***
«Дорогой Виктор…» Виктор? Что…? Какого…? Гарри чертыхнулся себе под нос и ещё раз пробежался глазами по конверту, полученному из Австралии. Он был адресован ему. Гермиона там что, с ума сошла? Или солнечный удар схлопотала под жарким австралийским солнцем? Гарри дёрнулся, но всё-таки вернулся к злополучному письму. «Дорогой Виктор. Я, право, удивлена, что до тебя так быстро дошли данные новости и очень благодарна за поддержку и тёплые слова. Мне сейчас действительно нелегко, а поделиться сильно не с кем…» Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Не с кем, значит?! Гарри швырнул пергамент на стол, понимая, что данный текст писался вовсе не ему. Конечно, ему было невдомёк, что всему виной был Живоглот, который поигрался со свёрнутыми письмами, пока Гермиона отвлеклась на телефонный звонок из клиники, где находились Грейнджеры. Хозяйка после разговора была немного расстроена и просто на автомате запечатала письма в конверты, отправив те на следующий день. Один — лучшему другу. Другой — Виктору Краму, который, как только узнал о сорванной свадьбе, тут же вышел на связь с достаточно привлекательными предложениями. Читать чужое письмо было подло и низко, но пальцы снова потянулись к злополучному пергаменту. В конце концов, Гермиона же сама ему его отправила! «Родители пока в клинике. Колдомедики обещают сделать всё возможное, но, как оказалось, стереть воспоминания гораздо проще, чем восстановить, и делать это нужно очень аккуратно. Я благодарю тебя за приглашение — всегда хотела посетить Болгарию, но сейчас правда нет возможности уехать. Я должна быть здесь, пока родителей не выпишут. О дальнейших планах пока не думала. Если честно, голова просто идёт кругом. Однако, я не хочу внушать тебе ложной надежды или обманывать. Один раз я уже поступила так с хорошим парнем, о чём сейчас сильно жалею. Ты правильно заметил, что раз я убежала со свадьбы, то значит не люблю Рона, но это вовсе не значит, что моё сердце свободно. Оно всегда было занято другим человеком…» Гарри сглотнул и нервно смахнул со лба выступившие капельки пота. Его пульс казался бешеным, будто бы он улепётывал от венгерской хвостороги. Пальцы задрожали. Что за чертовщина? Кого могла любить его подруга все эти годы? Он помнил её детскую увлечённость Локонсом, а дальше… Дальше всегда был только Рон. Или же он что-то упустил? Был настолько невнимательным? Гарри поправил очки и снова вернулся к тексту письма. Совесть давно заткнулась и сейчас даже сам Волан-де-Морт не смог бы помешать ему узнать правду. «Я и сама долгое время не хотела признавать, что безумно влюблена в лучшего друга…» Ебать! Что за ребусы?! То пишет, что не любит Рона и убегает со свадьбы, то… И тут до Гарри медленно, но верно докатился смысл происходящего. Ноги подкосились, и он практически рухнул в кресло, едва не выронив из липких пальцев пергамент. Это не могло быть правдой! Не могло… Он точно что-то не так понял! Глаза Гарри тут же метнулись к следующим строкам. «Да, я действительно люблю Гарри. Люблю больше собственной жизни, больше своей семьи, больше всего, что мне было когда-либо дорого. Я очень ценю нашу дружбу и не хочу потерять хотя бы её, поэтому никогда не скажу ему об этом, тем более сейчас. Я и так испортила ему свадьбу. Надеюсь, они с Джинни быстро исправят этот момент и будут счастливы. Я не знаю, вернусь ли когда-нибудь в Англию, смогу ли снова взглянуть ему в глаза. Чувствую себя ужасной бесхребетной лгуньей. Предательницей. Трусихой. Но теперь я не знаю, смогу ли находится там, не испытывая ревности. Я слишком долго прятала это внутри себя, но рано или поздно всё тайное вырывается наружу. Сначала мы были детьми и всякие влюблённости казались мне глупостью. Потом, на войне, стояла задача выжить и спасти Гарри, и я тоже сильно об этом не задумывалась. К тому же, он никогда мной не интересовался, а я достаточно умна и практична, чтобы строить песочные замки и надеяться, что они выстоят при приливе. Я никогда не варилась в глупых мечтах, у меня были планы на каждый шаг своей жизни. Сейчас же наступила неопределённость». Гарри откинул голову назад и закрыл глаза. Правда, такая вожделенная ещё недавно, теперь буквально вспарывала ему вены тупым ножом. Он до сих пор не верил, что его можно полюбить на самом деле. Джинни… Да, Джинни была влюблена в него с детства, считала каким-то идолом, героем, совершенством… Гарри на самом деле не был уверен, что она любит его настоящего, но так хотел забыться и испытать это сладостное чувство, что решил не докапываться до истины. Другое дело — Гермиона. Уж она-то знала его как облупленного. Видела любым. Слабым, разбитым, побеждённым. Не раз испытывала на себе цену его вспыльчивости и ошибок. Она дружила не с героем волшебного мира, а с простым парнем по имени Гарри, который слишком разнился с тем образом, что рисовали в книгах о нём. Нет, Гермиона не могла его любить. Она ведь действительно такая… Такая умная, целеустремлённая, красивая, чёрт возьми! Да Гарри в сравнении с ней порой чувствовал себя настоящим балбесом. Но письмо в его руке вовсе не походило на шутку. «Ты замечательный человек, Виктор. Ты интересен, умён и мудр. На самом деле мне бы очень хотелось выкинуть из сердца эту бестолковую, никому не нужную влюблённость и впустить туда другого человека. Будь это так просто, я бы завтра примчалась к тебе в Болгарию. Но, боюсь, это чувство слишком глубоко проросло во мне. Я не хочу снова бежать от себя, делая больно другим людям. Рон достоин большего. Он заслуживает того, чтобы его любили. И ты тоже. Я не готова лгать ни тебе, ни себе. Надеюсь, ты поймёшь меня и, возможно, даже останешься другом по переписке. С уважением и благодарностью, Гермиона Грейнджер». Гарри наконец разжал пальцы, выронив пергамент. Тот заскользил по полу, подгоняемый тёплым ветерком, залетевшим в открытое окно. Взгляд Гарри устремился в одну точку, сердце бешено колотилось, в голове царила вакханалия мыслей, картинок, образов, воспоминаний. Он помнил их первое знакомство в поезде. Свои сломанные очки и умелое заклинание, произнесённой девчонкой-зазнайкой. Битву с троллем в туалете для девочек. Бесконечные разговоры в гостиной Гриффиндора, крепкие объятия… Все те моменты, когда она обрабатывала его раны, плакала, поддерживала, шла следом туда, куда ни один нормальный человек в здравом уме и шагу не сделает. Гарри тяжело вздохнул, снял очки и растёр уставшие глаза, которые защипало от внезапно выступивших слёз. Он действительно был слеп. И эту слепоту не могли исправить даже самые сильные линзы. Обрушившаяся на голову правда всё ещё не укладывалась у него в голове. Такая ошеломляющая, неожиданная и… прекрасная.***
Гермиона окинула скептическим взглядом свои тыквенные кексы, которые больше напоминали бесформенные лепешки. Н-да… Готовка никогда не была её коньком. Она отломила кусочек, сунула в рот, сморщилась и выплюнула. На вкус это было ничуть не лучше, чем на вид. Лучше заказать доставку из закусочной и не мучиться. Она швырнула противень в раковину и нахмурилась. Почему она может справиться со сложнейшими зельями, но при этом абсолютно беспомощна перед какими-то кексами? Неожиданный стук в дверь заставил её вздрогнуть. Гостей Гермиона не ждала, родители до сих пор были в больнице, кого там кентавры принесли под вечер? Она бросила на спинку стула кухонное полотенце, проверила наличие в кармане палочки — на всякий случай — и, резко отворив дверь, вцепилась в неё обеими руками, забыв про дыхание. Гость так же замер, жадно всматриваясь в её лицо, по которому тут же пополз предательский румянец. Они не виделись около месяца. Всего месяц, но почему-то Гермионе показалось, что друг заметно возмужал. Или же просто ему так шла белая рубашка, верхние пуговицы которой были небрежно расстегнуты, открывая загорелую шею и грудь. Совсем ведь не по погоде… По лицу хлестал довольно холодный ветер, заставляя волосы Гарри смешно топорщиться, вставать дыбом, словно шерсть у напуганного котёнка. Ноги предательски подгибались, а слова застряли комом в горле. Его глаза, нереально яркие, напоминающие изумруды, казалось, сейчас прожгут в ней дыру. Сначала, не моргая, он изучил до боли родное лицо, затем переключился на побелевшие пальцы, которые буквально приросли к двери. Гермиона была уверена, что, если разожмёт их, просто рухнет на пол от переизбытка чувств. До появления лучшего друга на пороге её дома она готова была поклясться, что при желании сможет держать себя в руках и даже, возможно, когда-нибудь вернётся в Британию, где они продолжат дружеское общение. Как же она ошибалась… Не хотела она с ним дальше дружить. Совсем не хотела. Девичья фантазия тут же пустилась в пляс, рисуя ей привлекательные картины того, чего бы ей хотелось. Мерлин, да откуда же в её голове столько неподобающих мыслей?! Она же приличная девушка! Девственница ещё! С Роном о таком до свадьбы и не помышляла, сколько бы тот не настаивал. А вот Гарри и настаивать бы не пришлось. Лишь разок проявил бы свою пылкость, которая порой просыпалась в нём в самые неожиданные моменты, и она бы не устояла… «Господи! Дыши, дыши!» — хотелось закричать Гермионе самой себе. Ведь если так откровенно пялиться на него, он же всё поймёт. И, вообще, сколько они уже вот так разглядывают друг друга? Казалось, прошло несколько часов. — По-моему, ещё пару минут на этом ветру и тебе придётся отпаивать меня бодроперцовым зельем, — наконец, произнёс Гарри, так и не отводя взгляда от её лица. — О! Да. Прости, — Гермиона сделала шаг назад. — Заходи. Просто я не ждала тебя. Хлопнула дверь и теперь они оказались вдвоём в замкнутом пространстве. Гермиона набрала в лёгкие побольше воздуха, готовясь к объяснениям. Ведь он же за ними явился, правда? Нужно было что-то сочинить на ходу. Что-то, во что Гарри поверил бы и не стал бы докапываться до истины. Господи! Это было так трудно, ведь никогда ранее врать ему не приходилось. Она ведь и сама умела чуть ли не мысли его читать порой, да и друг мог быть очень проницательным, если хотел. Гарри и сам не знал, с чего начать разговор. Право сказать, он очень соскучился и кучу всего передумал за последние дни. Даже ездил объясниться с Джинни. Не помириться, а именно попрощаться окончательно, чтобы она не держала на него зла. Прощание вышло не очень мирным, пришлось улепётывать от её летучемышиного сглаза. Но, зато, Гарри теперь чувствовал себя свободным. И, наконец, имел в голове новую цель. Жизнь больше не казалась ему серой, скучной и бессмысленной. Удивительно, но именно подобные эпитеты приходили ему на ум после победы. Сейчас же, глядя в до боли родное лицо, Гарри чувствовал, как всходит солнце там, где ещё недавно была вечная мерзлота. Как на выжженной потерями и разочарованиями душе даёт первые ростки надежда на что-то действительно хорошее. Как появляется вера в то, что он всё-таки не проклят окончательно и ещё может найти то, к чему он стремился всю сознательную жизнь. Ведь та самая любовь, по которой он изголодался, живя с ненавистными родственниками, к которой тянулся и искал во всех Уизли, Сириусе, да даже в том же Дамблдоре, была совсем рядом. Всегда. — Я должен вернуть тебе это, — наконец произнёс он, протягивая ей свёрнутый пергамент. Гермиона непонимающе вскинула брови. Что не так с её письмом? Оно было слишком сухим или неинформативным, раз он решил не писать ответ, а явился лично в Австралию? Но когда её взгляд зацепился за верхнюю строчку, где её почерком было выведено «Дорогой Виктор» сердце Гермионы на мгновение перестало качать кровь. Этого не могло случиться! Нет! Ей кажется! Точно кажется! Она подняла глаза на Гарри, который внимательно изучал её реакцию, а затем снова переключила внимание на письмо и судорожно всхлипнула, прикрывая рот ладошкой. Хотелось убежать, исчезнуть, просто рассыпаться на молекулы и испариться. Как такое могло произойти? Как? Её мозг усиленно искал ответы, но не находил их. И Гермиона поняла, что сейчас разрыдается. — Ты… ты прочёл это? — упавшим голосом произнесла она, уже понимая, что услышит в ответ. — Да, — кивнул Гарри. — И я весьма огорчён, что ты доверяешь какому-то Виктору больше, чем мне. Она резко развернулась, намереваясь хотя бы скрыться в соседней комнате. Нет, она точно не готова сейчас к подобным объяснениям. Гермиона с радостью бы трансгрессировала прочь, но в подобном состоянии был велик риск расщепления. Однако, побег не удался. Гарри быстро вцепился в её руку и потянул на себя. — Отпусти, — умоляюще пропищала Гермиона, пряча глаза в пол. Она больше не могла смотреть на него. — Дай мне сохранить хоть остатки самоуважения, пожалуйста… Гарри, ну… Или я сейчас всыплю тебе за чтение чужих писем! — Ты сама мне его прислала, — парировал он, притянув её настолько близко, что она почти что уткнулась лицом в его рубашку. Всё, она сейчас точно разрыдается, как какая-то Чжоу или плакса Миртл. Но последняя нелепая попытка вырваться закончилась тем, что Гарри окончательно прижал её к себе, заключая в крепкие и такие родные объятия. Гермиона захныкала, ненавидя себя за слабость, тупость и невнимательность. Вот что она натворила? И как теперь выпутываться из всего этого? Только жалости со стороны Гарри ей не хватало! — Дурёха, — произнёс Гарри, уткнувшись лицом в её волосы, пахнущие чем-то цитрусовым. — Я-то думал, из нас двоих тупой только я… Она не понимала, к чему он клонит. Да уже и не важно. Стиснула его до боли в ребрах в ответ и продолжила плакать. В конце концов, она безумно соскучилась за этот месяц, а объятия Гарри всегда были её маленькой слабостью. — Ты не очень-то рада меня видеть, судя по реакции, — прошептал он, нежно поглаживая спину, и Гермиона отметила, что в этом жесте было гораздо больше интимности, чем обычно. Гарри всегда был весьма сдержан в прикосновениях. Или она просто фантазирует? — Дурак! — пробубнила она, не собираясь отстраняться. Мало ли когда ещё удастся обнять его вот так. До неприличия сильно. Будь тут Джинни, не избежать бы ей летучемышиного сглаза. — Дурак, — согласился Гарри. — Но у меня есть оправдание, я не очень разбираюсь в любви, на самом деле. Видишь ли… не было перед глазами достойных примеров. — Думаю, Джинни вполне достойный пример, — Гермиона нашла в себе силы высвободиться из столь желанных объятий и растёрла лицо ладонью, смахивая слёзы. — Прости, что и твою свадьбу испортила. Я не хотела, правда. Просто… Я увидела, как Лаванда смотрит на Рона и поняла, что я никогда не буду так на него смотреть. Мне лучше держаться от него подальше. Да и от тебя тоже… — Мы расстались с Джинни. Окончательно. — Гарри продолжал с силой сжимать её предплечье. Его пальцы были длинными, красивыми и горячими, несмотря на то, что она и сама пылала похлеще Адского пламени. — Но почему? — Потому что я тоже никогда не буду смотреть на неё так, как на тебя. — Что? — ошалела Гермиона. — Нет! Бред! Ты… ты меня жалеешь, да?! Гарри, не надо делать из меня идиотку! Я видела, как ты смотришь на меня и как на неё. Я же просто пустое место, свой парень… А Джинни… Да ты раздеваешь её глазами каждый раз! Она вздёрнула носик и, набравшись смелости, перехватила его взгляд. Всё-равно гордость уже растоптана, карты раскрыты, юлить и отпираться бессмысленно. И, увидев в его глазах настоящий огонь, она теряется, замолкает и судорожно стискивает в кулак его рубашку, грозясь оторвать пуговицы. Он ведь никогда не смотрел на неё так! Забег мурашек проносится по коже, ноги становятся совсем ватными — ведь между ними было всякое, но подобное откровение выходило за пределы дружбы. Или ей кажется? Фантазия разыгралась? Мечты расплавили мозг? Гарри же тем временем усмехается, так знакомо, ведь его мимика давно изучена ею вдоль и поперёк, проводит пальцем по её щеке, осторожно оглаживает скулу, откидывает назад выбившийся локон и наклоняется. В глазах темнеет, и Гермиона закрывает глаза. И, ощутив его губы на своих, понимает, что всё сделала правильно. От одного лёгкого касания её мир заиграл новыми красками. Рону не хватило бы жизни, чтобы заставить её испытать подобное. Она обнимает его за шею, притягивая к себе, отчаянно ловит своими губами его губы, отвечает с такой пылкостью и страстью, существование которой в себе и не подозревала. Гарри же, наткнувшись на подобную реакцию, окончательно теряет голову, позволяя себе нешуточно увлечься. И как он раньше не подумал, что целовать Гермиону будет настолько упоительно? Они ведь всегда прекрасно дополняли друг друга абсолютно во всём, так почему же именно эта сторона так старательно им игнорировалась? Точно дурак! Две стороны одной медали. Два идеальных пазла. Настолько разные и, одновременно, похожие. Её признание что-то всколыхнуло в самой глубине его личности. За шоком пришло понимание, а затем долгие часы одиночества на Гриммо заставили его осознать и всю степень скучания, и их близости, и её несомненной нужности. Джинни затрагивала в нём определённые струны, заводила, волновала, но мог ли он представить без неё свою жизнь? Мог… Глупо было бы это отрицать. Гермиона же была неотделимой частью его самого. Гарри ведь тоже любил её, только сам не понимал как именно. Вовсе не как сестру. Подобную чушь он брякнул тогда Рону, чтобы друг лишний раз не надумывал лишнего и не злился. Святой Мерлин! Чтобы окончательно разобраться во всей этой круговерти эмоций нужно было всего раз её поцеловать. Один раз… И всё моментально встало на свои места. Стало просто и понятно. Его губы действуют всё настойчивее, даже грубее, но Гермиона не только не тормозит его, а наоборот — с лёгкостью подхватывает новую игру. Руки опускаются чуть ниже спины. Он с трудом сдерживается, чтобы не подхватить её под бёдра и не усадить на ближайший стол. С Гермионой вовсе не страшно. Не страшно показаться неопытным, неумелым или сделать что-то не идеально. Не страшно ошибаться, не страшно быть собой. Страшно только одно… Не понять этого вовремя, запутаться, свернуть не в ту сторону и сделать неверный выбор. Великий Мерлин! Вознагради Лаванду и Виктора за подаренное озарение! Когда возбуждение доходит до пика, и Гарри почти теряет контроль, он останавливается. Дышит тяжело и сбивчиво. Смотрит в её карие глаза с расширенными от возбуждения зрачками и улыбается. По-мальчишески счастливо, словно ребёнок, нашедший настоящий клад. — Ты всё ещё думаешь, что я не хочу тебя раздеть? — игриво подмигивает он, глядя на слегка припухшие зацелованные губы. Гермиона снова вспыхивает, хотя думала, что больше краснеть уже невозможно. Но он действительно теперь смотрит на неё абсолютно по-другому. Так, что даже в своих достаточно скромных брюках и рубашке она чувствует себя почти голой. — Точно дурак, — улыбается она и тянется за новым поцелуем, уже понимая, что ещё немного и она сама стащит с него одежду.***
В течение следующего года магам было что обсудить и о чём посплетничать. Знаменитый Рональд Уизли получил повышение в аврорате и сделал предложение Лаванде Браун, для которой он всегда был героем, каковым и хотел себя ощущать. Джинни Уизли прошла отбор в одну из лучших квиддичных команд и колесила по миру. Ходили слухи, что она завела роман с самим Виктором Крамом, и теперь все с нетерпением ждали официального подтверждения. Имя Гарри Поттера не раз мелькало на первых полосах газет с разными заголовками. Правдивыми и не очень. Порой даже весьма странными, но его это ни капли не волновало. Они с Гермионой поженились через несколько месяцев после выписки её родителей из больницы. Эта свадьба очень сильно отличалась от предыдущей: и подготовка была не столь выматывающей, и гостей намного меньше — только самые близкие. Но те ощущения, взгляды, клятвы, касания рук и первый поцелуй в качестве мужа и жены они безусловно запомнят на всю жизнь. Несомненно долгую, наполненную прекрасными эмоциями, семейным теплом и светом. Потому что… После всего, через что им удалось пройти, они прекрасно понимали ценность приобретённого счастья и никому не позволят его разрушить.