Солнцекорт

Джереми Июнь, казалось, перехватил у всех дыхание. После двух самоубийств и одного, едва не произошедшего, родители «Воронов» и школьный совет объявили остальных членов команды в розыск. То, с чем они имели дело, никого больше не касалось, но, конечно, пресса устраивала всем неприятности, пытаясь отследить падение «Воронов». По последним оценкам, по меньшей мере шестнадцать из оставшихся «Воронов» были помещены на постоянное стационарное лечение, и Лукас подтвердил, что Грейсон был одним из них. Разговор, наконец, перешел от «Лисов» и «Троянцев» к набирающим обороты проблемам «Воронов». Шансы того, что «Вороны» восстановятся к летним тренировкам, были невелики, но Джереми чувствовал себя виноватым из-за того, что ему не хотелось задерживаться на этой теме. В отношении бывших сотрудников Эдгара Аллана также проводилось расследование, но никто не смог найти Тетсудзи Морияму для комментариев. В последний раз, насколько помнится, его видели на пресс-конференции, посвященной смерти Рико. Ходили слухи, что он вернулся в Японию, но куда он делся на самом деле, оставалось только догадываться. Впервые в истории кому-то удалось направить микрофон в лицо Ичиро Морияме. Джереми почти забыл, что у Рико остался старший брат. О нем была небольшая статья, когда умер Кенго Морияма, но Ичиро, как правило, старался держаться как можно дальше от прессы и глаз общественности. Джереми изучал его молодое лицо, когда тот со спокойным презрением рассматривал прессу. Он был потрясающе красив и идеально одет в костюм, который просто вопиюще свидетельствовал о богатстве. Казалось, что дела идут хорошо, несмотря на недавнюю трагичную гибель генерального директора компании. Краем глаза он заметил движение, подсказавшее ему, что Жан в какой-то момент вошел в комнату. Он уставился на экран телевизора так, словно увидел привидение, и Джереми подумал, что ему было гораздо легче увидеть Рико в чертах Ичиро, чем Джереми. Джереми хотел что-то сказать, но он пытался расслышать происходившее на экране. Сам Ичиро не ответил ни на один из вопросов, которые ему задавали; женщина, стоявшая рядом, решила все за него. Независимо от того, с какой стороны к этому ни подходили, ответ был один и тот же: текущее местонахождение Тэцуджи Ичиро не касалось. Ичиро не имел никаких идей, которые могли бы помочь расследованию, и он не был заинтересован в оказании помощи. Все, что он хотел делать, это управлять своей компанией и сосредоточиться на недавней помолвке. Жан глухо рассмеялся на последней фразе и вышел из комнаты. Кевин не был «Вороном» уже больше года, но Джереми все еще общался с ним, чтобы узнать, как он держится, пока его бывшая команда разваливалась. Кевина интересовали не столько их проблемы, сколько его собственные: этим летом фанаты «Воронов» превратили его жизнь в сущий ад. Теперь, когда они беспокоились о проблемах «Воронов», он наконец-то мог спокойно приступить к работе. Его целеустремленность была достаточно знакомой, чтобы вселять уверенность, но Джереми подумал, не стоит ли ему настоять на более честном ответе. Должно было быть что-то еще, если Кевин по-прежнему отказывал во всех просьбах об интервью. Кевин знал, каким влиянием и властью он обладает, но у него не хватало ни смелости, ни сил, чтобы прямо сейчас выглядеть дружелюбным с публикой. Джереми очень переживал за него, но, находясь на другом конце страны, он мало что мог сделать. В конце концов он решил доверить заботу о Кевине «Лисам». Это была вынужденная жертва, потому что Жан требовал от него гораздо больше внимания. Жан и в хорошие дни не отличался жизнерадостностью, но в течение нескольких недель после смерти Коллин он стал заметно более замкнутым. Джереми был рад, что тренера заставили его пройти курс психотерапии, даже если Жан выбрал психиатра на расстоянии, но быстрого решения проблемы, с которой столкнулся Жан, не было. Джереми задавался вопросом, сможет ли он когда-нибудь по-настоящему понять отношения Жана с «Воронами», но каждый раз, когда он думал о распавшейся команде, у него сводило живот. Слишком многое пришлось пережить, слишком многого все еще не хватало. Джереми, Кэт и Лайла делали все, что могли, чтобы Жан не забывался, но их хватка была в лучшем случае скользкой. Самым большим подарком для Жана стало то, что они смогли вытащить старую двуспальную кровать Джиллиан и заменить ее двумя односпальными. Жан был так доволен новой обстановкой, что даже без колебаний и жалоб согласился еще раз сходить в магазин, чтобы купить постельное белье. Джереми не был уверен в правильности такого решения, поскольку не привык делить свою комнату с кем-то для чего-то большего, чем просто перепихон на один раз, но кровать стояла на ступеньку выше дивана, а Жан был пугающе тихим во время сна. Тихий, но не спокойный. Только когда Джереми переехал в его комнату, он понял, как часто Жан резко просыпался от ночных кошмаров. В первый раз, когда это случилось, он невнятно пробормотал что-то сонное, на что Жан сразу же отмахнулся. После этого Джереми смирился и просто наблюдал, как Жан сворачивается калачиком в постели и заново учится дышать. В общем, Джереми отчаянно хотел, чтобы летние тренировки поскорее начались и отвлекли их всех. Первый день возвращения «Троянцев» был 25 июня, так что к воскресенью 17-го большинство сотрудников вернулись в город, чтобы разобраться со своими делами. В понедельник, 18-го, Джереми и Жан были вызваны на стадион. Дэвис в последний момент уехал из города, но тренер Лисински и медсестра Бинь Нгуен были рядом, чтобы провести повторное обследование Жана. Джереми оставил их наедине и пошел проверять шкафчик Жана. Он был битком набит красно-золотым снаряжением. Джереми решил подождать Жана на скамейке. Когда Жан оказался на стадионе, в его походке появилась целеустремленность, которой Джереми никогда в нем не замечал, и Джереми понял слова еще до того, как Жан их произнес: — Я допущен к тренировкам, хотя первую неделю буду в майке без снаряжения. — Это здорово, — сказал Джереми, воодушевленный редким для Жана хорошим настроением. — Посмотри! Жан проследил за движением его руки в направлении шкафчика, и он немедленно отправился осматривать свое снаряжение. Для человека, который утверждал, что ему не нравится экси, он реагировал слишком живо. Он провел по своему новому номеру кончиками двух пальцев и поднес руку к трем полоскам на своем лице. — Отвратительные цвета, — сказал Жан. — Тот, кто их выбрал, был дураком. — Теперь, когда мы наконец-то дали тебе немного позагорать, они гораздо лучше смотрятся –на тебе. — ответил Джереми. — Не хочешь это примерить? Я мог бы посмотреть, есть ли у тренера Лисински ключи от снаряжения, если ты собираешься взять свои ракетки на пробную тренировку. — взгляд, который бросил на него Жан, был достаточным ответом, и Джереми со смехом вскочил со скамейки. Он застал Лисински в ее кабинете с раскрытым делом Жана на столе. — Привет, тренер. Не возражаете, если я отведу Жана на корт? — Я пробуду здесь всего час или два, — предупредила она, поднимая ключи и осторожно бросая ему. — Присмотри за ним. — Да, тренер. На обратном пути он заглянул в комнату с инвентарем. На полках у двери он нашел три ведра с мячами, так что вынес одно из них в коридор, чтобы забрать позже. Для каждой линии были отдельные подставки для клюшек с наклейками, обозначающими ряды по имени и номеру игрока. Он взял одну из своих и одну из клюшек Жана, слегка присвистнув от тяжести его ракетки. Джереми пробовал тяжелые клюшки в конце выпускного класса средней школы и на первом курсе колледжа, но вернулся к более легким, как только смог уговорить тренера Уайта. Это поставило его в невыгодное положение во время проверки клюшками. Поскольку большинство защитников, с которыми он встречался, использовали тяжелые удары, он пожертвовал этим в пользу большего контроля над передачами. — Хорошие новости, — сказал он, направляясь в раздевалку с высоко поднятыми клюшками. Что бы он ни собирался предпринять, это было немедленно забыто, поскольку Жан сидел на скамейке запасных без рубашки. Несколько месяцев восстановления после травм неизбежно отняли у него часть формы, но Жан был полон сил и обладал длинными конечностями. Он стоял у входа в комнату, протянув руку в молчаливом требовании отдать ему ракетку. Джереми успел заметить серебряный крестик на шее, прежде чем шрамы, покрывавшие кожу Жана, заставили его забыть обо всем остальном. Сказать, что их было слишком много, было бы оскорбительным преуменьшением. Только при повторном взгляде на Жана смутная тревога, затаившаяся в глубине его мыслей, обрела четкость: почти все шрамы Жана были на незагоревших участках тела, там, где его мешковатый свитер всегда скрывал их от любопытных глаз. Большинство из них представляли собой пересекающиеся линии разной толщины, но тут и там виднелись скопления маленьких ожогов размером не больше спичечной головки. Это были не травмы в драках или детских авариях, они были слишком многочисленными и точными. Каждая из них была преднамеренной. Джереми не знал, как обрел дар речи. Все, что у него вырвалось, это слабый стон: — Жан? — Это проблема медсестер, а не твоя, — пренебрежительно отозвался Жан. Он был слишком увлечен своей ракеткой, чтобы обращать внимание на то, что было видно на его теле. Джереми пытался следить за тем, как выглядят, подергивающие шнурки на набалдашнике ракетки, пальцы, или за холодным одобрением в полуприкрытых глазах Жана, когда он пробует клюшку на вес, но какое это могло иметь значение, когда кто-то буквально вырезал завитки на его сердце? Чья-то рука коснулась его подбородка, заставив его поднять глаза. Когда он встретился взглядом с Жаном, тот только сказал: — Сосредоточься на важном. — Да, — ответил Джереми. Жан открыл рот, закрыл его снова и отпустил Джереми, не сказав ни слова. Но «Троянец» схватил его за руку, когда он начал отворачиваться. — Кто это с тобой сделал? Жан ничего не сказал, казалось, он был доволен тем, что смотрел на него в полной тишине. Возможно, он заметил упрямство на лице Джереми, потому что, наконец, он сказал: — Мой отец. Он почувствовал себя так, словно его ударили. Джереми отпустил руку Жана с испуганным — О. Это был жалкий ответ на такое ужасное признание, но Джереми изо всех сил старался придумать что-нибудь получше. У его семьи были свои проблемы — он полагал, что так бывает во всех семьях, но никогда в жизни его мать не поднимала руку на своих хулиганистых детей. Он не мог поверить, что родитель может ударить его; как он мог осознать злобу, стоящую за чем-то подобным? — Пусть это тебя не беспокоит, — сказал Жан, откладывая ракетку в сторону, чтобы закончить одеваться. — Это никак не повлияет на мою игру на корте. — Дело не в этом. Предполагается, что твои родители должны любить и защищать тебя, а не. — Джереми беспомощно указал на Жана. — Мне жаль. Я даже представить себе не могу, каково это было для тебя. — Представь, что ты переодеваешься, чтобы мы могли потренироваться, — сказал Жан. Джереми взвесил все, что мог сказать, все вопросы, на которые, как он знал, Жан никогда не ответит, и вздохнул, отправляясь на поиски своего шкафчика. Жан догнал его, когда он уже почти закончил. Джереми схватил мячи, когда снова проходил мимо комнаты с оборудованием, и они вместе спустились на корт. Джереми отпер дверь, и жестом пригласил Жана пройти вперед. Он почти ожидал, что Жан направится на центр корта, где сможет увидеть все как следует, но тот безошибочно занял свое стартовое место на первой-четвертой{?}[имеется ввиду для какой из команд это для троянцев — первая, для команды противника — это четвертая перед воротами] линии. Оказавшись там, он медленно развернулся на месте, изучая только что отремонтированные полы, прежде чем запрокинуть голову и посмотреть на табло, висящее высоко под потолком. Джереми закрыл дверь и подошел к нему. Он поставил ведро у своих ног, чтобы натянуть перчатки, и улыбнулся Жану. — Что ты об этом думаешь? — Безвкусно, — ответил Жан, разглядывая стенды за стенами и натягивая свои перчатки. — Меньше, чем ожидалось, учитывая рейтинг вашего университета. — У нас здесь было не так много места для работы, — сказал Джереми, беспомощно пожимая плечами. — В любом случае, дело не в размере. — Оправдание, — сказал Жан, зубами подтягивая завязки перчаток. Джереми возмущенно выпрямился. — Мне не за что оправдываться. — Жан ослабил хватку и прикусил губу, и Джереми поспешил продолжить, прежде чем кто-либо из них успел задуматься над этим двусмысленным высказыванием. — Давай начнем с пары кругов и будем двигаться дальше. Ты должен дать мне знать, если почувствуешь, что что-то не так, хорошо? Я сказал тренеру Лисински, что буду присматривать за тобой. Он немного подождал, не удивился тишине и сказал: — Скажи «да, Джереми». У него сложилось отчетливое впечатление, что Жан хочет закатить глаза. — Да, Джереми. Джереми забыл все, что собирался сказать, и просто уставился на него. Это был первый раз, когда Жан назвал его по имени. Услышав, как французский акцент слегка изменил его звучание, Джереми уже не мог не обращать внимания непонятный трепет, разливающийся внутри. Он смотрел на него слишком долго, и Жан вопросительно изогнул бровь. — Ничего, — сказал Джереми и наклонился, чтобы положить свой шлем рядом с мячами. Через мгновение он передумал. — Жан, если я… — начал он, но запнулся, пока Жан не повернулся к нему. — Если я когда-нибудь причиню тебе неудобство или заставлю чувствовать себя небезопасно, ты обещаешь сказать мне? Если ты не доверяешь настолько, чтобы сказать, что конкретно не так и почему, то, по крайней мере, доверяй мне настолько, чтобы сказать, что что-то не в порядке. Я не могу ничего исправить, если не знаю, в чем проблема. Как твой капитан и напарник, разве я не заслуживаю хотя бы шанса не быть злодеем в твоей истории? Жан одарил его сочувственным взглядом. — Ты капитан «Солнечного корта». Ни в одной вселенной ты не смог бы стать чьим-то злодеем. Это безоговорочное доверие согревало его всю дорогу, но все, что сказал Джереми, было: — Технически это «Золотой корт». — Не делай вид, что тебе не нравится это прозвище. — Мне нравится, — признался Джереми с улыбкой. — Готов? Он держался в легком темпе, поскольку это был первый день Жана на корте за три месяца. Они чередовали тренировки и разминочные упражнения, 1-2 подхода, полушаги и угловые. Почти каждое упражнение выполнялось в двух вариантах: в статичном режиме и с проверкой игрока при попытке нанести удар, но, поскольку Жан не выходил на корт, как основной игрок, по крайней мере, на некоторое время, Джереми аккуратно завершил вторую половину. Он думал, что эти ограничения будут раздражать Жана, но Жан последовал его примеру без колебаний и жалоб. Он заметил, как Лисински села на скамейку запасных, чтобы понаблюдать за ними, но, поскольку ее не было в дверях, чтобы отозвать их, он решил попытать счастье и заставил Жана двигаться дальше. Наконец она встала и постучала по стене корта, и Джереми принялся собирать разбросанные мячи. Жан снял шлем и перчатки, прежде чем помочь Джереми прибраться. Для них двоих это была легкая работа, и Жан последовал за ним с корта. Поскольку Лисински задержалась поблизости, Джереми подвел Жана к ней. Она окинула Жана беглым взглядом, прежде чем одобрительно кивнуть. — Форма на тебе выглядит хорошо. Как ты себя чувствуешь? — Я слегка переоценил себя, тренер, — ответил Жан. — Ты очень скоро войдешь во вкус, — пообещала ему Лисински. — У вас двоих найдется несколько минут, чтобы заехать со мной в Лион? Я хочу проверить твой уровень подготовки на случай, если мне понадобится скорректировать твой распорядок дня. — Жан посмотрел на Джереми, который кивнул в знак согласия, и Лисински жестом пригласила их следовать за ней обратно в раздевалку. — Тогда ладно. Давай подберем тебе что-нибудь попроще для передвижения, и я отвезу тебя туда. Сначала они убрали мячи и ракетки, чтобы Лисински могла забрать свои ключи, затем сняли форму и бросили ее в ведро для одежды, чтобы потом постирать. Душевая была слишком большой для них двоих, и они мылись, стоя лицом к противоположным стенам. Жан вошел и вышел еще до того, как Джереми закончил вытирать свое тело, и Джереми бросил озадаченный взгляд в сторону двери. С тех пор, как Джереми переехал, он заметил, что Жан принимает душ невероятно быстро, но он думал, что после тренировки потребуется немного больше времени, чтобы отмыться. Нокс предположил, что спешка связана с плотным графиком «Воронов», и слегка вздохнул, ускоряя шаг. До Лиона было недалеко идти пешком, но еще быстрее — на машине, и Джереми следовал за ними, пока Лисински подсаживала Жана на разные тренажеры. Он шел туда, куда она указывала, и делал все, что она просила, проверяя, как это сказывается на его исцеленном теле, так и на последствиях трехмесячного перерыва. Жан был не настолько глуп, чтобы жаловаться на свою тренировку тренеру, но Джереми заметил в его взгляде сдержанное разочарование, когда ему пришлось столкнуться со своими новыми ограничениями. Возможно, Лисински тоже это почувствовала, потому что ее комментарии были более оптимистичными, чем обычные резкие оценки. В общем, все шло с переменным успехом, пока Лисински не отвезла их в центр водных видов спорта. Она болтала о программе аквааэробики и ее преимуществах, стоя к ним спиной, поэтому не заметила, как Жан застыл на месте, когда понял, где находится. Джереми чуть было не положил руку ему на плечо, но в последнюю секунду передумал и ограничился тихим: — Эй. Ты в порядке? — Нормально, — ответил Жан бесцветным и неубедительным голосом, и пошел догонять Лисински, которая их ждала. Она повернулась вполоборота, когда они остановились рядом, но ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что Жан ее больше не слушает. Он даже не отреагировал, когда она замолчала, чтобы рассмотреть его; он смотрел на бассейн так, словно боялся, что тот его укусит, если он отвернется. — Я вам надоедаю, Моро? — спросила она. — Нет, тренер, — сказал Жан. Джереми лениво подумал, не переходит ли он черту. — Не думаю, что Жан умеет плавать. Лисински выгнула бровь, глядя на Жана. — Немного староват, чтобы не уметь. — Нет, я… я умею плавать, тренер. — Жан потянулся к шее, но на полпути остановился и вместо этого схватил свое ожерелье. Его губы сжались в бескровную линию, когда он наблюдал, как солнечный свет отражается от воды, и он взволнованно подергал серебряную цепочку, прежде чем сказать: — Прошло много лет, но я должен помнить. Лисински изучала его бесконечно долгую минуту, затем схватила за плечо и сильно подтолкнула к краю бассейна. Он был слишком далеко от края, чтобы это могло представлять реальную угрозу, но Жан отреагировал мгновенно. Джереми никогда не узнает, как ему удалось так быстро вырваться из ее хватки и добежать до ближайшей стены, но Жан ухватился за нее, чтобы сохранить равновесие, когда ноги начали подкашиваться, и закрыл глаза. — Простите, — еле выговорил он. — Простите, я… Если он и хотел что-то еще сказать, то не смог, потому что сжал горло так, что побелели костяшки пальцев. Джереми бросился к нему и схватил за запястье. Биение сердца Жана было похоже на трепыхание колибри под его пальцами, и Жан вздрогнул так сильно, что Джереми почувствовал это до локтя. — Жан, остановись, — попытался он. — Жан, ты должен отпустить меня. Ногти Жана оставляли кровавые полосы, но Джереми, наконец, удалось высвободить руку. Жан вырвал свою свою кисть и ударил его тыльной стороной ладони в висок. Каждый вдох, который ему удавалось сделать, звучал так, словно разрывал легкие пополам, слишком быстро, слишком резко и слишком коротко, чтобы помочь ему. Он все еще не открывал глаза, но отвернулся от Джереми, как будто чувствовал на себе его испытующий взгляд. Лисински положила руку ему на плечо, и Жан позволил ей поставить себя на колени. Он уперся руками в землю и склонил голову, тяжело дыша. Джереми сидел, скрестив ноги, рядом, а Лисински возвышалась над ними обоими. Джереми не был уверен, что делать, поэтому крепко держал Жана за запястье и просто бормотал: — Все в порядке, ты в порядке, — пока Жан не вернулся к ним. Наконец он сел на корточки и обреченно уставился в пол перед собой. Его сердцебиение все еще было быстрее, чем хотелось бы Джереми, но медленно «Троянец» отпустил его. Лисински присела перед ними на корточки: — Сейчас я выслушаю объяснения. — Мне очень жаль, тренер. — Не извиняйся передо мной, — раздраженно сказала Лисински, и Жан успокоился. — Я встречала людей, которые не умели плавать, и я встречала людей, которые боялись попробовать, но я никогда в жизни не видела, чтобы кто-то так реагировал. Расскажи мне, что это было. Джереми ожидал услышать историю о детской травме. На прошлой неделе Жан рассказал ему, что Марсель находится на побережье. Наверняка там была история о безрассудном ребенке, который зашел слишком далеко в воду и чуть не утонул, или о местной трагедии, которая долгие годы вызывала кошмары. Он перебирал в уме все возможные варианты, но спустя несколько мгновений Жан ответил, и ужасная правда была гораздо хуже того, что рассматривал Джереми: — В Эверморе вода использовалась в качестве коррекционного средства для повышения работоспособности и серьезного отношения к делу, — сказал Жан, и его голос звучал измученно. — У меня есть некоторые нерешенные проблемы, но я с ними разберусь, тренер. Я обещаю, что не отстану. — Тихо, — предупредила его Лисински, и Жан послушно замолчал. Лисински барабанила пальцами по коленям, рассматривая его. Наконец она покачала головой и сказала: — Я найду для тебя другое занятие, пока мы будем в воде. Официальная версия, если «Троянцы» спросят, что ты не умеешь плавать. — Тренер, я могу это сделать. Я не подведу. — Я сказала «нет», — отрезала она, и Жану не оставалось ничего кроме, как уступить. — Джеймс сказал, что вы нашли врача, да? — Когда Жан сдержанно кивнул, она продолжила: — Тогда ты поговоришь с ним или с ней об этом, понятно? Ты можешь обсудить это со мной после того, как добьешься реального прогресса, но не раньше. Она посмотрела на них обоих, и Джереми быстро добавил: — Да, тренер, — в ответ на более сдержанный кивок Жана. — На сегодня все, — сказала она, поднимаясь на ноги. — Я могу подвезти вас домой. Джереми взглянул на Жана. — Думаю, мы лучше прогуляемся. Немного свежего воздуха пойдет нам на пользу. — Когда Жан тихо пробормотал согласие, Джереми посмотрел на Лисински и сказал: — Спасибо, тренер. И спасибо, что позволили нам сегодня потренироваться на корте. Лисински бросила на Джереми тяжелый взгляд, который тот истолковал как «Присматривай за ним». Когда Джереми понимающе кивнул, Лисински ответила тем же и сказала: — Увидимся в понедельник. Она повернулась и ушла, оставив их там. Джереми подождал, пока она уйдет, прежде чем пересечь площадку и прислониться к стене рядом с Жаном. Возможно, Жан почувствовал, что его будут допрашивать, потому что небрежно обхватил колени руками. Он выпятил грудь и злобно уставился в противоположном направлении. Джереми подумал было сжалиться над ним, но потом осторожно наклонился в сторону и прижался плечом к плечу Жана. Жан все еще дрожал, хотя и слабыми, прерывистыми толчками: — Ты собирался пройти через это, не так ли? — тихо спросил Джереми. — Ты действительно собирался пойти с нами в бассейн на следующей неделе, зная, как это отразится на тебе? — Мои проблемы касаются только меня, — сказал Жан. — Я не буду просить о снисхождении и сдерживать команду. Я что-нибудь придумаю. — Это несправедливо, — сказал Джереми, а когда Жан открыл рот, чтобы возразить, добавил: — Ни по отношению к тебе, ни к нам. Для человека, который, кажется, так уверен в том, чего заслуживает, ты, кажется, совершенно не задумываешься о том, что делают другие. Ты вынуждаешь нас причинять тебе боль, не давая возможности высказаться по этому поводу. — Я и так ужасно отстаю, — сказал Жан, и было больно слышать ненависть к себе, сквозившую в его голосе. — Ты не представляешь, как много от этого зависит. Я не могу позволить себе ограничения и особое отношение, и ты не должен тратить свое время на то, чтобы нянчиться со мной. Ты мой капитан и мой партнер. Ты знаешь, что это значит? Твой успех — это мой успех, твоя неудача — это моя неудача. Это соглашение, в соответствии с которым работает каждая пара. — Нянчился, — повторил Джереми, и было удивительно, как он не подавился этим. — Они действительно причинили тебе боль. С тобой не все в порядке настолько, что я даже представить этого себе не могу. Ты это видишь? — Я все еще могу играть. — Мне все равно, — парировал Джереми, и было больно видеть замешательство, промелькнувшее на лице Жана. Он разочарованно махнул рукой и сказал, — Это не… Мне все равно. Я хочу, чтобы ты играл с нами, и я хочу, чтобы ты снова получал удовольствие. Я хочу посмотреть, на что ты способен на корте и что ты привнесешь в нашу линию защиты. Я хочу, чтобы мы наконец выиграли в этом году после того, как были так близки к победе и слишком часто терпели неудачи. Но это всего лишь игра, Жан. Твоя безопасность и счастье всегда будут важнее, чем наш сезон. — Ты наивен. — Возможно, ты определяешь успех по тому, как мы выступаем в этом сезоне, но я не обязан делать то же самое. Ты станешь моей историей успеха: Жан Моро — личность, а не Жан Моро с «Идеального корта». Ты позаботишься об одном, а я позабочусь о другом. — Это так не работает. — Есть какие-то правила, запрещающие это? — В этом нет никакой заслуги. Я такой, какой есть. Джереми проигнорировал это и снова спросил: — А есть какие-нибудь правила, запрещающие это? Жан открыл рот, закрыл его и сделал нетерпеливый жест рукой. — Технически, нет, но… — Хорошо, — сказал Джереми, вызывающе вздернув подбородок. Он знал, каким будет ответ, но все же решил попробовать: — Ты хочешь поговорить об этом? — Здесь не о чем говорить. — Ты уверен в этом? — Перестань спрашивать, — сказал Жан. — Тебе только кажется, что ты хочешь получить эти ответы. И это… это было совсем немного, но Джереми все еще ощущал слабую надежду. Жан знал, что его секреты ужасны и жестоки; он знал, что никто, кроме «Воронов», никогда не сможет их оправдать. Это означало, что какая-то часть Жана понимала, что случившееся с ним было чудовищным преступлением, хотя он и отмахивался от всего этого, считая необходимым и заслуженным. Возможно, он еще не мог смириться с этой правдой, а пока не сможет, никогда по-настоящему не исцелится, но семя было посеяно. Жан просто подавлял это всеми силами, которые у него были, чтобы выжить. «Что произойдет, когда он потеряет контроль над собой?» — задался вопросом Джереми. Когда Жану, наконец, придется признать, что жестокость, которой он подвергался в течение многих лет, была напрасной, взбесится ли он от несправедливости или сломается под тяжестью бремени, которое слишком долго тащил? *** По причинам, которые Джереми не мог понять, он не рассказал Лайле и Кэт о том, что произошло в понедельник в Лионе. Он немного беспокоился из-за того, что держал это в секрете от них, но Жан оказался хорошим средством, чтобы отвлечься от чувства вины. Возвращение на корт после трехмесячного отсутствия успокоило нервы Жана так, как ничто другое. Казалось, он лучше осознавал себя и то, где он находится, чем когда-либо после смерти Уэйна. Джереми, возможно, принимал желаемое за действительное, но Лейла и Кэт тоже отметили улучшение его настроения. Лейла была достаточно оптимистична в отношении его выздоровления, чтобы в пятницу даже отправиться с ним за покупками для пополнения его гардероба. Джереми и Кэт отказались идти еще до того, как им успели предложить. Джереми провел вторую половину дня, разыскивая остальных членов своего ближайшего окружения. В понедельник у Жана был шанс познакомиться со всеми «Троянцами», но окружать его сразу двадцатью новыми лицами казалось не лучшим решением. Если Джереми мог бы, по крайней мере, собрать своих друзей на превентивную{?}[(Предупреждающую)] встречу и показать им, что Жан не представляет угрозы, это было бы хорошим началом. У Джереми был давно налаженный групповой чат для них восьмерых, но, поскольку Лайла была занята с Жаном, он не хотел отвлекать ее разговором по телефону. Он перешел к чату капитанов, в котором участвовали только он сам, Коди и Ксавье. Ксавье мог говорить за Мин, а Пэт и Ананья по-прежнему должны были находиться рядом с Коди, чтобы Джереми мог общаться со всей группой. Он ходил с ними туда-сюда, пока Кэт готовила два разных вида кексов. Джереми сделал быстрое селфи, чтобы продемонстрировать свои волосы, прежде чем спросить Кэт: — В ресторане или здесь? — Вдевятером, наверное, будет тесновато, — сказала она. — Может, сходим в то гавайское заведение на дальнем конце кампуса? От парковки там рукой подать, и обязательно должно быть что-нибудь, что даже Жан согласится съесть. Джереми успел напечатать только половину сообщения, когда его отвлекло сообщение Лайлы. Кэт не могла проверить свой телефон, так как в одной руке у нее была форма для маффинов, а в другой — лопатка, поэтому Джереми поморщился и написал Лайле: «Подготовь Жана. Похоже, будет много грубых вопросов о Уэйне и Коллин, так что мы собираемся пораньше вернуться домой». — Отлично, — устало сказала Кэт. И он, наконец, тоже повеселел. Она запрокинула голову и уставилась в потолок, обдумывая варианты. — Думаю, тогда нам следует принять их здесь. Я не уверена, что Жан захочет снова выходить на улицу после общения с любопытными незнакомцами. Как только я разберусь, чем нас кормить, отправлюсь в магазин. Джереми стер свое первоначальное сообщение и начал сначала. Потребовалось всего несколько смсок, чтобы договориться о времени встречи и получить пару предложений по поводу ужина, а потом не оставалось ничего кроме, как попробовать маффины Кэт и приступить к приготовлению блюд. Они сидели, развалившись, в гостиной, когда услышали, как подъехала машина Лайлы, и Кэт немедленно встала, чтобы открыть дверь. Джереми ждал их прибытия в холле. Когда Жан проскользнул мимо, выражение его лица было непроницаемым, но Джереми не упустил из виду то, как Лайла смотрела ему вслед. Он забрал у Лайлы сумки, оставляя девушек наедине, и тактично отвернулся, когда Кэт поцеловала Лайлу, чтобы снять напряжение. Жан перевернул пакеты и высыпал содержимое на кровать и принялся за работу, срывая наклейки и бирки со своей новой одежды. Джереми справлялся медленнее, поэтому мог рассматривать их по ходу дела и был благодарен Лайле за ее сегодняшнюю жертву. Она хорошо разбиралась в стиле и могла работать в узких рамках тех немногих цветов, которые допускал Жан. Эта рубашка была нового для него оттенка — темно-синего, который напомнил Джереми океан в сумерках. Жан взял рукав рубашки и приподнял, чтобы Джереми мог видеть перед. Джереми предположил, что Жан заметил, как тот смотрит на него, и искал причину слишком пристального внимания. Джереми не мог сказать, что представлял, как будет смотреться на нем бомбер с круглым вырезом, спускающимся ниже горла, поэтому он просто выдавил: — Хороший цвет. Жан пропустил это мимо ушей и вернулся к своей одежде. Он закончил первым и сложил все в корзину для грязного белья. Жан задержался там на несколько мгновений, прежде чем бросить задумчивый взгляд на небольшую стопку рядом с Джереми. Тот вопросительно приподнял бровь, но Жан только вздохнул и подошел к своему комоду. Джереми не пришлось долго раздумывать, потому что Жан выдвинул верхний ящик и начал его выгружать. Джереми ожидал увидеть носки и нижнее белье, но Жан вернулся с полудюжиной блокнотов на спиралях. — Все это время у тебя был письменный стол, — весело напомнил ему Джереми. Жан не удостоил его ответом, а просто унес стопку вещей из комнаты в кабинет. Джереми закончил с одеждой, над которой работал, бросил ее в корзину для белья Жана и с новым интересом наблюдал, как Жан возвращается. На этот раз он собрал целую пригоршню предметов, похожих на магниты, и необходимость порыться в них, чтобы мельком взглянуть на интересы Жана, заставила Джереми покачаться на носках. — Мы можем освободить место на холодильнике, — сказал он. — Они больше не прилипают, — сказал Жан. «Потрепанный и сентиментальный», — заключил Джереми, и последовал за Жаном по коридору в кабинет. Возможно, Жан почувствовал его любопытство, потому что он сложил все это в единственный ящик стола и твердой рукой задвинул его. Джереми послушно сел за стол Кэт, чтобы понаблюдать за происходящим. Жану потребовалось всего лишь еще одно путешествие. Открытки были брошены в ящик рядом с магнитами, а на столе лежали ноутбук и фотография. Поскольку он положил фотографию лицевой стороной вверх, у Джереми не было причин не смотреть. Он был поражен больше, чем следовало бы, тем, что это была девушка. Ее волосы были достаточно необычными и показались знакомыми, ярко-белые с пастельными кончиками, но он никак не мог вспомнить. Он видел ее раньше, но— — Вратарь, — сказал он, когда до него наконец дошло. — Лисы штата Пальметто. — Рене Уокер, — согласился Жан, не вдаваясь в подробности. — Она милая, — сказал Джереми. Это прозвучало достаточно убедительно, учитывая, что у Джереми не было четкого мнения в любом случае. Его тут же предала Кэт, которая зашла в кабинет в конце разговора и сказала: — Как будто ты можешь отличить девушку от коровы в хороший день. Дай-ка подумать, я гораздо лучше разбираюсь в этом. — она направилась прямиком к столу Жана и взяла фотографию Рене. — О, на этот раз ты прав. Жан уставился на Кэт так, словно не понял ее слов, а затем перевел любопытный взгляд на Джереми. — Тебе нравятся мужчины. Это был не совсем вопрос, но и сказано это было без особой уверенности. Лучшим ответом было простое «да», но Джереми колебался. Он заметил, какими долгими взглядами Жан провожал Кэт и Лайлу, и от него не ускользнуло, как пристальный взгляд Жана следил за ним, когда он готовился ко сну. Поскольку Жан быстро отводил взгляд, когда его ловили, Джереми пообещал себе, что не будет спрашивать. Однако это была слишком хорошая возможность, чтобы ее упускать, и в конце концов он сказал: — Я думаю, более эксклюзивно, чем ты. Тебя это беспокоит? Жан молчал так долго, что Джереми подумал, что он отказывается отвечать. Но затем: — Лукас. — Джереми уставился на него в замешательстве, а Жан нетерпеливо щелкнул пальцами, когда он продолжил. — Он сказал, что не доверяет твоему мнению, когда дело касается меня. Его брат сказал ему, что я проститутка, а он знает, что тебе нравятся мужчины. Лукас оскорбил твою честность, намекнув, что ты подписал со мной контракт по такой причине. — Этим он оскорбил нас обоих, — сказал Джереми. — Я верю, что рано или поздно он одумается. Жан издал грубый звук и жестом подозвала Кэт. Она вернула фотографию Рене с радостным восклицанием: — Неплохая добыча, Жан. — Она не моя добыча. — Жан поставил ее фотографию вверх ногами на свой стол. Кэт коснулась пальцами ноги Джереми и спросила с преувеличенной невинностью: — Друг, который, случайно, не девушка? — Возможно, — ответил Жан. Его голос звучал почти меланхолично, и мысли Джереми зацепились за это, а не за торжествующую улыбку, тронувшую уголок рта Кэт. Он ожидал, что Жан оставит все как есть, но после минутного разглядывания обратной стороны фотографии Жан добавил: — Это она забрала меня у Эдгара Аллана, когда я был ранен. — Забрала, — повторил Джереми. — Перевод не был моим выбором, — сказал Жан. — «Вороны» сами не уходят. Это было запоздалое признание, от которого кровь застыла в жилах Джереми. — После всего, что они с тобой сделали, ты бы остался? — спросил он, но Жан, конечно, остался бы. Если учесть, что Жан утверждал, будто заслужил все то, что с ним сделали, и то, что «Вороны» остались без своего «Гнезда», это была печальная и неоспоримая правда. — Даже после того, как они сломали тебе ребра? Как по команде: — Травмы случаются в драках. Лайла вошла в комнату как раз вовремя, чтобы услышать это, и направила на него свой стакан с чаем «бабл». — Каждый раз, когда ты так говоришь, ты отнимаешь у меня год жизни. Я бы очень хотела дожить до девяноста, так что, пожалуйста, завязывай с этим. — Я тебе не верю, когда ты пьешь такую гадость, — сказал Жан, неодобрительно посмотрев на свой напиток. Лайла взглянула на него сверху вниз, делая большой глоток через соломинку, а Жан повернулся к Джереми. — Отведи меня на корт. — Терпение, малыш. Тренировки начинаются в понедельник, — напомнила ему Кэт. — Не хочешь помочь мне придумать, что приготовить на завтрашний ужин? Я подумываю о свином жаркое, но если мы пойдем по этому пути, мне нужно что-нибудь вкусненькое для Ананьи. Она вегатерианка. — сказала Кэт и приложила тыльную сторону ладони ко лбу, как будто почувствовала слабость. — Я попробовала это однажды, но не вынесла дольше трех недель. Не знаю, как ей удается держаться так долго, но она молодец. Жан задумался на несколько мгновений, но дело было не в еде: — Ананья Дешмукх. — Ага. Мы тебе хоть сказали, кто здесь будет? — Спросила Кэт. — Наконец-то ты познакомишься с очередью шлюшек. Джереми поднял глаза к небу, призывая к терпению. — Ты же знаешь, тренер терпеть не может это прозвище. — И это говорит человек, который назвал наш групповой чат «шлюшками», как только я это предложила, — сказала Кэт, небрежно пожав плечами. Жан нахмурился. — Я не знаю этого слова. — О, извини. Иногда я забываю, что английский — твой второй язык, — сказала Кэт. — Это мой третий язык, — сказал Жан. Все повернулись и уставились на него, но Жан только отвел взгляд. Когда Кэт надоело ждать, что он сам расскажет, она спросила: — А что было вторым? — но Жан притворился, что не слышит. Она дала ему еще несколько секунд, чтобы прийти в себя, прежде чем отложить это на другой день. — Шлюха — это, э-э-э, — она посмотрела на Лайлу, прося о помощи, — Шлюха? Шлюха? Господи, это было у меня в голове, пока не пришлось давать этому определение. Не принимай за чистую монету, ладно? Это была просто реакция на какую-то драму на первом курсе. Кэт пересчитала их по пальцам. — Во-первых, у тебя есть Ксавье и Мин. Ксавье — наш вице-капитан, а Мин должна заменить Джиллиан в качестве стартового игрока во втором тайме. Они очаровательны в худшем смысле этого слова. Ты поймешь это, как только увидишь их. Я не могу дождаться, когда они поженятся. Это будет так удивительно безвкусно. — Ты помнишь Коди с Венис-Бич? — Спросил Джереми. — Они тоже будут здесь, вместе с Ананьей и Пэт. — Смелый поступок со стороны Пэта — появиться в тот момент, когда я собираюсь выбить из него все дерьмо, — сказала Кэт скорее с раздражением, чем с искренним разочарованием. Когда Жан бросил на нее косой взгляд, Кэт всплеснула руками и объяснила. — Пэт и Ананья уже почти год мечтают выебать Коди до смерти. Я действительно думала, что переезд Коди к ним этим летом наконец-то сдвинет дело с мертвой точки, но, видимо, нет. Становится как-то жалко. — Пэт и Ананья были помолвлены почти столько же, сколько Коди их знает, — отметила Лайла, прижимаясь к Кэт. — Ты не можешь винить Коди за то, что он боится, осознавая, какое место они могут занять в чем-то подобном. — Смотреть, как они тоскуют друг по другу, так скучно, — пожаловалась Кэт. — В какой-то момент один из них должен сделать решительный шаг. Лайла поправила волосы. — Не все такие безрассудно храбрые, как ты. — Я была в ужасе, — пожала плечами Кэт. Она погрозила пальцем, цитируя чьи-то слова, обращенные к ней: — «Если ты не хочешь чего-то настолько, чтобы бороться за это, ты не заслуживаешь этого». — Она обняла Лайлу за плечи и чмокнула в щеку. — Ты стоила того, чтобы рискнуть. Тогда и навсегда. — Смешная, — сказала Лейла, но на ее лице была та лучезарная улыбка, которую могла изобразить только для Кэт. Кэт украдкой поцеловала Лайлу еще раз, и та ответила ей тем же. Девушка удовлетворенно промурлыкала что-то одобрительное в накрашенные губы Лайлы, прежде чем сказать: — Я передумала. Тебе обязательно нужно отвезти Жана на корт, Джереми. Не возвращайся до ужина. Джереми рассмеялся и направился к двери. — Немедленно уходим.