Солнцекорт

Жан Жан сидел на подоконнике, когда к дому подъехала машина. Нил сообщил ему марку и цвет взятого напрокат автомобиля, но Жан все равно немного напрягся. Он подождал, пока Нил выйдет со стороны водителя, прежде чем кивнуть Джереми в знак согласия, и его капитан пошел вперед, чтобы открыть замки на входной двери. Жан догнал его, когда он отодвигал засов в сторону, и Джереми открыл дверь как раз в тот момент, когда Нил постучал. — Привет, Нил. — Джереми повернулся боком, чтобы Нил мог протиснуться мимо него в дверной проем, но Нил только отступил назад с приветственного коврика. — Неожиданное удовольствие. — Неожиданно, — согласился Нил, глядя мимо него. Нил так долго смотрел на Жана, что тот подумал, не ему ли следует заговорить первым, но затем Нил указал на свое лицо и сказал по-французски: — Я думал, это команда пацифистов. Что с тобой случилось? — Ты мог бы выбрать день получше, чтобы прийти, — ответил Жан. — Это не мне решать. — Нил слегка пожал плечами, но Жан был не настолько глуп, чтобы истолковать это как извинение. — Обувь? Жан обулся без возражений. Когда Джереми понял, что он уходит, то положил руку на грудь Жана и удерживал его достаточно долго, чтобы спросить: — Ты уверен в этом? Я бы предпочел, чтобы ты остался там, где я смогу за тобой присмотреть. Жан никогда и ни в чем не был так уверен. — Закрой за нами дверь. Джереми, похоже, это не обрадовало, но он опустил руку, давая Жану пройти. Нил начал спускаться по лестнице, пока не понял, что Жан не следует за ним. Жан наблюдал за Джереми, ожидая, пока тот закроет за ними дверь. Он услышал щелчок задвигаемого засова, отдаленный скрежет, который мог быть звоном цепи, и, наконец, глухой удар, означавший, что засов возвращается на место. Убедившись, что в его отсутствие они будут в безопасности, Жан повернулся и направился вслед за Нилом. На пассажирском сиденье лежали смятые бумаги, скрепленные скобками. Жан просмотрел их, прежде чем пристегнуть ремень безопасности, но это были всего лишь распечатки маршрутов: от Лос-Анджелеса до «Золотого Корта» и от «Золотого Корта» до незнакомого адреса. Жан передал их в ждущую руку Нила, и тот несколько мгновений изучал их, прежде чем зажать между бедер и повернуть ключ в замке зажигания. — Кто-то тебя укусил, — сказал Нил. Жан потянулся к шее, прежде чем понял, что Нил имеет в виду его открытое запястье. Тяжелый взгляд, который Нил бросил на него, говорил о том, что он не пропустил этот жест мимо глаз. Жан отказался смотреть на него, но сказал: — Это не твоя проблема. — Сегодня с этим будут проблемы, — возразил Нил, отъезжая от обочины и выводя их на дорогу. — Нам нужно провести несколько встреч, первая из которых — с моим дядей. Даже если он не спросит, это сделает следующая группа. Мне нужно знать, как объяснить это, когда люди начнут совать нос в чужие дела. Может, Нил солгал, чтобы удовлетворить свое любопытство, но Жан не мог рисковать. — Грейсон Джонсон зашел ко мне после тренировки. — Мне знакомо это имя, — сказал Нил, но ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить его. — Защитник «Воронов». Он проделал весь этот путь только для того, чтобы затеять драку? — Он хочет, чтобы я объявил его игроком «Идеального корта», — сказал Жан. — Я должен упомянуть, что ему был обещан номер после чемпионата. Он думает, что это принесет ему звание капитана в этом году и укрепит репутацию в будущем. — Это правда? Жан рассмеялся. Это прозвучало неубедительно даже для его ушей, и он прижал дрожащие пальцы к губам. — Это по праву принадлежало Зейну, даже когда ты так эффектно все испортил из-за того, что тебя нашли. — Это был не тот разговор, который он хотел бы вести в ближайшее время, особенно после неожиданного визита Грейсона. Жан с трудом сглотнул, борясь с тошнотой. — Этим летом Зейн был предоставлен самому себе, поэтому Грейсон считает, что он по умолчанию следующий в очереди. Я единственный, кто может за него поручиться, но я не буду этого делать. Я отказываюсь. — Похоже, он не в себе, — прокомментировал Нил. — Что за человек кусает людей в драке? — Значит, Дрейк не был кусачим. Это, без сомнения, было худшее, что Жан мог сказать в тот момент, но все время, пока он ждал Нила, он изучал контактную информацию Добсон, чтобы ему не пришлось разговаривать с Джереми. Мысли о ней все еще крутились у него в голове, о ней, Эндрю, Дрейке и Рико. Жан услышал, как скрипнуло рулевое колесо под пальцами Нила. На мгновение это было похоже на скрип пружин кровати. Он подумал о двери, которую специально оставили незапертой, и о том, что Зейн повернулся к ним спиной, когда Грейсон толкнул Жана на свою кровать. Он впился ногтями в нижнюю губу и молился о том, чтобы ему хватило смелости просто разорвать свой рот, прежде чем он сможет произнести что-то еще. — Из всех, с кем ты мог бы его сравнить, — сказал Нил так тихо, как Жан никогда его не слышал, — ты выбрал Дрейка. Жан прижал поврежденную руку к животу, чтобы скрыть синяки, а также чтобы избавиться от ноющей боли в животе. — Это не имеет значения. В эти выходные его не будет в городе, и он вернется в Эдгар Аллан. — Ты бы не забаррикадировал свою дверь, если бы он все еще не был проблемой. — Он считает, что я живу в кампусе. Это всего лишь мера предосторожности, — закончил Жан, хотя его разум уже наполнился страхом, паникой, ужасом. Он с трудом сглотнул, борясь с приступом тошноты. Если бы он продолжал об этом думать, то сошел бы с ума, поэтому попросил Нила проявить хоть каплю человечности и сказал: — Не лезь в мои дела и скажи мне, зачем ты пришел. Нил несколько мгновений беспокойно барабанил пальцами по рулевому колесу, затем без возражений позволил сменить тему. Он указал на свою голову и сказал: — Говорят, кто-то в ФБР наконец-то поинтересовался, почему и когда я так поступил со своей внешностью, если не хотел, чтобы меня нашли, и они отследили это до моего пребывания в Эвермор. Люди начинают задавать вопросы, и мы должны опередить их, чтобы прояснить ситуацию. — Мы не можем, — сказал Жан, когда Нил свернул на парковку. Нил не отвечал, пока не получил билет на турникете. Только когда окошко снова закрылось, он сказал: — Мы не можем назвать его имя. Он оставил все как есть, ожидая, пока Жан соберет все воедино. Жан уставился на него, перебирая в уме все возможные варианты, а Нил искал место для парковки. Когда все встало на свои места, он почувствовал, как внутри у него все сжалось. Если они не смогут указать пальцем на Рико, а вся защита Нила будет строиться на его страхе быть пойманным, останется только один человек, который может взять вину на себя. — Они уничтожат мою семью, — сказал он. Это не было вопросом, но Нил ответил: — Да. — он нашел свободное место и заглушил двигатель, но вместо того, чтобы выйти, сказал — Жан. — С такой настойчивостью, что Жан посмотрел на него. — Мне жаль. Я Жан Моро. Я принадлежу к семье Морияма. — Я Моро, — сказал Жан. — Я знаю свое место. Я буду играть свою роль. Нил, казалось, хотел сказать что-то еще, но вышел из машины без комментариев. Жан поравнялся с ним, когда они покинули парковку и пошли по тротуару. Нил направился к магазину на углу, прежде чем заметил банкомат, снял наличные и быстро сунул их в задний карман. Жан не спрашивал, но Нил объяснил: — Мы с дядей прилетели в город по нашим собственным паспортам. Из-за открытого дела моего отца это должно было сработать, он отправил несколько предупреждений в местное отделение ФБР. Теперь нам просто нужно создать след, чтобы мы могли спровоцировать конфронтацию. Ответа от него не требовалось, так что Жан лишь вяло махнул рукой и последовал за Нилом в тайский ресторанчик на углу. Нил отмахнулся от официантки, желая осмотреться. Заведение было переполнено, но Нилу потребовалось всего несколько секунд, чтобы найти остальных участников их вечеринки. Когда он направился дальше, Жан последовал за ним. Мужчина, к которому они подошли, был совсем не похож на Джостена, но Нил скользнул в угловую кабинку напротив него и жестом пригласил Жана присоединиться. Нил протянул ему меню, как только он сел, но Жан отодвинул его в сторону. — Нет. — Ты мог бы также что-нибудь съесть, — сказал мужчина напротив него. — У вас впереди очень долгий вечер, и я сомневаюсь, что вам предоставят возможность поесть. Стюарт Хэтфорд откинулся на спинку своего стула, чтобы рассмотреть Жана. В нем не было ни доброты, ни едва заметного интереса, но ему удалось изобразить вежливость, когда он сказал: — Жан-Ив Моро. Я уверен, что это было неплохо. Это привлекло внимание Нила, и он перевел взгляд со своего дяди на Жана, хотя тот сказал: — Не называй меня так. Официантка подошла прежде, чем Стюарт успел ответить. Жан попытался отослать ее, но Нил заказал две порции чего-то, что Жан не узнал. Как только девушка ушла, Нил спросил: — Жан-Ив? — Не надо. Мне запрещено использовать это имя, — предупредил его Жан. — Кто это сказал? — с вызовом в голосе спросил Стюарт. — Мертвый ребенок? Твое официальное имя сейчас важнее, чем когда-либо прежде, так что привыкай его слышать. — Он не стал дожидаться ответа Жана, а посмотрел на Нила и провел рукой по своему лицу. — Ты притащил его сюда, брыкающегося и кричащего, или это какая-то другая проблема? Нил пожал плечами. — У вас есть кто-нибудь, кто мог бы взяться за работу на месте? — Зависит от того, что ты можешь себе позволить. Времени мало, так что цена будет довольно высока. — С этим ничего не поделаешь, поэтому мне все равно, какая цена. Он ничего у меня не забирал, — напомнил ему Нил. — Я не захватил все с собой, но ты же знаешь, что у меня это получится. Просто найдите способ, как вам это сделать. — Официантка снова подошла с апельсиновыми напитками для Нила и Жана, и Нил одарил ее обезоруживающей улыбкой, которая никак не вязалась с его лицом. — У вас есть ручка, которую я мог бы одолжить? Спасибо, я верну ее вам, как только смогу. Нил что-то нацарапал на обратной стороне салфетки и отодвинул беспорядок в сторону дяди. Стюарт обдумывал это несколько минут, прежде чем передать через плечо женщине в соседней кабинке. Она встала и ушла, ничего не сказав. Они больше не разговаривали, пока официантка не вернулась с их тарелками. Нил передал ручку и банковскую карточку, чтобы освободить столик. Жан смотрел на свою лапшу, пока Нил подписывал и возвращал чек. Он не видел информации о калориях в меню, но готовил вместе с Кэт достаточно долго, чтобы догадаться, что это блюдо нарушает почти все правила из «крошечной книги о допустимом питании» семьи «Воронов». Он отодвинул тарелку в молчаливом отказе и проигнорировал взгляд, который Нил бросил на него в ответ. К счастью — или нет, — но были и более серьезные причины для беспокойства, потому что, как только они избавили девушку от необходимости следить за ними, у них появилась возможность поговорить наедине. Стюарт откинулся на спинку стула и сказал Жану: — Вся операция была сорвана. Скажи мне сейчас, если ты собираешься сопротивляться. Жан не имел права отказываться, когда эти приказы исходили с самого верха, но он слишком многое пережил, чтобы сейчас держать язык за зубами. Ничего из того, что Стюарт мог бы сделать ему за дерзость, не было бы хуже, чем даже не попытаться спасти ее. — Если это то, что от меня требуется, я не буду сопротивляться, — сказал Жан. — Но что этот план значит для моей сестры? Стюарт молча рассматривал его, казалось, целую вечность. Жан считал секунды, чтобы не думать слишком глубоко, но он был уже на тридцать шестой, когда Стюарт наконец спросил: — Ты думал, что ты особенный? Жан приготовился к неизбежному жестокому возмездию, но то, что Стюарт сказал дальше, было хуже всего, что Рико когда-либо делал с ним: — Ее продали всего через два года после тебя. Один из знакомых твоей матери, если я правильно помню, торговец оружием в Алжире. — Он оглянулся через плечо, ожидая подтверждения, и получил кивок от одного из сидевших там мужчин. — Я где-то слышал это имя, но, думаю, для меня оно значит больше, чем для тебя. Жан не хотел этого говорить, но он должен был знать. Слова выползли из него, разрывая горло: — Она мертва, не так ли? — Это еще мягко сказано. Он был так далек в этот момент от своего тела, но позыв к рвоте был настолько сильным, что у него волосы встали дыбом. Он уставился на стол и сквозь него, в то время как сердце выбивало дыры в грудной клетке. Ему нужно было ответить, но куда подевался его голос? У него не осталось слов; нарастающая боль в груди стала началом рваного и неистового крика. Внезапный вес чужой ноги, надавившей на его ногу, привел его в чувство, и тихое, — «Жан», —Произнесенное Нилом, подсказало ему, как вернуться назад. Жан с трудом сглотнул, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, и сумел выдавить из себя: — Я сожгу эту семью дотла. — Я не сомневался, — кивнул Стюарт. — Вот с чего мы начнем. Он изложил им суть истории, которую они могли придумать сами. Нил, по-видимому, отказывался сообщать ФБР о своих контактах в Европе, когда они в последний раз вызывали его на допрос. Он намеревался защитить интересы своего дяди, но теперь они могли представить это как попытку защитить Жана. Все было просто: мясник и его маленький сын несколько раз приезжали во Францию в поисках новых европейских партнеров, которых Мэри не могла предложить, и мальчики сблизились из-за общей любви к, набирающему популярность, виду спорта. Нил рассказывал о мельчайших деталях с легкостью, которая произвела бы впечатление в любой другой день, а Стюарт опросил их обоих, чтобы убедиться, что их ответы дополняют друг друга, но не кажутся подозрительно идентичными. Жан сосредоточил все свои силы на то, чтобы все запомнить, отчаянно хватаясь за что угодно, что помогло бы ему продержаться еще немного, но больше сказать было нечего. Стюарт встал и ушел, полагаясь на то, что ФБР позволит ему беспрепятственно покинуть город в пользу более уязвимых мест, которые он оставлял после себя. Две кабинки по обе стороны от них тоже опустели, и команда Стюарта выстроилась в очередь за ним. Тишина, воцарившаяся за столом в его отсутствие, была слишком глубокой, и мысли Жана вышли из-под контроля, заполнив пространство подобно сильному шторму. Он не помнил, как доставал свой телефон или решал набрать номер, но трубку сняли после второго гудка, ответив коротким: — «Ваймак». — Почему ты его приютил? — спросил Жан и запоздало добавил: — Кевин. — «Мы были нужны ему». — Все не так просто, — возразил Жан, думая о том, что они[1] продали их обоих монстрам и захлопнули дверь, не услышав криков. Почему? Почему? Почему? — Ты даже не знал, что он твой сын. — «Мне не нужно было знать», — легко ответил Ваймак. Жан рассмеялся и услышал, как дрогнул его голос. — Вы действительно в это верите? — Я верю, что у всех нас есть выбор стать лучше, чем те, кто нас вырастил. Если у меня есть шанс поступить правильно по отношению к кому-то другому, почему бы им не воспользоваться? — Ваймак дал ему минуту на размышление, а затем сказал: — Поговори со мной. Что происходит? Она была ребенком. Она была моей младшей сестрой, и я должен был защитить ее, но я— Я тоже был всего лишь ребенком. Ему показалось, что один из ножей Рико провел линию между ребрами. Его легкие были слишком острыми и слишком тугими, сердце было проткнуто и разорвано на части. Жан прижал руку к груди, проверяя, нет ли крови, но влажный жар, который он ощутил, мягко коснулся костяшек пальцев. Его лицо зачесалось, когда скатилась вторая слеза. Тот посмотрел на свой большой палец, с которого капала вода, и Жан поднес дрожащую руку к щеке. Нил осторожно убрал телефон и проверил, чье там имя. — Он у меня, тренер, — пообещал он, прежде чем повесить трубку и положить телефон на стол между ними. — Не надо, — сказал Жан. Он не знал, обращался ли он к Нилу: — Не смотри, не говори, — или же он говорил это себе: — Не теряй самообладания. Не надо, не надо. — Я не знал, что у тебя есть сестра, — сказал Нил так тихо, что Жан едва не пропустил это мимо ушей из-за своего разбитого сердца. — Элоди, — сказал Жан, и от одного звучания ее имени, его чуть не разорвало пополам. Он сжал руку в кулак, чтобы не расквасить себе лицо, и до крови искусал костяшки пальцев. Этого было недостаточно, чтобы остановить его слова. Каждое из них было для Рико спичкой, заставлявшей его заново гореть: — Ей было всего десять, когда я ушел из дома. Десять! Почему они не любили ее достаточно сильно, чтобы защитить? Почему они не любили меня? Жан, пошатываясь, вышел из кабинки. Нил схватил его за запястье и уставился с непроницаемым выражением лица. — Жан, — сказал Нил тихо, но твердо. — Мы должны разобраться с этим сегодня, но, возможно, нам не придется разбираться с этим прямо сейчас. Что тебе нужно? Сотни вещей, которых у него никогда не было, тысячи вещей, которые он давно потерял. Единственное, о чем он мог попросить, было то, что он едва понимал: — Я хочу домой. — Ладно. Хорошо. Давай… — Нил отвлекся на что-то вдалеке и злобно выругался на незнакомом Жану языке. Жан проследил за его взглядом. Увидеть у входа двух мужчин в костюмах было не сложно. Разговаривая с официанткой, они достали свои значки. Нил отпустил Жана и слегка подтолкнул бедром. — Я вижу кухню. Там должна быть дверь, ведущая к мусорным контейнерам. Оттуда мы сможем вернуться на парковку. — Нет, — сказал Жан, прижимая ладони к глазам. Он взял свое разбитое сердце и засунул его поглубже. Это было слишком тяжело, чтобы похоронить окончательно; его желудок скрутило, и он угрожал выплеснуть содержимое на стол. Жан сглотнул с усилием, порожденным отчаянием, и представил, как заковывает все это в цепи. Возможно, позже у него будет время разорвать их. А пока единственный выход — идти напролом. Я — Жан Моро. Я знаю свое место. Я буду терпеть. Нил отошел, чтобы пропустить Жана обратно в кабинку, и они подождали, пока их догонят служебные собаки. Это не заняло много времени, и два агента, усаживаясь на освободившуюся скамейку Стюарта, холодно посмотрели на Нила. — Нил Джостен, — сказал один из них, когда оба предъявили свои значки. — Мы хотели бы поговорить с вами. — Утомительно, — сказал Нил. — Я пытаюсь поесть. Агент швырнул через стол пару пустых коробок для продуктов, едва не опрокинув при этом стакан Нила. — Я не спрашивал. Пошли. Нил вздохнул, но начал собирать свою еду. Когда Жан не сделал ни малейшего движения, мужчина, стоявший ближе к нему, сделал повелительный жест и сказал, — Это касается и тебя тоже. У нас есть несколько вопросов. — Он не имеет к этому никакого отношения — возразил Нил. — Вы уверены в этом? — спросил агент. Жан с удовольствием выбросил бы свою еду в мусорное ведро, но, собрав ее в пенопластовую коробку, он задержался здесь еще немного. Нил подождал, пока он закончит, прежде чем решил, что хочет допить свой напиток. Ни на одного из агентов не произвело впечатления полное отсутствие спешки в их движениях, но в конце концов у обоих закончились предлоги остаться. Их вывели из ресторана, причем один агент шел впереди, а другой — сзади. Черный внедорожник с тонированными стеклами и государственными номерами был припаркован у тротуара перед входом. Нил, будучи тем, кем он был, указал на пожарный гидрант, расположенный рядом с его передним бампером, и сказал: — Это незаконно, чтобы ты знал. — Заткнись и садись в машину. Поездка в местный офис прошла в гробовой тишине. Нил, казалось, чувствовал себя совершенно непринужденно, даже когда они проходили многоступенчатый процесс получения пропусков через охрану, но Жан видел, как Нил осматривал каждый выход и каждого охранника на своем пути. Жан, в свою очередь, не смотрел ни на что и ни на кого, кроме Нила. ФБР, скорее всего, списало бы это на нервозность, но они ошиблись бы, если бы подумали, что он их боится. Он не мог бояться правительства, в которое так легко проникнуть и которым так легко манипулировать; он мог бояться только своих собственных возможных ошибок и кровавых последствий, если он подведет своего Хозяина. Когда они, наконец, добрались до лифтов, Нил спросил по-французски: — Они понимают по-французски? — Нет конечно. Они же американцы, — сказал Жан. — Эй, — запротестовал Нил. — Вы почти не в счет. Не трать время, изображая обиду. — Прекратите, — сказал агент, стоявший ближе к Нилу. — Только английский, или мы вас разлучим, пока не найдем переводчика на месте. Их провели в конференц-зал. На одном конце стола были сложены коробки, посередине лежало несколько закрытых папок, а на штативе уже была установлена видеокамера для записи сегодняшней дискуссии. На подставке рядом с камерой установили монитор, и на нем транслировалось видео, где фигура в костюме, склонившаяся над своим столом. Услышав звук закрывающейся двери и скрежет стульев по полу, парень поднял голову и нахмурился. Нил поприветствовал новоприбывшего его без всякой теплоты: — Агент Браунинг. Я уж думал, что больше никогда вас не увижу. — Не начинай с меня, — сказал Браунинг. — Не хочешь объяснить мне, что ты делаешь в Лос-Анджелесе? Нил открыл коробку с едой навынос и начал есть. — Мне разрешено посещать людей. — Людей, — согласился Браунинг. Прежде чем Жан успел решить, относит ли это его к категории «не-людей», агент разъяснил ему это: — Но Стюарт Хэтфорд — не просто человек, и, по последним нашим сведениям, у него не было контактов в Лос-Анджелесе, которые могли бы увести вас обоих так далеко от дома. За исключением, возможно, того, что знает он, — сказал мужчина, устремив тяжелый взгляд на Жана. Один из агентов, который доставил их сюда, раскрыл папку и бросил ее на середину стола. Жан инстинктивно взглянул, и от фотографии, прикрепленной к крышке, у него перехватило дыхание. Он узнал эту заднюю веранду в доме своего детства. Его отец стоял посередине и, размахивая руками, что-то напыщенно говорил незнакомому мужчине. Его мать сидела верхом на деревянном стуле в стороне, с бутылкой вина в одной руке и стопкой бумаг в другой. Эти люди были не важны. Все, что имело значение — это двое детей, сидевших на заднем дворе: Жан, которому было девять или десять, и крошечная Элоди, прижавшаяся к его боку. Он вспомнил ее платье с маленькими желтыми уточками. Он несколько раз неуклюже заштопывал подол, когда она порвала его о кусты ежевики, растущие на заднем дворе. Цепи заскрипели, Жан едва мог дышать. Под столом он впился ногтями в укушенное запястье. Терпеть. Терпеть. Терпеть. — Где ты это взял? — спросил он голосом, который не был похож на его собственный. — Интерпол прислал это по факсу из своих архивов всего несколько минут назад, — сказал агент. — Где ты это получил? Судя по жесту, который он сделал, он имел в виду царапины на лице Жана, но Жан сказал: — Я пошёл в свою мать. — Жан француз, — сказал Нил. — Он пробуждает в людях жестокость каждый раз, когда открывает рот. Даже «Троянцы» достаточно человечны, чтобы довести себя до предела. — Ты из тех, кто обвиняет других в нетерпимом отношении, — заметил Браунинг, а Нил только безразлично пожал плечами. Жан не стал тратить время на то, чтобы обидеться на недоделанное оскорбление Нила, потому что агенты оставили эту тему и пошли дальше. — Пришло время одному из вас начать говорить. Давай начнем с самого начала, и, в кои-то веки, без всякой твоей обычной ерунды. Нил посмотрел на Жана, но Моро не мог оторвать глаз от фотографии, чтобы ответить. Наконец Нил с усталым вздохом отодвинул свой ужин и сказал: — Отлично. Что ты хочешь знать? Взгляд Нила на вещи был до ужаса прямолинеен. Они с Жаном впервые за много лет увидели друг друга на осеннем банкете. Если ФБР захочет порасспрашивать, они найдут свидетелей, которые подтвердят, что эти двое ругались по-французски. Они поняли, кто такой второй, и, боясь быть пойманными, отчаянно пытались выяснить, каковы их отношения друг с другом и достаточно ли крепка их дружба, чтобы обеспечить им безопасность. Они непреднамеренно выдали себя Кевину, который запаниковал и был вынужден покинуть банкет, чтобы разобраться с их пугающими секретами. Нил согласился посетить Эвермор на Рождество скорее для того, чтобы воссоединиться с Жаном, чем из-за какого-либо реального интереса к «Воронам». Таким образом, было легко оправдать враждебное отношение Нила к остальной команде и их капитану. Его безрассудная смена внешности была неизбежно возложена на Жана и их желание чтобы после окончания школы вместе играть на «Идеальном корте». Нил боялся, что его узнают, если он выйдет на более публичную сцену, поэтому Жан пытался доказать, что никто не вспомнит и не узнает его столько лет спустя. Оглядываясь назад, можно сказать, что это была идиотская авантюра, но откуда они могли знать, к каким ужасным последствиям это приведет? Как только ФБР перестало пытаться найти лазейки в этой истории, разговор перешел на семью Жана. Здесь они были бесконечно более заинтересованы в том, что хотел сказать Жан, но у него было не так много ответов для них. Большую часть своего детства он провел на корте, не наблюдая за встречами своего отца. Он смутно знал, во что инвестировал отец, но совсем ничего не знал о его партнерах. Его спасало то, что Эрве Моро и вполовину не был таким человеком, как Натан Веснински. Отслеживать его интересы и деловые отношения было бы проще, и не требовалось бы проницательности Жана, чтобы собрать все воедино. Больше всего ФБР, похоже, интересовало то, как эти две семьи связаны друг с другом и не будет ли Жан представлять для них проблему. Они не могли позволить себе медлить, когда дело Натана и без того превратилось в сплошной кошмар, над которым нужно было работать. Жану пришлось поверить заверениям Стюарта в том, что улики, связывающие семьи Моро и Веснински, были собраны, и он стоял на своем, несмотря на любопытные вопросы агентов. В конце концов Нил позволил им вернуться к визиту Стюарта в город, и он прижал ботинок к ноге Жана, предлагая лучшее из худшего обстоятельства их встречи. Несколько месяцев назад Нил якобы попросил Стюарта отыскать сестру Жана. Стюарт наконец-то нашел, где обрывается ее след, и привез их обоих в город, чтобы лично сообщить плохие новости. Здесь Нил добавил немного яда в свою историю о том, что агенты еще больше испортили и без того ужасный день, заставив их участвовать в этом допросе, и у одного из них даже хватило такта выглядеть виноватым. После четырех изнурительных часов споров, включая несколько длительных перерывов, чтобы связаться с Интерполом, агенты, наконец, решили, что Жан — это самая удачная встреча за последние недели. Сам он не представлял угрозы благодаря своей неосведомленности и незапятнанному прошлому. Теперь они могли приступить к демонтажу тайны Эрве и вбить еще один гвоздь в крышку гроба Натана. Жан выдержал их самодовольную реакцию, благодаря последним частицам контроля. Он был в двух шагах от срыва, когда его и Нила наконец вывели из здания и запихнули обратно в машину. Десять минут спустя их высадили перед рестораном, из которого и похитили. Жан смотрел, как внедорожник исчезает в вечернем потоке машин, а Нил запрокинул голову, уставившись в небо. Жан не мог вспомнить, где здесь находится парковка, поэтому он молча ждал, пока Нил вернется к нему. — Прости, — сказал, наконец, Нил. — Это не должно было свалиться на тебя. — Я Моро, — сказал Жан. — Моя семья существует для того, чтобы служить. — Дерьмовое существование, — сказал Нил, как будто так ему было лучше. Он зашагал по тротуару, зная, что Жан последует за ним. Жан был почти уверен, что потерял парковку, потому что все вокруг не выглядело знакомым, но потом он заметил банкомат, которым Нил пользовался несколько часов назад. — Значит, ты собираешься оставить все как есть? Жан Моро? — Это все, чем я являюсь, ты, невежественное дитя. — Мы ровесники, — заметил Нил, и Жан отмахнулся от этого замечания, как от несущественного. — Я просто имею в виду…… Я сменил свое имя, потому что не хотел, чтобы меня ассоциировали с моей семьей, но они украли у тебя ее. Если ты не хочешь менять имя, это твой выбор, но не делай этого, основываясь на том, чего хотел для тебя Рико. — Я не нуждаюсь в твоих советах, — предупредил его Жан. — Он мертв, — напомнил ему Нил, сворачивая на парковку. — Правила изменились. Если ты выполняешь то, что обещал, почему Ичиро должно волновать, как ты себя называешь? Пользуйся свободой время от времени. Возможно, тебе это понравится. — Ты потеряешь эту смелость, когда он узнает о твоем вратаре. — Я уверен, что он знает. Эндрю был со мной, когда я во всем признался ФБР в Балтиморе, и для меня очевидно, что по крайней мере один сотрудник в этом офисе получает зарплату не по назначению. Если бы кому-то пришло в голову отметить его как личность, представляющую интерес, то, конечно, это бы распространилось по цепочке. Я не волнуюсь, — добавил Нил, слегка пожав плечами. — Чем с большими людьми я взаимодействую, тем меньше я представляю угрозу, потому что не хочу подвергать их опасности своими действиями. — Я бы поверил в это от кого угодно, только не от тебя, — сказал Жан, когда они садились в машину. — В кого надежнее инвестировать? — Нил бросил ему вызов. — В человека, у которого есть дюжина причин не сорваться с поводка, или в того, кто держится просто потому, что ему сказали, что он не может отпустить? Жан проигнорировал его, и Нил оставил эту тему. Обратная дорога к дому Лайлы прошла в напряженном молчании. У обочины было свободное место, чтобы Нил мог припарковаться перед машиной Джереми, но он остановился посреди улицы и поставил машину на аварийку. Жан потянулся к ремню, но замер, когда Нил схватил его за рукав. Прошла минута, прежде чем Нил посмотрел на него. Жан не думал, что это из-за ночи он выглядит таким далеким, но голос Нила был спокоен, когда он сказал: — Запри свою дверь на ночь, если это поможет, но Грейсон больше никогда тебя не побеспокоит. В измученном мозгу Жана роилось слишком много мыслей, чтобы сначала это обрело смысл, но затем в памяти кристально ясно всплыл вопрос Нила: — «У вас есть кто-нибудь, кто мог бы взять на себя работу на месте?» То, что он смело набросился на Грейсона, когда Жан сидел рядом с ним, было невозможно; то, что Жан был слишком потрясен надвигающимся разрушением своей семьи, чтобы осознать, что это происходит, было непростительно. Единственным разумным ответом было неверие. Грейсон должен был уехать из города на этих выходных. Но останется ли он там надолго — это другой вопрос, и Жан почувствовал, как у него мурашки побежали по коже от одной мысли об этом. Поскольку «Гнездо» закрыто, а Эдгар Аллан находится под следствием, «Воронов», несомненно, отправят домой на каникулы. Грейсон весь год будет мотаться по Калифорнии. Действительно ли это было единственным решением, оставшимся у Жана, и сможет ли он выжить, если не воспользуется им? — Ты настоящий Веснински, даже если не называешь себя так, — сказал Жан. — Хочешь снискать расположение своего нового хозяина, защищая его имущество? — Нахуй Ичиро, — сказал Нил, и Жан не собирался сидеть здесь и выслушивать все, что последует за этим дерзким замечанием. Он распахнул дверцу, но Нил схватил его за раненое запястье, прежде чем Жан успел выйти из машины. Жан стиснул зубы от боли и сердито посмотрел на него. Нила не тронул его гнев. — Грейсону следовало просто отказаться от порочного наследия Рико и начать все сначала. Он сам затянул петлю, когда проделал весь этот путь, чтобы прикоснуться к тебе, и я не боюсь выбить табуретку из-под его ног. Жан попытался высвободиться, но хватка Нила была сильной. — Не притворяйся, что это из-за меня, ты, жалкий негодяй. — А почему бы и нет? — Спросил Нил. — Я всего лишь Моро, — сказал Жан ровным и свирепым голосом. — Я не… — Как и Элоди, — напомнил ему Нил, и Жан перестал дышать. — Помни об этом в следующий раз, когда решишь, что тебя не стоит спасать. Нил отпустил его, и Жан выскочил из машины. Он захлопнул за собой дверь и взлетел по ступенькам. Джереми распахнул перед ним входную дверь, но Жан быстро убрал его с дороги, положив руку на чужое плечо. Кэт и Лайла были дальше по коридору, но, увидев его лицо, вжались в стену. Жан не был уверен, куда направляется, но не удивился, обнаружив, что через несколько секунд стоит у своего стола. Он разложил свои блокноты перед собой, но не потрудился их открыть. Он подумал о Франции: о ежевике, маленьких уточках и соленом бризе Средиземного моря, о ружейном масле, о жжении от широкого ремня и страстном, немедленном «да». Он подумал о бесконечном полете на самолете в ад, о паре пронумерованных лиц и чудовищном мальчике, произносящем слишком претенциозное имя для такого грязного чудовища, как он. Он думал о Вечном: о тяжелых тростях и острых ножах, о сломанных пальцах, об утоплении и огне. Он думал о том, как уверенные руки Джозайи зашивали его только для того, чтобы Рико снова спустил его с лестницы, о кислом запахе крови и пота, которые не могли просохнуть на его толстой обивке. Пятеро добровольцев, которые должны были придти к нему, предательство Зейна, которое должно было уничтожить его, и единственном обещание, которое помогло ему выжить, несмотря ни на что. Обжигающий жар в груди мог быть результатом того, что у него ломались ребра или разрывалось сердце. Жан изо всех сил старался сохранить самообладание после такого кошмарного дня, но чувствовал, что его хватка ослабевает. «Терпи», — предупредил он себя, и в конце концов пришло отчаянное — «Сколько я должен еще терпеть?» Не в его правилах было спрашивать, не в его правилах было предполагать, что всему должен быть предел. Что бы они от него ни потребовали, он отдавал без колебаний и жалоб. Это было все, чем он был; это было все, чем он когда-либо станет. Ему хотелось кричать, пока его легкие не разорвутся. — Жан. — Джереми осторожно коснулся тыльной стороны его ладони, словно боялся, что Жан сломается, если он на нее надавит. — Скажи нам, что тебе от нас нужно. Меня зовут Жан Моро. Я принадлежу семье Морияма. У меня всегда будет хозяин. В какой-то момент его охватила такая лютая ненависть, что он едва мог смотреть прямо перед собой; в следующий момент он пришел в ужас от собственной неблагодарности. То, что он имел сейчас, было лучше всего, что ему когда-либо давали, и это, безусловно, было больше, чем заслуживал такой человек, как он. Хозяин ушел, Рико был мертв, а Жан был свободен от «Гнезда». У него была новая команда, новый дом и город, с которым он начинал знакомиться. Его ненавистные родители были небольшой ценой за то, чтобы сохранить то, что у него есть сейчас, не так ли? «А если Ичиро вернется за добавкой?» — подумал Жан, но он знал ответ на этот вопрос. Нил думал, что, приобретая связи, он будет в большей безопасности. Жан знал, что он просто указывает Ичиро, куда именно ударить, чтобы держать его в узде. Это была не свобода, а просто очень привлекательная клетка. Она должна была быть достаточно хорошей, чтобы Жан никогда не освободился бы от нее. Жан открыл один из своих блокнотов и посмотрел на «ТРУС» написаное поперек страницы. Прежде чем он успел подумать дважды, он схватил страницу и вырвал ее. Это оказалось легче, чем он думал, так что Жан быстро скомкал листок, прежде чем бросить его на пол. Следующая страница далась Жану еще легче, и с третьей попытки он справился с четырьмя. Он путался, но не мог остановиться. Это придало ему сил, дало ему время, чтобы справиться со своим горем и яростью. Джереми дал ему дочитать половину тетради, прежде чем повторить попытку: — Жан. — Если бы я попросил тебя убить меня, ты бы это сделал? — спросил Жан. — Никогда так не говори, — тихо и настойчиво произнес Джереми. — Посмотри на меня. — Я не буду. — Мы твои друзья. Пожалуйста, позволь нам помочь тебе. — Когда Жан отказался отвечать, Джереми сменил тактику. — Ты должен был стать примером моего успеха, но ты активно работаешь против меня. Моя неудача — это твоя неудача, верно? Скажи мне, почему ты борешься со мной, или отпусти меня. Жан пожалел, что вообще рассказал Джереми о партнерах «Воронов». Он и представить себе не мог, что так называемый капитан «Солнечного корта» так легко отвернется от него. С какой стороны ни посмотри, Джереми был прав: Жан не знал, как проигнорировать сделку, заключенную между ними. Ему не обязательно было нравиться или соглашаться с позицией Джереми; ему нужно было только уступить, если он не выполнял свою часть сделки. — Будь ты проклят, — сказал он, устав от поражения. По крайней мере, Джереми не злорадствовал. Казалось, он был доволен тем, что подождал, пока Жан уступит, уверенный в своей коварной победе. Жан хотел разозлиться на «Троянца», но его раздражение было скорее облегчением, чем искренним гневом. Из-за этого у него появились колючки, которые помогали ему держаться подальше от остальных, и он прижал их к себе для защиты. Когда он смог дышать, не чувствуя, что каждый вдох выворачивает его грудь наизнанку, он, наконец, повернулся лицом к своему капитану. Джереми смотрел на него снизу вверх в спокойном молчании. — Это, — Жан указал на себя, имея в виду неустойчивое настроение, в котором он вернулся домой, — пока не то, о чем я готов говорить. Однажды я скажу, обещаю, — добавил он, потому что, как только начнется суд над Натаном, ни от кого из них не удастся скрыть полуправду о кровавых делах его семьи, — Но не сегодня. Джереми минуту обдумывал это, прежде чем ответить. — Ладно. Так что же мы можем сделать сейчас? — Ничего, — сказал Жан и постучал пальцем по подбородку Джереми, когда тот открыл рот, чтобы возразить. — Проблема не в том, что сейчас, и не в том, что потом. Ты не можешь спасти меня от того, что было раньше, и ты не помогаешь никому из нас, пытаясь раскопать эти могилы. Предоставь все это мне и Добсон, — сказал он, и было удивительно, что он не поморщился, услышав ее имя. — Ты дал мне обещание, и я буду держать его при себе: помоги мне пережить то, что будет дальше. — И это все, что я могу сделать? — Это то, что можешь сделать только ты, — сказал Жан. — Я тебе доверяю. Он так старался не сказать, что у него нет выбора, что не сразу понял, что это правда. Он не понимал «троянцев» и не был уверен, что когда-нибудь поймет, но верил, что их искренняя преданность была настоящей. — «Их доброта имеет значение», — сказал Кевин этой весной. Он не говорил об этом, но Жан, наконец, почувствовал, что это правда. — Ты поможешь мне? — спросил Жан. — Все, что тебе только нужно. — Незаполненный чек — опасная вещь. — Поверь мне, — сказал Джереми. — Я могу себе это позволить. На это ему нечего было ответить, поэтому Жан вернулся к своим записным книжкам и сложил их в беспорядочную стопку. Это движение только привлекло его внимание к поврежденному запястью, и он прикрыл его другой рукой. Краем глаза он заметил какое-то движение, которое подсказало ему, что Кэт и Лайла устали наблюдать за происходящим со стороны. Лайла протянула ему большой бинт, но тут же убрала, когда Жан протянул за ним руку. Он без возражений позволил ей наложить повязку самой. — Мне нужно поесть, — сказал Жан, хотя понятия не имел, который час. — О, отлично, — сказала Кэт с преувеличенным энтузиазмом. — Я нашла новый рецепт, и мне нужен подопытный. Пошли. Они направились на кухню, где Кэт наступила на защелку мусорного ведра, чтобы Жан мог выбросить свои школьные конспекты. Она указала ему на стулья, когда он подошел, чтобы помочь, так что он устроился между Джереми и Лайлой. Жан посмотрел на часы и подумал, не извиниться ли за то, что задержал их после полуночи, когда у них была утренняя тренировка, Кэт разбудила свой бумбокс, прежде чем Жан успел решить, что сказать. Жан потянулся к повязке на руке, но тут же опустил руку на бедро. — Ладно, вот, что у меня получилось, — сказала Кэт, и Жан позволил ее бессвязному голосу отвлечь его от размышлений. Когда она метнулась через кухню за пропущенным ингредиентом в середине нарезки, Жан тихонько постучал по ноге и сосчитал. Прохладный вечерний ветерок. Радуга. Открытые дороги. Товарищи по команде. Но последнее было не совсем верно; он играл в командах с семи лет. Он с трудом мог вспомнить детей, с которыми играл во Франции в то время, как «Вороны» неотступно присутствовали в его воспоминаниях. Он любил «Воронов», он ненавидел их, он хотел бы никогда с ними не встречаться. «Троянцы» не могли принадлежать к одной с ними категории. Он не мог быть благодарен за одно, не вызывая неприятных воспоминаний о другом. Жан задумчиво постучал большим пальцем по бедру и попробовал еще раз. Друзья? Прошлое Жана превратилось в пепел и сломанные кости. Единственное, что связывало его с будущим — это сделка, заключенная от его имени: от него потребовали играть в игру, которую он едва мог выносить, пока мог держать ракетку. Жан тащился вперед, потому что знал, что нужно только выполнять приказы, но он был так измотан и разбит, что не знал, как сделать первый шаг. Если бы эти трое смогли хотя бы оттащить его от выступа, пока он снова не встанет на ноги, этого было бы достаточно. Он не переставал думать о том, что произойдет на выпускном вечере. Сейчас все, что имело значение — этот момент. Он представил себе тяжесть ноги Лайлы, зацепившейся за ножку его стула, нелепую манеру Кэт подпрыгивать и пританцовывать, наводя абсолютный беспорядок на столешнице, и тепло плеча Джереми, на которое он облокотился, почти прижавшись к боку. «Друзья», — снова подумал он, и на этот раз это показалось ему почти настоящим.