Сердечные струны

Тэхён прикрыл листом бумаги лицо, чтобы кандидат, сидящий напротив, не мог догадаться, о чем они шепчутся. — Тебе не понравился слабовыраженный подбородок первого мужчины, Гуки, — прошептал он в ответ на его замечание. — Ты сказал, что бледное лицо второго указывает на плохую кровь, что, безусловно, перейдет к ребенку. Хромота третьего, по-твоему, может отразиться на его сексуальных способностях. А теперь, Бога ради, скажи, что же не так с глазами этого мужчины? — У него бегающий взгляд. Посмотри получше — сам увидишь. Пока еще не очень заметно, но я уже видел такое раньше, Тэ, и могу утверждать, что через несколько лет бедняга окосеет. Ким, опустив лист, улыбнулся кандидату, продолжая рассматривать его глаза, но не увидел ничего, что наводило бы на мысль о каком-то расстройстве. Однако подозрения Гука все же не давали покоя. — Прошу прощения, сэр, — сказал он альфе, — но вы не соответствуете требованиям. Благодарю за проявленный интерес. Доброго вечера. Нахмурившись, мужчина продолжал сидеть. — Что у меня не так? Высокий, глаза голубые, а волосы черные. Чон не выдержал. — Два моих кольта подтвердят, что с тобой все будет не так, если не уберешься отсюда в три секунды! — в подтверждение вынул оба пистолета. — Одна, две… Мужчина выскочил из комнаты. Сунув их обратно в кобуру, телохранитель сел, но его раздражение не ослабело, когда пятый кандидат вошел в комнату. — Скажи ему, пусть уходит, пока еще не успел сесть, Тэхён, — прошептал он. — Что? Но… — Видел его раньше, — спокойно солгал Чон. — Выйдя из салуна, мочился прямо на улице. Ты же не хочешь с таким дурно воспитанным человеком зачать ребенка, верно? Тэхён в отвращении нахмурился. — Сэр, — встретил он альфу, подошедшего к стулу, — вы недостаточно высоки. — Что? — переспросил он. — Не дорос, — повторил Гук, — поэтому уходи. В замешательстве покачав головой, соискатель ушел. — Гук, я не говорил, что он не дорос, — уточнил Тэ. — Сказал, что он… — Не важно. —Гук смотрел, как следующий кандидат входит в комнату. Высокий, с черными волосами и голубыми глазами — соответствие всем описанным данным полное. Исчерпав запас упреков в адрес кандидатов, он решил представить этого полным идиотом. — Добрый вечер, мистер Ким, — сказал альфа и сел, приглаживая пальцами пышные усы. — Я Мелвин Пристли: двадцать шесть лет, школьный учитель в Ред Вулф. Парень не казался идиотом, прикидывал Гук. — Тэхён, — прошептал он. — Этот человек… — Гук, пожалуйста. — Ким оглядел кандидата, удовлетворившись внешним видом. — Как давно вы учительствуете, мистер Пристли? — Четыре года, и зовите меня Мелвином. Гук угрожающе сдвинул брови. — Он будет называть вас мистер Пристли, и вам лучше обращаться к нему мист… — Чонгук! — Тэхён повернулся к нему на стуле. — Пожалуйста! — Лишь пытаюсь учить его учтивости, — объяснил Чон. — Знает тебя меньше пяти минут, а уже хочет обращаться по имени. Бога ради, Тэхён, послушай. Если эти парни не будут тебя уважать, они… — Это ты меня не уважаешь, — перебил он, отворачиваясь. — Мелвин, пожалуйста, расскажите мне о ваших интересах. Мелвин скрестил ноги. — Посмотри на это, Тэхён, — прошептал Гук. — Он сидит, как омега. Очевидно… ну, ты знаешь. Бьюсь об заклад, что носит розовые подштанники. Тэхён потянулся, стараясь незаметнее ущипнуть Гука за руку, но в ту же секунду, когда пальцы коснулись его, понял, что это вовсе не рука. Вспыхнув, резко отстранился. Гук снова наклонился к нему. — Если хочешь меня, скажи прямо: буду стараться, но вначале избавься от Мелвина. Тэхён почувствовал, что в комнате невыносимо жарко. — Ваши интересы, Мелвин? Мужчина напротив в задумчивости потер подбородок. — Много читаю, особенно люблю философию. — Философию? — Ким наклонился вперед. — Какого-нибудь конкретного философа? От Гука не укрылось, как взгляд Мелвина опустился на уровень ключиц Тэхёна, и ему стало ясно, что ублюдку открылся полный обзор дразнящей ложбинки и очаровательной шеи. Положив руку Киму на плечо, постарался вернуть в прежнее положение. — Ты ссутулился. Разве никто не говорил, что так можно искривить позвоночник? — Нравится Аристотель, — объявил Мелвин, озадаченный тем, что компаньон Тэхёна продолжает что-то шептать. — Простите, сэр, но вы, случайно, не обо мне? Гук вскинул одну черную бровь. — Вообще-то, да. Назовите среднее имя Аристотеля. — Среднее имя? — переспросил учитель, снова пробежав пальцами по усам. — Гук, — пробормотал Тэ, — Аристотель родился в 384 году до нашей эры, а в то время людям не давали средних… — Я тебя ни о чем не спрашиваю, Тэхён, — прервал он. — Жду ответа Мелвина. — У Аристотеля не было среднего имени, сэр, — констатировал Мелвин. — Да? — Чон встал, скрестив руки на груди. — Это показывает, как глубоко вы знаете. Уходите. Тэхён опустил голову. Опершись руками о колени, он изо всех сил старался сохранять самообладание. — Гук, — спросил он, поднимая голову, — какое было у Аристотеля среднее имя? От Чона не ускользнул самодовольный взгляд, промелькнувший на лице Мелвина. Отчаянно пытаясь придумать какое-нибудь подходящее среднее имя для Аристотеля, он оглядел комнату и заметил картину и подпись художника в правом углу. — Эгберт, — твердо заявил он, разобрав имя. — Его среднее имя Эгберт, а сокращенно — Эгги. Не многие знают его, так как это один из тех редких фактов, которые затерялись на страницах истории, и поскольку вы не ответили, уходите. Тэхён на секунду закрыл глаза, затем посмотрел в упор на него. — Гук, Эгберт — англосаксонское имя. Аристотель же — грек. — Его отец был родом из Англосаксонии, — последовал быстрый ответ Чона. — Сэр, — начал Мелвин. — Слово «англосаксонский» относится не к месту проживания, а к германскому народу, завоевавшему Англию в четырнадцатом веке нашей эры и образовавшему правящий класс, который оставался вплоть до норманнского завоевания. Англосаксом называется лицо, чьи предки были англосаксами, или белая нация, говорящая по-английски. Уловив мрачное настроение Чона, Тэ поднялся и встал впереди него. — Мелвин, давайте встретимся завтра. Хотелось бы продолжить беседу. Вместе позавтракаем? — Это доставит мне большое удовольствие, Тэхён. — Мелвин встал. — Приду завтра в семь тридцать. Надеюсь, не слишком рано, поскольку в девять должен быть в школе. Тэ наклонил голову. — Семь тридцать. Прекрасно. — Приятного вечера вам обоим. — Мелвин вышел из комнаты. В ту же секунду, как дверь захлопнулась, Тэхён обратился к Гуку. — Эгберт, Гук? Эгберт? Не говоря ни слова, Чон прошел через комнату и исчез за перегородкой. Тэхён последовал было за ним, но внезапно остановился, увидев его галстук и рубашку, перелетевшую через ширму. — Гук, ты собираешься купаться? — Да. Хочешь присоединиться? Ким, как мог, пытался не обращать внимания на приливы потока тепла, вызванного его приглашением. — Уже купался в той воде, которая налита в ванне. Если тебе так захотелось освежиться, пошли за чистой. — Ты ведь не накапливаешь грязь на своей персоне, а лишь становишься немного запыленным. Разве не так ты мне объяснял? — Да, но… — Значит, эта вода достаточно чистая для меня. — Он стянул с себя сапоги. Тэхён услышал, как они упали на пол, и решил — пока Чон за ширмой — переодеться в ночную рубашку. — Гуки, почему ты так вел себя с Мелвином Пристли? — спросил он, раздеваясь. — Не хочу, чтобы хоть один волосок его усов приблизился к тебе, — спокойно ответил он. — Гук? Чон стянул чулки, расстегнул пояс и повесил его на верхнюю перекладину ширмы. — Гук, совершенно очевидно, что тебе не понравился Мелвин, — заявил Тэхён, доставая ночную рубашку из ящика комода. — Я, однако, нахожу его вполне достойным и интеллигентным альфой и уверен, что завтра ты будешь того же мнения. Он снял штаны. — Ты меня слушаешь? Резким взмахом Чон перебросил их через ширму так, что они очутились у ног Тэхёна, надевавшего рубашку. Не в силах противостоять соблазну, тот поднял их, сохранившие тепло его тела; не понимая, зачем, прижал к груди — легкий озноб пробежал по его телу, желание вспыхнуло так быстро, что он вскрикнул. Чон услышал этот тихий стон и улыбнулся. — В самом деле, не хочешь ко мне присоединиться, Тэхён-и? — крикнул он, шагая в ванну. — Кажется, ты немного запылился, пока мы сидели на лугу. — Он опустился в прохладную воду и откинулся на край ванны. Ким услышал всплески. Гук обнажен. — Обнажен, — шептал Тэ. — Что ты сказал? — отозвался он. Обнажен — вот что он сказал. Тихо усмехнувшись, схватил мыло и стал быстро намыливаться. — Намыль свои натруженные руки, Чон, — он притворился, что разговаривает сам с собой. — Вот так. По плечам, по груди, по животу. Встань, — продолжил он и поднялся. — Теперь ноги. Одну, вторую, бедра. Ах, как здорово. Как чертовски приятно. Тэхён продолжал держать его штаны дрожащими руками, его воображение подсказывало, что делали руки Гука, когда он прикасается к себе… держит себя… чувствует себя… — Тэхён. Что? Вроде отозвался Тэ, нахмурившись, осознал, что не произнес этого слова вслух. — Что? — Знаешь, я не говорил, но перед приездом в Ред Вулф по ночам, когда ты спал, иногда читал твое секс-руководство. Знаешь, как тот тибетский парень называет определенную часть альфьего тела? Ослабев от желания, Тэхён с трудом добрался до кресла в другом конце комнаты. — «Стрела жизни»! — весело продолжал Гук. — «Вонзающийся меч страсти», который, конечно же, вкладывается в ножны из «влажного теплого бархата омеги». О, и вот еще… «пылающее острие, которым осторожно и нежно прокалывают трепещущего девственника»! Тэхён слушал, как его глубокий, низкий смех наполнил комнату, понимая, что он считает описания тибетского ученого смешными; он же находил их настолько эротичными, что не мог усидеть в кресле. — Уже выхожу, — объявил Чон. — Не беспокойся. Прикрою свою пульсирующую альфью мужественность полотенцем. — Он смыл мыло с тела, вышел из ванны и обернулся полотенцем вокруг талии. Тэхён чуть не упал с кресла, когда он появился из-за ширмы: свет лампы поблескивал на его длинных черных волосах, подобно стрелам молний, разрезающих полуночное небо, капли воды поблескивали на смуглой коже, мускулах, которые перекатывались и растягивались, когда он приближался к нему. Никогда раньше Тэ не видел его голых ног, зато просматривал каждый их дюйм сейчас, ибо полотенце едва прикрывало его. — Тебе жарко, Тэхён-и? — поинтересовался Чон, останавливаясь перед ним. Он прикоснулся к омежьей щеке и провел пальцами по виску и вокруг изгиба уха. — Хочешь, открою окно? — Я сам. — Он вскочил с кресла так резко, словно торопился сбить бушующее пламя; столкнувшись с телом Гука, почувствовал, как что-то упало вниз к его ногам. Это мог быть только один предмет. — Полотенце упало, — воскликнул Гук, наслаждаясь смесью желания и испуга, которые разглядел в глазах Кима. Тэхён старательно делал вид, что ничего не случилось. — Набрось его, — прошептал он. — Зачем? Разве тебе не хочется увидеть твердость и длину мужского желания? Колени Кима подкосились. — Нет. — Милый маленький лгунишка, тебе ужасно хочется увидеть своими глазами, как выглядит в реальной жизни пронзающее копье. — Гук, я спрячу сексуальное руководство так, что ты его больше не увидишь. А теперь, пожалуйста, подними полотенце и накинь его. Он провел рукой вокруг тэхёновой талии. — Многое из книги я запомнил, Тэхён. Например: «Когда альфа лежит с девственником, должен помнить, что тот вверяет ему будущее своих любовных занятий. Он должен держать его мягко, нежно ласкать и говорить ласковые слова, чтобы избавить от страха и подготовить принять его пульсирующую плоть». У Тэхёна не было сил возразить — Чон прижался к нему, его плоть пульсировала рядом, и омега почувствовал такое сильное желание, что все, о чем он мог думать, так только об этом. С трудом пришло на ум одно слабое возражение. — Гук, ты забыл, что я говорил тебе в Уайт Крик? — Что же? — Моя неопытность подталкивает тебя на отношения… — Да, забыл. И сейчас не могу ничего вспомнить. — Гук, с моей стороны крайне опрометчиво позволять тебе такие вольности, потому что… — Тэхён, поверь мне. Не вижу ничего предосудительного в том, чем мы занимаемся. А теперь, когда договорились об этом незначительном условии, давай вернемся к тому, что написано в книге, — предложил Чон. — Альфа должен держать омегу нежно. Вот так. — Он обхватил его другой рукой и провел кончиками пальцев вдоль позвоночника. — И должен ласкать нежно. Вот так. — Он положил свою ладонь на его грудь и провел пальцами по бусинам сосков. — А что касается ласковых слов… Наклонившись так, что его губы коснулись уха Тэхёна, прижался в мягком поцелуе к мочке уха и попытался вспомнить какие-нибудь чувственные строки, написанные в сексуальном трактате, но ничего не припомнил, осознавая, что поглощенный страницами, касающимися техники любви, лишь бегло пробежал места о ласковых словах. Пришлось придумывать собственные.