Драконье сокровище

      Тарталья нервно треплет свой красный шарф. Совсем скоро он снова увидит его. Прошло три дня с тех пор, как он прочитал то письмо и написал ответное.       Уважаемый Властелин Камня, Рекс Ляпис, Моракс, Бог контрактов и торговли,       Я польщен вашим вниманием к моей скромной персоне. Однако прошу простить мне мое невежество, для чего же вам нужны я и мое доверие? Я слуга Её Величества Царицы, и внимание другого Бога ко мне могут неправильно понять.       Как Чайльд смеялся, когда писал эти строчки. Обычно он совершенно не силен в политике, хотя и любит сверкать на балах. Но в этот раз, выводя строку за строкой, он испытал такое мрачное удовлетворение от мысли, что он, самый «слабый» в дипломатии Предвестник, заставляет старейшего Бога играть по его правилам.       Поэтому прошу вас во избежание недопонимания обратиться в Банк Северного Королевства с просьбой о личной аудиенции с Одиннадцатым Предвестником Фатуи, Чальдом Тартальей. Обещаю, я попрошу рассмотреть вашу просьбу в ускоренном порядке. Ожидайте ответа в течение месяца после подачи прошения. С уважением, Чайльд Тарталья       Он тоже умеет играть.       Однако он совсем не подумал о том, что произойдет, когда Моракс получит письмо. На следующий день тот заявился в банк вместе с госпожой Нин Гуан и предъявил обвинение о разрушении гавани и сообщил: если Одиннадцатый Предвестник Фатуи откажется сотрудничать, то его ждет суд и заключение под стражу.       Ладно, он не умеет играть.       Именно поэтому он сейчас ждет своего приговора, ходящего под именем Чжун Ли.       Встреча назначена на набережной, где они часто проводили вечера. И Чайльд наконец-то может оценить последствия своих действий.       Гавань Ли Юэ почти не изменилась, точнее, не изменились люди. Здания, обветшавшие от ударов мощных волн, стоят обломанными и израненными, словно старые воины после сражения. Улицы, когда-то полные жизни и смеха, теперь зияют пустотой, исчерченные трещинами и пестрящие обломками. Жители гавани… Лишь они не теряют присутствия духа. С каждым новым днем, они встают, чтобы столкнуться с разрушениями, оставленными Осиалом. И они все также приветливо улыбаются и машут Чайльду.       Точно.       Они все еще не знают, что именно он выпустил Архонта Вихрей.       Он отвечает им неловкой улыбкой и отходит в укромный уголок, стараясь больше не привлекать к себе внимания. Впервые он чувствует себя здесь лишним. Он принес боль и страдания всем этим людям, что были так добры к нему. Он ужасный человек.       Тарталья чувствует, как покалывает его отравленное бездной сердце. Он ведь совсем не хотел, чтобы пострадали мирные люди, но он не мог иначе. Хаос — это то, что он неизменно приносит с собой. Ходячее сердце раздора. Не зря его всегда пытаются отослать как можно дальше от Снежной. Но он даже рад, что это так. Иначе бы он никогда не увидел, как прекрасен остальной мир, не узнал, что можно жить иначе, не познакомился бы с ним.       В такие моменты он понимает, что нет неправильных решений, ведь любые из них все равно приводят туда, куда зовет душа.       Мужчины и женщины, молодые и старые — все вместе собирают обломки своих домов и спускают корабли, готовые снова отправиться в море. Дети, несмотря на все, продолжают счастливо резвиться, играя среди развалин, находя в каждом поврежденном уголке новые приключения. Рыбаки вновь отправляются в открытое море, бросая вызов своей удаче. Отовсюду звучат звуки молотков и пил.       Как же прекрасно детище Гео Архонта. Даже несмотря на его «смерть», несмотря на потери и разрушения, все не покладая рук трудятся, чтобы восстановить свой дом.       Глаза щиплет. Чувство тоски перекрывает кислород. Как же Аякс хочет вернуться к семье. Но лучше увидеть их здесь, с ним, в тепле и достатке.       Его предплечья неожиданно касается чужая ладонь. На чистых инстинктах в руках образуется водяной клинок, и Тарталья с разворота приставляет его к чужой шее.       — Чайльд?       Глаза Чжун Ли смотрят встревоженно. Руки примирительно поднимаются в воздух.       Тарталья испугано отшатывается в сторону. Его клинок выпадает из рук, образуя небольшую лужицу у их ног. Бедро нещадно жжет.       — Я… Прости…       Эти три дня ожидания были полны тревожных и депрессивных мыслей. Мало того, что тело до сих пор восстанавливалось, так еще и его собственный мозг не давал покоя, заставляя просыпаться среди ночи от резко нахлынувшей тревоги. Тогда Чайльд мог лишь судорожно хвататься за сердце и учиться дышать заново.       Он так устал от этой игры в неопределенность.       Поэтому, несмотря на страх, на тихий шепот бездны внутри, призывающий утопить все в крови, он делает шаг вперед, чтобы упасть в чужие объятья. Ему сейчас очень нужен просто Чжун Ли. Тот Чжун Ли, в которого он влюбился.       Чжун Ли мягко ловит его и прижимает к себе, обескураженно всматриваясь в рыжую макушку. Чувствуя, как трясет чужое тело, дракон беспокойно ворочается внутри. Хочется, спросить, узнать, кто обидел? Кто довел его? Но он и так знает ответ. Моракс сам виноват в этом.       Сейчас он может только быть рядом, поэтому он продолжает мягко покачивать Аякса в своих объятьях, пытаясь убаюкать его боль. Пока его минутная слабость не пройдет. Пока тот снова не надет маску бесстрашного Предвестника Фатуи.       — Аякс, — тихо шепчет Чжун Ли, — это я должен извиняться перед тобой. За то, что скрывал. За то, что сделал больно. За то, что тебе пришлось в одиночку с этим справляться. Мне очень жаль. Прости меня.       От Тартальи, который продолжает прятать лицо, уткнувшись в чужую шею, слышится лишь задушенный всхлип.       — Мой красивый, пожалуйста, не плачь, — Моракс отстраняет немного от себя, лишь чтобы, взяв его лицо в свои ладони, стереть появившиеся дорожки слез. Чужие губы дрожат, готовые разразиться новым всхлипом.        — Пожалуйста… Ты не представляешь, как сейчас болит мое сердце за тебя. Болит, ведь я не могу ничего поделать. Болит, ведь это я виноват, — но, видя, что он делает только хуже, он замолкает на пару секунд и решает поменять тактику, пытаясь развеселить. — Ах, кажется, я понял. Ты все еще не оставил своих попыток убить меня. В этот раз ты хочешь утопить меня, но боюсь тебя огорчить: нам придется так несколько суток простоять прежде чем…       Его прерывает короткий смешок и легкий удар в плечо:       — Ты! А ну-ка прекращай!       Но тем не менее Чайльд расплывается в счастливой улыбке. И Чжун Ли тоже счастлив. Не сдержавшись, он начинает расцеловывать заплаканное лицо:       — Что-что, — поцелуй, — прекращать, — поцелуй, — мой красивый?       — Вот, — поцелуй, — это вот!       — Уверен? — поцелуй, серьезный кивок, поцелуй. — Но я не хочу.       И целует уже всерьез. Одна из ладоней спускается на шею, фиксируя, вторую же он оставляет на щеке, мягко поглаживая. Тарталья задыхается, опьяненный чужой силой. Его кроет еще больше, когда он чувствует, как под его рукой бьется чужое сердце, чей бит неожиданно смешивается с глухим урчанием.       Мораксу хор-р-рошо. Его пара здесь, в его объятиях. И, кажется, все наконец-то на своих местах.       — Чжун Ли…       — Что такое, мой хор-р-роший? — дракон ластится, тычется носом в чужую шею. Лижет языком, хочет пометить.       — Что мы будем делать дальше? Царица… Она ведь… — отрывисто шепчет Чайльд. Для него еще не все закончено. Если не он, так его семья в опасности. И он теперь не уверен, что ему есть место в Ли Юэ, ведь где он, там и раздор.       — Не волнуйся, любовь моя. Я все решу.       Тарталья хмурится — ему очень не нравится, что Моракс совершенно не учится на ошибках и снова все пытается провернуть без него. И, чувствуя, как ему на шее выводят очередную влажную дорожку, он неожиданно даже для самого себя с недовольным рычанием вгрызается в чужое плечо, кусая до крови. Чжун Ли сдавленно охает, но не отталкивает, лишь стискивает посильнее в объятьях, потакая воинственному порыву.       Аякс отстраняется сам, чувствуя вкус божественной крови. Почти такой привкус железа, как и у обычной, но она как будто чуть более сладкая. Вкусно. Хочется еще — вторит бездна, но Тарталья в ответ лишь сильнее натягивает поводок, подавляя искушение.       — Мы решим, — Он произносит твердо, не принимая возражений. — Ты больше не один, мой дорогой предназначенный, поэтому впредь считайся и с моим мнением.       — Как скажешь, любовь моя, — мурчит Чжун Ли, целуя в макушку, и смотрит как на самое драгоценное сокровище. Дракон внутри радостно трясет хвостом — его маленькая пара хочет быть вместе, что может быть лучше? Еще и характер показывает. Как же приятно потом будет ломать её — заставлять её стонать, подмахивая бедрами, и думать лишь о нём, принимая все, что он ей дает.       Аякс нежится в крепких объятиях, вдыхая запах любимого человека. Он так соскучился. Тонкие нотки сандала и свежесть бергамота убаюкивают, создавая ощущение уюта и безопасности. С каждым мгновением, проведенным в его объятиях, тревоги отступают, уступая место блаженному покою.       — Так… Ты в курсе?       — Конечно, я в курсе. Сложно не быть в курсе, когда мое бедро нагло приватизировала золотая ящерица, — ворчит Предвестник, недовольно косясь исподлобья, вспомнив реакцию Кати.       — Дракон, — поправляет его Чжун Ли, опуская руки на бедра и собственнически сжимая. На это Тарталья лишь закатывет глаза и устало укладывает голову на крепкую грудь. Какая вообще разница? Хоть носорог.       Моракс задумчиво мычит в макушку.       — Что такое?       — Он не должен был показаться, не до тех пор, пока я сам тебе не расскажу.       — Ну… — Тарталья смущенно отстраняется, почесывая затылок, — возможно, так получилось, потому что я был, ну, при смерти? Доктор Бай Чжу сказал, что я выжил только благодаря тому, что тянул силы из метки.       — Я чувствовал это, но не думал, что все настолько серьезно, — Моракс мрачно поджимает губы и, серьезно смотря в чужие глаза, отрезает, — ты больше не используешь ни глаз порчи, ни третью форму.       — Нет! — Тарталья разгневанно пытается вырваться из объятий, но ему не дают, удерживая за предплечья. — Даже не думай, что ты имеешь право мне что-то запрещать. Не после того, как ты сам это все наворотил!       — Аякс, послушай меня, пожалуйста. Ты так просто погубишь себя!       — Чжун Ли! Ты забываешься! Я смертный! Рано или поздно я все равно умру!       Как бы грустно ни было это признавать, но это так. Он не сможет быть с ним вечно. Поэтому Чайльд так отчаянно сейчас пытается отстоять свои права, ведь совсем не хочет такой жизни, тихо и спокойно — это не для него. Уже не для него.       Быть может, тогда, еще до падения в бездну, такая жизнь была для него. Он бы просто рыбачил и охотился, а дома его ждала бы «милая» жена, которая бы строила его и всю семью. Но из этих картин будущего его вытаскивает твердый голос:       — Не умрешь.       — Как это не умру? — Чайльд резко застывает. Он чего-то еще не знает? О чем вообще идет речь?       Чжун Ли покорно вздыхает. Он не хотел обсуждать это в такой обстановке, но его маленькая миленькая пара прямо сейчас нуждается в его объяснениях, и он не может ей противостоять.       — Когда была эра богов… Нет, не так. Аякс, сердце мое, ответь мне, ты хотел бы быть со мной вечно?       Вечно? Прям вечно-превечно?       Чайльд… Он не уверен. А вдруг он надоест Чжун Ли? Или наоборот? Как вообще можно быть уверенным в том, что они будут любить друг друга вечно, когда Тарталья даже не уверен в том, что проснется завтра. Он привык жить одним днем, привык делать все сразу, ведь только так ты выживешь в бездне. Но сейчас он не в бездне. А будущее трепетно обнимает его, с любовью готовое принять любое решение.       И согласие почти сорвалось с его губ… Как в голову резко пришло осознание… Это ведь действительно бессчетное количество дней… И не только. Ему же придется… Увидеть, как все его близкие, его драгоценные младшие, все они когда-нибудь умрут. Его тело охватывает легкая дрожь.       Молчание затягивается. Чжун Ли обеспокоено пытается поймать бегающий взгляд, чтобы понять чужие мысли.       — Я… хотел бы, но… Как же моя семья? Они ведь…       — Море мое, я бы очень хотел, чтобы твоя семья была в целости и сохранности от течения времени, но ты уверен, что сам готов обречь их это? Бессмертная жизнь далеко не для всех божественных дар, иногда это наихудшее из проклятий, — Моракс мягко поглаживает щеку, еще не утратившую подростковую припухлость. У него щемит сердце от переизбытка чувств. Его мальчик совершенно не думает о себе, для него на первом месте его семья. До чего прекрасная пара ему досталась…       Тарталья прикрывает глаза, принимая чужую ласку. Слушая тихие слова, он в задумчивости прикусывает губу. Затем открывает глаза и решительно произносит:       — Ты прав. Сейчас я могу решать только за себя. И я хочу быть с тобой. Даже если потом будет больно, грустно и страшно, то пусть. Переживем. Как говорят в Снежной, жить вообще больно, так что теперь не жить? — и ярко улыбается, хотя легкая грусть все еще таится в его глазах.       — Ты сделал меня самым счастливым человеком на свете, душа моя, — удовлетворенно сверкая янтарным взглядом, Чжун Ли старомодно целует тыльную сторону ладони, выражая свою благодарность. Чайльд невольно заливается краской. Он не скоро привыкнет к таким жестам, как и обращениям, если вообще привыкнет.       До Тартальи потихоньку начинает доходить, что, кажется, когда он в начале встречи просто упал в чужие объятья, он не только дал ему полный карт-бланш, но и открыл ящик Пандоры. Как будто за эти столетия… Тысячелетия? Сколько вообще Мораксу лет? За все это время у Гео Архонта скопилось такое количество нежности и любви, что она прорывается из него сносящим все на своем пути цунами.       От мыслей его отвлекает уверенное прикосновение к подбородку, заставляющие посмотреть в глаза. Хитрый прищур золотых глаз и приговор:       — Аякс, сокровище мое, как ты смотришь на то, чтобы мы представили тебя моей семье?