемый любовник. Он шагнул к двери, но снова остановился, услышав голос Тэхёна . — До свидания, мистер Чон. Большое спасибо за все, что вы для меня сделали. — Он улыбнулся. Его милая улыбка напомнила Гуку мед — такая же манящая, медленно растекающаяся и в точности такая же сладкая, притягивающая к себе. Доктор Мин станет первым мужчиной, который займется с ним любовью. Но спустя многие годы, когда Ким Тэхён вспомнит свой первый поцелуй, — можно поклясться — подумает о Чон Чонгуке. Возбуждающий аромат горной лаванды, тепло завладел его чувствами — он потянулся к нему, правой рукой удерживая подбородок, намереваясь поцеловать. Радостная улыбка преобразила его лицо: в поцелуе, таком же нежном, как игра света в глазах Тэ, он коснулся его рта, ощутил языком слабый вздох, встретившись с его сомкнутыми губами. Опустив левую руку на его поясницу, удивился — какой тонкой была талия, и это еще больше возбудило Гука. Прижал ближе — к себе, к своему жару. Паренек попытался отстраниться, но сразу же затих, повернувшись лицом к нему, подчинившись твердым, требовательным и властным движениям языка Чонгука; их бедра прижимались все сильнее и сильнее — получилось идеальное соответствие тел, словно какой-то искусный скульптор создал их специально друг для друга; его движения зажигали Тэ пылающим жаром желания, зная, что никогда не увидит его; сладостно изгибаясь навстречу, младший как будто уверял, что не забудет его. Закончив чувственное объятие так же, как и начал — нежно, постепенно, его губы уже больше не ласкали Кима, а тела не соприкасались, — Гук улыбнулся, повертел мягкий золотистый локон, упавший на плечо, повернулся и вышел. Тэхён понял: поцелуй — его прощание и осознал, что будет по нему скучать. Устроившись на другой стороне стола, Ким наблюдал, как доктор Мин Юнги дочитывает последнюю страницу тезисов, подготовленных им как часть экзамена. Свет лампы и лунное сияние освещали тарелки с ужином, клетку попугая, кувшин со свежими колокольчиками и тонкое, угловатое лицо доктора Мина. «Действительно, — думал Тэ, разглядывая ученого, — они с Намом похожи как братья, с единственной разницей в том, что доктор старше, а линзы его очков, увеличивая глаза, делали их похожими на два блюдца, приклеенных по обеим сторонам лица». Ему вспомнились другие голубые глаза, длинные черные волосы, усмешка и невообразимая масса мускулов. И будто ощутил ритмичное покачивание его бедер: назад, вперед — свободно, легко. Поерзав на стуле, он заставил себя сосредоточиться на докторе Мине и думать о том, чтобы не упустить возможность завести разговор о зачатии ребенка. Вернувшись домой несколько часов назад, ученый не обсуждал ничего, кроме своих исследований. А Тэхён не мог сосредоточиться ни на чем, кроме прощального поцелуя Чона — сознание сохранило его таким реальным, таким живым, что тело все еще чувствовало объятие альфы, желавшего его. Сдержав низкий стон, подступавший к горлу, сунул кусочек свежей груши в клетку попугая. Тот откусил ее. — Доктор Мин, — воскликнул Иоанн Креститель с куском груши в клюве, — не будете ли вы так любезны помочь мне забер…. Тэхён быстро захлопнул ему клюв и слабо улыбнулся озадаченному ученому. Доктор Мин закончил чтение его обширного научного проекта. — Это великолепно. Поразительное понимание Колеоптеры, мистер Ким. — Колеоптера, — пробормотал Тэ, вспомнив, как Чонгук не расслышал имя и сказал ему, что знает о Клеопатре и змее. — Мистер Ким? — Да? О… — Да что это с ним? Вот, наконец, человек — предмет его восхищения на протяжении многих лет, а все, о чем он продолжает думать, это Чон Чонгук, мужчина, которого знает всего три дня! — Для меня совершенно очевидно, что вы очень много времени посвятили изучению моих находок, — заявил доктор Мин. — Не сомневаюсь, вы будете прекрасным ассистентом. Должность ваша. Тэхён радостно ахнул. — Огромное вам спасибо, доктор Мин! Вы не представляете, что это для меня значит. — Добро пожаловать. Как вы знаете, я планирую отплыть обратно в Южную Америку, как только получу дальнейшие субсидии. Надеюсь, деньги скоро поступят, но такие мероприятия требуют времени. А пока, если вы захотите можете остаться тут. — Доктор Мин, есть один вопрос, который я бы хотел с вами обсудить. Точнее, он из области отношений между полами, и я… — А, так вы уже слышали, не так ли? — Доктор Мин улыбнулся. — Что ж, полагаю, новости должны были распространиться рано или поздно. — Новости?--удивился Ким Мин положил тезисы на стол и вытащил из кувшина один колокольчик. — Lupinus subcarnosus, — задумчиво пробормотал он, вертя стебель цветка между пальцами. — Колокольчик был завезен в нашу страну в середине сороковых годов девятнадцатого столетия либо русскими иммигрантами, которые захватили его с намерением посадить, либо случайно с грузом семян льна из Германии. Способ их появления здесь, однако, не имеет значения. Что меня интересует, так это непосредственно сами цветы. Тэхён взглянул на колокольчик, не в состоянии понять неожиданное решение ученого обсуждать цветок. — Если слюна редкого жука Пандамонхангаба может быть прекрасным средством от облысения, — продолжал доктор Мин, — то обычный колокольчик проявляет огромный потенциал в качестве средства от мужской импотенции. Ким нахмурился. — Импотенции, доктор Мин? Он поднялся, сцепив худые руки за спиной, колокольчик свисал из его пальцев, пока он некоторое время мерил шагами комнату. Наконец, остановившись перед стулом Тэхёна, посмотрел на него. — Не знаю, как выразить радость, которую испытываю в связи со своими первоначальными открытиями: импотенция — болезнь, делающая несчастными великое множество мужчин. Хорошо понимая глубину вышеуказанного несчастья, твердо намерен продолжать эксперименты. Моя дилемма, однако, состоит в том, что могу продолжить свои исследования в Бразилии и почти не имею времени на что-либо иное. Тэхён уставился на него, припоминая слова зятя о том, что доктор Мин предпочел остаться холостым по личным причинам, — смутное дурное предчувствие омрачило блестящие планы, однажды построенные. — Что вы хотите сказать, говоря, что лично понимаете подобное несчастье? Он печально улыбнулся. — Хотя я и посвятил свою жизнь научным изысканиям, было время, когда хотелось иметь мужа и детей, но пришлось отказаться от этого желания, потому что не способен зачать детей. Видите ли, мистер Ким, имею несчастье страдать импотенцией.