***
Мастеру не спокойно. Сегодня, именно сегодня, Кэйа впервые за два года появится на пороге их общего дома, именно сегодня Кэйа снова увидит дорогую им обоим Аделинду, и именно сегодня ужин должен пройти как никогда идеально. Потому что это первый ужин на Винокурне, что ценен и важен для Дилюку не по той причине, что на кону выгодный контракт, а потому, что на кону его личное счастье, его личные такие нежные и искренние чувства. Дилюк натурально нервничает и переживает, обдумывая все аспекты, все возможные варианты событий одновременно, голова уже просто гудит от такого напора. «А стоит ли ему предложить остаться на ночь, или это пока рано?», «А не стоит ли мне оставить Аделинду и Кэйу наедине?», «А стоит ли мне после всего рассказать Аделинде о наших с ним отношениях?»... Вопросов было слишком много, но единственное, что Дилюк мог - это дать команду полной готовности горничным и отправиться выполнять свои рабочие обязанности, а иначе он не управится с всей документацией до вечера и попросту не сможет спокойно сидеть.***
День летел с неумолимой скоростью, руки грела уже четвертая за сегодня чашка кофе, а сердце все не унималось, заходясь в бешеном ритме. Кэйа обычно не позволяет себе такого количества бодрящего напитка за день, но сейчас это было лучшим, что могло отвлечь. Альберих до последнего старался особо не думать о предстоящей встрече, но когда все документы были заполнены с бешеной скоростью за полтора часа до конца рабочего дня, переключиться было можно только на кофе. Кэйа понимает, что раз Дилюк зовет его, значит его в этом доме ждут. Он ведь понимает это?… Тревога все равно не покидала его ни на минуту, но пришло осознание, что совсем скоро Кэйа встретится с братом и все резко наладится. По крайней мере так всегда происходит последнее время.***
Дилюк переодевается, торопится, потому что Кэйа, скорее всего, уже вышел из Ордо Фавониуса, чтобы вместе отправиться на Винокурню. Они договорились встретиться около входа в таверну, так что Дилюк как можно скорее переодевается и выходит из таверны, напоследок махнув подменяющему его сегодня Чарльзу. Погода становилась все теплее и теплее, в Мондштад пришел май, балующий и радующий жителей ярким солнцем. Оглянувшись и не заметив Кэйу, Дилюк решил обойти угол здания и посмотреть не ждет ли его Кэйа возле фонтана. Кэйа тем временем как раз спускался к площади с фонтаном, и заметив Дилюка, радостно помахал ему рукой. Дилюк было хотел махнуть в ответ, как из-за угла дома вышел Дайнслейф и направился в сторону Кэйи. Улыбка с губ сползла, а в голове что-то мерзко зазвенело. «Какого черта он тут?» «Так они с Кэйей общаются?» «Что ему от него надо?» Мысли разрывали черепную коробку, застилая все органы чувств бешеными догадками и мыслями, Дилюк не понимал что чувствовать. Глаза Кэйи моментально округлились, он побледнел, замедлил шаг. Кого кого, а вот врага народа и свою личную самую главную ненависть в человеческом виде он встретить вот так в разгар вечера даже не думал. Да он не то, что не думал, он этого даже допустить в своей голове не мог. Но это происходит. Дайнслейф идёт в его сторону быстро, рвано, делая большие шаги, хватает за руку, больно сжимает запястье, лишая ошеломленного Кэйу возможности рвануть. Мерзкий взгляд цепляется, смотрит прямо в глаза. Они не виделись два года, а тот ничуть не изменился. Над ухом раздается до холодной дрожи по телу знакомый, а главное ненавистный голос. -Ты ведь помнишь, что я давал тебе выбор. Ты выбрал не правильный для тебя же вариант, а значит я уничтожу все сам.- Дилюк молча наблюдал за тем, как самый ужасный человек во всем Тейвате, убийца его отца и тот, кто почти уничтожил Кэйу в его глазах, сейчас стоит и при спокойно беседует с Альберихом, нежно сжимая его запястье, будто они давние приятели, а то и любовники. Конечно, стоял бы Дилюк чуточку ближе, прекрасно бы видел полный ненависти взгляд Кэйи, а еще прекрасно бы видел, что запястье сжато не нежно и аккуратно, а до посинения ладони сильно, настолько сильно, что обязательно останутся следы. Но Дилюк далеко. Дилюк не видит. А Кэйа видит лишь хитрый взгляд, что с глаз стекает мерзкой слизью на губы. Двйнслейф делает резкий шаг вперед, прижимает Кэйу за спину к себе в плотную и целует. Это даже сложно назвать поцелуем, он грубо впивается в губы, ударяется зубами, кусает и до тошноты сильно сжимает Кэйу. Так сильно, что первые пару секунд находясь в полном оцепенении, Кэйа прикладывая максимум силы не может и с места Дайна сдвинуть, а тот ведь всегда был сильнее. Кэйу воротит, Кэйе хочется вывернуться наружу сейчас, раствориться, как пепел на ветру, разлететься и разобраться на части просто от того, насколько ему мерзко и больно сейчас. Кэйа понимает, что Дилюк смотрит. А Дилюк… Дилюк после этого жадного прикосновения губ, что было видно даже на расстоянии, постоял пару секунд, наблюдая с дичайшей надеждой, что это просто сон. Дилюк смотрел, как чужая, и самая мерзкая для него лично рука сжимает Кэйу, как чужие губы жадно касаются, словно нарочно показывая «Это мое, Дилюк. Кэйа никогда не был твоим, он никогда не говорил тебе правды и никогда не был на твоей стороне.» Сердце пропускает удар. Нет, оно, кажется, совсем замолкло, больше даже не бьется. Дилюк молча разворачивается и быстро шагает в таверну. Сегодня он будет за баром, никаких замен ради Кэйи. Больше никакого Кэйи. Только что вместо него Дайнслей позаботился о том, чтобы его ложь максимально четко и ясно раскрылась. Дилюк ненавидит себя за то, что из-за собственных чувств позволил себе поверить в то, во что ему хотелось верить. Дилюк ненавидит Кэйу, но больше всего сейчас он ненавидит себя. По щеке стекает одинокая горячая слеза, тут же стертая грубой перчаткой.***
Кэйа через долгих пять секунд наконец приходит в себя, всем телом бьет Дайнслейфа в грудь, и тот послушно делает шаг назад, мерзко улыбаясь. -Вот теперь все разрушено до конца. Я через спину чувствовал пропитанный ненавистью взгляд Дилюка.-на лице вновь мерзкая ухмылка, которую Кэйа со всей силы стирает кулаком. И Дайнслейф не пытается увернуться, позволяя выпустить чувства. Дайн поднимает голову обратно и вновь начинает говорить не взирая на стекающую кровь. -Теперь я ухожу навсегда, для тебя Кэйа, действительно навсегда. Просто теперь тебе придется восстанавливать свое счастье из мельчайших осколков, да и вряд ли уже выйдет, точно так же, как я все это время пытался спасти из осколков свою страну. Удачи!- Дайн так же быстро открывает портал и тут же делает в него шаг, исчезая, кажется, действительно навсегда. Кэйа… Кэйа не уверен осталось ли что-то от него вообще или он давно превратился в бесформенную массу несчастье и черноты, которая окутала вот только только склеенное сердце. Кэйа понимает вдруг, что если он не пойдет к Дилюку сейчас, то вряд ли встретит его вообще ещё раз, поэтому невзирая на дрожь и накатившиеся слезы, он идёт в таверну так же быстро, как Дилюк шел пять минут назад. Когда Кэйа заходит, Дилюк уже в фартуке стоит за стойкой, нервно протирая винный бокал. Как только дверь за Кэйей закрывается и Дилюк поднимает на него по истине хищный взгляд, стакан загорается красным, а потом и вовсе незамедлительно летит в Кэйу. -Или ты прямо сейчас выйдешь отсюда, или вообще больше никуда никогда не выйдешь, потому что я сломаю каждую кость в твоем грязном предательском теле.- слова режут глубже лезвия меча, режут прям по душе, даже не касаясь тела. Дилюк рычит и плюет такое количество яда каждой фразой, какого никогда в жизни ещё не выпускал. Но Кэйа все понимает, поэтому кидает взгляд на единственных посетителей в углу заведения-четврех рыцарей Ордой Фавониуса, по совместительству живущих в самых ближних к Кэйеной квартирах. Те молча кивают, понимая, что в прямом и переносном смысле запахло жареным, быстро подскакивают из-за стола и так же быстро выскакивают из заведения. И Кэйа даже не знает что сказать, да и подумать он особо не успевает, в него летит очередной бокал. Нужно срочно начать говорить, а иначе посуды в таверне вовсе не останется. Ловко уворачиваясь, Кэйа начинает говорить: -Дилюк, я сейчас очень сильно понимаю насколько сильно ты зол, ты буквально пытаешься убить меня с самого порога, но пожалуйста, все, что ты видел не прав…- -Ты думаешь я сейчас собираюсь выслушивать тебя после той лапши, что ты мне навешал? Что ты там блять про правду начал говорить?- Дилюк перепрыгнул столешницу и быстрыми шагами направился к Кэйе, стало не на шутку страшно. -Даже не смей в мыслях вспоминать это слово, ты само названный павлин, который ни на что кроме предательства и ложи не способен. Ты самое главное отребье этого мира, а вообще, мне даже интересно, давно ты подстилкой Дайнслейфа подрабатываешь? Может быть с самой смерти отца? А может даже с дней, когда целовал тебя не он, а я?- Дилюк ставит ладони по обе стороны от головы вжавшегося в дверь Кэйи. Дверь начинает тлеть и дымиться, а Дилюк горит. Горит так сильно изнутри сейчас, как не горел даже в ночь смерти отца. А Кэйе страшно и больно, страшно не за свою жизнь, а за то, что вот сейчас он че ко понял, что спасти больше ничего не получится. По щекам быстро и бесконтрольно текут слезы, дыхание сбито в немой истерики от слов, что как лезвие Коеймора разрывают все внутри на части. Кэйи больше нет, отныне его не существует, у Кэйи теперь некого любить, нет того, ради кого стоит жить. Потому что Дилюк только что выгорел, кажется, дотла от собственного же огня и боли, что душили не меньше, чем себя сейчас хотел задушить Кэйа. Альберих лишь опускает взгляд, понимая, что уже ничего не сможет доказать, Дилюк видел все как видно, и ни одна слеза и ни одни слова отныне не докажут, что Кэйа говорит правду. Теперь нет. Тихое «прости» вырывается перед тем, как по лицу прилетает тяжелая и до искр перед глазами колючая пощечина. И колит не щеку совершенно, а захлебывающееся в крови и отказывающее совсем сердце. Кэйа молча разворачивается, открывает дверь и выходит. Выходит в никуда. В мир, где все навсегда потеряло свой цвет и смысл, потому что Кэйа только что потерял свою главную и единственную реальную причину «быть». Совсем недавно Кэйа понял, что его детство-это доверие Дилюку, а детство-это самое счастливое и лучшее, что у него было, но теперь… теперь Кэйа понял, что его личное «повзрослеть»- это перестать доверять Дилюку, однако теперь ему некому переставать доверять, а значит ни детство, ни взросление больше не имеют смысла. Кэйа потерял только что причину «быть», а значит его больше не будет. Альберих понял, что больше не хочет быть, больше не хочет существовать и чувствать, понял, что его время пришло. Все так же в беззвучной истерике с вечно стекающими слезами Кэйа отправился тихими шагами в свою темную холодную квартиру. Кэйа понял, что так он и должен умереть. В холоде и полном одиночестве, именно этого он и заслужил. Май путал волосы теплым ветром, подсушивал надоедливые слезы и молча провожал молодого капитана к своей смерти. И даже звезды больше не освещали путь.