Роковой просчет Аянокоджи

Аянокоджи скрывает множество тайн. И если он что-то не рассказал, то никогда не расскажет, будешь допытываться — пошлет в грубой форме. Тем не менее, одной девушке все же удалось войти в его доверие, став той особенной, с которой он может поделиться своим сокровенным. И эта девушка — не я. Каруизава Кей. Эксцентричная хамка, ставшая авторитетом для женской части нашего класса. Не то, чтобы я испытывала к ней неприязнь — ее мерзкие качества меня не волнуют, пока она не использует их против меня. Но в последнее время при виде нее меня пробирает легкая злость. Аянокоджи, наверное, считает, что их «особые» отношения офигительно незаметны. Для большинства действительно так. Своим видом этот покерфейс-кун не подает знаков, которые бы выдали их сближение. Каруизава тоже почти в совершенстве владеет актерской игрой, но загвоздка в слове «почти», которое не ускользает от моей наблюдательности. Кей выдают редкие, едва заметные взгляды в его сторону — он ловит их, и такого зрительного контакта им достаточно, чтоб друг друга понять. «Какая сильная эмоциональная связь!» — с раздражением иронизирую в мыслях. Я уверена, что не блещущая умом Кей смогла так близко к нему подобраться, только если приоткрыла завесу, за которой прячется его тайная сторона. Почему она, а не я? Ответ очевиден. Преимущество Каруизавы — в безоговорочном подчинении. И их неравные отношения для меня как на ладони — с того момента, как Кей стала странно себя вести. Внезапно выступила против наилучшей стратегии для спортивного фестиваля, потом еще эти слухи о том, как она в неестественном гневе облила Кушиду (что, если честно, заслуживает похвалы). Обыватель может спутать ее заскоки с ПМС или вообще фыркнуть «Ну это ж Каруизава!» Но я знаю почерк Кукловода. И знаю, что он расписался на ее сердце, намеренно приковав к себе и убедившись, что она никогда его не предаст. Его самая ценная напарница больше не я. Любит, подчиняется, не задает лишних вопросов — такие девушки тебе нравятся, загадочный покерфейс-кун? Если так, то я лучше забуду свои треклятые мечты. Я пытаюсь их забыть. Тщетно. * * * Сегодня мерзкий Валентинов день. Я приготовила шоколад — для Судо. Я приручила его по совету Аянокоджи, считающего, что мне тоже нужен преданный песик. А Кен не просто песик — он, мать его, ротвейлер, который без хорошей дрессировки может и убить. Подарок на четырнадцатое февраля обеспечит огромную прибавку к уровню его послушания. Естественно, скоро мне поступит очередное приглашение на свидание, от которого я откажусь. С Судо комфортно, пока он не предпринимает неуклюжих попыток в романтику. Он внимателен ко мне, с ним можно даже слегка пооткровенничать. Но когда я вижу очередное проявление феерической тупости, я сразу забываю обо всем хорошем и меня чуть не тошнит от осознания, что я вынуждена изображать близость с таким человеком. Важность повиновения Судо — еще одна причина, почему мои мечты должны быть посланы глубоко в Преисподнюю. Угощая его заслуженной наградой с наказом оставить это в секрете, я усиленно терплю его метафорическое виляние хвостиком. Глупо, но я сожалею о том, что не приготовила еще одну порцию. * * * Валентинов переполох заканчивается, и студенты Кодо Икусэй возвращаются к привычному состоянию легкой тревоги. А мой мозг, забитый стратегиями, вынужден обрабатывать не только учебный материал, но и совершенно бесполезные вещи. Я не хочу оглядываться ни на соседа по парте, ни на его «тайную» напарницу. В идеале — не хочу даже думать о них, но мысли нельзя контролировать. Аянокоджи просто ее использует. Он рассказывает ей больше, потому что это требуют его планы. Мне нет никакого дела, нет никакого дела, мне до него никакого дела… Ход мыслей типичной Хорикиты был бы примерно таким, если б с момента поступления она остановилась в развитии. Я не хочу обманывать себя, но правду невыносимо трудно признать. Невыносимо гадко и унизительно. Ведь та, кого он предпочитает, не я. И не играет роли, что я сама приложила к этому руку. * * * Она назвала его «Киётака». Какая оплошность — обращаться так в людном месте! Я бы никогда такого не допустила. Сам Киётака игнорирует это и продолжает «фамильничать». Уверена, наедине он зовет ее Кей. Какова будет его реакция, если я попрошу звать меня Сузуне? Вероятно, подумает, что я хочу подружиться, удивится и будет не против. Но это бессмысленно. Ведь то, что я хочу изменить, не изменится. Вероятность ответа на мои чувства равна нулю, и даже не потому, что он не воспринимает меня как девушку, а потому что не поверит в их искренность. А если все же убедится, что я в него влюблена, то придумает, как это использовать. Но я не Каруизава, я лучше буду страдать в одиночестве, чем подпишусь на такое унизительное партнерство. Впрочем, и ее чувства останутся без ответа. Аянокоджи не умеет влюбляться, даже если из любопытства способен завести отношения. А та единственная, с кем он может позволить подобный эксперимент, очевидна. Может, и к лучшему, что это не я? * * * — Слышала, ты послал Сато, когда она тебе призналась, — с легким интересом говорю соседу по парте. — Я думал, эти слухи давно прошли. — Верно. Но я увидела, как она дарит шоколад в Валентинов день какому-то парню, а сегодня на обеде они мило общались. Чистая правда. — И когда тебя начали интересовать такие вещи? — Знаешь ли… Я стремлюсь к развитию своих лидерских качеств и решила обращать больше внимания на одноклассников. А это — грязная ложь. Просто предлог направить разговор в нужное русло. — Ясно, — отвечает он в своем стиле, затем, немного подумав, прибавляет: — Рад, что ее новые чувства оказались взаимны. — Почему ты ей отказал? — не унимаюсь в попытках продолжить тему. — Потому что не влюблен. — И все? — Ты ведешь к тому, чтобы поговорить о своих отношениях с Судо? — Дурак! — не сдерживаюсь, зачем-то оскорбляя. Я кучу раз обзывалась по мелочам, да только сейчас истеричность в моем тоне кажется позорной. И то, как я пытаюсь спасти ситуацию, едва ли лучше. — Он зовет меня по имени, — боязливо начинаю. — Мне неловко, что единственный, кто так меня зовет — этот тупица. Чертова импровизация. Мне все еще недостает опыта, чтобы вести на ходу конструктивный разговор, а не вымученный отстой. — Но ты ведь сама ему разрешила. — Если он будет единственным в классе, кто называет меня по имени… В общем, не хочу, чтобы для меня он был особенным. «Чушь. Что я вообще несу? Он таковым никогда и не станет». — С тобой я общаюсь больше всех… Ну и… мне будет легче, если ты тоже будешь звать меня Сузуне. Импровизация рушит то, к чему должен был привести непроработанный план. Мои желания затмили причины, по которым я пыталась их похоронить. Я все еще пытаюсь держать себя в руках, но чертов организм предает, в теле становится жарче, а напряжение достигает кончиков пальцев, которые начинают дрожать. Я прижимаю ладони к коленям, делаю глубокий вдох. — Хорошо. Хорошо? Просто сраное «хорошо»?! — Назови прямо сейчас, — цежу сквозь зубы. — Сузуне. Сузуне. Сузунесузунесузуне… И сердце стремительно усиливает скорость биения, мозг, как ненормальный, повторяет одно слово бездушным голосом Аянокоджи, хочется отвернуться, пока он не заметил моего позора, но есть одно важное незавершенное дело: — К-киётака… — остатки невозмутимости еще позволяют не превратиться в пугливую Сакуру, хотя смущение уже не скрыть, благо, можно выдать за реакцию на экстремальные обстоятельства. И если этот гад сейчас скажет, что не давал разрешения называть его по имени… Но то, что он ничего не отвечает, сейчас кажется хорошим исходом. — Спасибо, теперь мне легче, — говорю напоследок. Оправившись, я благодарю себя за смелость. Солгав, я получила то, что хотела. Механизм запущен.