Борьба за свет

Возможно, все могло бы пройти не так ужасно, если бы я не выронила свой дневник, который тут же упал в ноги к преподавателю. Поскольку эта тетрадка была внушительных размеров (конечно, ведь она хранила в себе семнадцать лет моей жизни), то удар пришелся достаточно крепкий, но мужчина никак не отреагировал. Я тут же присела на колени и подняла его в руки, собирая выпавшие оттуда листочки. Но, стоило поднять мне взгляд на нового учителя, которого я бесцеремонно успела сбить с толку и не только, я обомлела. Он смотрел ровно на меня, почти в глаза, если бы не очки, и ухмылялся. Это была самая красивая улыбка, которую я видела в жизни. На нём тоже были очки, только в достаточно мягкой оправе, что совершенно не мешало разглядеть его до каждой морщинки. На вид ему было не больше двадцати пяти. Пожалуй, я совру, если скажу, что мое сердце не пропустило лишний удар в наших с ним переглядках, словно раньше мы встречались. Глаза его горели молодостью, а ярко-зеленый цвет прожигал меня насквозь. На секунду я даже забыла, почему сижу прямо перед ним на коленях. Хотя, наверное, я вновь совру, если скажу, что он со своим станом был этого недостоин. На нем была надета белая рубашка, по размеру приталенный пиджак и брюки, на которые я запретила себе смотреть, чтобы не услышать новую порцию насмешек, ведь именно по той причине, что однажды я замечталась и уставилась в ноги директору, все решили, что меня возбуждали его прелести. Наша пауза затянулась, и я поняла, что даже он теряет ко мне интерес и терпение, поэтому я тут же поднялась, пытаясь взять себя в руки, вытерла лицо от уже застывших слез и попыталась его обойти, но он этого не позволил мне сделать, преградив проход рукой: — Извините, но урок ещё даже не начался. Не почтите ли нас своим присутствием? Я тут же подняла на него взгляд, снова давая волю слезам. Он это заметил и тут же изменился во взгляде. Его голос звучал невероятно, но у меня не было сил сдержать в себе порыв новых слез, поэтому единственное, что я смогла сделать в этот момент, это бросить вслед «извините» и выбежать из кабинета. Я почти галопом ринулась в сторону туалета и тут же забежала внутрь. Врубила кран на режим ледяной воды и подставила лицо под струю. Косметикой я все равно никогда не пользовалась, поэтому мне было совершенно нечего бояться, в отличие от моих сверстниц, перекрывающих кожу тысячей слоев тональных кремов. Когда слёзы перестали душить, я решилась взглянуть на себя в зеркало. Отражение меня совершенно не удивило: красное и слегка опухшее лицо от слез, две дурацкие косички, как на первом сентября, четыре глаза и брекеты, которые вот уже в январе мне должны будут снять, сразу после дня рождения. Пожалуй, это действительно должен быть лучший праздник из всех, что у меня были, ведь хотя бы на один пункт, почему интересно издеваться над Катей Пушкаревой, станет меньше. Мне только семнадцать лет, а я давно живу с ощущением, что я обрела бессмертие. Каждый день длился как век. Я проживала его, как проклятие, которое мы не в силах изменить или отменить. Жизнь была похожа на седьмой круг ада, словно я расплачивалась за грехи, которые совершила в прошлой жизни. Наверное, я была слишком плохим человеком, раз именно таким способом мне даровали способ очистить свое честное имя. Екатерина Пушкарева. Гордое имя на доске почета в коридоре. Нас там в принципе на ней наберется от силы человек пять, однако единственное «но», что только на моей фотографии дорисованы дьявольские рога и усы. Видимо, так я выгляжу в глазах тех людей, что решили это нарисовать, вот только я никогда не творила им зло в ответ, поэтому их ненависть действительно была взята из космоса, из вселенной, чтобы меня и в правду за что-то наказать. Придя немного в себя, я ещё раз с омерзением посмотрела на себя и выскочила в коридор, медленно приближаясь к кабинету. Мне было стыдно заходить в класс после той сцены, ведь плакать перед учителем, да ещё и в первую встречу, для меня было верх позора. В школе преподаватели все меня уважали за знания и выдержку, а вот размазней перед ними быть мне ещё не представлялось возможности. Пожалуй, сегодня я перевыполнила план неуклюжести на день, который был во мне установлен с рождения. Кое-как придя в себя, я подняла нерешительно кулак и уже хотела стукнуть по двери, как она отворилась, и я снова увидела лицо нашего преподавателя. — Ой, Екатерина, а вы как раз вовремя, — усмехнулся преподаватель. — Я тут хотел с урока слинять, чтобы журнал принести, но вы появились тут как тут. Мне уже успели сообщить, что вы у нас староста, так что, будьте добры, облегчите мои страдания, — как-то чересчур самоуверенно произнес мужчина и, уж было хотел закрыть дверь, как я решилась задать встречный вопрос: — Извините, а не подскажите, как вас зовут? — Извините, — он стукнул себя по лицу и стянул очки, касаясь двумя пальцами переносицы. — Как же я мог-то некультурно себя представить вам? Меня зовут Андрей Павлович. Жданов. С сегодняшнего дня я ваш новый учитель литературы и по совместительству классный руководитель. Ладно, схожу за журналом сам. Вижу, вы не в состоянии. Он произнес это с яркой издевкой, после чего ярко улыбнулся.