Пятое Июня Две тысячи двенадцатого года. Дорогой дневник! Я пишу здесь только потому, что психолог посоветовал завести что-то, где можно изливать душу и фиксировать свои переживания. Что ж. Сегодня был замечательный день, в котором не было меня. Как это? Просто в этом дне было всё, всё, кроме эмоций и присутствия. Я смотрю на мир, словно со стороны, словно кино, где я — всего-лишь персонаж, который обязан выполнять какие-то действия. Но им управляю не я. Я просто смотрю, наблюдаю. Всё делает он сам. Или кто-то другой… Я не знаю. Не знаю. Они не верят мне, говорят, что я всё выдумываю, что
Ручка кончилась, не успев вывести слово и я в бешенстве швырнула её на пол. Мрак тени от стола поглотил черную ручку, закатившуюся под ноги. А я ведь только втянулась. Устало закрыв тетрадь в клетку с однотонной черной обложкой и выключив настольную лампу, я поднялась из-за стола. Нужно было что-то делать с этим состоянием. Вздохнув, я вытащила из пенала другую черную ручку и продолжила:Врач рекомендовал мне пить травки (что-то типа грудного сбора, но для успокоения нервов) и глицин для памяти, но это не сильно помогало. Пару лет назад, на нервной почве, я перестала есть. Не полностью, один раз в день я всё- таки ела, но мало и отдавала предпочтение гречке с сельдереем, в остальное же время — просто пила воду с лимоном и, иногда, позволяла себе яблоко. Таков был рацион. Вообще, кому интересна еда, если это время можно потратить на что-то более интересное, типа создания украшений или написания стихов? А причина была проста как мир: парень говорил, что я толстая и было бы не лишним немного похудеть. Совсем не лишним.
Подхожу к зеркалу. На меня смотрит девушка с каштановыми волосами средней длины и серо-зелено-голубыми, немного воспалёнными, глазами (на самом деле, я никогда не могла понять, какого они цвета, словно в них одновременно несколько цветов и все они очень блёклые). Рост средний, телосложение худощавое. Это мой персонаж, за которого Я, моё истинное Я, проживает жизнь, за которым наблюдает. По сути, совсем не важен внешний вид, важно то, что она делает и то, как реагирует — в этом весь цимес. А реагирует она бурно и делает явно что-то не то. Провожу рукой по правой щеке, по волосам, приглаживая их. — Лена, какого чёрта ты не помыла посуду?-Триггером раздался голос матери из кухни.-Я целый день работала, а ты не можешь сделать элементарную вещь и помочь мне? — Не называй меня этим именем…— Почти прорычала я себе под нос, чувствуя, как волна гнева поднимается от низа живота.— Я не буду мыть посуду, потому что это не я её оставила! — Иди сюда и помой её.— Коротко бросила мать, явно не желая дальше продолжать этот диалог. Внутри меня уже бушевала ярость, но я всё- равно пошла на кухню. Пошла, для того, чтобы схватить несчастную грязную тарелку со стола и с силой швырнуть её об пол. Стеклянное изделие разлетелось на множество разноцветных осколков, ударившись об кафель, так же, как моё терпение. А дальше всё было как в тумане: гневные крики матери, оплеуха от бабушки и то, как я после рыдала в ванной под струёй горячей воды. Лишь позже, перед сном, сделала запись в дневнике:Сегодня было много переживаний, на меня много кричали, мать злилась из-за неправильных действий, бабушка ругала и, ко всему прочему, я скинула звонок в скайпе со своим парнем, потому что он решил устроить скандал. Ненавижу, когда меня называют именем, которое дали мне при рождении. Это не моё имя, моё имя — Герда. Им и хочу называться. Но родители, почему-то не понимают этого. Я слишком устала за сегодня. Пора спать.
***
Шестое Июня. И снова здравствуй. Можно я пожалуюсь? Меня бьёт брат. Он издевается надо мной давно, ещё с того момента, как я научилась ходить. Иногда, когда он был очень зол и я понимала, что лучше не попадаться ему на глаза, я пряталась в шкафу, за бельём и молилась, чтобы он не нашёл меня. Сейчас же, я просто стараюсь уходить из дома ночевать к друзьям, когда мама уезжает в деревню или по делам. Мне страшно, что когда- нибудь он просто убьёт меня. Хотя, смерть — это не самое плохое, что может случиться при моём образе жизни, но я всё равно надеюсь на то, что МОЯ смерть будет быстрой и не мучительной. Знаешь, я часто видела смерть: у меня умирали друзья, животные умирали на моих руках, а я ничем не могла им помочь и плакала от бессилия. Поверь, никто не хочет умирать в муках. Я жду своей смерти, но… Ты понял. Внутри меня чувство пустоты, одиночества, ощущение, что никто не может меня понять. Давит. Всё давит: учёба, родные, молодой человек. И с ним плохо и без него плохо. Он запрещает мне писать грустные стихи, а я просто не могу писать что-то другое, ведь мы отдаём то, что нас наполняет. А меня наполняет грусть. Может быть я бы и хотела чувствовать радость, что-то положительное, но я, мне кажется, уже физически не могу этого делать, словно я выгорела, сгорела как спичка, как свечка и потухла. А ещё, я не сплю нормально уже несколько месяцев: сплю часа по четыре, потому что мне нужно что-то выучить, сделать домашнее задание по всем предметам на следующий день и, конечно же, сделать задания по живописи или рисунку. А встаю я рано: часов в шесть, что бы в полусонном состоянии сделать все свои дела и отправиться на учёбу. А если не могу подняться с первого раза, то бабушка выливает на меня ведро холодной воды. И даже когда болею, мне нужно идти на учёбу, потому что бабушке всё равно что именно я чувствую и как себя ощущаю, ведь она думает, что я симулянтка. Но знаешь, не в этом суть. Я давно привыкла к тому, что мать работает, а бабушка занимается моим «воспитанием». Мне горько и обидно от того, что мне все подряд говорят о том, что такую как я нельзя любить и никто меня не полюбит по-настоящему. И я не знаю, чем заслужила такое отношение к себе со стороны родных и близких мне людей. И знаешь, в последнее время, я стала видеть тени краем глаза: они движутся со мной по улице, перебегают из угла в угол по комнате, выпрыгивают на меня из-за машин. Это пугает меня и я не понимаю: это от недосыпа или я схожу с ума? И в зеркале, буквально сегодня, я видела чужое лицо…
Ощущение взгляда почувствовала буквально спиной, затылком. Легкий ветерок пробежал по телу и забрался под ворот рубашки, заставляя меня прервать запись, поежиться и оглянуться. Полумрак комнаты напрягал, инстинктивно подталкивая к свету, вглядываться в тёмные углы в поисках неясного движения. И оно нашлось. В темноте подкроватного пространства, тяжело задвигалось что-то большое, зашевелилось, задышало. Чем больше я вглядывалась, тем больше мне чудилось движение и тем яснее я видела две маленькие точки, горевшие красным огнём.