***
Семь вечера наступили незаметно. Закончив мелкие дела после закрытия, Мастер вышел на пыльную и светлую улицу и достал сигарету, но зажигалка отказалась работать. — Черт! — усмехнулся Мастер своей невезучести. Через секунду рядом появилась рука, протягивающая зажигалку с огоньком. — Простите мне мой unbändig интерес. Надеюсь, я вас не испугал. — Вы четыре часа ждали, пока я освобожусь? — У меня были дела в этой части города, — оглянувшись, улыбнулся Воланд. — Но я не мог устоять перед искушением и не попробовать пригласить вас на прогулку. — В таком случае, как же я могу устоять и не ответить согласием? — приглашающим жестом Мастер указал в сторону дороги к метро. — Но прогулка будет недолгой, к сожалению. Здесь минут десять ходьбы. — Тогда не будем размениваться на пустые фразы, — ухмыльнулся собеседник. — Мне вот что интересно. Ваш взгляд на работу очень романтичен. К тому же, вы очень много времени проводите среди книг и уверен, что в вас живет огромная любовь к литературе. — Что ж, пока все верно. Даже немного пугает ваша проницательность. — Вы пишете? Пожалуйста, скажите да, — слегка подпрыгнув, восторженно сказал Воланд и устремил взгляд на Мастера. — Пишу, — скулы покрылись небольшим румянцем, который писатель хотел скрыть от собеседника. — О чем же вы пишете? О любви? — Нет, — грустно усмехнулся Мастер. — к сожалению, о таком я не могу писать. — Не хотите ли вы сказать, что никогда не любили? — Ну почему же, — быстро ответил писатель, а потом, подумав, добавил: — хотя… наверное… в моей жизни было много влюбленностей, но они длились недолго. Неделю-две. Может, месяц. А единственная любовь, которая со мной случилась, закончилась весьма плачевно. — Что произошло? — Не много ли вопросов вы задаете? — по-доброму прищурился писатель, удивляясь насколько легко было общаться с этим человеком. — Что же насчет вас? — У меня… — на губах застыла улыбка, но глаза выдавали внутренний диалог или монолог, или просто обдумывание. — У меня тоже не все прекрасно в этом плане. Любовь была очень давно. И закончилась так же, как и у вас — плачевно. — Могу я узнать, что случилось? — Вы мне не рассказали, — будто издеваясь, но все равно как-то солнечно, ответил Воланд. — Справедливо. — Я очень трудный человек. Он не выдержал и ушел. Достаточно банально. — Он? — Вас смущает? — Нет, ни в коем случае. — А у вас…? — Она, — понимая к чему клонит собеседник, ответил Мастер. — но мог быть и он. Воланд хотел было что-то сказать, но писатель его опередил, махнув в сторону метро. — Мы пришли, — улыбнулся он, щурясь от закатного солнца. — Спасибо за компанию. Это была приятная прогулка. — Согласен. Вы очень интересный собеседник. — Спасибо. Вы так и не сказали, что делали в моем магазине. Кто же вы такой? — Шпион, интервент, сам дьявол? — загадочно проговорил Воланд и улыбнулся. Мастер легко рассмеялся. — Что ж, вы знаете, где меня найти. Буду рад пообщаться вновь. Даже если вы шпион, интервент, сам дьявол, — Мастер одарив на прощание собеседника своей лучшей улыбкой, нехотя пошёл в сторону метро, но через пару шагов развернулся. — А, и ещё. Вы не кажетесь мне трудным человеком. Воланд благодарно кивнул и продолжил смотреть вслед писателю по-юношески бодро спускающемуся в метро. Москва дарила подарок за подарком.***
— И надолго вы из Германии туманной прибыли к нам? — Летний зной в парке был приятен только благодаря тени деревьев, которых было много. Этим летом Мастер много гулял, сам от себя такого не ожидая. Воланд каждый день заявлялся на пороге и, обрушивая извинение за свою навязчивость, а после получая стандартное «это не так», вытаскивал на прогулки, которые продолжались до самой ночи, до момента, когда оба еще не хотят расстаться, но понимают, что придется. Мимо пролетел мальчишка на скейтборде и собеседник Мастера отвлёкся на него. — Сложно сказать, — задумчиво проговорил Воланд, все еще всматриваясь в даль, где скейтбордист уже присоединился к своей компании. — Командировка у меня на полгода, но я, в целом, волен её продлить и остаться тут на более длительный срок. — Настолько нравится здесь работать? — Да, мне очень интересно изучать вашу страну и людей. — И что же вы можете заключить о людях? — Вы очень aufopferungsvoll. — Что ж, — рассмеялся Мастер, — если это первое, что вы можете сказать о нас, то представляю какими мы вам видимся. — Простите, мой друг, — послышался бархатистый смех. — Но даже о любви вы рассуждаете с этой вашей русской… как она? — Тоской? — Да. Вот взять вас, — Воланд щелкнул пальцами и указал на собеседника. — Я уверен, все, что вы мне скажете о любви, загонит меня в депрессию. — Это не так, — споткнувшись о торчащую плитку, Мастер схватился за чужое предплечье. — чёрт! Каждые полгода перекладывают и все равно криво, — кинул как бы между прочим писатель, на что собеседник усмехнулся. — Я ценю любовь, просто она немного переоценена. — Ну конечно. И все эти произведения о любви на протяжении всей человеческой истории… — А вы посмотрите, что это за произведения. Ведь та любовь, она идеализированная. Влюблённость лишь в картинку, образ. — Хорошо, но ведь вы влюблялись, — на лице появилась нежная улыбка. — Неужели не хотите почувствовать это снова? Это schwindelig vor Glück? Радость встречи? Приятное тепло, когда вы просыпаетесь вместе и разговариваете о всяких мелочах? — Вы романтик. — Не исключено. — Но жизнь не роман. Этот всплеск счастья в какой-то момент превратится в падение. И будет уже не весело. Я хочу спокойствия. Если и любви, то спокойной. Когда ты просто уверен в человеке и он служит для тебя спасением от суеты. — Почему же вы думаете, что такое невозможно? — Я не говорил, что невозможно. Просто у меня нет сил на поиски этого. Спокойствие мне дарит и работа. — А если вы встретите человека и влюбитесь? Так же будете бегать? — Я не бегаю. Просто не стремлюсь, — Мастер отвернулся в сторону реки и залюбовался отблесками заката. — Насколько это будет dreist попросить увидеть ваши тексты? Было бы логично сказать, что «да, весьма нагло», «мы знакомы всего ничего», «я о вас ничего не знаю», но не хотелось. Мастер вообще начал думать, что ему невозможно ответить отказом. Что бы ни попросил Воланд — он бы согласился. Дурачиться? Да. Вести разговоры о любви? Да. О книгах? Тем более да. «Только не прекращайте улыбаться и разговаривать со мной». — Очень нагло, — наконец выложил Мастер. — Но к вашему везению, вам идёт эта наглость и я не в состоянии отказать. Поездка в метро не прошла без эксцессов, над которыми Мастер в последствии смеялся. Поезд, прибывший на платформу, был времен открытия метро, поэтому стоять друг к другу приходилось почти вплотную, чтобы услышать хоть слово. И мало того, его ещё и качало из стороны в сторону. И конечно, вагону приспичило в очередной раз качнуться ровно в тот момент, когда Воланд решил показать на экране телефона невероятно важную картинку. Он полетел вперед так быстро, что даже выставленные вперёд руки не смогли помочь, Мастеру пришлось схватить его за бока, иначе бы писательскому затылку грозил удар об двери. Падение было слишком резким. Оба замерли. — Entschuldigung, — прошептал Воланд. — Macht nichts, — улыбнулся писатель, не отпуская из рук чужую рубашку. — Aber wechseln Sie nicht auf Russisch, wenn Sie etwas Lustiges von den Menschen um Sie herum hören möchten. — Ich hatte nicht erwartet. — Ja, die Moskauer U-Bahn ist sehr tückisch. Вагон остановился на станции и Мастеру прошлось перебороть себя и выпустить своего спутника из рук. Показалось, что на лице напротив тоже мелькнуло разочарование. — Понаедут из своих европ, тьфу, — выругался седоволосый дедуля, ковыляя мимо них в сторону выхода. И как только тростью не ударил будто случайно. — Лишь бы срамоту наводить на наш народ. — Ich habe es dir gesagt, — прыснул от смеха писатель. — Es stellt sich heraus, dass du einen schlechten Einfluss auf mich hast. — Ich gebe mir große Mühe. Дома ждал творческий беспорядок и, о чем Мастер совершенно забыл, отсутствие еды. Протянув Воланду пачку бумаг и смущено произнесенное «я в магазин и обратно», писатель оставил своего гостя в компании дивана и торшера у него. Пробежка до магазина и обратно, должно быть, удлиняет жизнь, но пока он чувствует только будто его легкие заковали в железные тиски. — Пахнет очень вкусно, — на заполненную шкворчащими звуками кухню пришел Воланд. — Почти готово, — обернулся Мастер, улыбка сама появилась на лице. — Вы уже дочитали? — Ещё нет, меня прервало ваше блюдо, — Воланд оказался у чужого плеча и заглянул в сковородку. — Уж очень интересно, что готовите. — Жареная картошка с сосисками, — Мастер повернул голову и замер. Такая близость грозила картошке сожжением. — Это гениальность в простоте. — Прям как вы. Вроде, мы с вами ни о чем великом не говорим, но оторваться от этих разговоров невозможно. — Вы ещё не попробовали мою еду, а уже осыпаете комплиментами? — наколов кусочек картошки, Мастер аккуратно поднес её Воланду, попутно обдувая и держа ладонь под вилкой, чтоб не запачкать маслом пол и одежду. — Держите, — подушечки пальцев случайно коснулись чужого подбородка. — Unglaublich, — мужчина на секунду прикрыл глаза от удовольствия и облизнул губы. — Готовите вы так же, как и пишете. Есть что-то чем природа вас не verliehen? — Разве что любовью, — усмехнулся Мастер, обходя собеседника и доставая из шкафа тарелки. — И умением общаться с людьми. — Ну это поправимо. — Неужели в Германии не жарят картошку? — переменил тему писатель в надежде, что Воланд не заметит чуть видного румянца на щеках. — В Германии может и готовят, у меня в семье — нет. Отец… он часто покупал готовую еду. — А мама? — присаживаясь за стол и приглашающим жестом указывая на стул напротив себя, спросил Мастер, не удержав любопытство. — Она… — Воланд помрачнел. — Простите. Если это слишком личное… — Нет-нет, — черты лица расслабились. — Не слишком. Она умерла, когда я был ребенком. Так что о ней я ничего не знаю. — Мне очень жаль. — Спасибо, но все хорошо. А что насчет вас? — закинув в рот очередную порцию картошки, улыбнулся Воланд. — Если не вдаваться в подробности криминального мира, девяностые были весьма… ммм… странными временами. И на выходе из них, вместо родителей, у меня остались квартира и магазинчик. — Мне очень жаль. Это ужасно. — Такова жизнь, — грустно пожал плечами Мастер. — Поэтому, сами понимаете, я никогда не отдам этот книжный. Если мой отец не сделал этого, то у меня нет никакого права спасовать.***
Мастер дремал, удобно устроившись возле читающего гостя, на диване. Ровное дыхание рядом и шелест страниц убаюкали очень быстро. В комнате царил приятный полумрак, рассеиваемый только у дивана, а с улицы, через приоткрытое окно, изредка доносился шум от проезжающей мимо машины. Писатель не заметил как его голова упала на чужое плечо. И, видимо, всё-таки уснул. — Мастер, — шепот заставил уши покраснеть, — вы спите? — Да, простите, — писатель сел ровно и зевнул. — Я случайно. — Это я должен извиниться. Не подумал, что вы можете устать, после рабочего дня, и навязал вам свою компанию. — Нет-нет. Я уснул только потому что с вами очень спокойно. Это расслабляет. — В любом случае, мне нужно ехать. Время позднее, забирать у вас ещё часы сна было бы жестоко, — вставая с дивана, Воланд положил бумаги на стол. — Тогда оставайтесь, куда же вы поедете в ночь? Я расстелю диван. — Спасибо, но вынужден отказаться. Завтра столько дел, что придется очень рано вставать. Не хочу вас будить, — Мастер на это лишь пожал плечами и улыбнулся. — Однако, что касается ваших рукописей… — Да? — писатель замялся и смущенно потер рукой шею. — Вы обязаны это напечатать. — Вам понравилось? — Шутите. Ваши тексты это Goethes Phantasmagorie vermischt mit Dostojewskis Psychologismus. Это великолепно! Этого так не хватает сейчас на книжных полках. Волнительное ощущение признания затмило мысли и выдавив какую-то скомканную благодарность, Мастер не заметил, как его друг уже стоял у выхода, все также лучезарно улыбаясь. «Жду продолжения» — и дверь закрылась. Писатель подошёл к окну, чтоб посмотреть куда Воланд направится во втором часу ночи. Не успев выйти из подъезда, тот нырнул в черную машину, которая, видимо, изначально его и ждала.***
— Вы, получается, коммунист? — Упаси боже. Стрелки часов перебежали за полночь. Первая бутылка вина одиноко лежит у мусорного ведра и ждёт, когда к ней присоединится вторая, которая так и норовит выскочить у Мастера из рук. Маленькая комнатка, к которой вела та лестница, каждый раз поражавшая Воланда своей красотой, была скромно обставлена диваном и рабочим столом со стулом, где Мастер хранил все документы. Эти вечера, которых было очень много за последний месяц, были одни из самых уютных в жизни Мастера. Такое ощущение спокойствия в общении с другим человеком он чувствовал единожды и параллели, которые мозг предательски подкидывал, заставляли насторожиться, однако придавать им значения он не хотел. — Я не люблю крупные корпорации, но коммунист из меня никудышный, — помолчав, продолжил Мастер, усмехнувшись. — Чем же вам не угодили корпорации? — Там нет души. Ведь в конечном счете вся их деятельность направлена на получение прибыли, а не удовольствие от работы. — Но ведь есть вероятность, что там работают люди, которые любят свое дело? — Как часто вы заходите в книжный магазин крупной сети и запоминаете человека, что помог вам найти нужное произведение? — Я… — Или вспомните хотя бы, как этот человек выглядит. Сколько раз вы здоровались с одним и тем же сотрудником дважды, потому что не помните, кто вам помогал минуту назад? — собеседник ничего не ответил, только улыбнулся, наслаждаясь рассуждениями. — В крупных корпорациях нет души. А каждая книга — это про душу. Душу автора и читателя. И их диалог. — Хорошо. А если, допустим, человек открывает свой книжный, а после его дело становится настолько успешным, что становится корпорацией? — Человек, который истинно любит искусство, никогда не променяет свой один магазин, в который он вложил всего себя, на огромное количество бездушных ларьков. — Интересно, — взгляд стал слишком задумчивым, будто они обсуждают реальные проблемы, которые стоят перед ними. — А если человек получил это в наследство? Что если он действительно любит книги и восхищается писателями, но так сложилась его жизнь? Он изначально был вкинут в этот жизненный поток? — Могу только посочувствовать, — усмехнулся Мастер, осушив бокал. Будто оскорбившись, Воланд встал с дивана и, подойдя к окну, устремил взгляд на улицу, обдумывая что-то. Мастер, поколебавшись, отставив пустую бутылку, аккуратно подошёл к собеседнику. — Я вас обидел? — всматриваясь в такой знакомый теперь уже профиль, проговорил писатель. — Простите, я не знал, что это больная тема. — Нет, ничего. Вы… — будто тщательно обдумывая каждое своё слово, Воланд безотрывно глядел на улицу, не обращая, тем временем, на происходящее на ней никакого внимания, — вы интересно рассуждаете. Я… просто задумался, — вымученная улыбка появилась на лице. — Красиво здесь. — Очень красиво, — не отрываясь от лица, которое, подсвечиваясь фонарным светом, всё ещё было омрачено какими-то внутренними переживаниями, но от того не менее прекрасно, прошептал Мастер в надежде, что собеседник не услышит его. Однако Воланд услышал и повернулся. — Вы смотрите на меня… — Да. На вас, — не ожидая от себя такой смелости, уверено проговорил Мастер. — И то, что я вижу, мне кажется очень красивым, — чуть менее уверенно он сделал шаг в сторону собеседника, сокращая и так небольшое расстояние между ними, до размеров выдоха. — Ваши глаза и движения, отражение мыслей на вашем лице, то, как вам идет полумрак, — прошептал Мастер, — всё это выглядит как искусство. — Стойте, — с трудом выдохнул Воланд, отстраняя писателя от себя, — вы пьяны. — Разница между мной пьяным и трезвым лишь в том, что я сейчас я могу решиться вас поцеловать. — Вы должны кое-что знать… — Что вы из тех капиталистов, о которых я нелестно выражался? — Либо вы очень удачливы, либо знали это наверняка. — Вы сказали мне это множество раз всеми способами, кроме слов. Я же вижу, как моё мнение по этому вопросу озадачивает вас. Пару раз мы с вами встречались у бизнес-центра, где располагается офис этой дурацкой книжной сети. К тому же, ваш вид и некоторые привычки выдают в вас бизнесмена сразу же. — Я надеялся, что вы это проигнорируете, но вы считываете мелочи за секунду, как истинный писатель, — все еще грустно усмехнулся Воланд и опустил взгляд. — И неужели вас это не смущает? — Вы не относитесь к тем людям, которые мне неприятны, — глаза резко взметнулись и блеснули надеждой. — Неужто вы считаете, что подходите к книгам с холодным бездушным расчетом? Все наши рассуждения меня убеждают в обратном. — Я… — напряженно выдохнув, Воланд метнул взгляд в сторону, но сразу же вернул его к собеседнику, — я так боялся вам об этом рассказать. Думал, что вы во мне разочаруетесь. — Не волнуйтесь, — вновь подойдя вплотную, Мастер положил руки на чужие плечи. — Я всё это знаю и всё ещё очарован вами. Воланд не успел ничего ответить, почувствовав как его губ коснулись чужие. Писатель был аккуратен, будто растягивая момент, будто желая чтоб этот вечер, тихий, неяркий, отдающий вкусом вина и желтым освещением фонаря, чтоб именно этот вечер, где по телу Воланда мягко скользили руки, а его губы были во власти чужих, очень трепетных и нежных, чтобы этот вечер, который стал в разы лучше несколько секунд назад, поскольку начал наполняться радостью от взаимности, чувством будто первой влюбленности, именно этот вечер не был наполнен вспышками страсти, был наполнен только немного хмельным чувством спокойствия.***
Солнце слепило в глаза, а стоило их открыть, так оно будто вовсе уничтожало, голова начала трещать. Отвернувшись от окна, Мастер почувствовал боль ещё и в спине. Не выдержав таких мучений, он выдохнул протяжной «ай». — Mein lieber, Bitte keine lauten Geräusche, — раздалось кряхтение сбоку. — Простите, — писатель, переборов нежелание смотреть в сторону солнца, повернулся к Воланду. — Спина ужасно болит. — Не стоило в порыве радости биться ею о перила. — Я… что? — Начнем с другого. Что последнее вы вообще помните? — Помню, что мы пошли за ещё одной бутылкой вина, после поцелуя. Чтоб отпраздновать. А дальше — пустота. — Мы её купили и вы, выпив половину ещё только по пути сюда, зашли в магазин уже отпразднованным. Как вы после этого вообще проснулись — загадка. — Так это был ваш план? — Мастер ухмыльнулся и прижался лбом к чужому плечу. — Вы думали напоить меня до смерти и отнять таким образом мой книжный. — Да, я очень коварен, — раздался тихий смешок. — Теперь вы от меня не отвяжетесь, — закинув руки и ноги на собеседника, пробормотал Мастер. — О нет! — наигранно раздосадовано прошипел Воланд. — Какой ужас. Придется ходить с вами на свидания, целовать вас, просыпаться вместе по утрам, есть вашу картошку. Это мука. Нет, убейте меня. — Похмелье убьет вас быстрей, — оставив поцелуй на щеке, писатель перелез в сторону своего стола. — У меня был анальгин и уголь где-то тут, — размяв затекшие мышцы, он тяжело вздохнул. — С юношества не спал одетым ещё и на незастеленной кровати. Чувствую себя убитым. Медикаменты начали действовать не сразу, часа через два, во время которых мужчины дремали в объятьях друг друга, изредка бормоча что-то невнятное. Когда боль начала отступать, Мастер открыл глаза и мысленно обрадовался, что солнце больше не рубит по голове топором. — Разве вам не нужно на работу? — прошептал он в чужую шею. — Понедельник же. — Проживут без меня несколько часов. Я не хочу уходить, — писателя ещё крепче сжали в объятия. — Приходите сегодня вечером ко мне. Мне нужно будет задержаться, дел много. Но в вашей компании работать будет в сотню раз приятнее. — Зовете в своё царство тьмы? — зловеще пробормотал писатель и услышал мягкий смех. — У вас всё равно выходной. А врагов нужно держать близко. — Как видите, я неплохо с этим справляюсь. Воланд усмехнулся, но ничего не ответил. А через время начал собираться. Чуть медленнее обычного, что давало прекрасную возможность Мастеру вдоволь налюбоваться на спокойствие всегда суетного человека. — Так не хочу уходить от вас на работу, — разрывая поцелуй, выдохнул Воланд у входной двери. — Приходите скорее. — Заеду домой и сразу к вам, — вновь целуя чужие губы, прошептал Мастер. В дверь раздался стук. На пороге стояла девушка, нервно крутившая в руке телефон. — Простите, пожалуйста, — начала она, — я понимаю, у вас выходной, но мне очень нужна книга, которую я видела в вашем магазине. Пожалуйста, можно её сейчас купить? — Но мы, собственно, закрыты, — неожиданная просьба застала врасплох. — Умоляю. Она мне очень нужна. Кровь из носу. — Ну раз кровь из носу — хорошо, — усмехнувшись, пропустил посетительницу Мастер. — Спасибо огромное! — пробегая вглубь магазина, крикнула девушка. — Жду вас в офисе, — проговорил Воланд, проходя в сторону двери и касаясь чужой руки. — Скоро буду.