isn't lovely

.       Зимний.       Признаться, он всегда считал его жутким. Единственный омега, которого он когда-либо боялся всерьёз. Даже его запах, ледяной и металлический, отдающий не то железом, не то кровью, и, если принюхаться, ноткой какой-то приправы, от которой горчило на языке, внушал инстинктивное желание убраться подальше. Что уж говорить о повадках: никакой плавности и сговорчивости, лишь жёсткость и агрессия. Даже авторитет он признавал только через силу, так что с ним приходилось постоянно соперничать, как с альфой.       Конечно, Брок знал, что это в нём было не всегда, и Солдата таким сделали: Гидра из обычного человека вылепила себе монстра. Обратно переделать его в нормального члена социума уже не выйдет — ясно, как божий день. Но не для всех.       Только Кэп его не боялся. Ходил с ним, отморозком, по базе ЩИТа чуть ли не за ручку.       Может быть, наедине с ним Зимний и был другим, но как по мнению Рамлоу, за год человечности в Солдате не прибавилось ни на грамм. Только осмысленности стало больше. Словно расширение функциональности.       Он перестал «зависать», бездумно пялясь в никуда и ожидая приказа, перестал выглядеть беспомощно-потерянным (раньше, когда Брок видел его таким, в нём даже начинала тесниться какая-то неприятная брезгливая жалось, но теперь и от неё не осталось и следа). Он даже стал говорить, когда не спрашивают, сам стал задавать вопросы и принимать решения, научился говорить «нет».       Но это был Зимний Солдат. Не Баки Барнс, нет, самый настоящий, мать его, Зимний Солдат, который теперь был гораздо более самостоятельным, менее послушным и помнящим всех своих жертв и палачей.       Брок не ожидал мести всерьёз. В конце-концов, он не был тем, кто отдавал приказы на обнуления или на новые медицинские эксперименты. Он даже не был одним из тех, кто осмеливался по-тихому пнуть Солдата в живот. Рамлоу был просто исполнителем, а кто, как не Зимний Солдат, знал, как мало на самом деле зависит от исполнителя.       Но он всё же был среди тех, кто присутствовал, бездействием одобряя происходящее, или же напрямую участвовал, получая свою выгоду. И то, что Агент всё помнит, здорово так нервировало.       Может быть, Рамлоу и делает вид, что не трясётся за свою шкуру, но это всё брехня. Каждому человеку бывает страшно. А конкретно ему, в силу специфичности профессиональной деятельности, страшно было постоянно. Разница лишь в том, что он никогда не давал страху взять верх, в любой ситуации всеми силами держал себя в руках и не поддавался панике. Но нервы, конечно же, страдают: ржавеют от мутной воды беспокойства, монотонно капающей на стальную поверхность.       Как бы там ни было, Брок держался молодцом. Он буквально пережил цунами из феерического дерьма и выплыл, даже кукушкой особо не поехав.       Но он мог вынести далеко не всё на этом свете. У всех же есть свой предел, свой лимит. И жизнь будто настойчиво проверяла, где же он находится у Брока.       Если с тобой случится это и это, то ты выдержишь? А так ты можешь гнуться? А вот так? А если сильнее?       Словом, судьба частенько проверяла его нервы и психику одновременно и на гибкость, и на прочность, но такой изобретательности от неё, как в этот раз, он не ожидал, правда, совсем не ожидал.       Одна из первых за этот год миссий, где СТРАЙК (всего несколько выживших ребят из старого состава, он и Джек, а остальные все — прилаженные новички, которым ЩИТ доверял) работал наедине с Барнсом. Миссия высокого уровня сложности, но для Солдата почти стандарт: Ближний Восток, укреплённая база террористов, пробраться с нанесением максимального ущерба противнику, захватить или уничтожить главаря, добыть информацию о других ячейках.       И всё было бы легко и просто, если бы не случился форс-мажор.       Чтобы не спугнуть, всем составом прибыли за три дня до начала захвата в соседний городок. Оттуда, разделившись на три группы, выехали в разное время по песчаной равнине. На месте они провели ещё сутки, разведывая информацию и детально просчитывая план.       Брок старался вообще не выходить из предоставленного конспиративного жилища — солнце палило нещадно, на улице было градусов пятьдесят. Ребята из вылазок возвращались с высунутыми языками, красные и с плёнкой налипшей пыли к потной коже. Немного поразмыслив, им он тоже приказал носов не высовывать, так как если у всех разом будет тепловой удар, то хрен им с маслом, а не успешное завершение миссии. И все его с готовностью слушались. Почти все. С Зимним оказалось сложнее, чем с остальным составом: упёрся рогами, как баран, что информации им недостаточно, и всё лезет вон из тени.       Может, Рамлоу и не был самым крупным и физически сильным, но стержень, отвечающий за лидерство, и густой матёрый запах всегда выделяли его из толпы других альф. Благодаря этому его слушались даже самые строптивые самцы, которым простых логических доводов и профессиональной иерархии было мало. Но вот только давить своим альфа-авторитетом на Зимнего Брок банально ссал. Тот, со статусом ведомого омеги, к таким штучкам был не чувствителен пуще беты, а со своими едва выдающимися из общего ряда зубов клыками умел оскалиться так, что хотелось хвост поджать и рассыпаться в вежливых извинениях.       Поэтому Брок попытался словами. Просто и доходчиво объяснил, что на этом задании Барнс — прима-балерина, и если ему плохо станется, то миссия будет сорвана ещё до своего непосредственного начала.       Барнс сказанное благополучно пропустил мимо ушей и в ответ ничего не сказал, тупо проигнорировав и сделав по-своему. Лучше бы хоть нахер послал, и то человечнее бы вышло.       Вернулся к закату, ожидаемо вымотанный, с грязными волосами и даже почти не мокрый — пот на улице от жары испарялся мгновенно. Взгляд у него был дурной и поплывший, как у пса, на несколько часов запертого в машине без кондиционера. Скинув с себя одежду, из которой тут же посыпался песок (и несколько скорпионов, которых Броку пришлось оперативно выметать веником за дверь), Барнс облился водой из бочки, а потом, даже не вытеревшись, голым лёг на койку. Даже спустя минут десять его грудь ходила ходуном от тяжёлого дыхания, а кожа всё ещё была красной, но Брок понадеялся, что сыворотка справится, и к утру Зимний будет как огурчик. Рапортовать о сорванной миссии не хотелось до зубного скрежета и побелевших костяшек стиснутых кулаков.       Ближе к полуночи Брок даже обрадовался — Агент уже отоспался и был в своей комнате, но ему так и не показывался, что слегка напрягало. Мог бы выйти и ещё хоть раз что-нибудь уточнить, чтобы было совсем спокойно.       Брок связался с остальными ребятами и отдал последние распоряжения, после чего скомандовал отбой. Решив, что и самому стоит выспаться, он уже разделся и лёг на узкую койку, когда в комнату проскользнул Зимний. — Чего тебе? — Брок машинально напрягся, потому что присутствие Агента в личном пространстве неумолимо вызывало дискомфорт. — У меня началась течка, — ровным голосом ответил Барнс, а Рамлоу выпал в осадок.       Вот так поворот. — Ты издеваешься? Сейчас? Какого хрена? — Брок не переходил на крик только потому, что звукоизоляция в этой хибаре была ни к чёрту, и он так перебудит половину селения. — Пришла на неделю раньше из-за жары, — Солдат в темноте пожал плечами, будто это не означало полный срыв операции.       Пустить течную омегу в бой. Какая хорошая идея. — Сдурел совсем, — злость на Зимнего раздувалась внутри непомерным шаром, перекрывая опасливую осторожность. — Говорил же тебе никуда не ходить! Что теперь делать, по-твоему? — Заткнуться, — голос Зимнего властно резанул пространство, заставляя мгновенно затихнуть.       Брок почти слышал мерзкий звук, с которым из шарика у него внутри выпускают воздух. — На землю. Живо, — тон Зимний так и не поменял.       Брок сглотнул. Мыслей о неповиновении даже не возникало — внутреннего волка словно взяли за шкирку, заставив беспомощно застыть в крепкой хватке.       Он сполз с хлипкого подобия кровати и лёг на живот как при учениях, только что руки за голову не положил.       В темноте послышался хриплый смешок. — На спину, идиот. И трусы сними.       И тут в голове Брока кое-что прояснилось. Но легче от этого не стало. Наоборот, стало много, много хуже. — Блять, минуточку, — решил кое-что уточнить Брок, но тут Зимний шагнул в луч лунного света, лившегося из окна, и Брок увидел на его обычно безэмоциональном лице такую злость, что язык сам собой отсох.       Без дальнейших вопросов он перекатился на спину и стянул трусы вместе с штанами. Зимний окинул его взглядом, с которым в былые времена смотрел на серую жижу, которую ему втюхивали заместо протеиновых коктейлей: невкусно, но выпить придётся.       Когда Агент, скинув с себя одежду, подошёл к нему ближе, Брок вперился взглядом в его рельефный торс, завитки волос на груди, внизу живота и паху, шрамы на стыке тела и металлической руки, и отчётливо понял: у него не встанет. Никогда и ни за что в жизни не встанет на этого жуткого киборга, будь он хоть сотню раз омегой в течке.       Под пристальным ледяным взглядом сверху вниз хотелось сжаться и отползти в угол, но это было бы слишком. Поэтому Рамлоу просто не двигался и во все глаза смотрел.       Зимний без лишних колебаний расстегнул свои штаны, сдёргивая их с бёдер, а потом шагнул, оставляя позади. Подойдя ещё ближе, он сел на Брока сверху, обхватив бёдрами, как наездник. По сравнению с похолодевшим от страха телом альфы он был очень горячий, и от него уже отчётливо веяло омежьими феромонами. Несмотря на то, что запах сильно изменился с тех пор, как Брок принюхивался к нему в последний раз, ситуацию это всё равно не спасало.       Аромат кориандра и тмина резал нос, скорее сигнализируя об решительности и раздражении партнёра, а не об его готовности подчиниться и принять альфу. Лишь едва уловимые среди этого всего тонкие нотки жжёного сахара говорили о естественном желании повязаться в течку.       Живой рукой Барнс скользнул себе за спину, а затем обхватил блестящими от собственной смазки пальцами член Брока и принялся дрочить. Рамлоу уже знал, что это не поможет. Он импотентом не был, и на сладких омежек или привлекательных бет реагировал исправно, но от такого стресса у него не то что сейчас, наверное, больше вообще никогда не встанет.       От механических манипуляций член всё же напрягся, но практически несущественно. И от того, что вставало, но с трудом, Зимний начинал злиться и рявкать на Рамлоу. Молодец, деточка, именно так это и делается. Брок в красках представил, что из-за того, что он не смог трахнуть Агента, тот завязывает его вялый член узлом и отрывает, а потом ломает его самого пополам и уходит насиловать местных жителей.       Картинка ему, мягко сказать, не понравилась, поэтому Брок зажмурился, пытаясь абстагироваться от ужасающей действительности и подумать о чём-нибудь приятном: о своей последней случке с омегой, настоящей омегой, какими они и должны быть — ласковой и покорной, с копной мягких тёмных волос и пухлыми губками, которыми она умело отсасывала, да так, что узел набухал, о её шикарной груди и стройном теле, и как легко было подхватить её под бёдра, уронить на кровать и трахать-трахать-трахать, а затем заполнить узлом, сладко и благодарно стонущую.       Удивительно, но это помогло, и когда Брок с надеждой приоткрыл один глаз, его член в быстро движущейся руке Зимнего выглядел вполне окрепшим. Не полная боевая готовность, как бывало обычно, но всё же.       Когда его член более-менее встал, Зимний приподнялся и рукой направил его в себя. Он уже сочился смазкой, но казался всё ещё слишком тугим. Брок подумал, что Солдат сейчас притормозит и разомнёт себя, или хотя бы начнёт насаживаться постепенно, но не тут-то было: Барнс опустился на него резко, одним движением и сразу до конца.       Рамлоу болезненно вскрикнул, но Солдат крепче сжал его своими бёдрами, заставляя оставаться на месте. Броку было слишком узко и больно, отчего он поджал губы и непроизвольно заскулил, а на глазах навернулись слёзы.       Барнс как будто бы не испытывал никаких неприятных ощущений. Он только слегка поморщился, замер, двинулся вверх-вниз, а потом сходу задал такой бешеный ритм, что у Брока чуть искры из глаз не посыпались.       Когда он вчера жаловался Джеку, что наконец-то хотел бы нормально потрахаться, он не это имел ввиду.       Зимний смотрел так, что пробирало до костей и бросало в холодный пот. Действовал он торопливо, двигался яростно, почти с безразличной грубостью, будто сильнее Рамлоу хотел, чтобы происходящий бред уже закончился.       В какой-то момент, когда Рамлоу все свои усилия прилагал, чтобы просто дышать, пока Барнс делает всю работу, он вдруг ощутил, как смазки наконец-то натекло достаточно, и Зимний стал скользить на члене легче, сжимаясь уже не так туго и больно, сдавливая в своём жарком нутре почти правильно, то и дело шлёпаясь горячей кожей о его бёдра. Брок, перестав сосредотачивать своё внимание на ощущении того, что его таз вот-вот раздробят, глотнул ртом воздуха, и лёгкие наполнил пряный, ставший чуть слаще аромат, который в прохладном воздухе казался странно согревающим.       Зимний тоже дышал через приоткрытый рот. Полоска лунного света по-прежнему выхватывала его лицо, плечи и широкую грудь, и в темноте можно было отчётливо разглядеть, что губы у него налились цветом, щёки — румянцем, а соски заострились, отчего их хотелось облизать и прикусить, чтобы услышать стон.       Он не стонал. Хрипло и шумно выдыхал, но не стонал. Захотелось схватить его за быстро движущиеся бёдра, крепко сжать, дёрнуть на себя, чтобы насадить до упора, услышать жалобный стон, мольбу продолжить, сделать так ещё. Чтобы спина гибко прогнулась, а голова откинулась назад, обнажая сильную шею, чтобы самому прижаться и лизнуть, дышать запахом, фыркая от щекочущих лицо длинных прядей.       Барнс обхватил себя за стоящий член и начал остервенело дрочить ещё более отрывистыми и грубыми движениями, чем до этого Броку. Головка то и дело мелькала в кулаке, заставляя прикипеть к себе взглядом. Задница начала ещё слаще и ритмичнее сжиматься, из-за чего Рамлоу глухо застонал. — Кончай же, сука, ну, — раздражённо зашипел Зимний, разрушая едва-едва появившийся сладкий морок момента, и Брок сразу вспомнил, где он и с кем он, и что ему всё ещё чертовски больно.       Но на кульминацию это уже не могло повлиять. Тело скрутило сладкой судорогой за пару мгновений перед тем, как сперма из кулака Зимнего потекла на его живот. Его собственная оказалась надёжна заперта в чужой заднице узлом.       Сперма. В заднице. С узлом. В течку. — Ты ведь принял что-нибудь? — голос у Брока был хриплый, хотя орал он за всё время разве что мысленно. — Дурак я что ли к тебе без противозачаточных идти? — ответил вопросом на вопрос Барнс, слегка раскачиваясь на его члене взад-вперёд, ища более удобный угол.       Брока такой ответ ни капельки не удовлетворил, потому что, как оказалось, Солдат достаточно глуп, чтобы перед приближающейся течкой торчать целый день на горячем песке и под палящим солнцем. — Ну так да? — Да. А теперь отвали.       Брок действительно хотел ещё кое-что спросить. Про то, как чувствует себя Барнс, готов ли для предстоящего задания, достаточно ли будет одного раза и что скажет Роджерс. Но он смолчал.       Они просидели в тишине комнаты, где было слышно только их дыхание, ещё минут десять или пятнадцать. Брок чувствовал, как его глаза предательски слипаются, а тело после пережитого требует заслуженный отдых. Он почти задремал, когда почувствовал, как с его члена соскальзывают.       По ногам Зимнего тут же потекло, и больше всего на Брока. Но он встал, даже не поморщившись, и, видимо, не испытывая никакого смущения, пошёл подмываться из бочки.       Броку чертовски не хотелось следовать его примеру, но он понимал, что нужно, иначе он тут весь слипнется, а завтра от него будет нести за версту. Хотя, этот странный омежий запах уже в него впитался, и за пару дней так просто не выветрится. Тем хуже будет встретить Кэпа в коридоре.       Когда плеск воды стих, Рамлоу прошёл к бочке и ополоснулся, радуясь, что он не омега и изнутри ему себя мыть не нужно. А потом он задумался над тем, если бы он был омегой, а Солдат альфой, и в этой пустыне у него бы случился гон. Пересилив продравший озноб, он с горечью подумал, что произошедшая ситуация отличается не слишком сильно, но да, могло всё-таки быть хуже.       Мокрое тело холодило воздухом из продуваемого окна, а из одеяла была только тонкая простыня. Брок завернулся в неё, чувствуя гулкую боль во всём теле от жёсткой вязки на земляном полу, и так и провалился в сон.