The Stars Align

      Пугод болеет. Затяжно, тяжело. Он много спит и так же много ноет о потраченном впустую времени, ведь пока он предсмертно хрипит, чертежи пылятся, а проекты не двигаются. Джаст его навещает регулярно и чувствует себя по-странному беспокойным, боится сделать что-то не так. Пугод ему командует, говорит что делать со всем механическим ужасом на столе, а детали настолько микроскопические, что их и трогать боязно.       И вот так неприятно, что болеет Пугод, а плохо Модди. Они в последнее время проводят мало времени вместе, и он уже без этого чувствует столько вины, но продолжает брать заказы. Наверное, пытается расслабиться, хочет возвращаться домой со спокойной душой, но как он может быть спокоен, когда знает, что с Пугодом приходится сидеть Джасту и Жирафу.       Жираф даже не собирался на охоту, как Модди, в день, когда Пугоду впервые стало действительно плохо.       Может, Модди не так уж хорош, если не имеет достаточно воли, чтобы помочь, если ему неловко. Но ему жаль, хорошо? Очень жаль. И это всë наматывается в большой снежный ком, который вот-вот задавит, поэтому Модди просто не приходит домой в эту ночь, раз он уже начал.       Он пересчитывает кинжалы, хочет выбрать получше, но в голове только мысли о том, что он мог быть сейчас дома. Наверное, он бы прямо сейчас ужинал. Или уже бы лежал в тëплой постели, ведь у Пугода жар, и он уже просил остаться с ним.       А Модди не остался.       У него в руках чья-то отрубленная голова, а могло быть чьë-то лицо. Чьë-то светлое, улыбчивое лицо. Модди бы поцеловал его, но он не дома. Он на работе. И внезапно тоскливо становится, и условное кольцо на безымянном вдруг давит сильнее обычного, и золотая серëжка напоминает, что его ждут. Всегда ждали.       Модди встряхивается, разгоняет мрачные мысли и надеется, что больше руки марать не придëтся. Он бы поцеловать не смог, потому что стыдно, потому что боится. Кольца, конечно, нет, ведь у них они теперь лежат во дворе, а серьга...       Много-много лет назад они нашли один комплект из двух штук, но Жираф плакался много, что его оставили, бросили, и вообще он уйдëт от них. Пришлось искать на блошиных рынках похожее третье. И вроде обручальные кольца должны быть важным атрибутом в отношениях, но они просто железобетонные и очень тяжëлые, не более. А серьги значат гораздо больше. По крайней мере, для Модди. Они ими обменялись, наложили на каждое глупое проклятье. Молодые были, любили друг друга безумно.       Модди мешкается, снимает задумчиво окровавленные перчатки. Ему совесть кусает кости изнутри, но Модди старается быть лучше, прорезает нелегальный портал, ведь у него нет документов, чтобы путешествовать, как нормальный человек. Ни у кого из них нет, да и кому не наплевать. У Пугода был межгалактический паспорт, переливался цветами красиво, но ему бы рано или поздно потребовали поменять фамилию на фамилию Модди, а это лишняя морока. Он бросил паспорт в чëрную дыру ещë очень давно и пропал от чужих глаз. Теперь фамилия — лишь условность, которая приятно греет душу.       И Модди от этого воротит. От всего этого. И от того, что он бесконечно скучает. Он слаб, и он это признаëт.       Он прячет лицо в капюшоне от знакомых, идëт мимо стеллажей, идущих в потолок на километры, смотрит на товары. Может, их семья и промышляет порой мародëрством, но вселенский маркет они уважают за большой ассортимент для таких приверед, как Пугод и Жираф. К примеру, Пугод очень любит "нормальные" фрукты, но ненавидит глазастый виноград и всë, что дëргается на тарелке. Жираф же ест разные гадости, вроде-...       Модди царапает руки под плащом до скрипа зубов и не может перестать думать. Только на кассе опоминается, когда кассир просит оплату. Модди наконец улыбается. Крëстный. Считай, что племянник, улыбается в ответ.       — Наличными или? — Альфëдов считает быстро, но он явно не успеет так быстро управиться с увесистым мешком золота.       — Без сдачи. Оставишь себе, а с Джастом не делись, — Модди подмигивает ему, будто всë хорошо, когда всë точно нехорошо. Он забирает пакет мандаринов и просто уходит, не попрощавшись. Чëрт, да он даже не знал, что Альфëдов тут работает на ночной смене. Бедный ребëнок, нужно дать ему карманных денег, а Альцесту по грибной башке постучать.       Модди не знает что делать, и он вообще не уверен, что всë будет хорошо, но шальную мысль о цветах отбрасывает подальше. В конце концов, они подростки что ли, чтобы с цветами извиняться? Модди взрослый, и у него точно не дрожат колени, когда он стоит на крыльце. В окнах свет горит, монотонно ведëт монологи Джаст, но становится немного страшно, ведь Дом не приветствует его. Молчит, даже не скрипнул ни разу.       Обычный дом.       Дом даже Жирафу что-нибудь обычно да сделает, а здесь гробовая тишина. Модди от этого очень больно кольнуло в груди. Он это принимает, ведь повëл себя, как идиот. Даже хуже.       Пугода нужно держать в сохранности, как самое дорогое, и Модди это понимает. Он собирается ворваться, как посторонний, раз его, видимо, списали со счетов. В спальне темно, а залезть туда может быть проблемой, но Модди слишком лень придумывать способ полегче.       Что же он скажет? Первый прыжок и попытка подтянуться. Может, вообще ничего не говорить? Плащ зацепляется за черепицу, Дом не хочет его пускать, но делает он это слишком вяло. Модди знает, на что способно их жилище.       А если не говорить, то что делать?       Модди стучит в окно, и ответ находится сам собой. Пугод ему открывает, а Модди целует его легко, непринуждённо.       — Привет, — Заходить не торопится, опирается на оконную раму.       — Тебе повезло, что у меня нет сил, — Хрипит Пугод. У него нет желания даже нахмуриться, но он зол.       — Жаль. Когда ты злишься, то выглядишь невероятно, — Прятаться за повседневным флиртом сложно, потому что сейчас это неуместно. Модди не знает куда деть глаза, — Так, ты не спишь.       Пугод ложится в кровать и отворачивается. Сворачивается под одеялом.       — Сильно болит? — Модди пролезает в окно, подмечает, что Дом позволяет взять стул, поставить у кровати.       — Я в порядке.       — Ты не выглядишь в порядке.       — Ну не смотри.       Вредный.       За спиной у Пугода шуршит пакет мандаринов. Свежих, наливных, самых обычных. Модди их чистит осторожно, шипит, когда сок в глаза попадает.       — Прости. Я сглупил, да, — Разламывает мандарин пополам, кидает одну дольку себе в рот. Кисло.       Пугод не шевелится, шмыгает носом.       — Да, я дурак, сбежал от тебя.       Неприятно.       — Прости, что не хотел замечать твою болезнь. Да, мне стыдно, каюсь.       Пугод в очередной раз понимает, что Модди не умеет извиняться вообще.       — И ещë-..       — Ты без цветов извиняться пришëл? — Пугод в раздражении поворачивается лицом к лицу. Модди ругается под нос из-за цветов и ему долькой мандарина в рот тычет. У Пугода нет выбора, рот обижено открывает, жуëт, даже если глотать больно.       — Мне показалось это глупым, — Модди кладëт ещë одну дольку.       — Ты глупый.       Модди соглашается. Виновен, что уж поделать.       — Ты такой упрямый, надоедливый и-..       С этим Модди не соглашается, целует так же, как у окна.       — Не затыкай меня.       — Конечно.       И Пугод продолжает свою эпопею, периодически останавливаясь, чтобы попросить мандаринку или еë прожевать. Иногда прокашляться. Он зол, но уже не так сильно. Сейчас он хочет закопать Модди Чата лишь совсем немного.       Под конец добавляет:       — Ещë раз так сделаешь, и от тебя живого места не останется.       Пугод успокаивается чутка, когда мандарины подходят к концу. Во рту кисло, в голове кисло, лицо тоже такое.       — Какой же ты красивый, когда злишься, — Монотонно говорит Модди, засматриваясь.       Пугода это подкупает, но он убеждает себя в том, что у него просто больше нет сил спорить.       — Переоденься и зови Жирафа. Я спать хочу.       Пугод сдался, и Модди наконец вздыхает спокойно. С души камень упал. Плохой инцидент, но Модди надеется, что он никогда не повторится. Кошмар тот ещë, а мандарины не очень-то и вкусные.