Солнцекорт

Жан Жан Моро приходил в себя по частям, собирая себя воедино, как делал это тысячу раз по утрам до этого. Облако в его мыслях было таким же непривычным, как и тяжесть в конечностях; он обычно принимал ибупрофен, когда латал команду, даже когда убирал за Рико. Для него это означало, что Жану не понравится то, с чем он столкнется, проснувшись. Если не считать жгучей боли в затылке и на макушке, его скулы и нос превратились в кашицу из-за жара. Жан приподнял слишком тяжелую руку и осторожно ощупал линии своего лица. Швы и бинты были знакомо шершавыми под пальцами, а нарастающая боль при легком надавливании подтвердила, что его нос снова сломан. «Вороны» собирались использовать это в своих интересах в течение следующих нескольких недель, чтобы удержать его на месте. У него не было другого выбора, кроме как защищаться от их сильных и жестоких ударов, отступая назад, когда он должен был двигаться вперед. Шея болела, но кожа на ней оставалась целой, и в своем туманном бреду Жан слишком долго не мог вспомнить, что произошло. При воспоминании о том, как руки Рико сжимали его горло сильнее и дольше, чем когда-либо прежде, у него по спине пробежали мурашки, когда он наконец обрел четкость. Жан поддался страху и, забывшись, попытался высвободить руки Рико. Рико ответил безжалостными ударами кулаков по лицу. Осознание того, что после чемпионатов мастер будет избивать Рико до полусмерти за нарушение золотого правила — не там, где это видно публике, — вызывало у Жана тошноту. Когда Рико причинял боль, он был в два раза злее. Жан медленно опустил руку и попытался открыть глаза. Потребовалось несколько попыток, но то, что он увидел, было незнакомым потолком. Пять лет назад Жан был продан в " Эвермор» он знал каждый квадратный дюйм этого стадиона лучше, чем собственное тело. В «Эверморе» не было такой комнаты с такими светлыми красками и широкими окнами. Кто-то накинул темно-синее одеяло на карниз для штор, чтобы немного затемнить комнату, но лучи ярко-оранжевого солнечного света все равно пробивались сквозь него и ложились полосой на кровать. Больница? От страха он начал считать пальцы на руках и ногах. Руки болели, но он мог ими двигать. На этот раз сломанных пальцев не было. Это немного успокаивало, но что случилось с его ногой? Его левое колено заныло, когда он пошевелился, а левая лодыжка сразу же загорелась. Через несколько недель им предстояла встреча с «Троянцами» в полуфинале и на чемпионате, и было не похоже, что это быстро заживет. Жан заставил себя подняться и тут же пожалел об этом. Боль, пронзившая живот до ключиц, была такой сильной, что его затошнило. Жан медленно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, чувствуя, как от напряжения сжимается вся грудь. При воспоминании о том, как Рико пинал его снова и снова, несмотря на то, что он пытался сжаться в комок и защититься, у него похолодело в жилах. Прошли годы с тех пор, как Рико в последний раз ломал ребра Жану. Из-за этого Жан был вынужден покинуть корт на одиннадцать недель—и Рико ушел один, когда мастер закончил с ним. Этого не могло случиться снова, просто не могло, но первое же прикосновение его руки к боку вызвало у него приступ боли. Он чуть не до крови прикусил губу изнутри, заставляя себя оглядеться. Отсутствие какого-либо медицинского оборудования опровергло его предположение о больнице. Это была чья-то спальня, но это не имело никакого смысла. На приземистой тумбочке рядом с кроватью стояли будильник, лампа и две разные подставки. Вдоль дальней стены тянулся длинный комод, на котором были разбросаны книги и драгоценности. Сразу за ним стояла корзина для белья, которую нужно было срочно выбросить.Затем единственное, что увидела жан, единственное, что имело значение, была женщина, сидевшая на коротком стуле в изножье кровати. Рене Уокер сидела, закинув ноги в носках на изножье кровати и скрестив руки на коленях. Несмотря на расслабленную линию плеч и спокойное выражение лица, ее взгляд был проницательным, когда она наблюдала за ним. Жан смотрела на неë в ответ, ожидая, что хоть что-то в этом услышит. —Добрый вечер, — сказала она наконец. — Как ты себя чувствуешь? На мгновение он снова оказался в Эверморе, наблюдая, как мастер говорит Рико, что Кенго скончался и мастер должен был улететь на частном самолете в Нью-Йорк для организации похорон, а Рико должен был присмотреть за Воронами в его отсутствие. Рико знал, что лучше не спорить о том, что его могут оставить, но все равно беспомощно последовал за мастером к выходу. У Жана было двадцать секунд покоя, и он потратил их на то, чтобы предупредить Рене. Он знал, что произойдет, когда Рико забрал его и отправился в Блэк-Холл, но не мог же он ослушаться приказа Рико. Его мысли пронеслись мимо дикой выходки Рико, но все, что было дальше, было как в тумане: приглушенные голоса, доносящиеся за тысячу миль, далекая дорога Шум бесконечной, мучительной поездки, запах сигаретного дыма и виски, когда мужчина заносил свое обмякшее, одурманенное наркотиками тело в чужой дом. *Нет, подумал Жан.Нет, нет, нет.* Он не хотел спрашивать, но должен был. Ему потребовалось три попытки, чтобы выговорить слова, когда сердце застряло у него в горле: –Где я? Взгляд Рене был таким же непоколебимым, как и раскаяние. –Южная Каролина Жан опустил ноги на край кровати, собираясь встать, но почувствовал такую сильную боль, что его чуть не вырвало. Он задыхался, сердце бешено колотилось в его глазах и кончиках пальцев, и он смутно осознавал, что Рене подошла и встала перед ним. Он даже не слышал, как она встала, но теперь она осторожно ощупывала его ребра. — Дай мне встать, — сказал он, как будто сейчас мог хоть как-то управлять своим телом. Он заморгал, прогоняя черные пятна перед глазами, разрываясь между туманным жаром поднимающегося ущелья и головокружительным ощущением падения. Он не был уверен, что наступит раньше, потеря сознания или рвота, но молился, чтобы это произошло в любом порядке, который был бы смертельным. –Отпусти меня. –Я не буду. Ложись.-Рене положила одну руку ему на плечо, а другую положила на бок, чтобы поддержать его. Жан попытался сопротивляться всего секунду; напрягаться было ошибкой, которую он не хотел повторять в ближайшее время. Рене перевернула его на спину и снова натянула одеяло до ключиц. Она по очереди заглянула ему в глаза, придерживая его подбородок большим и указательным пальцами, когда он попытался отвести от нее взгляд. Жан бросил на нее сердитый взгляд со всей яростью, на которую было способно его измученное, сломленное тело. –Он тебя не простит- сказал Жан.–Я тоже –О, Жан, — сказала Рене с милой улыбкой, которая не коснулась ее глаз. –Мне этого не простят. Постарайся немного поспать. Это поможет тебе больше, чем что-либо другое. –Нет, — настаивал Жан, но он уже терял сознание. *** Это должно было быть кошмаром. Если бы в мире была хоть капля справедливости, Жан проснулся бы в Эверморе от нетерпения хозяина и ненависти Рико. Но когда Жан в следующий раз выбрался из пучины, он все еще находился в той светлой спальне с одной кроватью, а Рене наблюдала за ним, стоя в изножье. На ней было что-то новое, и свет, падавший на кровать, был мягким утренним сиянием. Жан ещё раз мысленно проверил свои конечности, прежде чем тщательно снова заставил себя подняться. Взгляд Рене был спокоен, но Жан никогда больше не доверял ее миролюбивому поведению. Она прокляла их обоих. –Где я? — спросил он, молясь, чтобы на этот раз ответ был другим. –Южная Каролина, — без колебаний ответила она. –Если говорить более конкретно, вы находитесь в доме нашей медсестры Эбби Уинфилд. Сегодня 15 марта, — сказала она, прежде чем он успел спросить. –Вы помните что-нибудь из вчерашнего? –Я приходил в себя вчера? -сказал Жан. Это был не совсем вопрос, но он посмотрел на нее в ожидании ответа. Он не был уверен, насколько сильно Рико повредил его мозг, и то, что Рене кивнула, немного помогло. Он потерял целый день из-за этих обрывков кровавых воспоминаний и последнего разговора с ней, но был готов списать эти промежутки на беспамятство. Жан осторожно передвинул ноги на край кровати. Его правая нога двигалась сама по себе, но ему приходилось обхватывать левую ноющими руками, чтобы двигать ею. Каждый вдох, который ему удавалось сделать, и каждый дюйм, на который он передвигался, вызывали у него дрожь боли. Во многих местах были глубокие и затяжные повреждения. Это пронзило его грудь и внутренности, как кислота, разъедая все, что от него осталось. Это было чертовски больно, но он справлялся и с худшим. Он переживет это, чего бы это ему ни стоило. –Жан — сказала Рене.–Я бы предпочла, чтобы ты оставался на месте. –Ты не сможешь меня остановить-сказал Жан. –Я обещаю, что смогу, — сказала она.–Это для твоего же блага. Ты не в той форме, чтобы двигаться. –Это ты меня тронула, — огрызнулся Жан. — Тебе не следовало привозить меня сюда. Отвези меня обратно в «Эвермор». –Я не буду, — сказала Рене.–Если это тебя не удовлетворяет, я не могу. Мистер Андрич временно исключил тебя из «Эвермор». Жан знал это имя, но лишь смутно. Рене объяснила, когда поняла, что его молчание было скорее замешательством, чем воинственностью. –Президент вашего кампуса. Рене встала и встала рядом с ним на колени, когда он, наконец, добрался до края кровати, нераскаявшаяся и непреклонная баррикада, удерживающая его на матрасе. — Боже… — сердце Жана ушло в пятки.–Что ты на делала? –Я отправила его в Гнездо без предупреждения и приглашения. –Нет, — ответила Жан, глядя на нее снизу вверх. — У него нет доступа. У него нет полномочий. –Неприятное было для него пробуждение, — призналась Рене с мрачной улыбкой в уголках рта.–Потребовалось полдюжины звонков в больницы и службу безопасности, чтобы открыть дверь, и как только он оказался внутри? Она развела руками в жесте «вот и все». –Он потребовал встречи с тобой, и Рэйвенс не знали, что можно не показывать ему дорогу. Рико в это время был на корте, — объяснила она, прежде чем он успел спросить. — Он не успел вернуться внутрь достаточно быстро. О, спасибо. — Последнее замечание было адресовано мимо него. Жан не мог повернуться, чтобы посмотреть, кто к ним присоединился, но вскоре в поле зрения появилась пожилая женщина с подносом в руках. Она показалась ему смутно знакомой, что, как он понял, означало, что она связана со спортом. Он, конечно же, видел ее в сторонке или на банкете, что означало, что она, должно быть, медсестра команды, в доме которой его держали.Жан прикрыв глаза, наблюдала, как Рене убирает с ночного столика два стакана воды, стакан светлого сока и тарелка супа были поставлены в пределах досягаемости. Эбби убедилась, что поднос стоит ровно, прежде чем внимательно посмотреть на Жана. –Как ты себя чувствуешь? Жан ответила ей каменным взглядом, но женщину, которой изо дня в день приходилось сталкиваться с отношением Натаниэля и Кевина, вряд ли испугал бы его гнев. На самом деле, она просто наклонилась, чтобы осмотреть его раны. Ее взгляд был бесстрастным, когда она осматривала его бинты и швы, но руки были легкими, когда она ощупывала линию его плеч. –Он что-то говорил? — Спросила Эбби у Рене. –В его голосе слышится заметная хрипотца, — сказала Рене, –но не похоже, чтобы что-то было повреждено настолько сильно, что это не подлежало ремонту. Рени взяла один из стаканов и протянула ему. Жан даже не подозревал, как сильно ему хочется пить, но будь он проклят, если возьмет что-нибудь у них. Рене, казалось, была довольна тем, что переждала его, держа его в пределах легкой досягаемости и не вкладывая в его покрытые синяками руки. С минуту она наблюдала за работой Эбби, прежде чем запоздало вспомнила, что пыталась объясниться. –Я поставила Андрича перед выбором: позволить мне забрать тебя домой, чтобы ты пришëл в себя, или смириться с тем, что моя мать опубликует очень подробную и наглядную статью о том, что с тобой произошло в его кампусе. Неудивительно, что он был очень рад купить мое молчание. Он пообещал разобраться, а я, в свою очередь, пообещал держать его в курсе вашего состояния здоровья. Сомневаюсь, что мы увидим какие-либо серьезные изменения в «Эдгар Аллан» в преддверии чемпионата, но пока я буду добиваться своих побед там, где смогу. Жан забыл о своем решении хранить молчание. — Это не победа, ты, высокомерный дурак. Эбби вздрогнула от звука его голоса и осторожно надавила большими пальцами ему на горло. –Вдохни для меня. Он попытался оттолкнуть ее руки, но эта попытка причинила ему гораздо больше боли, чем ей, и Эбби просто ждала, пока он снова успокоится. Он угрюмо сделал, как ему было сказано, и Рене внимательно наблюдала за Эбби, пока медсестра ощущала, как двигается его шея под ее пальцами. Эбби ослабила хватку для второго вдоха, но давление, которое до этого было незначительным, теперь ощущалось как удар кочерги, и Жан вздрогнул от ее прикосновения, прежде чем смог себя остановить. Он попытался скрыть это за раздражением и отмахнулся от нее. –Отойди от меня. Как я доберусь домой? —Ты не уйдешь, — напомнила ему Рене. Андрич снял тебя с опознания — или сделает это, когда закончит свое расследование. Ни за что на свете он не позволит тебе вернуться в «Эдгар Аллан», увидев тебя в таком состоянии. –Я Ворон сейчас и навсегда, — сказала Жан.–Не имеет значения, что говорит один незначительный человек. –Возможно,— сказала Рене легким тоном, который говорил о том, что она в это не верит. –Отвези меня обратно в Эвермор. –Я буду говорить это до посинения, если придется. Я не позволю тебе уйти. –У тебя нет права удерживать меня здесь. — Он не имел права так поступать с тобой. Жан рассмеялся, коротко и резко, и позволил боли пронзить его насквозь. Рене знала о его отношениях с Рико больше, чем следовало, из-за безрассудной неосмотрительности Кевина, так что, конечно же, она понимала, какой наглой ложью это было. Хозяин купил Жана много лет назад, но из-за того, что под ногами у него вертелось столько Воронов, у него не было ни времени, ни сил приструнить рассерженного ребенка. Вместо этого он подарил его Рико, доверив своему племяннику заняться воспитанием Жана. Рико имел право делать с Жаном все, что ему заблагорассудится; Жан был его собственностью отныне и до самой смерти.Хозяин загонял своих Воронов в угол за их оплошность и выражал свое недовольство каждым дюймом кожи Рико, но Рико с интересом рассказывал об этих мучениях Жану, как только сезон заканчивался. Жан не впустил Андрича, но это была его вина, что Рене знала о его поисках. Он был за сотни миль от дома, потому что у него не хватило ума держать рот на замке. Жан сожалел, что когда-либо видел Рене. Он ненавидел себя за то, что поддался любопытству и ответил на ее сообщения в январе.Оглядываясь назад, можно сказать, что это был предательский удар в спину. –Никто так со мной не поступал,- сказал он. - Я получил травму в драке. - Я работаю с “Лисами”, - напомнила Эбби Джин. - Даже они не могут так сильно ранить друг друга на корте. Видит Бог, многие из них пытались это сделать за эти годы. - Я не нахожу ничего удивительного в том, что они посредственны во всем, что делают. - Это, - сказала Эбби, очень осторожно касаясь пальцами его виска, - не результат драки. Полагаю, даже Вороны тренируются в полном вооружении?Посмотри мне в глаза и скажи, как им удалось вырвать у тебя столько волос через шлем? Рука Жана непроизвольно скользнула вверх, нашла ее, а затем и ноющие точки на его голове. На краю сознания промелькнуло воспоминание: одной рукой он зажимал рот и нос, удерживая голову опущенной, а другой дергал изо всех сил. На мгновение воспоминание о содранной коже ослепило его, и Жан с трудом сглотнул, борясь с приступом желчи. Он быстро опустил руку на колено. - Я задала тебе вопрос, - сказала Эбби. - Верни меня в “Эвермор”, - сказал Жан,- Я не останусь здесь с тобой. –Эбби, - сказала Рене, ставя воду Жану на поднос. Они с Эбби тихо ушли, не сказав ему больше ни слова. Жан не обратил внимания на звук закрывающейся за ними двери, думая о том, как спасти свою жизнь. Все зависело от того, сможет ли он вернуться в Западную Вирджинию. Он не мог изменить того факта, что его похитили или что Андрич был вовлечен в это дело, но он докажет свою преданность, вернувшись домой так быстро, как только сможет. У него были коды доступа к стадиону и "Гнезду", так что ему просто нужно было проскользнуть мимо охраны и попасть внутрь. Не имело значения, что Андрич сказал Воронам; ни один из них не выставил бы его за дверь. Никто не уходил из Эвермора. Кроме Кевина и Натаниэля. Эти мысли были бесполезны, они жгли его грудь, как яд, и Жан изо всех сил ударил себя по бедрам. Боль наполнила его голову белым шумом, заглушая опасные мысли, и Жан вдыхал и выдыхал так медленно, как только мог, пока его разум не пришел в норму. Жан порылся в карманах в поисках телефона и вернулся с пустыми рукам. Мгновение спустя он осознал, что на нëм незнакомые серые шорты. Серые, а не черные. Жан не мог вспомнить, когда ему в последний раз разрешали носить цветную одежду. Возможно, марсельские, но Жан не был уверен. Он покинул Францию в четырнадцать лет, но слишком долгие годы, проведенные в "Гнезде", стерли все, чем он был раньше. Шестнадцатичасовой рабочий день и душераздирающая жестокость Рико вырвали из него все, что еще оставалось в душе. Все, что было до этого, было разрозненным месивом, сны, которые рассеялись прежде, чем он проснулся настолько, чтобы вспомнить их с какой-то ясностью. На мгновение эта боль больше походила на горе, чем на страх, но Жан ударил себя еще раз, чтобы обострить боль. Не имело значения, что было раньше, пути назад не было. Все, что имело значение, - это пережить сегодняшний день, потом завтрашний, потом послезавтрашний. Все, что имело значение, - это вернуться домой.Я Жан Моро. Мое место в "Эверморе". Я буду терпеть. Жан придвинулся ближе к краю кровати и опустил ступни на грубый ковер. Встать удалось с пятой попытки, так как ему пришлось отталкиваться от матраса руками. От пронзительной боли, которую причиняла каждая попытка, он судорожно, отчаянно дышал, и от этого у него перехватывало горло. Жан попытался сделать шаг вперед, но левая нога отказывалась выдерживать его вес. Он рухнул как подкошенный, оглядываясь в поисках чего-нибудь, что могло бы остановить его падение. Его рука задела поднос, и его содержимое разлетелось во все стороны. Ледяной вкус сока и воды был не так страшен, как обжигающий суп. Хуже всего была острая боль в груди и колене, когда он ударился о землю, и Жан до крови прокусил себе руку, прежде чем успел закричать. Ужасающее подозрение, что он недостаточно силен, чтобы самостоятельно вернуться в Эвермор, едва не погубило его. Жан укусил сильнее, надеясь нащупать кость, и тут на нем появились чьи-то руки. Он даже не услышал, как открылась дверь из-за грохота в ушах. –Эй, - произнес мужской голос у него над ухом, и тренер Ваймак потянул его за запястье, пока Жан не ослабил свою смертельную хватку. Секунду спустя Ваймак подхватил его обеими руками, поднял с пола и с поразительной легкостью отнес Жана обратно в постель. Он быстро оглядел Жана,прежде чем снова направиться к двери. Он был недостаточно хорош, чтобы оставаться в стороне, но, по крайней мере, он закрыл за собой дверь, когда вернулся. Он захватил с собой несколько влажных полотенец для мытья посуды. Жан попыталась отобрать у него один из них, но Ваймак схватил его за предплечье только для того, чтобы стереть кровавые следы от укусов на руке Жана. Жан не беспокоился о травме, поскольку перчатка скрывала ее от посторонних глаз, но он не мог потянуть достаточно сильно, чтобы вырваться из хватки Ваймака.Закончив, Ваймак отпустил Жана и принялся за работу, тщательно вытирая суп и сок с ее обнаженных рук и груди. Только когда он закончил, он серьезно посмотрел на Жана и спросил. –Кто-то забыл упомянуть, что тебе не следует ходить?О чем ты только думал? –Я хочу домой.- потребовал Жан. Взгляд, которым Ваймак наградил его за это, причинил ему больше боли, чем все, что Рико когда-либо делал ему, и Жану пришлось отвести взгляд. –Отдохни немного - сказал Ваймак.–Мы поговорим сегодня днем. Вот. Жан хотел было прикусить пальцы, чтобы засунуть таблетки в рот, но Ваймак был тренером, а это означало, что он был под запретом. Он проглотил таблетки, не запивая, и уставился в потолок, пока Ваймак осторожно вставал с кровати. Жан услышал звон стекла и столового серебра, когда Ваймак собирал с пола разбросанную и разбитую посуду, но уснул еще до того, как мужчина вышел из комнаты. *** Когда он проснулся несколько часов спустя, у его кровати снова стоял Ваймак, который, казалось, был поглощен чтением газеты. На ночном столике стояли две кружки, и Жан почувствовал соблазнительный аромат черного кофе. Это послужило толчком, в котором он не нуждался, напомнив ему о том, как сильно он проголодался и хотел пить, и Жан сел с черепашьей скоростью. Несмотря на все предосторожности, он едва дышал, когда позволил спинке кровати принять на себя его вес. Он задавался вопросом, сможет ли он сейчас выдержать вес полной кружки. Было достаточно того, что он прятался здесь; если бы ему пришлось кормить его с ложечки, он бы с таким же успехом мог откусить себе язык и покончить с этим. Ваймак поднял голову. – Туалет? Он жалел, что не может сказать "нет". ”Где это?" Ваймак отложил газету и встал. –Не переноси вес тела на левую ногу. Жан снова начал слишком осторожно подниматься с кровати. Ваймак крепко схватил его за плечи, когда Жан попытался приподняться, и Жан понял это, когда его ноги снова чуть не подкосились. Ваймак сжал его так сильно, что остались синяки. Было больно, но этого было достаточно, чтобы Жан не упал, и Ваймак подставил свое тело в качестве опоры. Жан прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы ничего не сказать об этой ужасной ситуации. Ванная была всего через одну дверь слева, но на то, чтобы добраться туда, ушла целая вечность. Ваймак прислонил его к стене, ближайшей к туалету, и оставил спокойно заниматься своими делами. Он вернулся, как только услышал шум воды в раковине, и вошел, предупредительно постучав в дверь костяшками пальцев. Они вернулись в спальню, двигаясь медленнее, чем растет трава. Когда Жан добрался до кровати, перед глазами у него всё плыло. Может быть, это боль вызвала у него галлюцинации, но теперь рядом с кофе стояла тарелка с дымящейся кашей. Желудок Жана выдал его злобным урчанием. –Ешь, - сказал Ваймак.–Мы уже почти тридцать часов не можем дать тебе ничего, кроме воды. Жан посмотрел на синяки, покрывавшие большую часть его рук, затем неохотно перевел взгляд на полосы содранной кожи на предплечьях. Рико связал его шнурками от ракетки, которые были слишком грубыми и рваными, чтобы использовать их на голой коже. У Жана были ожоги от веревки в шести или семи местах на каждой руке, а запястья были стерты до крови. Рико уже много лет не тратил время на то, чтобы связывать Жана, зная, что Жан подчинится любому наказанию, которое Рико сочтет нужным.В последний раз ему приходилось прибегать к подобным методам, когда—Жан решительно отбросил эту мысль, отказываясь погружаться в воспоминания, от которых ему было нелегко избавиться. Некоторые коробки должны были оставаться закрытыми, даже если бы ему пришлось переломать все пальцы, чтобы удержать их закрытыми. Если Рико связал его на этот раз, то только потому, что он это заслужил. Он доказал свою нелояльность в тот момент, когда попытался оторвать руки Рико от своего горла. –Я поем позже, - сказал Жана. –Это манная каша, - сказал Ваймак.–ты хоть представляешь, какой ужас будет через десять минут?- Не дожидаясь ответа, он взял миску и поднес ее так близко к лицу Жана, что почувствовал, как пар касается его подбородка.–Я приготовил это. Ты просто заботься о том, как управляться с ложкой. –Я не голоден, - сказал Жан. –Как хочешь, но у меня замерзли руки, поэтому я продолжу держать эту миску здесь. Жан с трудом подбирал слова, которые не хотел произносить, требования и вопросы, ответы на которые он не доверял бы себе. Конечно, это было притворство, кнут перед пряником, способ обойти его охрану, чтобы они могли использовать все, что найдут на другой стороне. Это должен был быть спектакль, но Ваймак так вжился в свою роль, словно исполнял этот номер с песнями и танцами столько раз, что забыл дождаться, когда опустится занавес. Он слишком долго притворялся, что "Лисы" - это настоящая инвестиция, а не рекламный трюк. Жан хотел не обращать внимания на еду, но он был так голоден, что почувствовал себя плохо. В конце концов он решил все-таки поесть, хотя бы потому, что ему нужно было восстановить силы. У Ваймака хватило порядочности не принять победоносный вид, когда Жан потянулась за ложкой; он просто уставился в дальнюю стену, чтобы Жан мог есть без того, чтобы взгляд Ваймака буравил дыры на его избитом лице. У Жана заныли пальцы, когда он принялся за еду, и он запоздало поблагодарил Ваймака за помощь. Ваймак обменял пустую чашку на кофе для Жана. К этому времени кофе был уже не совсем теплым, но Жан послушно выпил половину. Когда он наклонил голову в молчаливом отказе, Ваймак отставил ее в сторону и осушил свою кружку. Наконец функции организма пришли в норму, Ваймак откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он бросил на Жана испытующий взгляд, который, как знал Жан, лучше не возвращать. –Вчера вечером я разговаривал с тренером Мориямой. Жан забыл, как дышать. –Как ты смеешь говорить с ним, когда он горюет? –Я уверен, что он действительно сломлен, - сказал Ваймак без капли сочувствия. –Он не сказал об этом так прямо, но к тому времени, как я ему позвонил, Андрич уже надрал ему задницу. Я сказал ему, что мы оплатим твои медицинские счета за то, что вмешались до того, как нас пригласили, и я согласился своевременно сообщать ему о твоем выздоровлении. Такая же договоренность была у нас, когда Кевин приехал на юг. Он знает, что я могу быть сдержанным, когда мне это нужно. Жан не был уверен, от чего у него скрутило живот - от сожаления или от отвращения. Ваймак даже не подозревал, насколько шатким было его положение. Мастер не был заинтересован в дестабилизации положения команд первого класса, вмешиваясь в работу тренеров, поэтому, пока Ваймак не вынудил его вмешаться, он не стал бы его бить, каким бы раздражающим он ни был. Рико, с другой стороны, уже больше года хотел убить Ваймака. Его сдержанность могла быть вызвана страхом перед возмездием дяди, но Жан знал, что в основе этого лежал сложный отцовский комплекс Рико. Он прочитал письмо Кейли(мать кевина)почти столько же раз, сколько и Кевин. Рико еще не мог переступить эту черту и ненавидел эту часть себя. Жан лениво подумала, понял ли это Кевин. –Где Кевин? –Блу Ридж, - сказал Ваймак.–“Лисы” арендовали домик на весенние каникулы . –Только не Кевин, - настаивал Жан.–Он бы не уехал так далеко от корта. –Он вернется, если будет должным образом мотивирован, - сказал Ваймак, продолжая свою нелепую ложь и беззаботно пожимая плечами.–Они должны вернуться в город в эти выходные. Я думаю, в воскресенье? Если ты хочешь поговорить с ним, я попрошу его зайти, как только он распакует вещи. Кстати, о местной королеве драмы... - Начал Ваймак, но ему потребовалась минута, чтобы сообразить, как правильно подобрать слова.–Не знаю, осознаешь ли ты это, но я знаю, что он за человек.Твой так называемый хозяин, - сказал он с нотками ненависти в голосе,–и этот его сучий племянник. Кевин сказал нам правду, когда перевелся, чтобы мы знали, во что ввязываемся. Я знаю, почему ты думаешь, что должен вернуться в Эвермор,и я знаю, что тебя там ждет.Я сожгу этот дом дотла, прежде чем позволю ему снова прикоснуться к тебе. Если его руки когда-нибудь снова начнут работать, Жан убьет Кевина, когда увидит его в следующий раз. В начале января Рене снова начала присылать ему сообщения, но Жан две недели ждал, прежде чем ответить на ее ободряющие вопросы и отметиться на сайте. Только после того, как она сказала: “Кевин рассказал мне все”, Жан, вздрогнув, нарушив свое молчание. Выяснить, что Рене знала о семье Морияма, было достаточно сложно, но Жан предположил, что Кевин доверился ей из-за ее прошлого. Услышать теперь, что все Лисы знали, но у них не хватило здравого смысла испугаться, было в десять раз хуже.С ними было что-то серьезно не так,но Жан не мог сказать об этом, не признав, что Кевин был прав. И все же он не мог не задаться вопросом, что могло вызвать столь серьезные необратимые повреждения мозга? Возможно, что-то было в воде так далеко на юге? Возможно, отравление угарным газом на корте "Лисья нора". –Никто меня не трогал - сказал Жан.–Я был ранен во время драки. –Заткнись. Я не прошу у тебя признания, - сказал Ваймак. - Мне оно не нужно, особенно когда ты так выглядишь, и особенно после того, как мне пришлось встречать Нила из аэропорта в декабре. Но мне нужно, чтобы ты знал, что мы знаем, чтобы ты поверил мне, когда я говорю, что мы сражаемся с широко открытыми глазами. Рене знала, чем рискует, отправляясь за тобой. Она сделала этот звонок, зная, с кем имеет дело, и мы будем на ее стороне, чего бы нам это ни стоило. –Это было не ее решение - сказал Жан.–Если вы не хотите отправлять меня в "Эвермор", верните мне мой телефон. Я сам организую транспортировку. –Я выключил твой телефон и положил его в морозилку - сказал Ваймак.–Он разрывался, и я очень устал слушать его щебетание. Ты сможешь забрать его обратно после того, как мы решим, что делать дальше. –Нет никаких ”мы", - настаивала Жан. –вы не мой тренер. –Ты имеешь в виду, не твой учитель. Жан проигнорировала это резкое замечание. –Я Ворон. Мое место в ”Эверморе". Ваймак сжал переносицу, безмолвно призывая к терпению. Жан по глупости подумал, что это означает, что он изматывает противника и выигрывает спор, но тут Ваймак вытащил из кармана телефон и начал что-то набирать. Он поднес его к уху ровно настолько, чтобы убедиться, что он звонит, затем переключил на громкую связь и подержал между ними. Жану не пришлось долго раздумывать: на звонок ответили после второго гудка. –Морияма. –Тренер Морияма, это снова тренер Ваймак, - сказал Ваймак. Он бросил понимающий взгляд на Жана, и Жан запоздало поняла, что он стал напряженным. –Извините, что прерываю ваш рабочий день, но мне нужна кое-какая помощь. Жан все время пытается отказаться от моей помощи и встать с постели. Эбби уже сказала, что пройдет еще три недели, прежде чем он сможет хотя бы подумать о путешествии, но Жан нужно еще одно мнение, чтобы успокоить нервы. Не могли бы вы сказать ему, чтобы он сидел тихо, черт возьми? Я держу вас с ним на связи. Мастер не растерялся, и его ответ был именно таким, какого ожидал Жан. –Я уверен, что Моро сделает свое здоровье приоритетом. Он знает, как важно его выздоровление для всех нас в Эдгаре Алане. Жан услышал скрытое послание громко и ясно: возвращайся домой как можно скорее или будешь страдать от болезненных последствий. Он открыл рот, но Ваймак опередил его, и в его голосе прозвучала как сталь. –При всем уважении, я позвонил вам не из-за банальностей - сказал Ваймак.–Если бы мне нужна была эта пустая болтовня, я бы купил в долларовом магазине открытку "На выздоровление". До его возвращения на корт осталось минимум три месяца. Прямо сейчас он вам не нужен, и нам не составит труда присмотреть за ним некоторое время. Скажите ему, чтобы он оставался на месте, пока он еще больше не навредил себе. Пожалуйста. Резкий выпад в последнем слове пробил брешь, о существовании которой Жан даже не подозревала. Он не стал зацикливаться на этом, но затаил дыхание, ожидая ответа. –Ваш беспочвенный антагонизм, как всегда, освежает, - сказал мастер.–Моро? –Да, - поправил себя Жан в последнюю секунду, - тренер? –У тренера Ваймака и так достаточно проблем с его собственным составом. Делай,что он тебе говорит, и оставайся на месте. Мы поговорим снова, когда в Ты будешь достаточно здоровый, чтобы тебя можно было перевезти. –Теперь я могу спокойно путешествовать, - сказала Жан–Отправьте меня домой. Жан не понимала, как Ваймак мог выглядеть таким сердитым и таким измученным одновременно. Он приготовился к ответной реакции на свою неблагодарность, но все, что сказал Ваймак, было. –нет. –Вы не можете держать меня здесь. –ты не уйдёшь, - сказал Ваймак.–Ты переживешь это, даже если нам придется тащить тебя, брыкающегося и вопящего, до финиша. И прежде чем ты даже подумаешь о том, чтобы снова встать с постели, вспомни, что твой собственный тренер только что приказал тебе оставаться на месте. Пока ты с нами. Ваймак подождал минуту, понял, что Жан не собирается отвечать, и наконец сказал. –Я посмотрю, есть ли у Эбби колокольчик или что-то еще, что мы могли бы оставить здесь на случай, если мы тебе понадобимся. А пока отдыхай, сколько сможешь. Позволь мне позаботиться о твоем тренере. Ты беспокоишься только о себе, понимаешь? Как легко он это сказал, как будто Жан мог беспокоиться о себе отдельно от остальных. Этот человек пытался его убить. –Я сказал, ты понимаешь?-Спросил Ваймак, поднимаясь на ноги. У Жана хватило чувства самосохранения хотя бы на то, чтобы направить свой недовольный взгляд на дальнюю стену. –да. На самом деле он этого не делал, но Ваймак не должен был этого слышать. Мужчина оставил его наедине со своими мыслями, и у Жана закружилась голова, когда он гонялся за ними по кругу. Хозяин приказал ему оставаться на месте, пока Эбби и Ваймак не объявят его годным к путешествиям, но так ли это было на самом деле? Был ли это буквальный приказ или он ожидал, что Жан все равно найдет дорогу домой? Жан осторожно ощупал свое колено, но одного легкого прикосновения кончиков пальцев было достаточно, чтобы у него перед глазами все поплыло. Эбби появилась через несколько минут с кухонным таймером и небольшим стаканом, наполовину наполненным водой. –Я не смогла найти колокольчик, но ты можешь отключить таймер, - сказала она, устанавливая его в пределах легкой досягаемости. Она протянула ему воду и не отпускала, пока не убедилась, что он сможет взять ее.–Это ужасно громко, так что мы наверняка услышим, где бы мы ни находились в доме.Воспользуйся этим, хорошо? Если тебе скучно, если ты голоден, если тебе больно, что угодно. Дэвид ушел за новыми шортами и боксерами, но если ты вспомнишь что-нибудь еще, просто дай мне знать, и я напишу ему. - Она подождала немного, чтобы узнать, не придумал ли он что-нибудь, прежде чем вытащить из кармана пузырек с таблетками. Когда он не подал руки, она высыпала две капсулы на простыни рядом с ним.–Это поможет тебе уснуть. Чем больше ты будешь отдыхать и чем меньше будешь двигаться, тем лучше. –Что с моим коленом?- Спросил ее Жан. –Ты повредил его в драке, - холодно напомнила она ему, прежде чем дать реальный ответ.–Ты растянул поясницу. Ваймак говорил об этом не для того, чтобы добиться сдержанности мастера. Из-за травмы колена и ребер Жан выбыл из игры до середины лета. За это мастер удалил бы его из стартового состава, а Рико избил бы его до полусмерти за то, что он не справился с номером, написанным на его лице. Он поправлялся как раз вовремя, чтобы его снова разобрали на части. Жан забрал таблетки. –Оставь мне пузырек –Ты же знаешь, я не могу. - сказала она и оставила его наедине со слишком многими мыслями.