***
Вечером, оказавшись в общежитии, Чан пишет сообщение Сынмину, потому что не хотел решать этот вопрос в одиночку. Чан: «Мои родители и бабуля приглашают тебя к себе на ужин» Сынмин: «О, это неожиданно» Сынмин: «Уверен, что мы уже в той стадии отношений, когда стоит знакомиться с родителями?» Чан закусывает губу, прочитывая последнее сообщение — в том-то и дело, что не уверен. И ещё его выворачивает от одной мысли о том, что ему придётся представлять Сынмина как друга, а не как парня. Первый вариант, конечно, менее травмоопасный и как бы — ничего такого, просто ужин с новым другом, но от него так несет лицемерием. Чан уверен, что если предложит этот вариант, то Сынмин его поддержит, вот только он не хочет этот вариант. Если уж и представлять семье, то как парня, которым он и является. Вот только поддерживать меньшинства и иметь сына, влюбленного в парня, — немного разные вещи. И Чан попросту боится их реакции. Он любит свою семью, но и Сынмина любит тоже, а делать выбор не хочет. Чан: «Не уверен, но они настаивают» Чан: «Бабуля заманивает тебя овощным кимбапом» Сынмин: «О, давно его не ел. Было бы здорово поесть его» Это означает, что Сынмин не против? Чан: «То есть ты не против?» Сынмин: «Ты же всегда можешь представить меня просто другом» Сынмин: «И твоя семья живёт далеко» Сынмин: «Когда у меня представится случай ещё с ними познакомиться?» Об этом Чан не подумал. Родители Сынмина, грубо говоря, всегда под рукой. Решились — пошли знакомиться. А вот с семьёй Чана дела обстоят иначе, так просто до них не добраться на метро. Ещё Чана немного бьёт в сердце сообщение, что Сынмин сам предлагает называть себя «просто другом». Чан: «Я не хочу представлять тебя, как друга» Сынмин: «Будет неловко» Чан: «Если ты против, то я могу сказать, что у тебя мало времени и ты занят» Сынмин: «Мне надо подумать» Чан кивает сам себе. И ему тоже надо подумать и обдумать. Он зарывается лицом в подушку и горько стонет от того, как сложно взаимодействовать с людьми, налаживать в обществе связи, которые могут полететь и перечеркнуть совместное прошлое лишь выбором твоего партнёра. Ему больно, горько и капельку страшно. Даже не за себя, а за Сынмина. Потому как Чан, наверное, со своей семье разберется, а вот как эта встреча может подействовать на парня — неизвестно. В ночь приходит сообщение. Сынмин: «Я согласен»***
Вечер, мягко светят уличные фонари, знакомая многоэтажка. Чан крепко сжимает чуть подрагивающую руку Сынмина. Он встретил его у метро, чтобы немного пройтись, обсудить моменты, Чан немного рассказывает про родителей и Ханну. Внешне Сынмин выглядит, как всегда — ни тени беспокойства на лице, только дрожащая левая рука выдаёт тревогу. В правой парень держит за бант коробку с фруктами. У Чана же внутри вязкое желе, шатающее его в разные стороны, заполняющее все дыхательные пути отвратительной жижей, что невозможно нормально дышать. А ещё Сынмин сегодня очень красивый, изящный и прекрасный — с таким на свидание надо идти, а не по семейным ужиным ходить. Под теплым серым пальто прямые темные брюки и легкая белоснежная рубашка-оверсайз с вышивкой на воротничке. Совершенно не похож на школьника. Перед тем как зайти в подъезд, Сынмин останавливается, дергая руку Чана на себя. — Поцелуй меня. На удачу, — неловко улыбается одним уголком губ. Чан ласково целует, сжимая ладонями лицо. Тревога и беспокойство уходят на задний план, но не растворяясь, лишь притупляются. Поцелуй прерывается, а затем, переплетая пальцы, они заходят внутрь. Кажется за то время, что они идут до двери, у Чана пролетает вся жизнь перед глазами и знакомство с Сынмином, вместе со всем спектром эмоций. В какой-то момент он даже хочет сбежать и никогда больше не показываться семье на глаза. Чан в шаге от этого действия, только Сынмин стучит в дверь, и она открывается сразу же, словно их ждали на коврике у двери. — Привет, — Ханна приветливо улыбается, машет рукой и предлагает войти внутрь, а затем оборачивается и кричит вглубь комнаты — Чан и его новый друг пришли! Они заходят вместе, снимают верхнюю одежду и обувь. — Я — Ханна, — сестра приветственно протягивает руку и Сынмин аккуратно её сжимает и легонько кивает головой. — Очень приятно, Ханна. Я — Сынмин. Девушка захлебывается восторгом, и, не отпуская руки парня, тащит его за собой в гостиной. — Ма, па, смотрите какой милашка! Чан чертыхается и бежит следом, но запинается об обувь, едва удерживается на ногах. Оставлять Сынмина одного с семьёй даже на секунду не хочется совсем, он должен всё контролировать. Когда, наконец, отряхнулся и дошел до гостиной, то Сынмин уже раскланивался перед его родителями (мама держала в руках коробку с фруктами), а затем бабуля крепко обняла его, что-то прошептав на ухо с очень заговорщическим видом — уши парня слегка покраснели. На Чана обращаются все взгляды, родители его приветствуют, бабуля машет на него рукой, а сам он пружинистым шагом подходит к Сынмину и берет за руку, переплетая пальцы. — Мы можем вам помочь со столом? Вообще изначально, он планировал сказать что-то вроде «Познакомьтесь, это мой парень», и уже даже решился, но при взгляде на отца, смотрящего на их руки, стушевался и сказал то, что сказал. — Мы уже всё, — мягко сообщает мама, — можете присаживаться. Сынмин просит Чана показать, где можно помыть руки, и он с облегченным вздохом уводит парня в ванную, подальше от любопытных глаз. Сынмин сначала моет руки, а затем долго брызгает себе в лицо холодной водой. Чан позволяет себе улыбку, осознавая насколько сильно нервничает парень, и не только у него кишки узлом вяжет. В голове возникает мысль схватит Сынмина и убежать куда-нибудь очень далеко. — Ты смущаешься? — спрашивает Чан лукаво. Такие красные щёки он видел у Сынмина лишь однажды, — что-то когда язык мне в рот засовывал — не смущался. — Эта женщина тебя родила, — шипит парень, и бьёт Чана по рукам, обвивающим его талию, — а потом с этим мужчиной воспитала. Конечно, я смущаюсь! Чан смеется, зарываясь лицом с любимый затылок и вдыхая любимый запах. Смех немного расслабляет, разбивая комки напряжения внутри. Сынмин льнет к нему, выдыхая короткими выдохами, чтобы успокоиться — ему тоже тревожно. — Хорошо, пойдем. А то долго здесь стоим, — говорит он, спустя минуту, освобождаясь от объятий. — Может останемся здесь до конца вечера? — глядя исподлобья просит Чан и поджимает по-детски губы. — Я надеюсь, что меня сегодня ждут истории про маленького тебя. Ради них и шел, — хмыкает Сынмин и толкает дверь, вынуждая Чана идти за собой. Вот только давайте ужин обойдется без этих кринжовых историй, иначе с инсультом уже сляжет Чан, а не бабуля. Когда они заходят в гостиную, то все сидят за столом тихо переговариваются, замолкая лишь в их присутствии. Сынмин было делает шаг, как Чан, схватив его за руку, останавливает и оставляет стоять рядом с собой. Он обводит взглядом собравшуюся семью: в груди резко вспыхивает маленький огонёк надежды, тепло бьющийся в стенки сердца. Рука Сынмина крепко его сжимает, сам он заглядывает Чану в глаза в немом вопросе, ободряюще улыбается. И Чан вдруг понимает, что хочет быть рядом с этим парнем всю жизнь, и чтобы они вот так собирались всей семьёй, которую он очень сильно любит и о которой заботится, и чтобы Сынмин тоже был частью этой семьи. — Так давайте я скажу сразу, — кашлянув, произносит Чан, он мажет взглядом по Ханне, которая легонько ему кивает, и, собравшись с мыслями и силами произносит: — что Сынмин мне не просто друг, а мой парень, и мы встречаемся. И если вам эта новость не нравится, то мы лучше сразу уйдем и не будем мешать вам ужинать и нагнетать обстановку. Ладонь Сынмина крепче сжимает пальцы, подпитывая его уверенность. Чан смотрит на семью и не видит удивления, шока, обмороков. У мамы немного гаснет приветливая улыбка, зато Ханна и бабуля сияют — вот уж кто их поддержка навсегда. Чан смотрит прямо в глаза отцу, ощущая как собирается ком в горле, а в коленках накапливается страх, как в детстве перед большим огромным папой, который мог щелкнуть по затылку за баловство. Мужчина хмурится сначала, так же прямо смотрит в глаза сыну: они молчаливо обмениваются фразами, пока мама не кладёт свою ладонь поверх его, и он вдруг смущается, немного краснеет скулами — совсем как Чан, — и отводит взгляд. — Лично мне вы аппетит точно не перебьёте, — посчитав, что молчание подзатянулось сообщает Бабуля Бан, подмигивая обоим парням. Ханна согласно кивает. — Мы догадывались, — подаёт голос мама, и Чана бросает в краску. Где-то прокололся или это происки Ханны? — не скажу, что мы прям в восторге, но… — она переводит взгляд на Сынмина, оценивает его с головы до ног и улыбается мягкой искренней улыбкой, — нам бы хотелось узнать тебя поближе, Сынмин. Надувшийся до необъятных размеров воздушный шар в груди Чана за время молчания резко выпускает воздух, и он облегченно выдыхает, глядя на то, как Сынмин склонился в вежливом поклоне, не переставая держать его за руку. — Спасибо. Мне тоже хотелось бы узнать вас поближе. Не решаясь посадить Сынмина рядом с отцом, Чан садит его рядом с бабулей, а сам присаживается рядом — по правую сторону оказывается отец. Они быстро переглядываются и опускают глаза — обоим неловко, но Чан благодарен ему за то, что тот не воспринял всё в штыки и дал им время. После смятения в начале атмосфера за столом стала выравниваться, напряжение постепенно спадало, вкусная еда способствовала хорошему настрою. Бабуля, которая сначала радовалась, что «сладкого щеночка» посадили рядом с ней, через несколько минут уже об этом жалела, так как Сынмин ловко и почти незаметно переставил все розетки с маринованными овощами от неё подальше. — И ты туда же! Не дадут насладиться пищей! — Простите, госпожа, — Сынмин слегка наклоняет корпус в извиняющемся поклоне, но виноватым совсем не выглядит, — хён сказал, что вам нельзя маринованное. Я бы не хотел, чтобы он переживал, когда вы снова попадете в больницу. — Жук, — через выдержанную паузу, буркнула бабуля и весело захрустела свежим огурцом, — Дааа. Я конечно, всегда знала, что нашему Чанни нужна будет крепкая рука в будущем. Но кто знал, что она окажется мужской. За столом все резко замолкают, Чан бросает острый взгляд сначала на бабушку, а затем взволнованный на Сынмина, тянется, чтобы погладить его руку, только Сынмин вдруг вскидывает эту самую руку с зажатым кулаком и трясёт её в воздухе. — Постараюсь быть самой крепкой рукой для Чан-хёна, — с самым серьёзным видом заявляет он, и никто не может сдержать улыбку за столом. Ханна и Чан прыскают первыми, затем скромно улыбается мама, а следом за ней не сдерживается отец. Бабуля же хохочет во всю силу легких — вот уж кто не заморачивается этикетом в своем возрасте. — Сынмин, — отсмеявшись, произносит отец. Чан переводит на него взгляд и напрягается — по затылку бегут мурашки, — я слышал, что ты заканчиваешь школу? — Да, — кивает парень, откладывая в сторону палочки и устремляя свой прямой взгляд на мужчину, — я уже сдал экзамен. Выпускной будет в конце февраля. Буду поступать в Корё на юридический, чтобы стать прокурором. — Довольно серьёзные планы для такого юного парня, — произносит отец, прогоняя по затылку Чана новое стадо мурашек. Обтекаемая фраза, но Чан знает отца не первый год, понимая, что тот скорее делает акцент на возрасте. — Чан уже заканчивает второй курс и будет переходить на третий. — Вы намекаете на то, что Чан слишком старый для меня? — кажется, и Сынмин понимает подводный вопрос, но интерпретирует его по-своему. Ханна и бабуля вместе хрюкают в стакан с соком. — Нет, я намекаю, что ты очень молодой, — мягко улыбается отец, ничуть не задетый вопросом, и интонационно выделяя «ты». Скорее всего отец сомневается в том, что двадцатилетний парень может испытывать настолько глубокие чувства. Стоит папе напомнить, что он с мамой стал встречаться чуть ли не с шестнадцати лет. Чан было открывает рот, чтобы вмешаться, но Сынмин отвечает быстрее. — Так это даже лучше для Чан-хёна. Будет кому принести стакан воды в старости. Это вот у меня будут проблемы, — настолько невозмутимо и спокойно звучит его голос вразрез со сказанным, что невозможно сдержать улыбку. Чан и не сдерживает, легкое чувство гордости щекочет ребра. Бабуля, Ханна и мама (она даже глаза рукой прикрывает) тихо смеются, отец тоже позволяет легкую улыбку, кажется, он удовлетворен ответом. — Ты мне нравишься! — громко сообщает бабуля Бан, хлопает себя по коленке и протягивает ладонь, которую Сынмин тут же отбивает и вновь берет палочки в руки. — Сынмин, я в восторге и одобряю тебя полностью, — Ханна показывает ему сердечко из сложенных двух пальцев — указательного и большего, чем сильно смущает парня, — наконец-то, кто-то сделает из моего брата человека. — Эй! — возмущенно восклицает Чан и щурится на сестру, которая показывает ему язык. — Мааам, а расскажи, как этот суррогат человека поливал себя неделю из шланга и мазался твоими кремами, когда ему кто-то сказал, что от этого он станет выше! Чан ощутимо пинает сестру под столом, но та не обращает внимание, повернувшись к матери с сияющими от коварства глазами. Сегодня мама, как и отец, который и от себя добавил пару историй, были не на стороне своего сына, очевидно, и стали доставать из своего рюкзака воспоминаний то, о чем Чан предпочел бы не вспоминать, но слушая заливистый лающий смех Сынмина, он в целом был готов потерпеть полчаса позора. Когда ужин, наконец, заканчивается, бабуля отчаливает к себе в комнату, чтобы прилечь и отдохнуть, а Сынмин отпрашивается на пару минут в ванную, чтобы почистить брекеты, оставляя Чана, наконец, один на один со своей семьёй за всё время. Как только ровная спина школьника исчезает в дверном проеме, то стол накрывает пузырем неловкой тишины. — Я не прошу вас принять это сразу, — нервно произносит Чан, составляя пустые тарелки, потому что не может сдержать волнение и это занятие его немного отвлекает. На родителей он почти не смотрит, — но прошу дать шанс и не давить. — У нас аналогичные требования, — произносит отец через паузу, помогая сыну с уборкой стола, — не проси нас это принять это сразу, но дай нам шанс и не дави. — Сынмин — умный, хороший, воспитанный молодой человек, — мама присоединяется к своим мужчинам, подхватывая на руки большие блюда, — А ещё — не думала, конечно, что буду так говорить про партнёра сына — упаси боже, какой красавчик. — Скажи, а, мам?! — Ханна трётся своим плечом о материнское, и они заговорщически перемигиваются. — В любом случае, — вмешивается отец, выпрямляясь и стараясь удержать башню из посуду на руках. Чан поднимает на него взгляд и смотрит бесстрашно и прямо, хотя всё тело сковывает от противоречивых эмоций, — насколько я понимаю, вы только начали встречаться. И неизвестно, как долго продлятся ваши, — он запинается, — отношения. Всё может измениться. Если что, я не желаю вам расстаться, — вдруг уточняет он, замечая каким жестким становится взгляд сына, — но я в первую очередь думаю и забочусь о тебе. И если спустя время, вы всё ещё будете вместе, вам будет комфортно и вы будете любить друг друга, то я... приму это? Да, думаю, что приму. Огромного размера камень валится с плеч Чана, он не может сдержать эмоции и кидается обнимать отца, который всё ещё держит башню из посуды, опасно пошатнувшуюся после нападения, и поэтому только щекой прижимается к макушке сына. — Мы любим тебя, Чанни, — это говорит мама, с улыбкой глядя на мужчин. — И я вас. Вечер, который должен был пройти отвратительно во всех вариантах развития событий в голове Чана, всё же прошел и закончился хорошо. Теперь он смеётся с себя и своих страхов там перед дверью в бабулину квартиру, и благодарит Сынмина, который не поддался его панике, не отступил и вообще был главной звездой вечера. Его причал, в котором тихо, спокойно и безопасно. Мама отправляет его и Ханну, намекая, что им надо побыть с отцом наедине, и они сами всё уберут. — Хватай Сынмина и давайте ко мне, — Ханна подмигивает брату и скрывается в своей комнате. Чан вылавливает парня у дверей ванной, в первую очередь крепко обнимает, делясь своим внутренним счастьем через объятия, и шепчет на ухо, как сильно он его любит, и только затем они идут к Ханне. У Сынмина на щеках румянец, и Чану он нравится. — Значит так, — Ханна деловито прикрывает за ними дверь. — Сынмин-а, ты, очевидно, умнее. Поэтому если он накосячит, звони мне. Вот телефон. Сестра под возмущенные крики брата, открепляет стикер с написанным номером телефона и всучивает Сынмину. Парень, пытаясь сдержать улыбку, прячет стикер в карман и усаживается на свободный стул, сразу закидывая ногу на ногу, а рукой упираясь в сиденье. Чан заглядывается на изгиб длинный шеи, когда Сынмин наклоняет немного вбок голову, и думает о том, что сейчас с удовольствием бы прошелся по ней губами. Несмотря на женственный вид и позу, сила от парня исходит мужская — от этого немного клинит. — Слюни подотри, — просит Ханна брата, поджав губы, и качает головой. — мне тоже нравится, но я же не обливаюсь тут биологической жидкостью. — Так он и мой парень, а не твой, — ухмыляется Чан, двигая бровями. — Читер. — Я вообще-то тут, — напоминает Сынмин, указывая пальцем на себя. — Отлично, — хлопает в ладоши Ханна и смотрит сияющими и таящими в своей глубине какую-то шалость глазами, — а теперь мне нужно доказательство вашей любви. — Что, прости? — вылупляется на неё Чан. — Вдруг ты подговорил какого-нибудь дружочка, чтобы на нервах родителей поиграть. Мало ли как тебя изменил Сеул? Мне нужен поцелуй, — невинно моргает глазками Ханна, а Чан задыхается возмущением. Совсем из ума выжила? Что значит «поиграть на нервах у родителей? Да он на своих нервах за этот вечер столько увертюр сыграл, что можно целый концерт выпускать. — Вам жалко что ли? — ноет Ханна, складывая ладони в умоляющем жесте, — оппааа, ну когда я тебя ещё увижу целующимся и счастливым? Я так далеко живу и мы так редко видимся! — Ханна! — Чан хочет сказать что-то вроде «не собираюсь я целоваться по твоей указке» и «я же не смотрю, как ты со своим парнем лобызаешься», только не успевает, так как Сынмин, встав со стула, в два шага оказывается рядом и притягивает его за затылок. Теплый влажный язык властно раздвигает его губы, лишая силы в коленках и опоры — приходится вцепиться руками в чужие бедра, чтобы не свалиться. Кажется, впервые за время их знакомства, он испытывает настолько сильное возбуждение; видимо, сказывается перенесенное за весь день количество стресса. Чан запретит Сынмину так целоваться. По крайней мере на людях. — Думал об этом весь вечер, — шепчет Сынмин, прерывая поцелуй. Чан, не набравший воздуха после поцелуя, задыхается глядя в любимые пылающие глаза. Теплое тело манит, чтобы его сжали и уложили на ближайшую горизонтальную поверхность. Сынмин слишком хорош сегодня. И ещё ни капли не стесняется его сестры! Не в пример самому Чану. — О-фи-геть, — с открытом ртом произносит Ханна, ломая всю атмосферу. — Оппа, если ты его потеряешь, то я заставлю родителей от тебя отказаться. Я серьёзно. Чан уже открывает рот, чтобы съязвить, но его подрезает Сынмин. — Ханна, — обращается он к девушке и чуть розовеет щеками. Серьёзно? Сейчас? А не тридцать секунд назад, когда вылизывал его рот на глазах сестры? — хотел поблагодарить тебя за проколы на ушах Чана. Они ему очень идут. Девушка светится от похвалы и выгибает бровь в сторону брата, мол смотри и учись как надо, невоспитанный чурбан. Чан закатывает глаза: все против него. Если Ханна и Сынмин подружатся, то это будет ядерная смесь, которую он не сможет вынести. Ханна держит их ещё некоторое время у себя, в подробностях расспрашивая про их знакомство. Беззлобно травит брата за отвратительную память и отсутствие интереса к окружающему миру. Сынмин мягко намекает, что ему пора домой. Провожают их всей семьёй, не считая бабули, к которой они зашли обняться, потому что та не хотела подниматься с теплого диванчика. Пока Чан раздумывает стоит ли Сынмину помочь надеть пальто; будет ли это выглядеть странно, потому что всё-таки Сынмин парень, а так ухаживают за девушками, или наоборот этот жест будет означать заботу, Сынмин успешно справляется со всем сам и терпеливо ждёт, когда Чан отомрет и начнет уже собираться. — Мне было очень приятно с вами познакомиться. Я рад, что у Чан-хёна такие добрые и заботливые родители и прекрасная сестра, — Сынмин отвешивает пару поклонов каждому, — ужин был потрясающим и вкусным. И самое главное, почти не застряла в брекетах. Для меня это важно сейчас. Последние слова разряжают обстановку и все улыбаются. Чан, наконец, справляется с одеждой. — Нам тоже приятно было с тобой познакомиться. Рады, что у Чанни есть такой д... — мама запинается, бегая взглядом. — Называйте меня другом. Я не против, — помогает ей Сынмин, поддерживая улыбкой. — Будем рады видеть в Австралии. Вдруг в следующем году у вас получится вырваться к нам в теплые края, — отец протягивает руку для рукопожатия. Чан слышит недосказанное «если вы ещё будете вместе», но рад, что отец не произнес это вслух. — О, мне бы хотелось побывать в Австралии, — Сынмин пожимает руку и ещё раз кланяется. Как только закрывается дверь подъезда, а холодный вечерний ветер мягко прикасается к их горячим щекам, то оба облегченно выдыхают. — Словно полосу препятствий пробежал, — говорит Сынмин, прикрывая глаза. — Согласен. Это было тяжело, но ты показал себя с лучшей стороны, — Чан берет его за руку и заглядывает в лицо. — У меня только такая и есть, — не скромно фыркает Сынмин, закатывая глаза, — идём? — Да. Провожу тебя и буду идти и улыбаться каждому встречному человеку, чтобы все знали, какой я счастливый. — Зачем меня провожать? — не понимает Сынмин, отбрасывая челку. Глаза его сияют темнотой и каким-то загадочным огоньком. — Мы идём к тебе. Я так вырядился не только для ужина! Одна маленькая вселенная взрывается в груди Чана сверхновой звездой, будь он юлой, то уже бы крутился волчком. — Тебя отпустили до такого позднего времени? — что-то не сходится в словах парня. — Нет, меня отпустили к другу с ночевкой, — мило улыбается Сынмин и, громко хохотнув над вытянувшимся лицом Чана, весело сбегает со ступенек.***
Конечно, Сынмин уже несколько раз оставался у него на ночевку, обычно, когда родители уходили на ночные смены, только почему-то сегодняшняя ночь кажется особенной. Они вваливаются в комнату смеющиеся, болтающие и слегка морозные от холода на улице. — Я взял тебе запасной комплект зубной щетки и пасты, чтобы ты, наконец, начал со мной ужинать, — хвастается Чан, показывая на нераспакованную упаковку на столе. Сынмин целует его в нос, отчего он фырчит и жмурится как пёс. Освободившись от верхней одежды, оба падают на кровать, опираясь спинами о стену и вытягивая ноги. — Это был самый тяжелый день в моей жизни, — шепчет Сынмин. — Тяжелее экзамена? — спрашивает Чан, искоса поглядывая на бесстрастное лицо. — Определенно. Чан согласно кивает и прикрывает глаза. День действительно был тяжелый и вымотал все нервы и, кажется, посадил сердце. Ощущение, что повзрослел лет на десять. Ещё никогда он не знакомил родителей с любовным интересом так официально. А тут ещё и ситуация остроугольная. Тем не менее он счастлив, что они это сделали. Жизнь стала на пару килограммов легче. Конечно, впереди знакомство с родителями Сынмина, которое, скорее всего, тоже будет не из простых, но оно впереди, а пока… Чан зажмуривается, вспоминая моменты вечера, но перед глазами больше мелькают образы Сынмина: смеющегося, кушающего, что-то серьёзно говорящего, отбрасывающего челку и закидывающего ногу на ногу. — Ты сегодня такой красивый, — шепчет Чан, не раскрывая глаз. Кровать слегка прогибается, а в следующий момент его бедра седлают. Чан резко открывает глаза, сразу встречаясь с игривым взглядом напротив. То притупившееся возбуждение, что настигло его в комнате Ханны, окутывает теплой волной. — Я старался, — довольный хорошей оценкой сообщает Сынмин и первый целует. Не так властно, как тогда: более мягкий, тягучий и теплый, распускающий цветы в душе. Чан обхватывает парня руками и прижимает к себе ближе. Пахнет домом и тонким парфюмом, ноты которого пока невозможно различить. Оторвавшись, Чан покрывает лицо парня мелкими поцелуями, спускаясь к желанной шее, о которой мечтал весь вечер. — Только без засосов, ах, — тут ж предупреждает Сынмин, не сдерживая стона. Руку запускает в чужие волосы, мягко притягивая голову ближе. Чан, конечно, постарается без засосов, но ничего не обещает — слишком вкусно, тепло и желанно. Он любит, когда на шее Сынмина напрягаются и выступают вены, очерчивает их языком, забирая в копилку ещё пару стонов. — Будешь так стонать, то я не сдержусь, — шепчет между поцелуями Чан, вытягивая рубашку из-за пояса штанов, чтобы руками пробраться под неё и погладить горячие бока. — Ничего не знаю. Держись. Ещё рано, — с паузами для выдохов отвечает Сынмин, чуть прогибаясь в пояснице назад. — Только не говори, что ты и наш секс запланировал, — шутит Чан, но по тому, как резко напряглось тело в его руках, а Сынмин отпрянул, понял, что сказал что-то не то. — Не совсем запланировал, но... — Сынмин впивается в его плечи, отодвигая от себя, чтобы посмотреть в глаза, — Ты сейчас смеешься надо мной? — Что? Нет, — Чан пугается, что обидел своими словами, — ты просто всегда всё планируешь, поэтому решил уточнить. Я ни к чему не принуждаю. Его руки всё ещё лежат на чужих теплых боках, и они чувствуют, что Сынмин всё ещё напряжен. Парень закусывает губу и прячет взгляд за чёлкой. — Сынмин? — тревогой маленькой птицей вселяется в сердце. Что-то не так. — это была неудачная шутка, прости. — Хён, — вздыхает Сынмин и оглядывается на окно, чтобы найти самую дальнюю точку и смотреть в неё, а не в глаза напротив. — Действительно ещё рано. Я учусь. — О, конечно, мы подождём, когда ты закончишь школу! Чан выдыхает. Кажется, Сынмин тоже переживает из-за возраста и статуса, как и сам Чан. Но он действительно не хотел его трогать до поступления в университет. Вообще ему нравился их букетный период и романтические неторопливые встречи. Всплеск гормонов произошел только сегодня, но уже правда потух благодаря его умению всё испортить. — Нет, я другое имею в виду, — качает головой Сынмин. — У тебя появились дополнительные занятия? Это для университета? — Чан сдвигает брови, пытаясь вспомнить, говорили ли они об этом, но либо прослушал, либо ему не говорили. Сынмин, наконец, смотрит на него: немного яростно, немного грустно, немного «ну что за идиот». — Окей, раз надо разъяснить, то я разъясню, — Сынмин облизывает губы и наклоняется к уху Чана, чтобы прошептать, словно боится, что их кто-то ещё услышит, — напоминаю, что я девственник. Это раз. А два — очевидно, что из нас двоих снизу буду я, и насколько я начал разбираться в этом процессе, то лучше подготовиться. Но если вдруг, ты хочешь поменяться местами, то я с удовольствием тебе уступлю. С каждым словом уровень красной краски на лице Чана темнеет до состояния самого спелого помидора. Сынмин говорил низким пробирающим шёпотом, касался губами чувствительно уха, и ещё говорил такие смущающие вещи, что невозможно не покраснеть. И как же он был прав. Хотя Сынмин всегда прав. Чан даже не думал об этой стороне процесса, и не подозревал о том, каково сейчас парню. Ложкой мёда в его бочке дегтя греется мысль, что Сынмин хочет попробовать с ним, и готовит себя. Конечно, в первую очередь для себя и своего удовольствия, но, айщ, если Чан сейчас скажет, что его не возбуждают мысли об этом, то он жестоко обманет самого себя. — Извини, — тихо отвечает Чан, оставляя лёгкий поцелуй в напряженную шею. Сынмин выпрямляется и расправляет плечи, — я действительно об этом не думал. Это у тебя более практичный подход, а у меня скорее взрыв, эмоция, страсть, гормоны. Я не подумал о тебе. — О себе я сам подумаю. Но не торопи. Я скажу, когда буду готов. Порой это чрезмерная рациональность немного раздражала Чана, но сейчас она наоборот его заводила. Он подхватил парня под ягодицы и прижал к себе, игриво выгибая бровь. — Ладно. О сексе поговорим потом. А минет и мастурбация мне сейчас доступны? — Твою мать, хён! — стонет Сынмин и бьёт кулаком в плечо, — ты всегда портишь всё романтику! — Не ругайся, — автоматически схватывается Чан и опрокидывает Сынмина на кровать, подминая под собой. Парень вяще отбивается, — прости мой рот за то, что он произнесет глупые вещи, но сейчас мы это исправим, и ты узнаешь, какой он хороший на самом деле. Вялые возмущения топятся в жарком поцелуе, обещающем одну из незабываемых ночей. В ночь, когда разморенные страстью, теплом и ленцой, они лежат под боком друг у друга и балансируют на краю сна, на телефон Чана приходит сообщение. Ханна: Держи тебе новое фото на заставку. Ханна: прикреплено фото На фото, снятом в треть роста, момент, когда Сынмин целует Чана в комнате Ханны (и когда только успела, паршивка!). Чан большим пальцем гладит изображение своего парня, мягко улыбаясь, ставит таки фото на обои, убирая затем телефон, и оборачивается на дремлющего на его плече Сынмина. Он не может сдержать порыва и быстро чмокает в нос, прижимая парня к себе сильнее. Этот момент абсолютного счастья Чан запомнит надолго.