isn't lovely

.       Разумеется, то, что он переспит с Барнсом и сразу от него отцепится, было враньём самому себе, и какая-то часть Брока об этом прекрасно знала. И действительно, секс был, а навязчивые желания держать Барнса в поле зрения, быть поближе самому, чувствовать его запах и дразнить себя, представляя, как сейчас прикоснётся — вот это вот всё не исчезло.       Стало только хуже. Удивительно, но после охринительного секса в подсобке с причиной своего сдвига по фазе стало только хуже, кто бы мог предположить!       Барнса его присутствие стало только больше бесить, но к откровенному недовольству теперь примешивалось что-то ещё. Будто бы обида, но не совсем.       Что ему, чёрт возьми, ещё надо от Барнса, Брок толком сформулировать не мог, но в конце-концов пришёл к тому, что хочет себе Барнса в качестве омеги. Всё это было чертовски странно, но ему нужен был именно Солдат. Барнс, Баки, любой из них. Со всеми потрохами. Да, у них было отвратительное совместное прошлое, сам по себе Барнс был, мягко говоря, странным, с закидонами и прочим, словом, на любителя, но и Брок же не подарок. Они могли бы попытаться найти общий язык.       Потому что грести в противоположную сторону от течения он уже устал. Можно было, конечно, снова попытаться списать всё на исключительно физическое влечение, но это было не так. Вернее, не совсем так: духовной близостью между ними и не пахло, но просто похоть Брок бы мог перетерпеть, а тут… А тут цепляло прямо сквозь кожу и мясо, что не вытравить. Барнс на этом самом физическом уровне ощущался правильно, прямо так, как надо, будто до этого Брок в своей жизни занимался сексом как-то совершенно не так и не с теми.       Но как объяснить всю свою бурю эмоций этому отмороженному ублюдку, которому Брок собирался предложить без малого отношения, он не представлял. Понимая, что от заранее заготовленной речи толку будет ноль, Брок решил импровизировать, и на очередное барнсовское «хули тебе надо» ответил «поговорить».       Барнс обречённо вздохнул и на переговоры согласился, тут же взяв слово: — Никогда бы не подумал, что ты такой настойчивый сукин сын, Рамлоу, — скрестив руки на груди, изрёк он. — Знаешь, что? Я уже согласен на что угодно. Только давай без ужина, а просто к тебе поедем, идёт?       Брок от вида крайне заёбанного омеги почувствовал слабый укол вины, но всё же кивнул.       В машине по правую руку от него Барнс сидел молча и только пялился в окно, будто серый город, залитый дождём, это очень интересно. Брок ещё не встречал омегу, в запахе которого различал все нотки, тут же замечая изменение настроения. И Барнс, судя по всему, был сейчас не в духе и пах кисловато-горько. Но, опять же, нельзя сказать, что неприятно. Оставлять его в покое и искать себе кого-то с более вкусным ароматом не хотелось, хотелось добиться именно от этого омеги другого. Брок ведь знал, как пахнет его желание: острый запах, щекочущий нос, оседающий на языке и заставляющий слюну выделяться обильнее.       Когда они зашли в лифт, Брок, не таясь, вдохнул полной грудью: к горчащему аромату недовольного омеги прибавились запахи мокрых волос и сырой одежды, где уже можно было различить более привычные нотки чуть стёртого тмина с корицей.       Брок голодно глянул на Барнса: понять, о чём тот думает, было невозможно.       Оказавшись в своей квартире, он не видел больше смысла сдерживаться, поэтому просто поцеловал его, прижимая к стене в прихожей. В этот раз омега был податливым, не кусался. Губы у него были потрясающие, поэтому Брок довольно замычал прямо в поцелуе, не сразу заметив, что ему не отвечают. Отстранившись, он попытался заглянуть Барнсу в глаза, но тот взгляд упрямо отводил, смотря куда-то в сторону, а не на него. Брок не находил в себе хоть малейшего желания оскорбиться: Зимнего хотелось, и хотелось зверски.       Омега на поцелуи продолжал активно не реагировать, но несмотря на внешнюю холодность и незаинтересованность запах от него начинал идти острый, жгучий, и у Брока предсказуемо потекла слюна. Пора было срочно раздевать его и облизывать. Всего и везде.       Раздевать он себя тоже не особо помогал, но Брок справился быстро, стащив верх в виде кожанки и тонкой футболки, и тут же заваливая Зимнего на кровать. Расстегнув ремень джинс, он принялся вылизывать подрагивающий живот, с силой пройдясь языком по тёмной дорожке волос до пупка, а затем и выше по прессу и груди. Барнс ему нужен был полностью голым сейчас же, а потому Брок заставил себя на короткое время заняться только его одеждой, после чего ещё быстрее скинул всё, что было на нём самом. Закончив, он лёг на обнажённого Барнса, притираясь кожа к коже. Омега под ним как-то странно дёргался, выдыхал, но пахнуть начинал всё острее и дурманяще, и Брок просто не мог остановится, тёрся об него лицом и вылизывал всё, до чего мог добраться. Барнс был потрясающим и на вкус, и на запах, и это не имело ничего общего с понятием «сладкий», хотя раньше Брок мерил привлекательность омег именно этим параметром. Барнс был пряным и острым, и это было лучшим, что когда-либо пробовал Брок.       Он понял, что вылизывает шрамы у его левого плеча, только когда стал задевать языком холодный металл, а в его собственное плечо вцепились живые пальцы с острыми когтями.       Наверное, это было опрометчиво — Солдат хоть и терпел все манипуляции техников со своей рукой, но вот к месту стыка металла с плотью, где была вязь страшных шрамов, прикасаться не позволял вплоть до открытого сопротивления. Рамлоу бы подумал обо всём этом, если бы не увлёкся так сильно, что очнулся только когда его слух уловил тихий скулёж и загнанное дыхание. Останавливаться уже не представлялось возможным, да и нужно ли было: член Солдата упирался в живот, а его тело было покрыто испариной, появившейся явно не от неприятных эмоций.       Брок чуть приподнялся, желая оценить обстановку: Барнс лежал под ним, первый раз действительно под ним, и от этого вида Брок даже задрожал. Барнс голову отвернул и странно засопел, но для Брока было главным то, что ему открыли шею. Гладкую, красивую шею. Он вылизал её всю, от челюсти и до самых ключиц, отмечая, что, несмотря на сильное возбуждение, укусить пока что не хотелось. Хотелось просто целовать, жаться губами и носом.       Сдвинувшись чуть вниз, Брок удобнее устроился между его бёдер и потёрся, ощущая, что, хоть Барнс и ведёт себя странно (на что он надеется? Остаться безучастным, потому что всё скоро закончится? Как бы не так), смазки выделилось уже прилично. Вязкая, тёплая, она размазывалась по его бёдрам и бёдрам Брока. Приставив головку к горячему текущему отверстию, Брок выдохнул и на вдохе толкнулся вперёд, тут же вжавшись лицом Барнсу в грудь.       От того, как это было хорошо, хотелось заскулить и даже заплакать. Это было словно в сотни раз острее и лучше, чем до этого. Брок поддался назад и толкнулся снова, ещё глубже, а потом повторил, начиная набирать ритм. Напрягшийся под ним омега расслабился и вдруг застонал, и Брока так сильно обожгло ощущениями, что он зарычал и вцепился когтями в простыни, вспарывая ткань.       Омеге тоже нравилось. Но, вместо несчастного постельного белья, тот вцепился Броку в спину, не загоняя когти под кожу, но оставляя весьма ощутимые полосы, которые тут же начинали гореть и саднить.       Лизнув ушную раковину, Брок снова утробно зарычал ему прямо в ухо. Рык требовал подчинения от омеги, хотя Брок обычно воздерживался от подобного со своими партнёрами и тем более считал глупым вести себя так с кем-то вроде Барнса, но факт оставался фактом, и приглушённый звук продолжал вибрировать, раздаваясь в комнате.       Барнс, конечно же, ощерился, тут же закрывая шею и показывая клыки. Отказываясь уступать. Рамлоу от него другого и не ожидал, но почему-то просто продолжал рычать, не громко и не вызывающе, как если бы просто повторял словами, как мантру, что заявляет свои права, не повышая голос и не реагируя на все возражения.       Солдат рычал в ответ, но активного противодействия не выказывал. В какой-то момент он даже позволив прикусить себя за челюсть, в ответ угрожающе сомкнув когтистую руку на шее Брока, но совсем не всерьёз. С каждой минутой его рык всё больше скатывался в монотонное звучание, которое постепенно переставало быть непрерывным, а потом и вовсе стихло. И вот уже Брок продолжает со вкусом глубоко его трахал, рыча и делая этим определённое заявление, а Барнс вёл себя тихо. Это не было согласием, но Брок даже представить никогда не мог, что Солдат перестанет активно возражать. Это казалось невозможным.       Он внимательно глянул на лицо Барнса под ним, волосы которого растрепались, а рот был широко открыт. У того глаза были поддёрнуты той самой пеленой наслаждения и удовольствия, смотрели пьяно, жарко, тянули в глубину своих расширенных чёрных зрачков. Барнс взгляда не отвёл и вдруг тихо-тихо застонал, и стон этот к концу превратился в скулёж. Звук, выражающий готовность подчиняться, отозвался покалыванием где-то в пояснице. Брок в неверии уставился на него, не прекращая при этом толкаться глубже в сладко сжимающееся нутро. Он даже не надеялся услышать что-то подобное, потому что считал, что Барнс просто не способен после всего пережитого сознательно и добровольно подчиниться альфе, тем более ему, Броку, а не кому-то сильнее.       Спрашивать и заострять внимание было себе дороже, и Брок просто наклонился и поцеловал его, потому что, чёрт возьми, давно хотелось.       Барнс позволил целовать себя, распробовать. Брок со стоном углубил поцелуй, тут же сплетаясь своим языком с его, почти кончая от ощущений. Глаза от удовольствия закатились, потому что сейчас он был максимально соединён с Барнсом, почти полностью вплавленным в него. Близко настолько, что отодрать можно было только с превеликим трудом.       Брок ещё раз лизнул его губы и чуть отстранился, чтобы смотреть в глаза, различать каждую чужую эмоцию, пока он трахает. Барнсу нравилось ещё быстрее, резче, и Брок с удовольствием ему это давал. Омега под ним стонал уже открыто, вздрагивал, двигал бёдрами навстречу, насколько это позволяла позиция, и время от времени тонко поскуливал, тут же замолкая, едва ловил себя на этом.       Брок не требовал от него подчиниться более явно, он просто продолжал рычать в той же тональности, а Барнс ему отвечал, и они не двигались дальше.       В какой-то момент Барнс прекратил свои безуспешные попытки подавить эти предательские звуки, начиная скулить уже беспрерывно, явно начиная вести себя более расслабленно, активнее сдавливал руками и ногами Брока, подмахивал и снова открывал горло, помогал вжиматься в себя плотнее, глубже.       В воздухе тяжело витали их смешивающиеся запахи, пот и смазка, а комнату оглашали непристойные звуки влажных шлепков кожа о кожу, стонов и рычания. По венам Брока текло чистое удовольствие, не давая остановится, перевести дыхание, а побуждая только двигаться, двигаться в Барнсе, крепче загоняя в него, чтобы омега был удовлетворён, чтобы пропах им, был помечен снаружи и внутри.       Беззащитную подставленную шею хотелось прикусить хотя бы чуть-чуть, но Брок не давал желанию подразнить инстинкты возобладать. Барнс бы позволил сейчас, в горячке момента, возбуждённый и плохо осознающий, что именно он предлагает альфе на языке тела. Он убил бы Брока позже, но сейчас бы позволил. Возможно, пара лёгких укусов могла бы даже вернее подвести его к краю, но Брок запрещал себе думать в подобном ключе. Барнс ему доверился, и подвести его было ой как недальновидно. Поэтому Брок только ожесточённо тёрся щетиной о подставленное горло, изо всех сил стискивая челюсти и тыкаясь носом под ухо, и работал, усердно работал бёдрами.       Двигаться вдруг стало сложнее, и не от того, что Барнс застонал и крепко сжал его бёдрами. Брок решил, что у него совсем мозги поплыли от запахов и ощущений, да и зрение уже подводило — перед глазами всё выжигало белыми вспышками удовольствия. Барнс вдруг резко вцепился в его плечи когтями, притянул к себе и уткнулся носом в шею, вдыхая запах альфы. От этого ощущения у Брока внутри всё заискрило, и он начал кончать, прикусив прядь каштановых волос. До упора вжимаясь в омегу, он выплёскивался внутри, чувствуя, как жадное горячее нутро сжимает его, сдавливает в себе, требуя всё до капли.       Перестав дрожать, он не нашёл в себе джентельменства не рухнуть на Барнса, придавив его сверху и загнанно дыша. Когда он всё-таки попытался пошевелиться, то почувствовал странное.       У него чуть-чуть набух узел.       И это при том, что до гона ещё полтора месяца. В Барнсе дело быть тоже не могло, у него течки не было и спровоцировать она его организм на весьма занятную реакцию тоже никак не могла.       Как бы там ни было, «сбой» в организме прошёл весьма быстро. Может, Барнс даже не заметил их подобие вязки?       Аккуратно приподнявшись, Брок отстранился от распластанного на сбитых простынях тела и вдохнул полной грудью.       Запах ошеломлял. Брок вдруг отчётливо понял, что он никогда не чувствовал ничего прекрасней этого — расслабленный и довольный Барнс, его щиплющий за язык запах, отмеченный поверх его собственным.       Весь взмыленный и исцарапанный, Брок едва держал себя на локтях, жадно вылизывая всего Барнса, от живота с подсыхающей омежьей спермой до широко разведённых бёдер, мокрых от смазки.       Чёрт, если бы Барнс просто позволил вытворять с собой такое и дальше, Брок был готов подписаться на что угодно. — Ещё раз, — прошептал Брок на ухо, руками пытаясь огладить всё его тело.       Он потёрся пахом о чужое бедро, и Солдат прикрыл глаза, глубоко вздохнув, а потом вдруг перевернулся на живот.       Брок чуть не закашлялся, не вовремя сглотнув. Барнс же, приподняв бёдра, чуть-чуть расставил ноги. Приглашая.       Тут же оказавшись за его спиной, Брок огладил его - напряжённого, но послушно прогибающегося, - а затем руками скользнул на внутреннюю сторону бёдер, поглаживая и тем самым заставляя развести ноги шире. Барнс послушался, и Брок прижался к его заднице, потёрся и толкнулся, снова входя. Затем лёг, прижавшись к чуть влажной гладкой спине с перекатывающимися под кожей мышцами, погладил рёбра, поцеловал под лопаткой и задвигался, снова пропадая.       Слез он с него только когда убедился, что ещё один раунд сейчас осилить здоровья не хватит. Откинулся рядом, потратив последние силы на то, что обхватил измотанного Барнса руками, втиснул бедро между его бёдер и, наконец, позволил себе вырубиться. Страха, что он очнётся в постели один, не было. Даже смертельно уставшим, Рамлоу спал чутко, и сбежать незамеченным не было шанса ни у кого, включая бывшего Зимнего Солдата.       Проснулся Брок на удивление рано, за час до подъёма по ежедневному распорядку. Барнс спал, как и полагалось, рядом, отвернувшись к стене. Волосы у него были в полном беспорядке. Брок двинулся и ощутил, что весь вымазан в последствиях их вчерашнего дела. Омега на его пробуждение отреагировал чутко, заворочавшись. Брок тут же подался порыву, придвинувшись ближе, поцеловал в живое плечо, и пробормотал что-то про душ.       Барнс ему компанию не составил, а потому Брок справился довольно быстро, с сожалением понимая, что смыл с себя и часть запаха. Но по-другому уж было никак. Натянув найденные на стиралке домашние штаны, он из ванной выскользнул в кухню. Барнс же, только поднявшись, закрылся в освободившейся ванной. Был он там несравненно дольше Брока, которого внезапно кольнула неприятная мысль о том, что Барнс может избавляться от их запаха без особого сожаления или даже с усердием.       Кое-как договорившись со своей неожиданно отказывающейся повиноваться звериной часть, Рамлоу снял кофе с турки и выключил плиту, на которой шипели десяток яиц с беконом. Если его сейчас захлестнёт собственническое чувство и он поведёт себя как последний мудак, то хорошо от этого никому не будет. Барнса главное было не спугнуть, потому что шансы на то, что после их потрясающего и крайне приятно времяпрепровождения он останется, были не такими уж и призрачными.       Барнс на кухне появился уже с расчёсанными волосами и чистый. Брок, не особо таясь, втянул носом воздух и понял, что не чувствует на Барнсе никаких посторонних запахов вроде геля для душа или хотя бы мыла. Тот смыл с себя всё, используя только воду.       Внутренности от осознания этого факта приятно скрутило и обожгло теплом — Барнс намеренно оставлял их запах на себе.       Пройдя мимо Брока, омега встал рядом, невзначай соприкасаясь бёдрами, и потянулся к кухонному шкафу, доставая тарелки. — Я пробовал быть грубым, пробовал быть безучастным. Есть ли что-нибудь, что я могу сделать для того, чтобы ты наконец отстал? — вместо доброго утра сказал Барнс, сервируя стол на себя и Брока. — Я же знаю, что тебе тоже нравится спать со мной, в чём проблема? — Брок, не моргнув, аккуратно переложил два яйца и пару ломтиков бекона себе, а всё остальное Барнсу. — Мне просто интересно, когда это всё закончится, — Барнс не торопился садиться за стол, упрямо встав напротив него.       Брок поставил пустую сковородку на плиту и нахмурился.       Так вот в чём дело: Барнс просто думает, что всё это временно. Брок был более чем уверен, что это не так, но как убедить в этом Барнса? Признанию в любви до гроба тот бы не поверил.       Ещё немного подумал, Брок с неожиданной лёгкостью спросил: — Я могу тебя укусить?       До этого относительно расслабившийся Барнс тут же закаменел. — Кусай, — с обманчивой лёгкостью согласился он. — Не сейчас. Хочу укусить так, чтобы метка осталась надолго.       Барнс даже не дёрнулся, явно с самого начала догадавшись, о каком именно укусе шла речь. — Следующая течка у меня не скоро, ты передумаешь. — А если нет?       Барнс замолчал, оценивающе глядя на него, а потом шагнул ближе, и Брок, без опаски или раздумий, устроил свои ладони на его талии, притягивая ближе. — Если нет, тогда я прямо сейчас предупрежу кое о чём, — Барнс в его руках сбивал с толку манящим запахом и теплом своего тела, одновременно серьёзно вглядываясь в его лицо. — Если ты меня разочаруешь, то я тебя убью. Правда-правда.       А потом поцеловал. Глубоко и нежно. Сжал запястья, переложив руки Брока себе гораздо ниже талии, а сам закинул свои ему на плечи. Брок заурчал в поцелуе, не в силах выторговать себе вместо смертного приговора хотя бы инвалидность, и просто прижал Барнса к себе, соглашаясь на любые условия.