Погасшее солнце

Позиция Марка «наблюдаю со стороны и не лезу не в своё дело» дала трещину, когда на третью неделю учебы Донхёк зашёл в аудиторию, сверкая свежей, неумело прикрытой тональником ссадиной на щеке и разбитой губой. Он шёл, чуть покачиваясь, и выглядел довольно измождённым. По университету мгновенно поползли слухи. Кто-то говорил, что Донхёк влез в драку, защищая девушку. Кто-то заявлял, что его поколотили за дрянной характер. Кто-то утверждал, что он связался с плохой компанией. Кто-то был уверен, что у него проблемы в семье. А кто-то безапелляционно утверждал, что Донхёк точно стал наркоманом, потому что: «Ну вы видели его рожу в последнее время? Нормальные люди так не выглядят. Он явно чем-то колется. Или что-то нюхает. Он нарик, точно вам говорю». Не то что бы Марк верил слухам, но вот тут он забеспокоился. Да, Марк недолюбливал Донхёка, но он не был бесчувственной сволочью. Когда одногруппник ходит по универу угрюмый и мрачный, словно туча, — это одно. Мало ли, что творится в голове человека. Марк не собирается в неё влезать и гонять по углам чужих тараканов. Другое дело, когда этот самый одногруппник приходит на занятия разукрашенным. Вот тут уже можно сделать вывод, что у него действительно проблемы. И Марк как староста обязан с этим разобраться. Марк развернулся на стуле всем телом, обращая взор к последнему ряду, куда прохромал одногруппник. На этот раз одиночество Донхёка было нарушено. Он сидел, окружённый шепотками и натянуто улыбался, как бы невзначай прикрывая ладонью ссадину на щеке. А над ним возвышалось трио его друзей, что-то упорно втолковывающих Донхёку. Тот в ответ на всё лишь мотал головой и продолжал растягивать губы в неискренней, резиновой улыбке. Марк вздохнул и поднялся с места, направляясь к Донхёку. Хотя он уже заранее знал, что его слова не принесут результата. — Есть минутка? Поговорить надо, — оттеснив плечом Джено, с хмурым видом нависшим над Донхёком, обозначил своё присутствие Марк. — Бесполезно, — вместо него отозвался Джемин. — Если хочешь спросить, что с ним случилось, то услышишь одно из двух: либо «всё нормально», либо «ничего страшного». Потому что зачем нам делиться проблемами со своими друзьями и просить их о помощи, да, Донхёк? Донхёк на этот выпад лишь смерил Джемина хмурым взглядом и ответил: — Потому что мне нечем с вами делиться. Со мной всё нормально. Я просто упал. — Ты даже не старался придумать что-то оригинальное, верно? — вклинился Джено. — Какая детская отмазка. — Но я правда упал, — упорствовал Донхёк. Ренджун, стоявший здесь же, рассерженно цокнул языком. Марк вздохнул. Он понимал, что все слова, которые он сейчас произнесет, пролетят мимо цели, но все же промолчать не мог. — Донхёк, — Марк прервался, подбирая слова. — Ты же понимаешь, что если у тебя какие-то проблемы или что-то в этом роде, ты всегда можешь об этом рассказать? Если нужно, мы все вместе можем найти решение. Или попросить совета у преподавателей. Не обязательно справляться со всем в одиночку. Понимаешь? — Я действительно просто упал, — с нотками раздражения отчеканил Донхёк, даже не поднимая на старосту глаз. Марк покачал головой. Прежний Донхёк не упустил бы возможности съязвить, указать на то, насколько речь Марка банальна и кинуть под конец какую-нибудь фразу вроде: «Как пафосно, боже мой. Из какой методички ты это вычитал, Канада?» Или он хотя бы мог дурашливо удивиться, что вечно шарахающийся от него Марк первым к нему подошёл. А потом бы вывалил на него целую историю, полную лишних деталей и ненужных ремарок, в конце которой оказалось бы, что она никак не связана с ушибами Донхёка и тот просто снова всех обдурил. Но нынешний Донхёк поспешил закончить разговор и не развивать дальше эту тему. С ним действительно что-то не так. Донхёк молчал. Остальные тоже. — То есть, не собираешься с нами общаться? — наконец, недовольно подвёл итог Ренджун. — Прости, у меня аллергия на чужие причитания, — невесело хмыкнул Донхёк. Марк не знал, что ещё сказать. Если даже друзья не могли разговорить Донхёка, то что может сделать он? На своё место он возвращался с чувством невыполненного долга и зудящим беспокойством между рёбрами. Краем уха уловил злое: «Отлично! Нужно будет — сам расскажешь», — брошенное раздражённым Ренджуном. Проследил взглядом, как компания уселась на свои места, вернулся глазами к притихшему Донхёку и, наконец, уткнулся в раскрытый конспект. Это не его дело. Он обозначил свои добрые намерения, а принимать помощь или нет пусть решает Донхёк. * * * Зевая и мысленно ругаясь, Марк шёл по пустым университетским коридорам к кафедре истории. Было ещё раннее утро, до начала занятий оставалось почти полтора часа, но Марк как староста и как человек, на которого удобно переложить ответственность, периодически становился заложником преподавателского произвола и выполнял ту работу, которой не было в списке непосредственных обязанностей студента. И делал это в то время, когда приличные студенты ещё даже не продали глаза после очередной алкогольной вечеринки. Марк даже не вдавался, что в этот раз было на повестке дня (утра). То ли какие-то отчёты, то ли смена учебного плана, то ли на него снова хотели скинуть работу по заполнению документации. Такие ранние подъемы случались редко, но каждый раз Марк прилагал максимум усилий, чтобы соскрести себя с кровати. Он бы предпочёл задержаться вечером, чем плестись в туманную серость утра. Шаги отдавались гулким эхом в пустом коридоре. Стены выглядели неуютно и неприветливо. Без шумной стайки студентов это место казалось серым и мёртвым. На секунду стало не по себе. Марк поёжился и поспешил ускориться. Эхо шагов бежало за ним следом. Уже на лестничном пролёте Марка догнали звуки, кажущиеся чужеродными в дремлющем университете, — хрипы, всхлипы и тоненький скулёж. Они были слабыми и негромкими, но вокруг было настолько тихо, что можно было услышать, как за дверями одного из запертых кабинетов в окно стучится муха. Марк замер, не решаясь идти на шум. Посторонние звуки смущали и настораживали. Кто ещё мог прийти сюда в такую рань? С другой стороны, прямо в этот момент кому-то могло быть плохо. И совесть Марка загрызёт его, если он, насвистывая, пройдёт мимо. Ну и, может, ему самую малость было любопытно. Самую-самую малость. Он всунулся обратно в коридор. Звук раздавался из-за дверей спортзала. Марк дёрнул её, особо ни на что не надеясь, но та приветливо распахнулась. В самом спортзале было пусто, однако шорох, раздавшийся со стороны подсобки, подсказал, где надо искать. Когда Марк уже тянул на себя дверь подсобки, ему запоздало подумалось, что такие звуки люди издают не только, когда им плохо. И что, ввалившись внезапно внутрь, он может попасть в очень неловкую ситуацию. Однако опасения Марка были напрасны — никакой увлечённой друг другом парочки внутри не оказалось. Вместо этого он увидел спящего человека, распластавшегося на спортивном мате. Несколько секунд Марку понадобилось для того, чтобы в полумраке подсобки узнать в этом человеке Донхёка. Тот выглядел хрупким и несчастным. Его исхудавшее тело, облепленное влажной футболкой, было напряжено. Скрюченные пальцы скребли крашеный пол, один из ногтей обломился, так и не оторвавшись до конца. Каштановые волосы прилипли к мокрому лбу, скрывая крепко зажмуренные глаза. Побледневшие, разбитые губы подрагивали. Из горла вырывались полузадушенные всхлипы. Донхёк хватал ртом воздух, словно ему было тяжело дышать, продолжал скрести пол, дёргался всем телом, будто через него пропускали электрический ток. Или он пытался вырваться из кошмара. По шее горизонтальной полосой шла кровавая борозда, похожая на след от ногтя. Марк предположил, что Донхёк сам поранился, пока беспокойно ворочался во сне. Марк оглядел его с сочувствием. Такой Донхёк — бледный, надломленный, окаменевший на потрёпанном мате выглядел жалко. И в какой-то мере даже жутко. А ещё он был похож на человека, которому действительно нужна помощь. В голове Марка роилось много вопросов. Однако первостепенной задачей было разбудить Донхёка, чтобы он мог на них ответить. Или увильнуть по своей новой славной традиции. — Эй, Донх… — начал Марк, делая шаг вперёд, но тут же запнулся о какой-то спортинвентарь, сваленный в кучу у порога. Раздался жуткий грохот, стеллаж с ракетками опрокинулся, мимо весело проскакал баскетбольный мяч. Марк коротко ругнулся сквозь зубы, чувствуя, как заныли ушибленные пальцы, и перевёл взгляд на Донхёка, ожидая, что он, как любой резко выдернутый из сна человек, сейчас подскочит и начнёт растерянно хлопать глазами. Однако Донхёк не вскочил. Его пальцы, скребущие пол, замерли, худая спина выгнулась дугой, тело напряглось настолько, что его затрясло от натуги. Однако спустя мгновение Донхёк обмяк и осел обратно на мат. Секунду он лежал неподвижно, затем, наконец, резко подскочил, делая глубокий, шумный вдох, словно вынырнув из-под толщи воды. Его бешеные глаза наткнулись на Марка. Донхёк снова напрягся, подобрался, звонко шлёпнул себя по щеке, оставляя красный след. Марк вздрогнул от неожиданности. Следом Донхёк подался к нему, но Марк отступил, не давая схватить себя за руку. — Ты что делаешь? — с подозрением спросил Марк, для надёжности пряча конечности за спину. — Дай мне свою руку! — нервно потребовал Донхёк хрипловатым голосом, продолжая тянуться к Марку. Глаза его были огромные, бешеные, испуганные. Да этот парень шизик, не иначе. Поколебавшись, Марк всё же исполнил его просьбу. Донхёк суетливо обхватил его ладонь, сжал пальцами, пробежался по фалангам и облегчённо выдохнул, словно бы слегка проясняясь взглядом. Руку Марка он так и не отпустил, вцепившись в неё, словно утопающий в спасательный круг. Марку пришлось даже приложить усилия, чтобы отодрать от себя этого клеща. Отдёрнув руку, он торопливо принялся растирать ладонь, иногда выдыхая на неё тёплый воздух. Пальцы Донхёка были ледяными. Донхёк смахнул с глаз влажную чёлку небрежным движением. Выудил из кармана телефон и рассеянно глянул на время. Затем рухнул обратно на мат, пряча лицо в ладонях. Он лежал неподвижной восковой фигурой, и только ходящая ходуном вверх-вниз грудная клетка выдавала в нём живого человека. Его сердце билось так громко, что Марк явственно слышал этот стук. — И что это было? — проворчал он, всё ещё чувствуя ледяную хватку Донхёка. Ему хотелось спросить в порядке ли Донхёк, что такого жуткого ему снилось, не нужна ли ему, в конце концов, помощь, но он очень сомневался, что тот ответит искренне. Или ответит вообще. В последнее время Донхёк слишком щепетильно относится к вопросам, касающимся его странного состояния. — Проверял, настоящий ли ты, конечно же, — невнятно пробубнил Донхёк, отнимая, наконец, руки от лица и встречаясь с Марком взглядом. Видно, он немного успокоился. Его глаза всё ещё выглядели встревоженными, но хотя бы размерами больше не напоминали блюдца. Марк устало вздохнул. Ну конечно, куда же он да без своего неуместного сарказма. — А здесь ты что делаешь? — спросил он, и ему действительно было жутко интересно, какого чёрта Донхёк забыл в этой подсобке. — А на что похоже? — фыркнул тот, натыкаясь пальцем на обломанный ноготь и болезненно морщась. — Ты что, спал здесь? Всю ночь? — Не спал, а проводил эксперимент, — важно поправил Донхёк и рывком принял вертикальное положение. Пошатнулся и зажмурился, прикладывая ладонь ко лбу. Видимо, закружилась голова. — А, ну разумеется, — понимающе кивнул Марк и выдвинул самое очевидное предположение: — Тебя что, из дома выгнали? — Не смеши, — отмахнулся Донхёк. — Я живу один. Кто мог меня выгнать? Я сам сюда пришёл. — Зачем? — продолжал докапываться до правды Марк, сам себя не узнавая. Удивительно, но ему действительно было дело до жизни Ли Донхёка, ему действительно было любопытно. Впервые за время их знакомства. — Чтобы провести эксперимент, — терпеливо повторил уже сказанное Донхёк, смотря на старосту как надокучливого ребёнка. — Что за эксперимент? — сбросил сбитый с толку Марк, прежде уверенный, что Донхёк выдал эту фразу наобум. — Какая разница? — вяло пожал плечами Донхёк. В голосе его промелькнула нотка грусти. — Он всё равно провалился. Марк потёр пальцами занывшую переносицу. Он совершенно ничего не понимал. — Ты в курсе, что ты очень странно ведёшь себя во сне? — поведал он, припоминая все странные конвульсии одногруппника. — Дёргаешься, мычишь, как будто тебя режут. Давно у тебя так? Донхёк на секунду замер, словно мышь, пойманная в баке с зерном, метнул быстрый взгляд на собеседника и попытался выдавить кривую улыбку. — Понятия не имею, — вновь пожал плечами он с демонстративно равнодушным видом. — Откуда мне знать, как я сплю? Я ведь в этот момент сплю, — выразил он довольно логичную мысль, и Марк не мог с ним не согласиться. — Может, если у тебя проблемы со сном, тебе стоит принимать какое-нибудь снотворное? — предложил Марк, совета которого, в общем-то, и не спрашивали. Донхёка аж передёрнуло. — Смерти моей хочешь? — он укоризненно воззрился на собеседника. — Не понял…. — Марк растерянно хлопнул глазами. — Забудь. Марк замолчал. Донхёк молчал тоже, ковыряясь со своим обломанным ногтем. И, поскольку никто из них не спешил продолжать диалог, Марк взял эту инициативу на себя и вернулся к предыдущей теме: — Так почему ты здесь? Спать дома — слишком просто для тебя? — не удержался он от лёгкой шпильки. — Кто тебя сюда вообще пустил? — Канада, — Донхёк утомлённо вздохнул и уселся на мате поудобнее, растирая шею. Поморщился, наткнувшись рукой на свежую ссадину, — тебе что, заняться нечем? Я уверен, у тебя найдутся ещё какие-нибудь архиважные дела помимо того, чтобы торчать здесь со мной. Мне льстит, конечно, твоё внимание, но сейчас я бы предпочёл пойти умыться. И, в идеале, перехватить чего-нибудь съедобного. — Кафетерий ещё не работает, слишком рано, — машинально сказал Марк, а затем, сам не зная почему, добавил: — Но у меня есть злаковый батончик. Если хочешь. Марк сам себе удивился. Вообще-то, он собирался приберечь этот батончик для себя, но Донхёк выглядел таким пришибленным, что не предложить ему этот несчастный батончик было бы настоящим злодейством. — С чем? — с равнодушным лицом спросил Донхёк, хотя Марк видел как его глаза заинтересованно сверкнули. Марк хмыкнул. Глядите-ка, какой избирательный. Предлагают — бери. Не хочешь — не выпендривайся. — С клубникой, — ответил он, наблюдая, как интерес расползается теперь и по лицу Донхёка. — Ну, если ты не хочешь… — с напускной нерешительностью протянул тот, наблюдая, как староста роется в рюкзаке. — Да бери уже, — отмахнулся Марк, окончательно распрощавшись со своим перекусом. Он кинул батончик Донхёку. Тот не поймал его, неловко взмахнув руками, но быстро подобрал с пола и вскрыл шуршащую упаковку. — А ты не такой уж и зануда, — похвалил он Марка, делая большой укус. Марк усмехнулся: — Правда, что ли? — Только ты не слишком зазнавайся, — тут же хмуро предупредил Донхёк. — Ты всё ещё зануда. Просто чуть в меньшей степени, чем я предполагал. — Ну, спасибо, наверное, — не особо впечатлился своим повышением Марк и перевёл взгляд на наручные часы, понимая, что, провозившись здесь с Донхёком, он потерял достаточно времени. Он переступил порог и обернулся на Донхёка, ожидая, что тот его окликнет или, может, спросит очевидное: “Уходишь”? Но Донхёк был больше сосредоточен на батончике в своих руках, чем на уходящем Марке. — М-м-м… Пока? — не слишком уверенно бросил Марк, чувствуя, что надо что-то сказать и поставить точку в их сумбурном разговоре. Донхёк лениво махнул ему рукой, так и не поднимая глаз, и Марк почувствовал лёгкий укол обиды. Всё-таки, когда тебя игнорируют, это действительно неприятно. В тот день Донхёк пришёл на пары с опозданием, выглядя всё таким же помятым и расстроенным. * * * Так пролетело ещё несколько дней. За это время Марк не раз ловил себя на том, что нет-нет, да оборачивался на Донхёка, искал его глазами в коридорах, и недовольно хмурился, когда вновь видел на его лице застывшую маску без единой эмоции. Это был неправильный Донхёк, непривычный. Не тот весёлый дурачок, от которого Марк искал спасение на протяжении всего года. Теперь извечный раздражитель сам от него отстал, но Марк почему-то этому был совсем не рад. Когда Донхёк пришёл закутанный в мешковатую серую толстовку с надвинутым на голову капюшоном, Марк едва сдержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Разумеется, в подобной одежде не было ничего странного. За исключением того, что на улице стояла адская жара, и даже под тонкой футболкой спина обливалась потом. Донхёк всегда был мерзлячим, но не до такой степени. Группа немедленного реагирования по вопросам Донхёка в лице Ренджуна, Джемина и Джено тут же направилась к парте новоприбывшего. Марк долго сдерживался и пытался убедить себя, что его это не касается, что на этот раз он точно пропустит ситуацию мимо себя, что ему плевать, абсолютно точно плевать. А затем его голова сама по себе повернулась в сторону Донхёка, словно её потянули за ниточку. Вокруг того снова происходила какая-то суета: Джено крепко держал вырывающегося Донхёка за плечи, пока Джемин закатывал ему рукава. Марк не мог со своего места увидеть, что они там нашли, но слова, вылетевшие изо рта сердитого и оторопевшего Ренджуна заставили его напрячься: — Чувак, какого хрена? Ты что, режешь себя? Донхёк посмотрел на него с не меньшим осуждением. Шепотки вокруг притихли — студенты затаили дыхание, украдкой прислушиваясь в предвкушении сочных сплетен. — Совсем дурной? — выдирая руки из хватки Джемина, буркнул Донхёк. — Приятно знать, что это первое, о чем ты подумал. Ренджун нахмурил брови так сильно, что его переносицу разрезала глубокая вертикальная складка. — А о чем я ещё должен был подумать? — поинтересовался он. — Ты себя видел в последнее время? Донхёк раздражённо глянул на него. — Конечно, нет. У меня же дома нет зеркал. — Тогда советую тебе зайти в туалет на этом этаже, — встрял Джемин. — Там зеркал вообще целых три. — Вот именно, — подхватил Ренджун. — Полюбуйся на свою рожу и пойми, почему мы так решили. Донхёк ядовито улыбнулся, хотя глаза его оставались всё такими же колючими. — Спасибо за совет, — поблагодарил он тем голосом, которым людям обычно предлагают отправиться далеко и надолго. — Будут ещё какие-то важные наставления или это всё? — Почему ты это сделал? — сокрушённо спросил молчавший до этого Джено, словно поступок Донхёка ударил по нему лично. — Вы меня вообще слышите?! — взорвался Донхёк. — Я ничего не делал! Ни-че-го! А даже если бы и делал? Главное, орите погромче, чтобы точно все были в курсе. Ренджун зарычал и схватил Донхёка за грудки, подтаскивая к себе ближе. Донхёк покачнулся и упрямо уставился в злое лицо напротив. — Да что с тобой не так?! — на грани агрессии воскликнул он. — Мы пытаемся помочь тебе! — Правда? И в чем заключается ваша помощь? — уточнил Донхёк. — Ткнуть меня носом в мои проблемы? Невелика заслуга. Ренджун впился в глаза Донхёка злым взглядом. Тот в ответ смотрел на него всё также упрямо и холодно. С десяток секунд продолжалась эта битва взглядов. А затем Ренджун разжал пальцы, выпуская одежду Донхёка, и обессилено опустил руки. — Знаешь, ты и раньше был не подарок, но сейчас с тобой говорить просто невозможно, — угрюмо заявил Ренджун. Донхёк рывком оправил на себе сбившуюся толстовку и равнодушно бросил: — Просто напоминаю: вы сами ко мне подошли. — Да, наверное, не стоило этого делать. Уже сам жалею, — процедил Ренджун. Джено положил ему руку на плечо и сжал в жесте немой поддержки, но Ренджун нервно дёрнул плечом, сбрасывая её. — Не успокаивай меня, Джено! — снова завёлся он. — Донхёк ведёт себя как засранец, и пусть он знает об этом! Глянь на него! Состроил тут несчастную мордочку! И что? Это не даёт ему право вести себя как мудак! Особенно, когда люди пытаются помочь! Думаешь, мне нравится вытягивать из тебя каждое слово клещами, чёртова королева драмы? Хочешь сидеть тут, жалеть себя и огрызаться на каждое слово? Пожалуйста! Но без меня! Донхёк сидел неподвижно, до побеления сжав губы, покорно снося каждый словесный удар. Пока между ними шла напряжённая словесная баталия, Марк, равно как и большая часть аудитории, исподтишка прислушивался к их разговору в больном любопытстве. В глазах его плескалась хмурая растерянность. Что значит «режет себя»? Даже звучит бредово. Донхёк — не тот человек, который будет причинять себе вред без причины. Донхёк не тот человек, что будет агрессивно кусаться, когда ему протягивают руку. Донхёк не тот человек, что отталкивает от себя близких людей. Что за человек этот новый Донхёк? Да и знал ли Марк когда-нибудь настоящего Донхёка? Марк раздражённо вздохнул, уронив голову на руки. Ну в самом деле, какая ему разница? Почему он должен переживать, если этот идиот сам не хочет помощи? «Почему я должен переживать?» — крутилось в голове, пока Марк провожал Донхёка, выходящего из аудитории, долгим взглядом. «Почему я должен переживать?» — стучал в висках вопрос, пока он, торопливо нагнав одногруппника, сжал его плечо и открыл рот, чтобы начать разговор. «Почему я вообще должен за этого придурка переживать?» — злой осой жужжала мысль, пока Марк костяшками стирал кровь с разбитой губы. Донхёк смотрел на него волком. Так враждебно, как не смотрел никогда. На долю секунды Марк даже оробел под этим свирепым взглядом. Но затем стальной блеск из глаз исчез, и на лице Донхёка постепенно проступила вина. — А, извини, — неловко пробормотал он. — Я думал, это Джено. — Стесняюсь спросить, чем Джено тебя так огорчил? — пробормотал Марк, шевеля челюстью и болезненно морщась. Удар был не слишком сильный, но достаточный для того, чтобы нижняя половина лица жалобно заныла. — Решил, что он здесь главный, и попытался затащить меня в кабинет психолога, — неодобрительно буркнул Донхёк, встряхивая нанёсшей удар рукой. — Вёл себя так, будто он всё лучше всех знает. Пытался нравоучительствовать. Придурок. Марк опустил взгляд. Один из рукавов толстовки Донхёка задрался, открывая взору непрочно завязанный бинт с горизонтальной кровавой полосой, пропитавшей белую ткань. Марк пригляделся. Из-под второго рукава также торчал крохотный кусочек размотавшегося бинта. Донхёк перехватил взгляд Марка, проследил за его направлением и, чертыхнувшись, натянул рукав до самых костяшек. — А мне кажется, Джено прав, — задумчиво изрёк Марк. — Тебе действительно не помешало бы поговорить с психологом. Лицо Донхёка окаменело, черты тут же ожесточились, в глаза вернулся ледяной блеск. — Я отменяю своё извинение, — оповестил он. — Ты заслужил. — А что я не так сказал? Ты ведёшь себя странно. И выглядишь нездорово. Каждому ясно, что с тобой что-то происходит, — перечислил Марк. — Да ещё и твои руки… Это ненормально. — Я этого не делал, — в который раз повторил Донхёк с враждебностью в голосе. — Почему вы все мне не верите? Марк только пожал плечами. А что он мог сказать? — Я не пытался себя убить, — продолжил Донхёк. — Я не пытался причинить себе боль. Не пытался привлечь к себе внимание. Я просто хочу жить спокойно. Но почему-то никто не позволяет мне такой роскоши. Что вам всем надо от меня? Что я вам сделал? Эти слова прозвучали так горько, так надломленно и обречённо, что Марк невольно застыл, скользя растерянным взглядом по осунувшемуся лицу Донхёка. Под рёбрами что-то заныло, заскребло. Его вдруг захлестнул острый приступ жалости. Марку захотелось ободряюще похлопать одногруппника по плечу и сказать что-то поддерживающее, что-то воодушевляющее. Но он сдержался и вместо этого произнёс: — Если не можешь рассказать об этом друзьям, поговори хотя бы с психологом. Он подскажет, что делать. — Ага, спасибо за очередной непрошенный совет, — кисло отозвался Донхёк. — Но почему нет? — упорствовал Марк. — Потому что у меня нет таких проблем, которые мог бы решить грёбаный психолог в грёбаном универе! — рассерженно выпалил Донхёк, обхватывая пальцами одно из своих пострадавших запястий. — А какие тогда у тебя проблемы? — быстро спросил Марк, рассчитывая, что Донхёк сейчас в запале скажет что-то важное. — Я... — начал было Донхёк, но тут же осёкся и захлопнул рот, досадливо хмурясь. Видимо, понимал, что едва не сболтнул лишнего. — Не твоё дело, — отрезал он. — Мне не нужна ничья помощь. Я ухожу. И он протиснулся мимо, намеренно задев Марка плечом так, что ему пришлось отшатнуться на несколько шагов, потирая плечо. — Ну и катись, — недовольно пробурчал Марк, снова прикасаясь к разбитой губе и болезненно морщась. Донхёк последний раз сердито обернулся на Марка. Он выглядел очень недовольным, почти злым, но что-то в его глазах вопило о том, что ему нужна, нужна-нужна-нужна помощь. Марк отвернулся от него, скрещивая руки на груди. В конце концов, какое ему дело?