Пролог

      Утро началось не с будильника, а с телефонного звонка. Всё ещё не понимая, где он находится, на каком свете, Игорь рявкнул: Гром, слушаю. - У меня, кажется, квартиру вскрыли, - сказала трубка без приветствия, - соседка написала, что дверь не плотно прикрыта. Приедете? Гром опознал в говорившей одну из прихожанок, с которой общался по поводу краж: - А вы где? - А я в Хельсинки. Иначе бы, наверное, уже б сама проверила!!!! Игорь узнал адрес, имя соседки и то, что та написала буквально только что, и резко завозился, пытаясь поймать ногами штанины и одновременно руками надеть футболку. Хазин, слышавший разговор, тоже стал собираться: - Давай подкину, на машине быстрее. - Да всё одно, пока доедем, он уже уйдёт, если всё ещё там, - Игорь отказываться не стал, но был настроен скептически. Однако они быстро, насколько было возможно, вытряхнулись из квартиры и поехали. Хорошо, хоть не через весь город, - подумал Гром и услышал где-то внутри: всё равно пробки. Он посмотрел на Хазина, и почувствовал чужой разгорающийся азарт с изрядной долей скепсиса.       Ощущения были странные, Игорь почему-то думал, что теперь он свободен, хотя внутри чувствовал Петю как что-то неотделимое от него самого, погладил руку Хазина, с которой исчезло кольцо и решил, что надо ждать чего-то нового, и непременно хорошего.       Доехали неожиданно быстро, пропустили школьников, выходивших из парадной, и рванули на третий этаж, Хазин не захотел оставаться в машине, хмыкнул: пригляжу за тобой.       Дверь в квартиру была закрыта. Гром позвонил, за дверью что-то упало. Гром сказал первое, что пришло в голову: мы за тумбочкой Юлия Сергеевна сказала, что можно забрать.       За дверью помолчали, потом послышалось: "сейчас", замок повернулся, Игорь дёрнул ручку и дальше ничего не успел. Он увидел лицо, услышал выстрел и ещё один и уже падая, подумал о том, как всё нелепо кончилось и пропал.       Он приходил в себя долго, даже слишком, слышал какие-то непонятные разговоры, словно кто-то спрашивал и кто-то отвечал, и не мог никак открыть глаза, но не боялся, чуя Хазина где-то рядом и это было основное и главное. Потом дёрнулся, словно его поставили на ноги и увидел лес. Точнее не лес, а одно большое сильно разросшееся дерево, кроме которого ничего в пространстве и не было и узнал омелу.       Ничего не болело и было как-то беспредельно хорошо. Игорь позвал: - Петь.., - и почувствовал рядом Хазина, хотя и не видел его. Петя фонил виной и нежеланием никуда уходить. Куда ты собрался, хороший мой? - спросил Игорь, не будучи уверен, что его услышат. Но его услышали: - вернусь обязательно, найду тебя, любовь моя, никуда не денусь.       На Хазина это было слишком не похоже и Гром забеспокоился, хотел повернуться, но вдруг с ужасом понял, что его нет. Были лишь бесконечные ветки, перепутанные друг с другом, тоненькие, как та, что осталось у него над кроватью, приклеенная на малярный скотч, и сам он листик на бесконечном дереве, если листик вообще, а не заплутавший в нём дух. - Радость моя, ты куда? - спросил он ещё раз, сам не знаю, кто и чем сейчас спрашивает. И услышал, пробежавший вздох по листьям: - ему в ад пока, не отработал ещё всё, что наворотил, не успел. - Так и я с ним. - сказал Игорь. - Не положено.. Подожди здесь, если не хочешь пока возвращаться. Потом обязательно встретитесь, я обещала всем, кто носит мои кольца, что присмотрю за вами - Не останусь. - Это же не твой ад.. - Насрать. Обещания работают в обе стороны, - сказал Игорь и показал вникуда несуществующий безымянный палец с исчезнувшим кольцом. - Не надо, Игорь, - сказал Хазин, - мало ты что ли огрёб из-за меня. Потом увидимся. - Насрать., - повторил упрямо Гром. - помнишь, ты сказал - вместе!       Ветки заколыхались и Игорь почувствовал, что Омела явно ржёт над ними, хотел возмутиться, но услышал строго: - хоть одна жалоба - ты вернёшься сюда!       Игоря что-то схватило и потащило куда-то, через ветки, больно царапающие несуществующее тело, через какие-то воспоминания из их с Петей жизни, через пространство серого осеннего Питера, уткнуло сонным носом в стоящую в его квартире странную, ни на что не похожую кровать и он вырубился.       В это время Хазин впервые за несколько месяцев смог очнуться и открыть глаза, но больше ничего, даже позвать не смог и понял, что уже никогда ничего не сможет, только лежать вот так, пока не умрёт или от инфекции, или от неграмотного ухода и лежать ему долгую, теперь почти бесконечную хазиновскую жизнь и не смог даже заплакать, только с нарастающим ужасом подумал: пиздец.