Два рабочих дня проходят как в тумане. Лу что-то делает, с кем-то говорит, но каждое движение даётся ей с большим трудом.
Ещё сложнее держать себя в руках и не рыдать перед коллегами, а точнее — перед Марком, рядом с которым она и проводит эти дни.
Марк никого не принимает без крайней необходимости и никуда не выходит. Они почти не покидают кабинет. Даже обедают там же. Даниэль приносит еду, и только благодаря её заботе они не остаются голодными.
С самого утра Жонсьер зарывается в отчёты и до вечера почти не поднимает голову. Лишь изредка делает перерыв на сигарету.
Лу всё это время сидит на диване, уставившись в одну точку. Думает, вспоминает и пытается осознать случившееся. Принять тот факт, что её жизнь перевернулась и уже никогда не будет прежней.
Иногда она настолько погружается в себя, что даже не сразу замечает, как по щекам начинают литься слёзы. Стирает их украдкой, стараясь не всхлипывать. Когда становится совсем невозможно держать себя в руках, сбегает на балкон. Стоит там, уставившись невидящим взглядом куда-то за горизонт. Курит, глубоко вдыхая едкий дым, и тихо плачет.
Марк ничего не говорит, даже если она торчит на балконе по часу. Или не обращает внимания, или слишком хорошо понимает её без слов. В целом Лу всё равно. Лишь бы никто не трогал и не донимал разговорами.
Она больше не чувствует себя живой. Не хочет абсолютно ничего. Необходимость есть, говорить, сидеть в этом чёртовом кабинете, где всё напоминает об Иво, просто сводит с ума.
Она понимает, что ей придётся смириться и жить дальше. Придётся помочь Жонсьеру, оставаться рядом с ним, пока он будет выстраивать новое общество. Создавать мир, в борьбе за который погиб Иво. Она тоже умерла в тот день рядом с ним на пыльном асфальте. И пусть её сердце продолжает биться, Лу чувствует себя лишь пустой оболочкой.
Все эти дни она не может найти себе места. Стены давят, вызывая буквально чувство клаустрофобии. Дом, кабинет, комната в Инквизиции — ей везде тошно. Удивительно, но в квартире находиться сложнее всего. Её жильё больше не даёт чувства уюта и защищённости, ощущения покоя. Лу не знает, почему так происходит.
Прошлым утром она приехала на работу с небольшой сумкой. Забрала из квартиры вещи Иво и немного своей одежды. Шокировала Даниэль просьбой выбросить всё, что висит в её шкафу. Даже смотреть на яркие тряпки нет сил. А надевать их — и подавно.
Она вздрагивает, когда в дверь кабинета стучат. Краем глаза видит, что Марк тоже еле заметно дёрнулся.
На пороге стоит Даниэль.
— Лу, там привезли новую одежду. Посмотри, пожалуйста.
— Что? — она непонимающе смотрит на Дани.
— Я распорядился, чтобы для вас доставили несколько комплектов повседневной одежды, — подаёт голос Марк. — У вас есть час, чтобы разобраться с этим и переодеться. Потом нужно будет выезжать…
Он осекается, видимо, не в силах продолжать.
Лу закусывает губу, чувствуя, как глаза быстро наполняются слезами. Сегодня день прощания с Иво. Сегодня она увидит его в последний раз.
Лу практически выбегает из кабинета.
В приёмной налетает на Кея, но даже не здоровается с ним. Спешит в комнату, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. Закрыв за собой дверь, прислоняется к ней спиной. Медленно сползает на пол и утыкается лицом в колени, пытаясь заглушить рыдания.
С трудом заставив себя успокоиться, поднимается и застывает, наткнувшись взглядом на ворох чехлов для одежды, свёртков и коробок. Ощущение такое, будто к ней в комнату перевезли весь магазин. Лу надеется, что там найдётся хоть что-нибудь чёрное, потому что у неё самой почти нет одежды этого цвета, а надеть что-то пёстрое она не сможет даже под дулом пистолета.
Она расстёгивает первый чехол, второй, третий. Разворачивает все свёртки и открывает коробки. Удивлённым взглядом обводит помещение, заваленное тёмной одеждой и обувью. Ни одного яркого пятна, ни одной цветной детали. Всё абсолютно чёрное.
На глаза снова наворачиваются слёзы. Этот жест заботы и внимания трогает до глубины души. Поступок абсолютно в стиле Иво.
Иво…
Он больше никогда не позаботится о ней.
А она уже никогда его не обнимет.
Продолжая тихонько всхлипывать, Лу берёт первый попавшийся костюм. Немного поколебавшись, надевает рубашку Иво, надёжно пряча инквизиторскую нашивку под строгим пиджаком.
Глупо, но так ей будет казаться, что его частичка рядом.
Она делает глубокий вдох в попытке успокоиться. Умывается прохладной водой и долго смотрит на своё отражение.
Спрятав заплаканные глаза за стёклами тёмных очков, возвращается в кабинет.
Кей уже там, и она тихо здоровается с ним.
Марк поднимает голову от бумаг и окидывает её внимательным взглядом.
— Спасибо, — тихо благодарит она.
— Не за что, — отвечает он так же тихо.
Бросает взгляд на часы и поднимается из кресла.
Пора.
В машине Лу пытается собраться с мыслями, но ничего не получается. Её начинает трясти. Глаза снова обжигают слёзы. Все попытки взять себя в руки оказываются бесполезны.
Она не представляет, как сможет пережить этот день.
Словно прочитав её мысли, Жонсьер говорит почти шёпотом:
— Вы справитесь, Рид.
Она мотает головой, не в силах сказать ни слова. Знает: если начнёт говорить, то разрыдается в голос.
Всё происходящее дальше Лу помнит лишь урывками. Какими-то мутными вспышками у неё в голове.
Огромное количество людей. Все в чёрном. Они окружают плотным кольцом, давят этой массой, практически лишая возможности дышать.
Бледное, навсегда застывшее лицо Иво. Такое красивое и такое безмятежное. Почти не моргая, Лу смотрит, мечтая, чтобы он открыл глаза, улыбнулся, как раньше, только для неё. Мечтает очнуться от этого затянувшегося кошмара.
Подходят люди, проявляют участие, говорят слова. Не ей, конечно, а Марку. На неё, к счастью, никто не обращает внимания.
Лу не слышит, кто и что говорит, почти не отдаёт себе отчёт в происходящем, лишь смотрит в любимое лицо, давясь слезами.
Её снова трясёт, она до крови закусывает губу, пытаясь сдержать рвущиеся наружу рыдания. Слёзы льются нескончаемым потоком, и ей хочется кричать. Кричать так громко, чтобы все оглохли. Орать, пока не сорвёт голос. Хочется умереть, только бы не чувствовать этой разрывающей душу боли.
В чувство Лу приводит прикосновение. Горячие пальцы касаются её руки, сжимают в ободряющем жесте и тут же отпускают, пока этого никто не заметил.
— Держитесь, Рид. Ещё немного. Вы молодец, — шепчет Марк.
Она моргает и наконец отводит взгляд от лица Иво. Смотрит на Жонсьера и понимает, что ему сейчас тоже тяжело. Но он находит в себе силы поддержать и её.
Только сейчас Лу замечает, как он бледен. Под глазами залегла чернота, губы плотно сжаты, взгляд потухший.
Лу потеряла возлюбленного.
Марк — почти брата.
Она ничего не говорит, лишь возвращает жест, чуть сжав его пальцы.
Он кивает, принимая её молчаливую поддержку.
Как оказались в машине, Лу почти не помнит. Едва за ней закрывается дверца, как старательно сдерживаемая истерика вырывается наружу. Она рыдает, не думая о том, что не одна. Сейчас ей плевать на всё.
Марк поднимает перегородку, отсекая от них Кея и Гектора. Снова сжимает её пальцы. Говорит с непривычной теплотой в голосе:
— Поплачьте, Рид. Не сдерживайтесь.
Она рыдает ещё громче, одной рукой зажимая себе рот в бесполезной попытке заглушить громкие всхлипы. Второй — с силой стискивает руку Марка, впиваясь в неё ногтями.
Он больше ничего не говорит, но и руку не убирает.
Так и едут до самой Инквизиции.
Она рыдает в голос.
Он молчит, стиснув зубы.
Отпустив всех домой, Жонсьер скрывается в кабинете.
Лу застывает в приёмной. В нерешительности опускается на диван, сжимая очки чуть дрожащими пальцами. Не знает, что ей делать. Так и сидит долгое время, погрузившись в мрачные мысли.
Из состояния оцепенения её выводит голос Марка. Она вздрагивает. Подходит к двери кабинета и прислушивается.
Жонсьер с кем-то говорит.
Уже собираясь отойти, Лу останавливается, услышав имя Иво. Нахмурив брови, гипнотизирует взглядом дверь. Дёргается, когда слышит полный отчаяния возглас, вслед за которым что-то разбивается.
Лу стучит и входит в кабинет, не дожидаясь разрешения.
Под ногами хрустит битое стекло.
Она смотрит на абсолютно пьяного Марка. Тот едва замечает её появление. Сидит на диване с бутылкой виски в руке, уставившись в одну точку.
Форменный китель валяется на полу, ворот рубашки расстёгнут, а рукава закатаны. Взъерошенные волосы добавляют его виду небрежности. Сейчас всегда собранный Жонсьер выглядит до боли уязвимым.
Ненадолго замерев на пороге, Лу закрывает дверь и нерешительно подходит к Марку. Присаживается рядом, не зная, что сказать или сделать.
Жонсьер отхлёбывает виски прямо из бутылки и протягивает её Лу. Она тоже делает глоток. Какое-то время они молча сидят на диване и пьют, погружённые каждый в свои мысли.
Лу украдкой смотрит на Марка и ловит себя на мысли, что рада увидеть его в таком состоянии. Именно в этот момент она по-настоящему понимает, насколько ему тяжело, и чувствует: она не одна.
Разница в том, что, в отличие от неё, Жонсьер не может позволить себе дать волю эмоциям, не может замкнуться в себе и днями сидеть, уставившись в одну точку. Теперь она осознала: ему действительно нужна поддержка. Иво, как и всегда, оказался прав.
Эта вспышка отчаяния, которой Лу стала невольным свидетелем, позволила ей взглянуть на всё под другим углом.
Она вздыхает. Забирает из его рук опустевшую бутылку и, коснувшись плеча, говорит:
— Месье Жонсьер, вам бы прилечь.
Он вяло отмахивается и бубнит что-то невнятное. Лу встаёт и тянет его на себя в попытке поднять с дивана. Это оказывается бесполезно.
— Давайте, нужно встать, — уговаривает она его.
Он снова что-то бормочет. Лу идентифицирует это как «Рид, ну что вы ко мне прицепились», но попыток увести его из кабинета не оставляет.
Наконец Жонсьер сдаётся, видимо, поняв, что она не отстанет. С трудом ей удаётся поднять его и довести до дверей в апартаменты.
На пороге Лу замирает, понимая, что не может заставить себя двинуться дальше. Однако выбора у неё нет. Марк практически висит на ней, не в силах стоять самостоятельно, и долго она так не продержится.
Лу стискивает зубы и делает шаг, начиная бесконечный подъём по ступеням. На то, чтобы дотащить Марка до спальни, у неё уходит больше получаса. На лестнице они дважды падают, а потом она едва удерживает его у входа в гостиную, когда, включив свет, окидывает взглядом помещение.
Ощущение такое, что она попала в совершенно другую квартиру.
Глаза наполняются слезами, и Лу не понимает, отчего плачет. То ли от облегчения, что не придётся находиться в до боли знакомой обстановке, то ли от злости на то, что от Иво здесь не осталось даже воспоминаний.
Она буквально роняет Марка на кровать и чуть не падает сверху. Стаскивает с него обувь и накрывает одеялом, пока он бубнит что-то невнятное. Приносит из холодильника бутылку воды, находит пару таблеток обезболивающего и, оставив всё на прикроватной тумбочке, выходит из комнаты.
В нерешительности постояв в коридоре, она идёт осматривать квартиру.
Марк действительно поменял абсолютно всё. Даже расположение комнат. Неуверенно заглянув в бывшую спальню Иво, Лу обнаруживает там библиотеку пополам с кабинетом.
К горлу подкатывает ком, и она делает глубокий вдох. Хочется курить.
На балконе она застывает, наткнувшись взглядом на виолончель. Единственное, что Марк оставил от Иво. Эта находка заставляет её буквально выть от отчаяния. Опустившись на мраморную плитку, она аккуратно гладит инструмент и плачет, не в силах успокоиться. Плачет, пока не начинает задыхаться от нахлынувших эмоций. Сердце просто разрывается от тоски.
Когда слёзы высыхают, она ещё долго сидит на полу, уставившись невидящим взглядом в пустоту, и безостановочно курит, пока её не начинает мутить.
Она возвращается в гостиную и останавливается, не зная, что делать. Марка оставлять не хочется, собственно, как и идти в свою маленькую комнату, где она до утра будет смотреть в потолок.
Немного поколебавшись, Лу выключает верхний свет, оставив только настенные бра и приглушив освещение почти до минимума. Сняв пиджак, ложится на диван и сама не замечает, как быстро проваливается в черноту.
***
Марк отправляет всех домой и тут же сдирает с себя ненавистный приорский китель, с отвращением швырнув его на пол.
Устроившись на диване с бутылкой виски, он наполняет стакан и делает щедрый глоток. Думает обо всём произошедшем. Закрыв глаза, ругается сквозь зубы и тяжело вздыхает.
На душе настолько паршиво, хоть в петлю лезь. Он не знает, что делать и как справляться со всем свалившимся на него.
Одним махом выпивает оставшийся на дне алкоголь, наливает ещё и снова осушает стакан. Не замечает, как опустошает половину бутылки. Спиртное ударяет в голову, сознание мутнеет.
Марк злится. Чертовски злится на Иво. Понимает, как это глупо, но ничего не может с собой поделать. Ярость туманит разум, и ему хочется разнести этот чёртов кабинет, а заодно и всё здание Инквизиции.
— Какого дьявола ты так меня подставил, дружище? — обращается он в пустоту.
Горько усмехается, понимая, что ему до одури хочется поговорить с Иво. Сжимает кулаки, осознавая, что говорить больше не с кем.
— Что мне делать, как разгребать всё это дерьмо, скажи? Эта грёбаная должность, обязательства, твоя Лу… Нахрена мне всё это, Иво? — Марк залпом допивает виски из стакана. — Ты же мой лучший друг, почти брат… Так какого чёрта ты меня кинул?
Марк не может совладать с собой. Его захлёстывает волна горечи и отчаяния. Прошло уже пять дней, а он до сих пор не верит в случившееся. Даже после похорон — всё равно не верит.
Он вспоминает церемонию прощания, рыдающую в машине Рид и то, как она вцепилась в его руку.
Марк не знает, что с ней делать. Не знает, как помочь пережить потерю не только ей, но и себе.
— Как же мне нужен твой совет, Иво! — в отчаянии восклицает он. — Ты был единственным по-настоящему близким мне человеком! Ты всегда находил нужные слова, всегда мог поддержать, а теперь…
Он осекается. Язык едва ворочается во рту. Марк стискивает стакан побелевшими пальцами, а потом с размаху швыряет его в стену.
— Какого хера ты нас бросил? — почти выкрикивает он.
Обессилено откинувшись на спинку дивана, Марк делает несколько жадных глотков прямо из бутылки. Кабинет кружится перед глазами, сознание плывёт.
Внезапно рядом оказывается Рид. Марк не понимает, откуда она взялась, да и думать об этом нет сил.
Они распивают оставшийся алкоголь, а дальше всё как в тумане.
Просыпается он ранним утром в своей постели, полностью одетый. Состояние отвратительное, голова нещадно болит, а за глоток воды Марк готов продать душу дьяволу.
Он не помнит, чем закончился прошлый вечер, и как он оказался в квартире. Похороны Иво, алкоголь, кабинет… Рид? В голове всплывает её лицо. Неужели она привела его и уложила?
— Только этого не хватало… — бормочет он шёпотом, хватаясь за больную голову.
Со стоном сев в кровати, Марк натыкается взглядом на таблетки и воду, заботливо оставленные на тумбочке. Хмурится, а после с наслаждением пьёт, почти залпом осушив половину бутылки.
Чуть позже он выходит из спальни, медленно бредёт в полумраке квартиры и замирает на пороге гостиной.
На диване спит Лу.
Марк аккуратно подкрадывается к ней, словно желая убедиться, что она реальна. Он не понимает, почему Лу здесь. Однако раздражения не испытывает. Отчего-то его не беспокоит, что она видела его таким уязвимым. Возможно, всё дело в том, что они испытывают общую боль. Сейчас только она одна способна понять его чувства. Так же, как и он — её.
Марк тихо вздыхает, рассматривая спящую девушку. Лоб хмурится, ресницы беспокойно подрагивают, и, кажется, даже во сне она не может найти покоя. Они знакомы не так давно, но он в любых ситуациях привык видеть её собранной и сильной. Ещё никогда она не выглядела такой беззащитной и хрупкой, как в последние дни.
— Что же мне с тобой делать, Рид? — шепчет он едва слышно.
Взгляд цепляется за инквизиторскую нашивку на её рубашке, и до Марка не сразу доходит, что это значит. Недавно проснувшийся и не до конца протрезвевший, он с минуту смотрит в упор, пока к нему не приходит осознание.
На ней надета рубашка Иво.
Марк сглатывает образовавшийся в горле ком. Боль острыми когтями впивается в сердце, а горечь утраты вновь обрушивается лавиной эмоций. Он понимает, что уже не уснёт.
Сходив в спальню, Марк возвращается с мягким пледом. Аккуратно укрыв Лу, уходит на балкон, где и сидит до рассвета, застывшим взглядом уставившись на одинокую виолончель, и курит одну за одной.
***
Он ритмично постукивает пальцами по подлокотнику кресла. Задумчиво смотрит на бокал с алкоголем в своих руках и делает глоток.
Улыбается, вспоминая лицо Жонсьера на похоронах. Столько скорби в глазах, столько боли.
— Я заставлю тебя страдать ещё сильнее, — шепчет он. — Ты будешь умолять меня о смерти…
