Яблоко от яблони

Мегуми часто снились кошмары, и во всех из них появлялся его отец. Он был повторяющейся, неизбежной фигурой, вокруг которой вращался мир Мегуми. Он был болезненно детализированным с выражением гнева, кричащим на него непонятно из-за чего. Он был размытым призраком, только силуэтом человека, которого он знал сейчас — холодным и безмолвным, далёким, как линия горизонта. Он был всем, принимал самые разные формы, забираясь всё глубже в голову мальчика. Шепча и шепча слова, не запомнившиеся Мегуми. Но эти он помнил. — Не смотри. – приказал голос. Мегуми хотел спросить: "Почему?" — Отвернись. Мегуми не мог. Он не мог отвернуться. Он дышал словно испуганный кролик, подстреленный охотником — жалкое дрожащее существо. Глаза застилали жгучие слёзы, и всё же картинка была такой отчётливой, гротескной. Отец стоял, неподвижный и стоический, смотря на него пронзающим взглядом. Его глаза никогда раньше не были такими безэмоциональными и ледяными, как вязкое болото, утягивающее людей на дно. — Тихо. И на этот раз мальчик подчинился, потому что его горло ужасно болело, и издавать он мог только хриплые стоны. Его глаза не отрывались от бездыханного тела. Лицо изуродовано до неузнаваемости, месиво выбитых зубов, глазного яблока, выпавшего из орбиты, крови, заливающей всё и собирающейся в лужицу под головой человека. Его рука, недавно сжимающая горло Мегуми, отрезана и, как извращённая шутка, покоилась в разорванном рте мужчины. Что именно случилось?… События расплывчаты. Всё, что он помнит — крики и кровь. Ему кажется, что они преследуют его всегда и везде. Неотъемлемая часть его жизни, прячущаяся в тёмных углах его разума, пока он не вспомнит. Не вспомнит страх и беспомощность, железный привкус красной жидкости и молчаливого защитника. Как бы Мегуми не пытался жить нормально, за ним по пятам шла смерть. Как бы он не пытался забыть, это посещало его во снах. Мегуми проснулся на мокрой подушке. Вновь убеждал себя, что это выдумка воображения, а не воспоминание. Но может ли его воображение в таких деталях изобразить подобное? Ужасающее изображение въелось в его мозг, засело навязчивой мыслью. Он упал на колени, опираясь о пол руками, и его вырвало. Ничего не вышло, потому что он почти не ел вчера. Вчера. Проклятье чуть не убило его. Страшное осознание, но было ли это впервые? Не испытывал ли он этого раньше? Он был весь в крови и травмах, но всё прошло. Его отец пришёл. Чувство дежавю преследовало его, но он отмёл это в сторону. Ему стоит поблагодарить Сёко позже — она знала его меньше дня и всё же помогла. Мегуми вытер слёзы, задаваясь вопросом, закончатся ли они когда-нибудь или он скорее умрёт от обезвоживания. У него были самые разнообразные кошмары: те, где отец бросил его на произвол судьбы и никогда не возвращался, где отец умер, а Мегуми даже не знал, где мальчик никому не был нужен в этом жестоком мире. Они разнились по содержанию, но следовали устоявшемуся сценарию. Этот сон был особенным, никогда не менявшимся, всё одно и то же. «Не смотри» — и он смотрел на изувеченного мертвеца. После чего всё заканчивалось. И это всегда оставляло его в подвешенном состоянии, словно он так сильно хотел прочитать конец или начало, но все страницы вырвали и оставили только середину. Сюжет без какого-либо контекста. Он встал с пола, пошатываясь, и направился в ванную, захватив чистую одежду из сломанного шкафа. Он набрал воду и вылил на свои волосы, наблюдая, как прозрачная вода становится розоватой. Он усиленно тёр голову, не жалея шампуня, пытаясь отмыться от этого чувства. Будто он весь вымазан в перманентной крови, не смывающейся, как бы не пытался. Кожа раздражалась от того, как усиленно он её тер, но он не прекращал. Его прервал стук в дверь. — Чего ты там так долго, соня? — произнёс голос, слишком бодрый для его отца, — Выходи обедать. Мегуми не ответил, отложив мочалку, и смыл шампунь и мыло в последний раз. Шрам на ноге был жутким и огромным. Ему захотелось его незамедлительно скрыть, но он только отвёл взгляд, надевая чистые шорты, доходящие до колена. Когда он пойдёт в школу — наденет штаны. Только чтобы не задавали вопросов, ведь рана не могла стать шрамом за такое короткое время, а до этого он ходил с совершенно чистой, неповреждённой кожей. Он вышел из ванной, чувствуя себя ничуть не лучше. Трещины на стене в коридоре никуда не пропали, но вся кровь и на стенах, и на потолке, и на полу исчезла. Ни одного пятнышка не пропущено. Без задней мысли он отправился на кухню, не выказывая ни единого беспокойства при виде Тоджи. Почему-то, даже при осознании того, что его отец убийца, он его не пугал. — Утро. — пробурчал Мегуми, садясь за своё место. Перед ним поставили тарелку покупного карри с рисом. Он не был голоден, но взял ложку и начал есть. — Утро. — беззаботно сказал Тоджи, усаживаясь напротив него со своей тарелкой. Они немного помолчали, пока мужчина жевал мясо и овощи, а потом, сглотнув, спросил его, — Как спалось? Тоджи мог сказать, что ужасно, по уставшему виду своего сына. Ночью, когда он ходил его проверять, он видел как тому снились кошмары. Он не узнал о чём — мальчик был очень тихим, только дрожал и корчил гримасы. Он пытался разбудить его несколько раз, но сдался, решив, что разберётся с этим попозже. И «попозже», наверное, уже наступило. — Хорошо. — автоматически ответил Мегуми и пожал плечами, не смотря на него, — Должно быть плохо? — Да-а, конечно. Всё просто прекрасно. — сказал он со смешком, наклоняясь к мальчику через стол, — Учись врать лучше. Понадобится в жизни. — Чего ты от меня хочешь. — это не звучало как вопрос, скорее как требование. Тоджи протяжно вздохнул, откидываясь назад. Теперь Мегуми внимательно наблюдал за ним и мужчина видел его любопытство, будто он пытался что-то разгадать. Стоит ли ему просто бросить эту тему? Да, к чёрту. — Наоборот, ты от меня чего-то хочешь. — мальчик вмиг стал застенчивым, что вызвало у него усмешку, — Ну давай, спрашивай. — Ты убийца. — это обвинение или утверждение? — Конечно. — согласился он, выпивая кипяток со вкусом листьев, и сразу же давясь им. Какой ужасный чай, ему следует запомнить что это за производитель, и никогда его больше не покупать. — Вины не чувствую, если в этом дело. — Мне на это плевать. — отрезал Мегуми и, вау, как грубо. Хоть бы немного побеспокоился о морали, что ли! — Ты убийца. Ты когда-нибудь… убивал человека на моих глазах? Тоджи поставил чашку на стол с громким стуком и серьёзно посмотрел на мальчика. Он выглядел таким растерянным и искренним. Действительно не помнит. Мужчина задумался о том, что если он скажет правду, то придётся объяснять почему. И он не знал, стоит ли рассказывать о подобном. — Ты не помнишь? — Помню. Но… — он нахмурился, гоняя оставшуюся еду по тарелке. Тоджи не сказал ему не играться с едой, — Я не могу вспомнить ничего, что произошло до этого или после. Как будто я просто выдумал это. — Это произошло. — Почему? На их прошлом месте жительства был один сосед. Он показался Тоджи неплохим парнем, поэтому он не препятствовал знакомству этого соседа с Мегуми. Мальчику он конечно не понравился, потому что ему никто не нравился. Но было неплохо иметь рядом добровольца, который бы немного приглядел за мальцом, чтобы тот не убился из-за того, что все малолетки тупые и несамостоятельные. Итак, с кем бы не находился Мегуми, главное что живой. Что бы мальчику ни угрожало, Тоджи не переживал за него. Очень скоро он не был бы его проблемой. В один из дней он застал соседа, занимающегося этим с его сыном, и взбесился. Он разорвал его лживый рот голыми руками, чтобы тот не кричал, и бил его лицом о стену до тех пор, пока опознать труп было просто невозможно. Мать родная бы не узнала. Он толком и не помнил, что ещё сделал с ним, пребывая в ярости. Парень уже умер, когда он осознал присутствие своего сына. Он приказал ему не смотреть, но ребёнок уже всё видел. Они переехали. Мальчик вёл себя молчаливее, чем обычно, но Тоджи не видел никаких признаков травмы от сексуального насилия. И об убийстве на его глазах Мегуми, казалось, не беспокоился. Он даже не знал, что именно отброс общества сделал с его сыном, и разве можно просто спросить об этом? Когда он попытался обсудить это с мальчиком, тот просто ответил ему, что не помнит никакого «мистера, причинившего ему боль». — Он это заслужил? Он заслужил куда больше, чем смерть. Он заслужил вечные страдания и отдельный котел в Аду, он заслужил куда более мучительную участь. Как только Тоджи узнал о том, что Мегуми общался с сопляком Годжо за его спиной, он разозлился. Словно это повторение той же самой ситуации, потому что Тоджи опять не смог уследить, не предупредил, позволил мальчику забыть и вариться в сладком неведении. «Чувство вины это социальный конструкт.» – сказал он сам себе, но это никоим образом не утешало. — Да. — он чувствовал его вопрошающий взгляд на себе. Тоджи не знал, как и нужно ли ему объяснять. Хорошо, что мальчик не помнит — дырявой памятью он пошёл в отца. — Послушай меня. Это важно. Он встал со своего стула и присел перед Мегуми, положив руки ему на плечи. Мальчик сидел неподвижно подобно статуе. — Пообещай мне. Что никогда больше даже не подумаешь о том, чтобы приближаться к незнакомцам или общаться с ними. Любым. Неважно, мужчина или женщина. — ребёнок кивнул, но Тоджи не собирался довольствоваться этим, — Словами. Давай. — Я обещаю, что не буду пересекаться с незнакомцами. — поклялся Мегуми со сведёнными к переносице бровями. — Что случилось? Тоджи вздохнул. На Мегуми и так навалилось достаточно для шестилетки. Как бы у него волосы не поседели… — Скажу, когда станешь старше. — Насколько старше? — Всё, цыц. Мегуми закатил глаза, спрыгивая со стула и направляясь в свою комнату. Он даже не мог предположить, что скрывал от него отец — что случилось? Что случилось с ним? Зудящее раздражение из-за неполных воспоминаний вновь возвращалось. Он имел право знать, не так ли? Воспоминания и пережитый опыт формировали его личность. Даже самые плохие. Все они имели место быть, похороненные в сохранности в его библиотеке памяти. Но, может, он не хотел знать, что случилось.