***
Идея индивидуально тренировать Гето не возникла внезапно. Она витала в мыслях Мегуми довольно давно, твёрдо обосновавшись с тех самых пор, как он вообще здесь оказался, потому что тренировать предстояло в любом случае, так кто мог бы быть лучше, чем особый уровень? Более того, ровесник Годжо, практически лучший друг. А, может быть, даже подростковый любовный интерес. Мысль была весьма и весьма странной. Мегуми привык видеть в лице Годжо именно учителя, надоедливого, немного безответственного, вечно опаздывающего, но сильного и могущественного учителя, что стоит немного позади тебя и в нужный момент сразу же достанет телефон. То ли принять от тебя вызов о помощи, то ли чтобы сфотографировать все твои косяки, желая после всем похвастаться, как растёт «самый мой любимый воспитанник!». Конечно, у Годжо учеников куча, но Фушигуро всегда знал, что он на немного другом счету. Конечно, другие тоже на немного особом счету. Например, Маки поступила в техникум только из-за Годжо, Инумаки выгнали из клана, Оккоцу оказался особым уровнем и родственником Годжо, Кугисаки была Кугисаки, а Итадори — сосуд Сукуны. Все они выделялись по-своему. И даже так Мегуми словно был всегда ближе. Наверное. Что-то в этом роде. О любовном интересе Годжо Мегуми просто никогда не думал. Конечно, Годжо был взрослым мужчиной и у него явно были какие-то интриги — может быть, продолжительные, может быть, только на одну ночь с вполне ясным намёком, на что, — вот только сам Фушигуро никогда о них не только не думал, но и не знал. О Гето Мегуми тоже мало чего знал, но он вообще о многом знал мало. Это было их с Годжо странное уважение личного пространства и в то же время нежелание лезть в чужие жизни без разрешения другого. К примеру, Мегуми никогда не интересовался, каким образом Годжо нашёл его или откуда вообще о нём и его способностях узнали. Фушигуро не задавал вопросов, потому что ему хватило той информации, которую Годжо рассказал при первой их встрече, так что слишком глубоко лезть он не стал и столь же глубоко не задумывался. Не было нужды искать ответы в прошлом, если прямо сейчас были дела поважнее. Тогда ещё подросток, он не лез не только в то, каким образом их жизни переплелись друг с другом, но и во многие другие вещи: Мегуми не интересовался своей матерью, которая в один день их просто покинула; Мегуми не был интересен отец, что в один день просто встал, ушёл и не вернулся; Мегуми не интересовался и Цумики, потому что их миры были слишком разные и рано или поздно бы всё равно разошлись в разные стороны, так какой смысл становиться ближе, если после всё это всё равно исчезнет, как и детские воспоминания с матерью и отцом? Фушигуро было неинтересно слишком много знать и о Годжо. Их отношения были странными: слишком близкими и слишком далёкими, его будто пускали в самое нутро, а потом Мегуми тянул свою руку к единственному взрослому в своём окружении и невольно натыкался на барьер Безграничности, раня самого себя, потому что они оба закрылись и от мира, и друг от друга. Подросток не интересовался Годжо. Он мог знать его любимую еду, фирму сахарной посыпки, любимые пончики или места для покупок, предпочитаемые ткани для одежды или даже то, как выглядят нижние трусы Годжо — потому что тот оставался на ночь и периодически что-то «забывал», особенно в дни стирки. Но всё это было… пустым. Мегуми не знал, чем тот живёт, какие у него вообще цели. Не знал его прошлого, не мог уловить настоящего, попросту не думал он и о будущем, чужом будущем. Однажды Годжо рассказал о своей мечте. О том, что он хочет построить хороший порядок в магическом мире; хочет сменить верхушку мирным путём, потому что если просто всех убить (и не нужно ли было Мегуми обеспокоиться уже тогда? Тогда, когда слова о убийстве из уст Годжо Сатору были совершенно равнодушными, потому что для него убийство ничего не значило — но Мегуми было всё равно на других людей, их жизнь и их смерть), то ничего от их убийства не изменится. Годжо хочет вырастить новое поколение, которое заменит старое и заведёт свои, другие, правильные порядки. Правильные не для кланов, не для верхушки — правильные правила для других будущих поколений. Фушигуро тогда кивнул. Ему нравилась эта мысль, он находил в ней своё место в будущем, что до сих пор оставалось чем-то неясным. Посвятить свою жизнь чужой мечте казалось чем-то хорошим и правильным, чем-то, чему он может поспособствовать, потому что это действительно хорошее дело. Ведь и сам Мегуми почти пострадал от этой системы. Если бы не Годжо, то его бы забрали в клан Зенинов, а сестру оставили бы умирать в одиночестве, от голода или холода жестокости мира. Что бы стало в таком случае с Цумики? И таких случаев может быть огромное множество. Мегуми не особенный — у него просто есть особенная техника, но это буквально всё. Однако знать о великой цели Годжо было слишком мало, чтобы знать его как человека. Но Мегуми и о себе знал ещё меньше, так имело ли это значение? Тем не менее, Гето. О Гето Мегуми знал мало. Директор походя как-то обмолвился, что Годжо сейчас нужна поддержка, мол, они с Гето были близкими друзьями в свои ученические годы, а теперь, после объявленной войны и смерти, Сатору может быть грустно и погано на душе, даже если тот ничего этого не показывает. Мегуми все почему-то считали самым близким для Годжо человеком. Мегуми свои знания о Годжо мог уложить на пальцах своих рук. Он про любого другого ученика техникума знал больше, чем о Годжо. Годжо и Гето, Гето и Годжо. Кто знает, что связывало их в изначальной временной линии, которая сейчас полностью пошла под откос. Но явно и тогда всё было не так хорошо, раз закончилось так, как закончилось. В списках техникума — Мегуми проверил некоторое время спустя, краткого интереса ради, уже после смерти Итадори, но ещё до того, как были проведены соревнования с Киотским техникумом — Гето Сугуру не числился выпускником, но учился на одном с Годжо курсе. Был ли Гето близок к Годжо? Они были друзьями? Чем-то большим? Нерушимой парой сильнейших, крепкие и извечные напарники, пока не случилось что-то, что разлучило их? Были ли они влюблены друг в друга и натыкался ли Гето на барьер Безграничности также, как почти всегда тыкался Мегуми? Наверное, нет. Скорее всего рядом с Гето Сугуру его учитель был вполне расслаблен и слишком счастлив, чтобы помнить о подобной технике. Но даже тогда случилось что-то, что порушило мирную жизнь и все нормальные планы, потому что в конечном итоге Гето Сугуру то ли сошёл с ума, то ли просто взял для себя идею фикс, то ли что-то ещё. Мегуми не знал и, кажется, вообще никто не знал, не понимал, кроме Годжо Сатору. А тот не спешил делиться своими мыслями с кем-то ещё. Сугуру стал монахом. Вот только далеко не добрым. И, по-хорошему, сейчас Мегуми нужно было не доверие к Годжо Сатору проверять у Гето, не тренировать его стать сильнее, а заняться этими вот проблемами разума, потому что тараканы там водились пострашнее, чем даже у Сукуны. Рёмен Сукуна обрёл силу в период Эдо, там подобные ему были на каждом углу, просто чуть менее сильные. Но то, что тысячелетнее проклятие существует, совершенно не удивительно. А вот Гето Сугуру родился в мирное время, жил в мирное время, а потом сошёл с ума и убил сто двенадцать простых людей, объявил о желании устроить геноцид, набрал силы и, в принципе, пошёл вперёд, прямо к своей цели. Но знания Мегуми на этом обрывались. И у него были более серьёзные проблемы, чем пытаться предотвратить то, о чём он вообще ничего не знал. Мысль тренировать кого-то была логичной. Мегуми долгие года не думал о том, кого именно он будет тренировать, однако ответ был очевиден с самого начала, потому что Годжо Сатору называли Сильнейшим, а во времена его молодости только лишь один человек мог сравниться с ним по силе — то есть Гето Сугуру. Поэтому даже выбирать не пришлось. Жизнь, так сказать, уже предоставила ему все карты, нужно было только действовать. И Мегуми начал действовать. Первым делом освободил от учёбы — сразу обоих, чтобы маялись от безделья, ибо лучше сейчас это, чем проклятия, которые всё равно двум сильнейшим не могут ничего и никого противопоставить. Потом стал тренировать одного из них, прекрасно понимая, что раз тренируется один, то потом захочет тренироваться и другой, что и случилось впоследствии. Параллельно пытался понять, что было в голове у Гето. Будь перед ним Годжо Сатору шестнадцати или семнадцати лет, это было бы не то чтобы просто, но относительно легко. С другой стороны, единственная версия Гето Сугуру, которую он знал, была только из слухов и истории магического мира, ибо они никогда не виделись. Мегуми даже понятия не имел, как тот выглядит. А выглядел парень упёртым до невозможности. И оказался упёртым до невозможности. Этого следовало ожидать, но всё же. Упёртый — очень. И в голове у него явно был чёткий порядок. Ну. До недавнего времени. — Сегодня ты тоже не в лучшей форме, — сказал Мегуми, когда Гето дошёл до бывшего тренировочного поля клана Зенин. Подросток пожал плечами. Впервые за долгое время он отводил взгляд — первый раз было неделю назад, а сегодня, видимо, повторяем процедуру, — и становилось очевидно, что сладостей для Годжо Сатору и целой недели для решения подростковых разборок было недостаточно. У Мегуми, честно говоря, не было на это времени. У Мегуми, честно говоря, вообще не было на что-либо времени. Вот только в будущем Гето Сугуру сошёл с ума — или взял себе идею-фикс, называть это можно каким угодно образом — а в этого самого Гето он уже вложил так много сил. И найти кого-нибудь другого Фушигуро тоже не может себе позволить. Мегуми, честно говоря, понятия не имел, что он думал о Гето. Плохой маг? Да нет, как раз наоборот. Плохой человек? Возможно, в другой временной линии, но явно не сейчас (да и как вообще понять, плохой ли человек? Слишком сложный вопрос). Тот, кому можно верить? Определённо да, ведь именно его в конечном итоге и выбрал Фушигуро, чтобы тренировать. Хотя, признаться честно, выбор был хоть и не слишком большой, но и не слишком маленький тоже, ведь он мог взять хоть того же Годжо Сатору (но, честно говоря, этот вариант в действительности никогда не рассматривался) или же Цукумо Юки, что сейчас как раз на пике силы, с более подходящим возрастным порогом. Гето Сугуру… он просто был и он был человеком. Возможно, где-то не идеальным, где-то слишком хорошим, где-то просто что-то, но это то, что делает каждого человека человеком и кто вообще такой Фушигуро, чтобы судить кого-то, пусть даже и психопата из его времени? Ему бы просто хотелось, наверное, разрешить те проблемы, что внезапно появились у подростка. Убрать из его головы то, что сделало его в будущем тем, кем сделало, но Мегуми был определённо не тем человеком, который может это сделать. Если бы здесь был Итадори, то одного бы его присутствия было вполне достаточно, чтобы всё разрешилось. У Юджи просто была… такая душа, что ли? Светлая, добрая и удивительно мягкая. Если бы здесь была Кугисаки, то она бы просто избила Гето, потом бы спросила, какого хрена он творит, когда нужно срочно что-то делать с тем, для чего его и тренирует Мегуми. Потом бы развернулась к самому Мегуми и его бы тоже побила. За компанию, так сказать. Нобара была именно такой, да. Если бы здесь был Годжо… ну, это Годжо. И он здесь был. Именно поэтому Мегуми и отправил Гето к Годжо с пончиками. Сладкие десерты должны были заткнуть подростка Годжо Сатору на достаточное время, чтобы Гето Сугуру успел сказать, какие именно тараканы поселились в его голове. Но план не сработал и Мегуми вообще понятия не имеет, что делать. Гето встал в стойку. Мегуми свёл брови на переносице, потому что подобное положение тела было идеальным, но оно было слишком идеальным и это было просто не тем. Он понятия не имел, как это объяснить, большинство реакций тела Мегуми вообще принадлежали не ему, а Сукуне, однако какой-то тот же внутренний опыт просто кричал ему, что толку от сегодняшнего дня не будет никакого, если не разобраться с тем, что творится в чужой голове. Подросток слишком загружен своими проблемами, чтобы правильно впитывать знания, слишком много думает обо всём и ни о чём одновременно, чтобы анализировать и мыслить быстро, слишком много всего в нём, в его душе и в его теле, чтобы стремиться к большему и тем самым совершенствоваться. Мегуми мог бы слегка побить его, как в прошлый раз. Изначально он дрался против Гето на треть своей силы, потом плавно увеличивал её до тех пор, пока не перешёл до половины, потом поднял ещё процентов на тридцать. В прошлую тренировку пришлось выложиться на все сто, заставляя в то же время другого оппонента сдерживаться — потому что когда человек сдерживается в драке, он инстинктивно откладывает силы и тем самым копит их, но в то же время у него словно бы развивается второе дыхание, которое и нужно у Гето натренировать. Однако даже если сегодня Фушигуро повторит прошлый опыт, то Гето уже ничего не поможет. Нужно разбираться с головой. Без головы — без чистого разума — всё бесполезно. Поэтому в ответную стойку Мегуми не встал, удручающе качнув головой. — Всё это бесполезно, пока здесь нет порядка, — он ткнул пальцем в висок. — И у нас слишком мало времени, чтобы тянуть с этим. Челюсть Гето крепко стиснулась и он снова отвёл глаза, словно стыдясь своей неготовности. Мегуми хмуро смотрел на него какое-то время, а потом тоже задумчиво оглядел проклятия в округе. Те кружили и бесновались, подходили ближе и уходили дальше, то приближались с улыбками на устах, то отскакивали с притворным выражением ужаса на и без того уродливых лицах. Все из клана Зенин, слуги и кровные члены, рабы и главы — все смешались, завывая. Иногда крича друг на друга, бесцельно существуя в этой завесе. — У тебя есть цель? — спросил Мегуми запоздало. Наверное, нужно было поинтересоваться раньше, есть ли у подростка цель. То, к чему он стремится, то, чего желает, то, что хочет привнести в мир. Всё или что-то одно, маленькое или большое, но то, что двигает его вперёд, заставляя жить и стараться изо всех сил. У Мегуми такого никогда не было. Мегуми однажды просто узнал о цели Годжо, применил её на себя и решил, что раз он имеет потенциал стать таким сильным, то почему бы не использовать её именно таким образом? Но это всё ещё оставалось чужой целью и тем самым притормаживало его развитие. Потом Мегуми решил разобраться с Сукуной раз и навсегда. И силы сразу откуда-то взялись, хотя до этого он уже полностью сдался, потеряв не только всех, но и, как ему казалось, самого себя. — Есть, — кивнул Гето, приподнимая голову. Взгляд у него был рассеянный, принудительно-сосредоточенный на Фушигуро. Поза лёгкая, но напряжённая. — Но сегодня она тебя не мотивирует, — всё ещё хмурясь, сказал Мегуми. Подросток пожал плечами, посмотрев куда-то в сторону Тоджи. И тогда Мегуми решил, что если не сейчас, то подходящее время никогда не настанет. — Иди за мной, — вздохнул Мегуми направляясь к нужному месту. Он был там всего один раз, буквально на несколько секунд. С тех пор местность претерпела серьёзные изменения, как минимум четыре-пять раз, так что в точности понять, куда именно нужно идти, Мегуми бы не смог. Тем не менее интуитивно внутреннее чутьё всегда знало, в какую сторону держать путь, чтобы оказаться в нужном месте. И, действительно. Мегуми не успел даже сильно задуматься об этом, когда спустя пару минут они оба уже оказались на месте. Это был такой же кратер, как и любой другой. Выжженная земля, но что действительно могло привлечь чьё-то внимание, так это зона поражения: сюда ударили только два раза, причём оба раза проклятая энергия так и не достигла своего оппонента. Трупов или проклятий здесь тоже нет и именно поэтому праха и костей поблизости не валяется. Проклятий рядом тоже не было. Из-за этого относительно небольшой участок земли казался чистым, хотя на самом деле таковым не являлся. Подросток тоже это заметил. Уже более серьёзным взглядом он посмотрел на Фушигуро, приготовившись слушать. — Это произошло здесь, — Мегуми ткнул в странного вида круг, бросавшийся в глаза. Именно этот круг и был причиной того, почему поблизости не очень любят гулять проклятия, предпочитая избегать места. Вся территория клана Зенин была проклята, скрыта под завесой, но внутри было ещё два места, которые были более прокляты, чем сама территория. Это — первое из них. Второе принадлежало Тоджи. Гето сглотнул, прежде чем спросить: — Что произошло? — Я появился здесь. На него вскинули удивлённый взгляд, а потом снова внимательно посмотрели на круг. Тот состоял целиком из тени и был странным в том смысле, что под завесой не было солнца и, следовательно, не могло быть тени. Сверху ведь также не было ничего, что могло бы эту самую тень бросить. Проклятой энергией от круга не веяло. Фушигуро помнил тот день так, словно он случился совсем недавно, а не много лет назад. Всё началось с ослабевающей клетки, с того момента, как Мегуми понял, что может вынырнуть из глубин своей души и осознать происходящее снаружи. Осознать и ужаснуться. Сукуну, конечно же, это забавляло. Сидящий в его теле, управляющий им, от самого Мегуми там оставалась только проклятая энергия, что совершенно ему не подчинялась, да столь покалеченная душа, что была скорее мёртвой, чем живой. Тело давно было перевоплощено в чужое, душа его погружена в самый ад, шикигами умирали в агонии от чужих оков, порабощённые враждебной волей. Но Рёмен Сукуне этого было недостаточно. Сукуна любил страдания. Поэтому он заставил Мегуми вынырнуть, специально показал свои планы. Ехидно и притворно-сочувственно его голос разнёсся по всем уголкам сознания Мегуми. «Я буду убивать их снова и снова, а ты ничего не сможешь сделать. Каково это, а, Фушигуро Мегуми? Знать, что именно твоя техника дала мне подобное могущество?» Бороться было совершенно бесполезно. Мегуми мог только наблюдать за тем, как в человеческой крови, что постепенно и как-то незаметно для него стала течь вместо чистых рек, медленно расползается хищный оскал, разрезая рот на две части. Как чужие глаза смотрят, как розовые волосы отливают на миг чёрным, словно это не Сукуна, а сам Мегуми смотрит на собственное отражение. — Гето, ты слышал когда-нибудь, что Зенин Мегуми не рождался? — спросил он, продолжая смотреть на круг. — Да. Кхм, мне было интересно узнать о вас и я спросил учителя. Он сказал подобную фразу. Сукуне ничего не стоило рассчитать силы, провести ритуал и переместиться по тени во времени, а не пространстве. — Слышал ли ты о Рёмен Сукуне? — спросил Мегуми. — Да, — кивнул Гето, после чего вновь бросил взгляд на круг. — Мы уже проходили это в школе. Фушигуро кивнул. — А слышал ли ты что-нибудь о проклятиях, которые способны управлять течением времени? — На втором курсе я и мои одноклассники столкнулись с подобным. Двое учениц из Киотского техникума пропали на три дня и нас отправили их отыскать, однако потом оказалось, что они были в ловушке только три часа. Один час внутри чужой территории был равен суткам за её пределами. И тогда Мегуми посмотрел на Гето, не в силах произнести правду и сказать, насколько сильно он облажался в своём дерьмовом будущем. А Гето — подросток, ему всего семнадцать лет — смотрел на него, и его глаза медленно становились шире, когда постепенно приходило ошеломляющее осознание. Он не глуп, вовсе нет, ему вполне хватило и наводящих вопросов, чтобы связать правду в одно целое. Что есть Сукуна, что ему тысяча лет и он был в прошлом, есть в настоящем и будет в будущем и, конечно же, он сильное проклятие, а проклятия могут перемещаться во времени. И такие, как Рёмен Сукуна, скорее правило, чем исключение. И словно не мог поверить в это, снова посмотрел в круг тени, а потом на Мегуми. Его губы побледнели, раскрываясь, чтобы задать один-единственный вопрос: — Что произошло в тот день на самом деле? — Это началось намного раньше. Или, если точнее, это началось много после, но потом было вынуждено вернуться обратно, — Мегуми вздохнул, подбирая слова. — Как ты знаешь, во времена периода Эдо было четыре существа, вошедших в историю магов. Годжо. Зенин. Норитоши Камо. И Рёмен Сукуна. Годжо и Зенин убили друг друга. Норитоши Камо считается мёртвым, однако я более чем уверен, что он всё ещё жив и временно скрывается. А Рёмен Сукуну не смогли изгнать, вместо этого решив запечатать. Мегуми неловко отвёл глаза в сторону. — Я ненавижу Годжо и Зенина из периода Эдо. Если бы они, вместо своей глупой ссоры, убили Сукуну, его останки всё это время не поглощали бы проклятую энергию вокруг себя. Таким образом он был бы слабее… Хотя, возможно, это всего лишь мои глупые мысли и то, что случилось, произошло бы в любом случае. Они помолчали. Гето прервал молчание неловким ёрзаньем и тут же замер. Мегуми вздохнул, потирая отчего-то уставшие глаза. — Однажды мне поручили задание: забрать проклятый палец Сукуны из одного старого храма. По прибытии стало ясно, что защитные заклинания спали какое-то время назад, а сам палец кто-то забрал. С помощью оставленных следов я сумел найти его, однако ситуация вышла из-под контроля, и в конечном итоге один не-маг проглотил палец. — Сукуна возродился? — шепотом спросил Гето. — Нет, — вздохнул Мегуми. На губах мелькнула улыбка. — Итадори — так его звали — оказался идеальным сосудом, который мог сдерживать Короля Проклятий внутри себя, не позволяя взять контроль над телом. Советом было принято решение скормить ему как можно больше пальцев, а после провести казнь, исполнителем которого назначили Сильнейшего мага. Мегуми посмотрел на Сугуру. — Годжо Сатору. Гето сглотнул. Он кивнул, на самом деле, прекрасно всё понимая. — Что-то пошло не по плану, — едва слышно, шёпотом. — Моя техника Десяти Теней привлекла внимание Сукуны с самого начала. А ещё я был довольно близок с Годжо, который весьма бесил его тем, что обещал победить, даже если Рёмен полностью возродится. Ты ведь знаешь, какой он, ему палец в рот не клади — откусит сразу половину тела, пожует, специально проглотит, а потом будет жаловаться, что невкусно. — Кхм, да, Сатору такой, — пожал тот плечами. — Итадори постепенно поглощал пальцы и всё шло не совсем гладко. Он мог держать Сукуну в узде, но это далеко не всегда помогало в напряжённых ситуациях. Хуже того, 31 октября произошёл инцидент в Сибуе, в результате которого Годжо оказался запечатан, а всех нас приказали казнить. В Сибуе Сукуна поглотил одновременно кучу пальцев, наверное, более десяти, потому что он выбрался на свободу и вдоволь порезвился. Ты можешь видеть, к чему приводит его веселье. Рука Мегуми взмахнула вокруг. Сугуру, словно в замедленной съемке, оглянулся, как будто бы только сейчас увидел окружающее пространство. Сожженные земли, осыпанные пеплом. Кучу проклятий. Останки трупов, которые так и остались незахороненными. — Погибло несколько миллионов людей. Но это было ничем по сравнению с тем, что Сукуна понял, как самостоятельно выбраться из тела Итадори. Выждав нужный момент, он взял под контроль моё тело и душу, поэтому я оказался совершенно бесполезен. — Что произошло с Сатору? — спросил Гето, делая шаг ближе. — Долгое время он был запечатан, но потом мы смогли достать клинок. Наверное. Я не знаю, каков был план магов, потому что к тому моменту мной уже завладели, но Годжо освободили и первым делом он должен был восстановиться, чтобы вступить в бой против Сукуны. — Но Сукуна не пришёл, — хмыкнул Гето, ухмыляясь. — Трус испугался и сбежал в прошлое. Он хотел убить его здесь, не так ли? До того, как Сатору станет слишком сильным. Мегуми сильнее поджал губы и отрицательно покачал головой. — Годжо проиграл. Судя по всему, он заранее подготовился к тому, чтобы Итадори не казнили, спрятав где-то один из двадцати пальцев Сукуны. Но кто-то всё равно восполнил его силы, предложив вместо пальца прежнее тело. И сделать это могло только одно существо. — Норитоши Камо, — осторожно опустилось имя. — Единственный оставшийся из периода Эдо. — Верно. Там был кто-то ещё, но это явно было проклятие, так что оно должно было быть запечатанным, как и Сукуна, а, значит, не смогло бы присмотреть за телом, — Мегуми вздохнул. Те моменты он практически не помнил, только смутное ощущение, что было именно это, так что… — После того, как Сатору умер, остальные маги попытались добить Рёмена, но у них это не вышло. Постепенно Япония погрязла в хаосе, проклятия переходили дальше, на материки, а потом… потом Сукуне стало скучно. — Скучно? — спросил голос Сугуру. — Скучно, — подтвердил Мегуми. Они неловко посмотрели друг на друга, прежде чем отвести взгляды в разные стороны. Сказать по этому поводу было нечего. — Последний раз он веселился только в битве против Годжо, поэтому ему пришла идея переместиться во времени и устроить хаос раньше, чем он сделал это в моё время. Таким образом те, кто родился после магического скачка проклятой силы после рождения Годжо Сатору, стали бы сильнее из-за войн. Маги и проклятия снова бы эволюционировали, повысив ступень развития. У Сукуны получилось практически всё. Закончив говорить, Мегуми прокашлялся и направился в сторону почти сильнейшего проклятия. Они шли медленно, словно всё ещё ошеломлённые подобным разговором и это было совершенно неудивительно. Даже Мегуми, давно жившему с этой правдой, пришлось смириться с происходящим и принять это, но для Гето сказанное было похоже на ужасный вымысел, поверить в который нужно было, но не получалось, потому что это звучало слишком бредово и ужасно. Фушигуро не торопил его с этим. — Переместиться в прошлое было возможно только с помощью техники Десяти Теней и крови. Для этого выходной точкой бралась тень ближайшего родственника, кем и стал… Видимо, Тоджи, — Мегуми неловко замер у проклятия с мечом. Впервые он встретился с этим человеком, когда тот спас его и других магов от проклятия особого ранга. Потом человек напал на самого Мегуми. После спросил имя, а, заслышав его, проткнул самому себе голову. На землю в грязном переулке падал явно Тоджи, но на асфальте оказался уже совершенно другой человек. В то время Мегуми было некогда думать о подобном, однако сейчас он уже мог понять, что Зенин Тоджи был возвращён к жизни с помощью какой-то ритуальной техники. Тогда Мегуми не мог осознать, что произошло и почему этот человек убил самого себя, однако после и до сих пор внутри него поселились странные чувства. Этот человек бросил его и Цумики после того, как их бросила мать — но возможно ли, что он умер и просто не мог вернуться? Или просто бросил, а уже потом умер? И почему он убил себя во второй раз? Только лишь потому, что Мегуми был его сыном? Всё это было слишком запутанным, чтобы понять. — Ты не знал своего отца? — спросил Гето, проявляя интерес. — Мы были совсем молоды, когда мама ушла. Отец тоже ушёл и не вернулся. Родители бросили нас — меня и сестру. До шести лет я рос среди не-магов, а потом заявился Годжо и рассказал мне о магическом мире. Я никогда не интересовался судьбой родителей, потому что они не интересовались мной. Просто знал, что я из клана Зенин, но не имя отца… думаю, это было большой ошибкой с моей стороны, потому что я даже не знаю, почему он умер в моей временной линии. Я просто однажды столкнулся с техникой, которая вернула его к жизни. Драться со своим мёртвым отцом, не зная, что он твой отец? Жизнь никогда не была более странной. Мне повезло тогда уйти от него живым. Пусть я не узнал его, но он узнал меня. В этой временной линии Сукуна использовал тень Тоджи, чтобы переместиться во времени. Это было весьма ошеломляющим опытом, потому что в тот день всё, что могло пойти не по плану, пошло не по плану. Переместиться с помощью тени получилось, просто не совсем так, как изначально планировал сделать Сукуна. Мегуми не знает точно, где именно оказался недочёт, однако помнил неясные ощущения, что помогли отделить его тело от чужой власти. Сукуна сложил печати. В земле появилась тень, став кругом. Проклятие сделало шаг внутрь, опускаясь в глубины мироздания и проходя сквозь потоки времени, защищая самого себя от разрушения с помощью проклятой энергии. Они падали-падали-падали, потом что-то врезалось или просто не так повернулся поток, потому что всё разбилось. Сознание Мегуми сильно закружилось, а в следующий момент он выпал из чужой тени. В своём теле. Без Сукуны. Мегуми поднял голову вверх, чтобы впервые за всю сознательную жизнь увидеть своего отца — но в тот момент это было скорее желанием увидеть человека, потому что род людской Мегуми не видел с тех самых пор, как его тело захватили, а душу окончательно погрузили во тьму, — и как неожиданно было внезапно увидеть лицо Тоджи. Это был тот самый странный человек, который в их прошлую встречу проткнул сам себе голову, заслышав его, Мегуми, имя. Но это было прошлым, поэтому, конечно же, человек оказался жив. Он смотрел на Мегуми недоумённым и заинтересованным взглядом, приподымаясь с пола традиционно обставленной комнаты и Фушигуро ошеломлённо понял, что они здесь только вдвоём, что он сидит в чужой тени, из которой вышел, что, видимо, это его отец — и ведь они уже встречались, не так ли? — Во время перемещения по тени, во временном потоке времени Король Проклятий и я разделились, — сказал Фушигуро. — Однако он всё ещё перемещался следом за мной, поэтому расстаться с ним получилось всего на несколько секунд, которые я бездарно потратил. — Вы впервые встретили своего отца, — неловко сказал Гето, переводя взгляд на проклятие. Мегуми практически сразу почувствовал, как Сукуна возвращается обратно в его тело. Страх сковал душу, поэтому единственное, на что его хватило, это крикнуть: «Рёмен Сукуна!» Надо сказать, что… Тоджи… отец… этот человек поразил его. Тоджи запомнился как тот, кто очень сильно хотел подраться. Жажда крови, сильное стремление к драке, тот азарт в крови, что не умолкает до победного. А после ещё более сильное желание сразиться со следующим противником, не менее сильным и крепким. Тоджи же этого времени сразу достал со спины меч, выставляя перед собой и готовясь к удару. Он ничего не спросил и не сказал, совершенно никак не отреагировав на внезапное появление Мегуми, вместо этого услышал его и стал действовать в соответствии с предупреждением. Разрушил спиной стену, отпрыгивая подальше и готовясь защищаться. Ни на миг не отводил взгляда, словно это могло стоить ему жизни — и это, непременно, действительно стоило бы ему жизни. Словно внутреннее чутьё твердило ему послушаться сына, который в этом времени ещё даже не вошёл в процесс зачатия, потому что Тоджи был в клане Зенин, а не где-то среди не-магов в поиске его матери. Именно это самое чутьё его и спасло. Мегуми только и успел, что крикнуть, а в следующий момент его тело вновь оказалось под плотным чужим контролем, нагло и довольно ухмыляясь, сразу же выпуская пробный запуск пламенного шара. Зенин отразил удар Сукуны, разрезав шар на две части и тем самым спасая себя из-под первой атаки. Вот только сила проклятой энергии так просто не рассеялась, вместо этого сжигая округу и с первых же секунд своего здешнего пребывания убивая мимопроходящих людей техникой Рёмен Сукуны. На шум и драку сбежались остальные члены клана Зенин. Кто-то закричал, угрожая и требуя объяснить ситуацию, кто-то приказывал немедленно прекратить и успокоиться, кто-то напоминал о спокойствии и клановом статусе, в соответствии с которым нужно было себя вести. Тоджи заткнул всех: «Этот парень вышел из моей тени и закричал что-то о Сукуне. С таким, блять, не шутят.» Сукуна в это время вытянулся, вставая. Его взгляд, Мегуми видел, прошёлся по безоблачному, такому светлому небу. Кожа уловила слабый ветерок, в нос же впервые за долгое время забился запах свежести, а не крови. — Из тени? — мгновенно уточнил кто-то. — Это одна из техник обладателя Десяти Теней! — В клане никто не рождался с подобным! — Он вышел из тени этого не-мага?! — Это перемещение из будущего! Один из ублюдков Тоджи в будущем родится с Десятью Тенями! — Сейчас важнее другое! Этот парень, похоже, находится под чужим контролем! — Рёмен Сукуна! — Немедленно сообщите другим кланам! Нужно сию же секунду изгнать Короля Проклятий любой ценой! Все были так сильно заняты криками и паникой, что совершенно не обратили внимание на Рёмена. И тому это не понравилось — пока сила медленно возвращалась к нему, Король заметил, что возвращалась не столько сила, сколько его форма существования. Это можно было бы назвать душой, но у Короля Проклятий не было души. Много чего пошло тогда не по плану. Клан Зенинов не смог предупредить остальных о Сукуне из будущего, потому что Сукуна сжёг всех бойцов несколько секунд спустя. Те, кто не успел отпрыгнуть подальше, попали внутрь его территории и тем самым не смогли даже успеть насладиться мыслью о будущем рождении обладателя Десяти Теней. Успевших было мало, Тоджи определённо был не из их числа, однако кто-то оттолкнул его подальше, защищая того, чьи гены должны были послужить будущему рождению Мегуми. Паника нарастала. Сукуна же осознал, что для того, чтобы вернуть себе всю свою силу, ему нужно вновь поглотить свои пальцы, в которые попали его силы и знания будущего, разделившиеся в потоке времени. Если Мегуми, его тело и душа, вышли из тени единым целым, то Сукуна рассеялся по собственной плоти, которая здесь ещё не была поглощена. Потому что, конечно же, точка выхода была связана со всем миром, а потому она Сукуну и переместила в его же тело: то есть примерно равномерно во все части его тела, в тело Мегуми в том числе, ведь тело Мегуми из будущего поглощало части тела Сукуны. Самым главным было другое. Сукуна в этом прошлом оказался слаб. И Мегуми это понял. — Я переместился целым, а вот сила проклятия рассеялась во мне, двадцати его пальцах, а также в теле Сукуны. В этот момент он был слаб, как никогда, потому что если раньше его сила распределялась между двадцати одной частью, то в тот раз он был разделён на двадцать две части. — Он настолько силён, что смог победить клан Зенин с такой малой частью самого себя? — удивился Гето. — Никто не может быть таким сильным! — Нет. Его силы хватило только на несколько атак и потратил он их не слишком разумно: на небольшой огненный шар и территорию. После них он сразу понял собственную слабость и решил исправить это. К несчастью, он владел моим телом и моя техника позволяла быстро перемещаться в пространстве. — Он направился к пальцам. — Хуже. Он направил пальцы к себе. После перемещения во времени он чувствовал их слишком отчётливо, поэтому ничто не мешало ему забрать их, где бы они не находились. Если бы направился к пальцам самостоятельно, то у Зенинов было бы время прийти в себя и предупредить всех о его возвращении. Не то чтобы проклятию нужна была осторожность, но время на переваривание всё ещё желательно иметь, чем не иметь. — Что произошло дальше? — спросил Гето. Мегуми вздохнул, вспоминая, как его пальцы складывали нужные печати, как потянулись силы теней вдаль, преодолевая десятки, сотни километров, дотягиваясь до пальцев Сукуны так, словно те вспыхивали огнём во тьме. Как окутывали эти пальцы, как потянули к себе. — К счастью, пальцы были на разном расстоянии, а его силы не хватало, чтобы притянуть их одновременно, — Мегуми сглотнул, встряхнув головой. — Члены клана увидели, как он поглощал те пальцы, что пришли к нему первыми. После четвёртого они приложили все силы, чтобы не допустить ещё большего поглощения. Завязалась драка, но все слишком сильно вбили себе в голову, что я обладатель техники Десяти Теней — они растерялись из-за этого, а Король Проклятий не тот, рядом с кем такое позволительно… Тоджи в это время наблюдал и, видимо, заметил слабости Сукуны, поэтому решил сделать ставку на них, атакуя. Проклятие у меча при упоминании своего имени не двигалось, а вот при одном намёке на имя того, кто его убил, приподняло голову, словно желая увидеть Сукуну и вновь вступить в битву. Надо сказать, что Тоджи — отец — оказался действительно силён. После смерти Годжо многие маги явно вступали в битву против Сукуны, но все они не продержались слишком долго. Другое дело, что им приходилось сражаться против полностью возрождённого Сукуны, а Зенину Тоджи — против пяти пальцев. Если бы он вступил в битву немного раньше, то явно бы оказался сильнее, однако начать сражение раньше он словно не мог по какой-то причине. Скорее всего из-за того, что не совсем видел Сукуну. Скорее всего, он лучше, чем все остальные, видел именно Мегуми, ведь проклятий и проклятых техник глаза Тоджи не могли заметить. Перед ним, должно быть, был всего лишь простой парень под чужим контролем, а не проклятие — а, может быть, ему просто нужно было для начала разобраться с тем, как действует Сукуна, чтобы не умереть с первых же секунд боя. Мегуми понятия не имеет, на кого он смотрел: на него или Короля Проклятий. Они сражались на равных. А потом Сукуна, усмехаясь, специально подставился под удар, чтобы поглотить ещё один палец. И стал сильнее. Тоджи не отставал. А Мегуми начал бороться. Он и сам не знает, что на него в тот момент нашло. Просто в какой-то миг он с ошеломлением понял, что там, снаружи, его тело насмерть сражается с телом его отца, которого он никогда в своей жизни не помнил, забыл. Осознал, что Сукуна сейчас убьёт того единственного, кто может его сдерживать, а потом он пойдёт убивать всех остальных, кто в этом мире уже родился и кто теперь даже не сможет родиться. Ведь Сукуна переместился в клан Зенинов. Мегуми больше не родится. Его сестра не родится. Май и Маки тоже не родятся — потому что их отец уже умер, и мать, конечно же, тоже уже была мертва, ведь битва разгоралась всё сильнее и сильнее, уничтожая всё и вся на своём пути. Рывок борьбы от Мегуми стал для Сукуны неожиданным. Фушигуро прекрасно знал, что не может бороться с Сукуной в лоб, однако единственное, что пришло ему в голову, это отдать Тоджи пальцы Сукуны, словно тот сможет с ними что-то сделать. Сбежать и защитить, что ли? Да с чего бы этому Зенин Тоджи вообще бежать от битвы, когда тот явно ею наслаждался? Но Мегуми сделал это. У него получилось перенаправить направление тени — скорее всего потому что Сукуну это позабавило, не более. И тем не менее, он это сделал. А Тоджи захватил первый палец. Он скормил его какой-то дряни, что выплюнул из собственного желудка — и это тоже было неожиданным, причём не только для Мегуми, но и для Сукуны тоже. Тот рассмеялся сумасшедшим смехом, бросая вызов всем телом и существом. — Он перехватил тринадцать пальцев, скормил их своей твари, а после стал отрезать пальцы Сукуне, желая таким образом ослабить и запечатать внутри другого проклятия. Оно было странным, потому что не поддавалось контролю Сукуны. Он всё ещё отчётливо помнил те ощущения, что наступают после отрезания пальца. Пальцев. Мегуми легко подошёл немного поближе. Проклятие Тоджи сдвинулось к нему, предупреждающе опустив ладонь на Копьё Небес, но Мегуми и не собирался трогать меч, вместо этого заставив Сугуру впервые посмотреть на то, что было глубоко скрыто под мечом. Слегка засыпанное землёй, там была та самая тварь, поглотившая ровно двадцать пальцев. Тринадцать от Сукуны и семь от Мегуми. Семь, потому что именно столько и поглотил Сукуна. — Это было не так просто. Тоджи терял свои силы, он умирал и понимал это, поэтому перед своей смертью решил запечатать Сукуну именно таким образом. Копьё Небес рассеивает проклятую энергию, однако проклятие, что сейчас поражено им, умрёт только после того, как проклятая энергия Сукуны внутри него полностью рассеется. Чтобы никто не помешал процессу, его душа после смерти сама стала проклятием и теперь тщательно контролирует процесс. — Зенин Тоджи сумел запечатать Рёмен Сукуну, — шокировано вздохнул Сугуру, поднял на него глаза, что раннее не могли оторваться от проклятия. — Его Копьё Небес навсегда изгонит Короля Проклятий. Это поистине невероятно. — Да. Он смог его запечатать. Мегуми вновь отошёл в сторону и направился к тому месту, с которого они должны были начать свою сегодняшнюю тренировку, где начинали тренировки всегда, потому что именно это место для Мегуми было немного особенным. Ведь именно здесь он впервые поборолся за собственный контроль. Именно на этом самом месте он слегка сдвинул выход седьмого пальца из тени, тем самым вручив первый трофей Тоджи. Точнее, всего лишь предоставив возможность перехватить первым. — Это… Это очень трудно осознать, — честно сказал Гето, подходя поближе, чтобы поравняться. — Я понимаю. Нужно время, чтобы всё обдумать, — кивнул Мегуми. — Однако есть кое-что, о чём Тоджи не знал и не мог знать. Подросток молчал какое-то время, прежде чем сглотнуть: — Вы говорили, что времени мало. Что вы имели в виду? — Тоджи запечатал все двадцать пальцев таким образом, что происходит полноценное изгнание проклятия, однако у Сукуны всё ещё остаётся тело, которое находится в неизвестном мне месте. — Это ужасно, — сказал Гето. Мегуми уловил в его тоне те самые интонации, которые обычно означали жгучее желание сказать что-то гораздо похуже. — И это тело связано со мной, — сказал Фушигуро. — Я из будущего, наша с Рёменом проклятая энергия смешалась. Его тело не пробуждено в полной мере, но если это произойдёт, то он очнётся не как Сукуна из тысячелетнего сна, а как Сукуна из того будущего, из которого пришёл я. Со знанием, как путешествовать во времени и свободным доступом к моему телу, хочу я того или нет. Сейчас его состояние напоминает глубокий сон, однако иногда я могу ощутить, как он инстинктивно пытается пробудиться. В этот момент моё тело покрывается его чёрными татуировками, словно даже сквозь это расстояние и пространство он пытается завладеть мною. Мегуми развернулся к Гето. — И именно поэтому у нас очень мало времени. Будущее, из которого я пришёл, уже никогда не случится, однако недавно я нашёл Итадори, чьё существование не может быть простой случайностью. Кто-то планирует возродить Сукуну и, скорее всего, в этот раз это случится намного быстрее, чем в прошлый. Если это произойдёт до того момента, как Копьё Небес изгонит большую часть его силы, заключённую в двадцать пальцев, то он станет намного сильнее, чем прежде, потому что в прошлый раз Годжо сумел спрятать от него одну часть тела, которую Сукуна по какой-то причине так и не сумел найти. Увы, но мы не можем ни ускорить процесс изгнания, ни даже переместить его в другое место. Подросток под его взглядом сглотнул, поджав губы. — Скажу прямо: мы сидим на пороховой бочке, которая просто ждёт нужного момента, чтобы рвануть. Поэтому, да, у нас с тобой очень мало времени. Если бы моя смерть могла избавить мир от Сукуны, то я бы покончил с собой, чтобы изгнать последнюю его часть, но во мне остался только слабый отпечаток его проклятой энергии, а тело Сукуны и его сущность остаются в другом месте. И изгнание всё ещё не завершено. А как только Сукуна возродится, как только очнётся ото сна, он сразу сможет уловить, где именно происходит изгнание тех частей его силы, что находятся здесь. Ничто его не сдержит от того, чтобы поглотить двадцать своих пальцев и точно также Мегуми никоим образом не может окончательно избавиться от Сукуны, потому что даже если бы он сумел найти оставшееся тело, то всё ещё оставался огромный риск, что его телом и душой вновь завладеет Король Проклятий. В такой ситуации приходилось выбирать между своей вынужденной смертью, чтобы не дать Королю Проклятий дать возможность путешествовать во времени и тем, чтобы жить, и бороться, постоянно опасаясь оказаться под чужим контролем, но неминуемо контролируя процесс изгнания, потому что на данный момент он единственный, кто может это сделать. Гето явно это понял. Ему понадобилось время, но он совсем не идиот — может уловить между строк, что Фушигуро нихрена Сукуне, одной его оставшейся части, не может противопоставить. Ибо тело уже сдаёт. Не раз и не два он натыкался на собственные отражения, где проступали чёрные линии чужих татуировок и никогда в подобные моменты Мегуми не чувствовал, попросту не мог по какой причине почувствовать всё это. Его тело окажется под чужим контролем раньше, чем он успеет ощутить чужое присутствие. — Каков ваш план? — спросил подросток. — Первым делом необходимо затаиться. Если мы дадим нашим врагам знать о том, что мы о них знаем, то в таком случае есть вероятность, что они просто отложат возрождение, либо нападут таким образом, который станет для нас фатальным. — Сомневаюсь, что Совет одобрил бы это. — Хорошо, что мне не нужно их разрешение, — Мегуми усмехнулся, невольно вспоминая, как много лет назад точно так же ему говорил Годжо. — Директор и несколько магов особо уровня за границей уже в курсе о напряжённой ситуации, и с помощью Цукумо Юки мы договорились о сотрудничестве в случае неожиданной экстренной ситуации. Впрочем, рассчитывать на иностранных магов слишком сильно тоже не стоит, поэтому мы будем учитывать только японских. Это Годжо, ты, Цукумо, директор и Сёко. При необходимости и остальные маги, однако на данный момент обо всём знают только трое, не включая меня. — Отряд не слишком-то большой, — неловко улыбнулся тот. — Но и Сукуна не силён, — поджал губы Мегуми. — Во мне остался только малый отпечаток связи, а на свободе всего лишь тело. Самую большую угрозу представляет время, что играет против нас, так как процесс изгнания пальцев нельзя ускорить, а также остальные проклятия и Норитоши Камо. Увы, но сразиться с ними придётся без меня, чтобы избежать риска повторного захвата тела, и именно поэтому я решил тренировать тебя. Теперь ты готов тренироваться? Фушигуро посмотрел на Гето — тот моргнул, растерявшись, словно они сюда не для тренировки вернулись, а просто поболтать, чтобы потом разойтись по домам. — У меня ещё много вопросов, — неловко ответил подросток. — Но на данный момент просто хотелось бы знать, что случилось со мной в будущем. — Все умерли. Ты тоже умер, — просто пожал плечами Мегуми. В самом деле, ну не говорить же, что подросток внезапно бросил техникум, чтобы набрать свою армию и устроить геноцид по отношению к простым людям? — Да, но как? — настойчивее спросил тот. Фушигуро нахмурился. — Я не хочу говорить Годжо, что он проиграл в битве с Сукуной, — вдумчивее сказал Мегуми. — И по той же самой причине я не хочу говорить, как в моём прошлом умер ты. Потому что если это случилось в моём прошлом, это вовсе не значит, что твоё будущее будет таким же. Обстоятельства изменились, мир изменился. Глупо думать, что те вещи будут точно такими же. — Я понимаю, — сказал Гето. — Однако это помогло бы мне быть готовым на случай, если я снова столкнусь с тем, что убило меня в твоём прошлом. Мегуми потёр уставшие глаза. Он чертовски надеялся, что этот парень не умрёт также, как и в его прошлом, потому что иначе Мегуми чертовски разочаруется в мире и, ещё сильнее — в самом себе. «Первое», — весомо напомнил он самому себе, — «что я увидел в нём, было упёртостью». — То, что убило тебя в моём прошлом, не убьёт тебя в этом, — твёрже произнёс он. — Ведь ты стал сильнее и теперь у тебя есть более важная цель, не так ли? Гето вынужденно кивнул. И встал в стойку. Она была такой же уверенной, как и час назад, но в этот раз, понял Мегуми, это ощущалось действительно чем-то правильным. Твёрдым и решительным, чем-то, что необходимо было не нести на своих плечах, а вес, который несёшь в своей душе с честью и гордостью, решив бороться до конца. И именно поэтому Фушигуро ответил тем же. — С начала наших тренировок ты хорошо продвинулся, — сказал он. — Я не хочу, чтобы ты использовал какие-либо проклятые техники, потому что Сукуна уже видел всё, на что способен Годжо, и готов отразить его сильнейшие приёмы с меньшим количеством прикладываемой силы, но ты для него — неизвестная карта. Может он видеть моими глазами или нет, непонятно, однако лучше подстраховаться. — То есть с Сукуной я не сражался, — сказал парень. На его лице поселилась наглая и хамоватая улыбка, словно до сего момента тот сдерживал своё настоящий, поистине дерьмовый характер. «Я ещё пожалею об этом», — внезапно понял Мегуми. Ну. Уже как-то поздно об этом думать.***
Побитый и удивительно спокойный Гето Сугуру горячо поблагодарил Мегуми после тренировки, после чего отправился обратно в техникум. На удивление, впервые за долгое время в его голове оказался чёткий и более чем структурированный план. Словно во время разговора его голову распилили на две части, достали мозг, покрутили в своих руках, а потом поправили извилины в нужную сторону и вставили обратно, поразительным образом наводя порядок и тем самым собирая доселе разбежавшиеся мысли в кучу. Хотя самих мыслей после всего этого не было. Сугуру прекрасно понимал своё состояние и знал, что ему нужно переспать с подобными знаниями, переварить их, а потом уже строить дальнейшие свои планы на основе полученной информации, потому что, как ни крути, но правильно расставить информацию в голове и полностью осознать её — две разные вещи. Так что по приходе в техникум подросток не стал разбираться с Сатору, своим лучшим другом, с которым так и не поговорил за эти две недели. Не стал тратить своё время зря и сразу пошёл в душ, тщательно промыл от земли и другой грязи волосы. Отчитался учителю Яге, кратко намекнув, что информацией стратегической важности с ним поделились, но никому рассказывать он её не собирается, понимая вынужденную секретность. Прошёл мимо Сёко, выпросив и скурив сигареты три-четыре, поддерживая тихое и лёгкое молчание. И только после, уже в своей комнате, снова встретился с Сатору. Живым Годжо Сатору. Это осознание внезапно так его поразило, но Сугуру не чувствовал слишком большого удивления, потому что, конечно же, это было более чем логично. Он всё ещё чувствовал себя слишком ошеломлённым, чтобы разбираться с тем, что с ним происходит и почему голова стала странно мутной, однако же — Годжо Сатору жив, он дышит, он прямо здесь. Эта мысль была такой мягкой и нежной, что Сугуру невольно почувствовал собственную ранимость, что было невероятно глупым, потому что с чего бы Сатору быть в каком-то ином состоянии? Конечно же, он жив, но всё же — он ведь мог быть мёртв! Но не из-за Зенин Мегуми, пришло мимолётное облегчение. А из-за Рёмен Сукуны, нависло не менее сильное чувство опасения и страха. — Привет, Сугуру! — улыбнулся Сатору, ёрзая на кровати. — Ага, — вздохнул Сугуру, падая рядом и закрывая глаза. Он устал и, похоже, до этого самого момента даже не замечал, как сильно он устал. Это было не чем-то физическим, хотя после тренировки тело тоже слушалось не особо охотно. Это было скорее моральной усталостью, которая давила даже сильнее. Сатору слабо пошевелился, а потом Гето почувствовал в своих мокрых волосах чужие пальцы. — Устал? — тише спросил Годжо. — Угу, — промычал Сугуру. — У тебя волосы мокрые, если ты уснёшь с ними, то завтра будешь ныть, как тебе трудно собрать их в нормальную причёску. — Я не ною, — сказал Сугуру. — Ноешь-ноешь, — хмыкнул Сатору. Сил спорить уже не было, поэтому пришлось сесть и, кое-как открыв глаза, посмотреть на друга укоряющим взглядом. — О, а можно я попробую посушить? — спросил тот, внезапно приободрившись так, словно за пару минут до прихода Сугуру выпил как минимум с десяток банок энергетиков. Гето ничего не оставалось, кроме как пожать плечами и развернуться лицом к стене, к комнате спиной. Он вновь прикрыл глаза, расслабляясь, когда сзади очень осторожно сжали волосы в полотенце, впитывая лишнюю влагу. — Как прошла тренировка? — спросил Сатору. Сугуру набрал в грудь побольше воздуха, а потом молча выдохнул, попросту не зная, что на этот вопрос можно ответить. Взгляд Сугуру меняется. Мне кажется, Сугуру влюбился в этого Зенин Мегуми. — Как обычно, — слегка солгал он. Не совсем ложь, ведь если не считать внезапной информации в самом начале, то они действительно провели самую обычную тренировку. До этих слов Сугуру никогда не задумывался, что на самом деле он чувствует. Дело в том, что, на самом-то деле, все было вполне простым. Не то чтобы Гето вообще ни о чём или ни о ком не думал, однако же всё было действительно довольно просто, просто потому что у него в принципе было не так уж много людей. В средней школе Сугуру нравилась одна девушка. Она занимала четвёртое или пятое место в списке лучших учеников семестра-года, очень много времени отдавая учёбе. Подросток знал, что у неё слабое здоровье, поэтому она не занимается спортом, а ещё знал, что она любит читать много разных книг, которые мало касались прямого учебного процесса. Сугуру она нравилась. Конечно, её красоту не называли такой же выдающейся и невероятной, как красоту других девушек, но лицо было чистым и милым, а когда она улыбалась, то казалось, что душа светится изнутри, освещая мир. Гето хотел с ней познакомиться и познакомился, они даже встречались пару месяцев, однако после расстались, решив остаться друзьями — им просто было приятно общаться друг с другом, а романтика казалась излишней. Годжо Сатору же — это кто-то, кто совершенно внезапно пробуждает в тебе все гейские мысли и чувства, и для Сугуру это так странно и так непонятно, а ещё они внезапно «сильнейшие» и «самые лучшие друзья», да и «противостоят этому Зенин Мегуми». Всё в таком духе. И всего этого так много, что Сугуру просто некогда думать о романтике с Сатору или вообще об отношениях с Сатору — или вообще о романтике и отношениях с кем-либо (ха-ха, как будто в его голову может проникнуть кто-то кроме Сатору, в самом-то деле!). Но в то же время он никак не может отрицать этого странного желания иметь всё это, потому что эта близость не отталкивает и кажется желанной. Конечно же, логично предположить, что он должен быть влюблён в Годжо Сатору. Это логично, даже если и не совсем предпочтительно, потому что Сатору считает его своим лучшим другом. Здесь, однако, ничего не поделать. Да и не то, чтобы Сугуру хотел менять что-то прямо сейчас. Но, дело в том, что те слова Сатору. Ну, про Мегуми. Они заставили Сугуру внезапно посмотреть на всё под совершенно другим углом. Легко любить Сатору, когда Сатору единственный, кого здесь можно любить. Да, их крепкая связь вызвана не только тем, что они двое здесь единственные кандидаты на то, чтобы сблизиться и стать друзьями, однако когда ты общаешься только с одним человеком, то, конечно, именно с ним и будешь представлять романтические отношения. Просто потому что больше-то и не с кем. Взгляд Сугуру меняется. Мне кажется, Сугуру влюбился в этого Зенин Мегуми. Но Зенин Мегуми, думает Сугуру, это кто-то новый и кто-то не столь далёкий, как остальные люди для Сугуру. Он понимает его, они проводят много времени по обоюдному — хоть и вынужденному — желанию, они интересуются жизнью друг друга. И между ними определённо нет обычных отношений между учителем и учеником, хотя бы потому что Зенин просто не чувствуется, как учитель. Скорее как друг постарше? Так вот, после слов Сатору он понял, что, возможно, ему хотелось бы узнать о Мегуми побольше. У них есть общие темы — будущее и, как это ни странно, Сатору — они могут подолгу разговаривать друг с другом, если не заняты тренировкой. Сугуру не жаль Мегуми, но он чувствует сочувствие из-за того, какая у него вышла непростая судьба. Сугуру хочет сблизиться с Мегуми. Но между ними разница в поколении, десяти годах, а ещё тем фактом, что они оба, считай, смертники. И чтобы избежать подобной участи, им нужно говорить не о том, о чём хотел бы говорить Сугуру, а про планы борьбы с Сукуной. И даже если бы он попытался объяснить самому себе, какую именно близость Сугуру хочет, то он всё равно не смог бы это конкретизировать. Просто потому что… ну, он просто хочет стать ближе. Но что это «ближе» подразумевает? Ближе как самые обычные друзья, как те, кто исправляют будущее, как напарники, как внезапные романтические драмы в фильмах? Хотел бы Сугуру, чтобы это была романтическая связь? Скорее да, чем нет, но даже если и нет, то ему нравится и этот вариант. И, опять же, а что в таком случае он чувствует к Мегуми? А что чувствует к Сатору? Сугуру хотел бы его поцеловать, но если они никогда не поцелуются, то это тоже будет нормально, потому что их крепкая связь прекрасна в любом случае. Какой бы странной эта самая связь ни была. И то же самое и с Мегуми. Конечно, здесь всё уже не так просто, как с Сатору, потому что Мегуми старше и его личность более закрытая, но это Мегуми и он кажется Сугуру хорошим человеком. И именно поэтому всё сложно. Гето просто честно не знает, чего именно он хочет. Ему просто нравится то, что есть. И, приободряется он, для начала в любом случае необходимо в первую очередь разобраться с Сукуной. А остальное как-нибудь само выправится. — Лучше расскажи, что сам делал весь день, — попытался сменить он тему. Сатору фыркнул и взял расчёску.***
— Можно ваш номер телефона? — спросил Гето. — Было бы полезно иметь его на всякий случай. Мегуми нахмурился. — Большую часть времени я слишком занят, чтобы отвечать на звонки, — предупредил он. — Однако ты прав. У директора Яги — точнее, сейчас только учителя, Мегуми постоянно об этом забывал и сбивался — был его номер телефона, однако если Гето Сугуру тоже забьёт его в свой телефон, то это может пригодиться, так что смысла отказываться он не видел. Продиктовал, разминая плечи и руки, после чего огляделся на небо. Проклятия в последнее время кажутся странными. Они словно слегка взбудоражены. Точнее, они всегда такие, однако за последние несколько тренировок здесь они кажутся ему ещё более активными и нервными, чем обычно. Это явно не к добру. — Мегуми, я вот что хотел спросить, — продолжил подросток, убирая телефон в сумку, а потом откидывая к Тоджи. После этого они продолжили путь на полигон. — Ты говорил, что был довольно близок с Сатору. Вы встречались? Фушигуро сильно споткнулся и едва не упал. Ошеломлённый, он повернулся к подростку, который из-за его почти падения и сам удивился. — Он был моим благодетелем, — ответил шокированный Мегуми, ни разу до сего момента не представлявший, что когда-нибудь будет иметь романтические отношения с Годжо Сатору. Отношения. С. Годжо. Сатору. Романтические. — Меня хотели продать клану Зенин из-за особой техники, а Годжо вступился и после стал моим учителем. Подросток только моргнул. Его рот приоткрылся, протягивая многозначительное «Ага», но более вообще никакой реакции не проявилось, из чего стало ясно, что он понятия не имел, насколько сей вопрос на самом деле вывел Мегуми из равновесия. Мол, он и Годжо Сатору? Нет, конечно, Годжо был — ну, это был Годжо, понимаете? — однако Фушигуро никогда в своей жизни до сего момента и помыслить не мог о подобном! Да и вообще, Годжо был пусть и не слишком взрослым, но мужчиной, а сам Мегуми всего лишь подростком! Между ними целых десять лет разницы! — А теперь вы его благодетель, — внезапно сказал Гето. — Хотя пока что он об этом не знает и думает, что вы хотите его убить. Мегуми сделал глубокий успокаивающий вдох, который совершенно не помог в его непростой ситуации, а потом посмотрел на Гето. — С чего бы ему думать, что я хочу его убить? Даже если учесть историю из периода Эдо, это всё ещё звучит слишком бредово. Если только этому идиоту не вбивали подобное с детства. Кто знает, куда могла повернуть история из-за появления здесь Мегуми. — А вы не помните? Десять лет назад, в тот самый день, вы пришли к нему и напугали. Хотя теперь, думая об этом, Сатору говорил что-то о чёрных линиях на вашем теле, так что скорее всего это были не вы, а Сукуна. — Я не помню этого, — нахмурился Мегуми. Тот день был довольно смазанным на воспоминания, всё слишком сильно перемешалось в его голове и большую часть нормальных воспоминаний составляли те, что были до того, как Тоджи прямо перед смертью стал проводить изгнание Сукуны. От боли Фушигуро и сам мало что соображал — с тремя пальцами на двух руках, впившимися в землю, он не мог даже встать, отдалённой частью сознания мог только улавливать, как взбешённый Сукуна медленно регенерировал, не собираясь ни умирать, ни проигрывать, ни сдаваться. Мегуми отчётливо помнил Тоджи. Тот навис сверху, будучи ещё более окровавленным, чем сам Фушигуро. Ухмыльнулся. Кажется, сказал что-то, но то было так тихо, что не вышло расслышать и звука. Первым словом — его удалось ясно прочитать буквально по губам — было отчётливым «Сдохни». Потом перед глазами была только темнота. Про то, что Годжо Сатору этой временной линии, тогда ещё шестилетнего возраста, встретился с Сукуной, Мегуми слышал впервые и теперь понятия не имел, что и думать. Как вообще его тело оказалось в поместье клана Годжо? Неужто Сукуна… сбежал через тень? Но, опять же. Сукуна и сбежал? Звучало как самый настоящий бред. Но при этом там было всего четверо живых существ. Два человека, два проклятия. Тоджи умирал, положив начало ритуалу, тем самым убивая сразу два проклятия. То, что подчинялось ему и умирающий Сукуна, вынужденный впервые в жизни познать изгнание. Ещё был Мегуми, который тоже умирал, потому что его тело было сломанным, окровавленным, на последнем издыхании тратя последние остатки проклятой энергии Короля Проклятий для исцеления тела. Последние силы проклятой энергии Сукуны — буквально остатки — уходили на регенерацию, причём скорее инстинктивно, чем целенаправленно, потому что в ином случае тот бы понял, что нужно не исцеляться, а сделать последний рывок, окончательно добить Тоджи, вынуть меч, тем самым прервав ритуал, взять странное проклятие и достать обратно двадцать пальцев, чтобы поглотить и вернуть себе все свои силы. Так каким же образом его тело оказалось рядом с шестилетним Годжо Сатору? — Он что-то сделал? — обеспокоенно спросил Мегуми, невольно давая эмоциям прорваться на поверхность. И мысленно себя укорил — нечего показывать подобную привязанность к Годжо. Это и раньше было непривычно, волноваться за него, а теперь-то уж ещё и странно. Мегуми привязан к нему, не собирался даже отрицать подобное заявление, просто потому что он знает Годжо Сатору двадцать лет и за эти года нельзя не привязаться к человеку, однако сейчас такая связь всем может показаться странной. Просто потому что он-то с этим Годжо Сатору ни разу и взглядом не пересёкся. — К счастью, нет, но Сатору сильно испугался. Он очень хорошо чувствует время, поэтому, по его прикидкам, ты появился в клане Зенин, скажем, в ноль минут, через пятнадцать оказался рядом с ним, уже в поместье клана Годжо, а только через десять ушёл от него. — Он всегда очень хорошо его чувствовал, — согласился Мегуми, хмурясь. Способность Годжо чувствовать время была феноменальной. Он так хорошо его осознавал, что мог не только считывать минуты в окружающем пространстве, но даже мини-секунды, как будто бы постоянно чувствовал, как они движутся в неумолимом марше времени. Поэтому, даже если ему и было шесть лет, в информации сомневаться не приходилось. Конечно, возможны некоторые сбои из-за возраста и внезапной стрессовой ситуации, но это точно 9-11 минут, причём как можно ближе именно к 10 минутам. За которые ничего не произошло. Мегуми понятия не имеет, что он думает по этому поводу. Что вообще можно думать в такой ситуации? — Вы думаете поговорить с Сатору? — спросил Гето. — Конечно, я понимаю, что всё это очень важно сохранить в секрете от большого количества людей, однако Годжо и Сёко явно должны знать об этом, ведь мы трое будем первыми, кто вступит в бой, насколько я понял. И было бы неплохо на фоне этого разрешить давнее недоразумение. Фушигуро вздохнул. Говорить с Годжо он не планировал. Последний раз, когда Фушигуро Мегуми удалось его увидеть, Рёмен Сукуна разрезал мужчину на две части, а до этого шла напряжённая битва, во время которой он отсиживался, не в силах вмешаться из-за чужого контроля. Та битва была последней, когда Мегуми пытался… сделать хоть что-то. Попытаться выбраться, уйти из рук чужой власти, чтобы глаза видели то, что хотел видеть он, чтобы руки двигались так, как того хочет он, чтобы ноги подчинялись именно ему и несли его тело, в котором был бы только он. Но всё оказалось намного печальнее. Душа Мегуми, как бы сильно она не пыталась бороться, была слаба и совершенно бесполезна. Так, всего лишь мелкий пшик на фоне Короля Проклятий, не более, чем жужжание мухи. И даже это, пожалуй, слишком много, чтобы объяснить, описать свою борьбу. Фушигуро понятия не имел, как Итадори удавалось хоть на мгновение держать контроль. А ведь он ходил, говорил, спал, всё это Юджи делал открыто и свободно, держа самое сильное проклятие под своим неустанным контролем, причём делал всё так, словно это не проще, чем дышать. Но Мегуми не был таким, как Итадори. И у него ничего не получалось, как бы он не старался. Он помнит тот день. День смерти Годжо Сатору, когда небо казалось угрожающим, когда собственная проклятая энергия тянула его вниз с ужасающей силой, собираясь потопить в Теневом Мире, где Мегуми уже тонул после смерти своей сестры, но его всё равно топили и топили, собираясь раз и навсегда изничтожить, но всё ещё оставляя в существующем состоянии, в котором он должен был жить вечно. Потому что Король Проклятий, Рёмен Сукуна, собирался жить вечно. И, конечно же, Мегуми, заточённый там, в чертогах чужой души, тоже жил бы вечно, погрязший в страданиях. Страданиях, в которые продолжали тянуть Тени, эти чёрные руки. Руки, так сильно напоминавшие собственные, но при этом совершенно неотличимые от рук Сукуны. Фушигуро помнит — он не мог не помнить — это был ровный горизонтальный удар, удивительно ровный и такой сильный. Он помнит, как собственные, но такие чужие губы растянулись в оскале. Он помнит, как по коже и нутру живо текла проклятая энергия. Он помнит, как Годжо — как Сатору — остался стоять. Как потекла из слишком розовых губ кровь, как чужой взгляд заглянул в глаза Сукуны, но достучался до самого Мегуми. А ему ничего не оставалось, кроме как смотреть, как в этих небесных глазах внезапно проявляется удивление, шок и осознание, такое ужасающее осознание, то самое осознание смерти. Со стороны могли думать, что угодно. Сукуна мог думать, что угодно. Но Мегуми… Чёрт побери, он знал, что перед своей смертью Годжо Сатору осознал это — осознал, что умирает, осознал, что он слаб, осознал, что Мегуми всё ещё оставался под контролем Сукуны. Это длилось так мало и чёртову вечность одновременно, когда Мегуми смотрел в божественные глаза Годжо Сатору, а Годжо Сатору смотрел на Фушигуро Мегуми и как они оба осознавали собственную смертность. Как же Фушигуро ненавидел период Эдо. Ещё с тех пор, как Годжо рассказал ему о прошлых обладателях их техник, что схлестнулись в смертельной битве. Именно от него тянулись проблемы — хотя, конечно же, не только от него. Но, какая ирония, что в тот момент, когда пользователь техники Шести Глаз умер, второй возрождённый обладатель техники Десяти Теней тоже умер. Одновременно. Глядя друг другу в глаза. Один уходил за грань. А второй уходил за ним. И не важно, что сердце в груди Мегуми билось, ведь то было не его сердце. И не важно, что руки всё ещё складывали печати, ведь то были не его руки. И что язык облизнул губы, что растягивались в побеждающей ухмылке. И что ноги крепче встали в землю. То был не Мегуми, а Сукуна. Потому что настоящие ноги Мегуми в это время стали тонуть вниз. И ноги. И руки. И всё остальное. И в тот самый миг, когда глаза Годжо Сатору закрылись, полные сожаления… … глаза Фушигуро Мегуми затопила тьма. Это… Подобное было слишком тяжело вспоминать. Мегуми не помнил, что было дальше. Сколько времени прошло, что было, что происходило потом. В один момент он находился рядом с Сатору, в другой момент он умер, но это была не смерть — это был самый настоящий ад, потому что сердце продолжало мучиться, продолжала болеть душа, он тонул и задыхался, хотя ему даже не нужен был воздух. После его насильно пробудили и ткнули носом: смотри, я повеселился с этим миром, все мертвы и это твоя вина, но не то, что бы ты смог сделать хоть что-то стоящее. Следующий вдох Мегуми пришёлся минимум на двадцать лет раньше, чем весь этот ужас должен был случиться вновь. Следующий вдох, ставший спасением, настоящим Благословением, как бы странно это не звучало даже мысленно. Ведь как бы сильно Сукуна не топил, а нескольких секунд вполне хватило, чтобы закричать. Чтобы предупредить. Чтобы кто-то спасся и чтобы этот самый кто-то Рёмен Сукуну победил. Пусть и не полностью, пусть не до конца, но это двадцать пальцев и целая свобода. И, казалось бы, есть время. Годжо Сатору в этом времени жив. Но это совсем другой человек, а Мегуми никогда не стал бы делать то, чего так сильно хотел избежать его благодетель — заставлять детей отдуваться за взрослых. Поэтому он никогда не подходил к Годжо Сатору этого времени. Поэтому он никогда не говорил Годжо Сатору о том, что случилось, и что тот должен сделать, чтобы этого избежать. Поэтому… Мегуми вообще по многим причинам не хочет с ним встречаться и говорить. Из-за стыда, страха, волнения. Из-за того, что в последний раз видел, как в этих глазах постепенно исчезает жизнь. Потому что как бы сильно он не старался, но сам Мегуми совершенно бесполезен. Ведь от этих самых проклятий планирует позорно спрятаться, как самый настоящий трус, потому что он и есть трус — трус, который боится, что Сукуна его тело захватит под контроль, а оттого вынужден учить других семнадцатилетних сражаться (таких же, как он сам тогда! Таких же, на кого Годжо не хотел сваливать никаких обязанностей, за которые должны отвечать взрослые!). Смешно. Прям обхохочешься. Гето Сугуру. Годжо Сатору. Сёко Иэири. Трое, на кого он делает главную ставку. Трое умных и сильных. И один из них, кто предлагает поговорить с другими. Как будто Мегуми когда-нибудь, после случившегося, хватит смелости посмотреть в глаза тем, на кого он вынужден положиться, в кого он вынужден верить, перекладывая собственную ответственность. Однако слова Гето были… ну, весомыми. Мегуми и директор — учитель — Яга заранее обговорили несколько вариантов действий на случай чрезвычайной ситуации, делая ставку на то, что первым в битву пойдёт именно Годжо. Но пойдёт конкретно против любых проклятий, кроме Норитоши Камо, то есть Кэндзяку, который неизвестно где находится. И кроме Сукуны. Рёмена должен взять на себя именно Гето — тот практически не знает его техник, а подросток достаточно силён, чтобы справиться с одной из двадцати двух частей разделённой силы. Годжо, на данный момент не открывший территорию, но вполне освоивший техники синего, красного, а также барьер Безграничности, должен победить всех остальных проклятий особого уровня. Сёко Иэири, по плану Мегуми, будет готова подстраховать кого-то и мигом привести в приемлемый, для продолжения боя, вид. А директор станет последней линией защиты завесы. Единственным неучтенным фактором был и остаётся Кэндзяку. Тот, кто заварил всё это дерьмо. Тот, кого Мегуми ненавидит даже больше, чем Рёмен Сукуну, потому что Сукуна всего лишь сила, а Норитоши Камо был тем, кто всё это спланировал, тем, кто возродил Короля Проклятий, тем, кто завладел телом Гето Сугуру и тем, кто запечатал Годжо Сатору с помощью Тюремного Царства. Мегуми убьёт его. О, как же сильно он хочет убить его своими собственными руками. Вот только найти его действительно непросто. За десять лет ни единого следа, словно никогда его и не было, а внезапно оживший труп Гето ему, так, привиделся. И всем остальным — тоже. Кэндзяку и Рёмен Сукуна. Двое самых опасных существ. Возможно, кто-то ещё. Другие проклятия. Возможно, какие-то близкие подчинённые. Но слабее. Их мало, но проклятий тоже не очень много. Дело в ограниченном времени: большинство тех, с кем пришлось столкнуться Мегуми и всем остальным в его времени, ещё не родились, то есть не появились на свет, а вот действовать необходимо как можно скорее, потому что сила Сукуны развеивается. Тот, чувствуя это, пытается пробудиться ото сна всё быстрее и сильнее, вот только прежней армии у Кэндзяку всё ещё нет и именно поэтому тот пока что не пробуждает Сукуну — но и про изгнание тоже ещё не знает. А как узнаёт, то ему придётся вступить в бой раньше запланированного. Есть также Цукумо Юки — она готова прибыть в Японию сразу же, как получит экстренный сигнал. И не одна, а с помощью. Вот только чем больше людей знает, тем меньше шансов на секретность и возможность окончательно большую часть силы Сукуны изгнать и именно поэтому ни кланам, ни Совету говорить ничего нельзя. Мегуми более чем уверен, что Годжо никому ничего не расскажет, если разъяснить ему ситуацию, однако. (и ситуацию десятилетней давности сразу же можно было бы разъяснить) Однако, понял Мегуми, это немного забавно. Ну. Что Сатору его боится. Действительно забавно. Когда ещё может выдастся такой удачный случай, когда он ничего не делал, а кто-то его боится? Да не кто-то, а сам Годжо Сатору. — Я подумаю, — ответил он Гето, прекрасно понимая, что думать ему о подобном совершенно некогда. Большую часть своего времени Мегуми тратил на три вещи: выполнить множество заданий, благо с помощью собственных шикигами это сделать относительно просто. Поспать и поесть. А ещё потренировать Гето. Думать о чём-либо или о ком-либо было действительно некогда. Подросток как будто бы что-то такое в его тоне уловил, подозрительно прищурившись узкими глазами. Мегуми сделал как можно более равнодушное лицо, после чего остановился и встал в стойку. В конце концов, они сюда тренироваться пришли, а не болтать с друг другом.