Happy house

В приемной холодно и сквозняк гуляет меж санитаров и каталок. Тут всегда происходит какой-то пиздец и в целом, это одна из фундаментальных причин, почему Ци Жун ненавидит больницы. Пред ним стоят непреодолимые преграды, тяжелые, двери с хуевой побелкой, какой-то вонючий дед с капельницей и огромная, то есть, ебать какая огромная тетка с губищами, размером как нихуевые такие баоцзы. Она увидел его сразу, как только он в очередной раз перешагнул порог этого проклятого здания. Выглядела она до того мерзко и нелицеприятно, что Ци Жуна в очередной раз нетактично скосило. — Опять ты. — Голос скрипучий, будто ржавая качеля. — Да что ты ходишь сюда как на работу? Сказала же, в инфекционное отделение не пускаем. Хотелось разбить себе башку прямо об регистратуру. — Блять, здрастье, госпожа Ван Е Я принес Хэ Сюаню сменные вещи. Женщина тяжко откинулась назад, хрустнула заплывшей от жира спиной и раздвинув ноги, глянула на него как на дебила. Стоящая рядом, уже более прелестная медсестричка закатила голубовато-серые глаза, будто бы анализируя полученную информацию. — Хэ Сюань… Это тот артист, что ли? Ебанутая что ли? Ци Жун не знал, что именно она употребляет, но складывалось стойкое ощущение, что вкинутые в этой больничке все. — Какой артист? Шутишь? Повар, так-то. Она явно не признала за собой ошибки. — Артист, повар… Клизме все равн-о-о-о. Щенщина пропела это на пол отделения и Ци Жуна непроизвольно скрутило. Какого вообще хуя тут происходит? А можно Хэ Сюаню других врачей? Не подумайте, что Ци Жуну не все равно… Ладно, ему действительно не все равно. В конце концов, эта мрачная рыба — единственное, что еще хоть как-то спасает их хрупкий быт от поножовщины. Жирное чудовище явно активизировалась от упоминания клизмы. А потом, будто на нее снизошло благословение небес, раскашлялась и гаркнула на пол больницы: — Палата сто пять! На клизму! Ци Жуна едва удар не хватил. Старая пиздень вновь его выгнала!

***

Ци Жун действительно зол и чашка в его руках вполне небезопасно трещит. Одно неправильное движение и все лопнет, разлетевшись по комнате багровыми осколками. Хуа Чен скучающе листает ленту инстаграма на ноутбуке, Бай закапывает глаза, закинув ногу на ногу, лежа на диване. — Ци Жун, ну чего ты так взвинтился? Я все понимаю, день рождения. Но он только завтра. Бай прикрывает болящие глаза и выглядит так спокойно, будто это не он отравил их партнера своими выжимками из медицинских бинтов местных старух. — Да не в этом дело! Мне вообще в падлу праздновать это говно. Вообще-то, если ты не заметил, Хэ Сюань траванулся из-за тебя и твоих херовых навыков готовки. Кукинг ты тут, блять, устроил. Нет, бы кого-нибудь умеющего попросить. Надо же травануть рыбу, прямо перед моим днем рождения! А эта манда, Ван Е, не пускает меня уже которые сутки! Охраняет его, как дракон! Вот захуй мне эта гребаная диснеевская сказка?! Хуа Чен оторвался от своего дебильного занятия и его приподнятая бровь, явно намекала на то, что парень начинает нести хуйню. Легко жить, когда Хуа, единственный кому Хэ Сюань отвечает на сообщения. — Тоже мне, принц на белом парашке. Ты какого черта возмущаешься? И без тебя тошно. Мне вот рыба вчера написал, что только рад от нас отдохнуть. Его там кормят и никто не трогает. И ведь действительно, зачем возмущаться, когда все его планы укатились в парашу из-за чьей-то самодеятельности? — Я вообще-то с вами день рождения отметить хотел. Со всеми. А то мы уже третий год все вместе собраться не можем. То у этого срочный вызов, то у тебя диарея, то у рыбы коронавирус. И че на этот раз? Завтра и меня своей жратвой уебошите? Баю действительно надоели крики. Он прячет лицо в изгибе локтя и мужчина совершенно точно устал. Будто бы хочется скандалов поменьше и криков потише, ведь Ци Жуна и могила не исправит, надеяться на это, по меньшей мере — наивно. — Ци Жун, я ведь уже извинился. — Засунь свои извинения себе за воротник. Он подтянул ноги к груди и надулся как жаба из Шрэка. Еще недавно он смотрел с сыном эту хрень, а уже сегодня регрессировал до состояния пиксельной земноводной. Хуа Чену явно не понравилась его необоснованная грубость. Он не имел привычки никого защищать, в особенности Бая, но сегодня, все надоело настолько, что хочется разбить ноутбук об чужую голову. — Блядь, Ци Жун, заткни пасть. Ты думаешь мы не расстроены? Продолжишь причитать, я запрещу Сюань Цзи и порог этой квартиры завтра пересечь. Усян вовремя понял, что эта комната на пороге одного большого взрыва, поэтому поспешил немного разрядить обстановку. — Ты тоже перегибаешь. — Во-во, послушай страшилу. — Ци Жун указывает пальцем на Бая и самое смешное, что ему абсолютно не стыдно. — Вещи говорит. Любому терпению должен настать конец и угроза, будто бы брошенная вскользь, звучит действительно страшно. — Я просил меня так не называть, А-Жун, в ином случае, завтра я позову Цзюнь У, Цюань Ичжэня и Мэй Нянцина. Представлять их по отдельности — то еще испытание. Представить, будто они придут все вместе, в эту самую квартиру… Да просто наденьте ему ведро на голову и настучите кувалдой! И то, меньше болеть будет. Эти трое — кошмар во плоти и если они неожиданно свалятся на него, то легче сжечь квартиру с этими тремя паразитами. — Блять! Только не их. — Ты тоже перегибаешь. Мне от них по отдельности хочется лишь повеситься. А вместе, я их просто выброшу в окно. — Мысли об их зубодробительном трио заставили даже Хуа Чена побелеть и сбить накал этого места. Он не переваривал никого из них, а Цзюнь У он бы просто застрелил еще на подходе! — Как представлю, то ли орать хочется, то ли блевать. Бай скептично приподнял голову, будто немо вопрошая о чужой адекватности. — Не забывай о том, что это мои сын и брат. — А гадалка? — Господи, убереги их жилище от Мэй Нянцина, аминь, блять. — Мне аж дурно стало. — С ним делайте, что хотите. Ну, еще бы! Этот старый картежник уже всю кровь у них выпил! Вроде опасность миновала, но что-то в чужих словах не давало покоя. Хуа Чен отчего-то приподнялся, медленно и опасливо приближаясь к Баю. — Помнится, в прошлый раз, перед приездом этих трех опухолей, говорил нечто подобное. Появляется вопрос, а не приедут ли они в ближайшие дни сюда? — Раскусил. Хуа Чен медленно стянул очки с чужого лица, медленно отложил их на тумбочку, медленно опустил подушку на Баю на лицо. А Ци Жуна аж разогнуло! — А у нас ты, блять, спросить не захотел?!!!!!! Ладно, твой балбес! Нахуя тут эти двое?! Голос из-под подушки приглушенный, троящийся под натиском рук Хуа Чена. — Трое. Еще Линвэнь. Он точно издевался, а ведь у Хуа Чена даже руки отнялись от этих шуток, что не на шутку попахивалали Альцгеймером! Он рассеяно отошел на два шага, повернулся сначала на Ци Жуна, потом на виновника торжества и первый раз в жизни, совершенно не нашелся со словами. — Этот день рождения, ты точно запомнишь надолго. И будет же, сука, прав.