Искупление

Пролог Война никогда не меняется. -Грета, ты должна быть сильной! -Крепкий широкоплечий мужчина с иссиня черными волосами, немного тронутыми сединой на висках, из-за чего он казался старше своих 34 лет, с легкой улыбкой прижал к себе невысокую плачущую женщину. Она безуспешно пыталась спрятать свое лицо в полах неоднократно залатанного жилета, который, несмотря на отсутствие нескольких пуговиц, довольно выгодно сидел на атлетичном торсе мужчины. Но, вопреки тщетным стараниям молодой женщины, Датч Ван Дер Линде видел, как из глаз его матери текли слезы. Он помнил, как отец взъерошил ему волосы своей огромной пятерней, руки его пахли табаком и углем. От запаха у мальчика закружилась голова. -Береги свою маму, малыш, -шепнул ему отец и, пригнувшись, шагнул за порог их маленькой деревянной хижины. Щурясь от слепящего солнца, Датч смотрел, как отец легко запрыгнул на круп старой гнедой кобылы и, не оборачиваясь, поскакал по извилистой дороге на север, в сторону небольшой каменной церквушки, у которой в Ворклоне был оборудован палаточный мобилизационный пункт. Датч прильнул к стеклу и смотрел вслед отцу, пока тот не скрылся из виду. Мать беззвучно плакала, лёжа на соломенной подстилке у печи. В окно ослепительно било солнце. Несмотря на свой девятилетний возраст, Датч понимал, что отец уехал на войну. "Скидывать рабовладельческие оковы господ Юга"- так говорил ему сын итальянских иммигрантов Марко Росси - высокий смуглый худощавый остролицый парнишка с лисьими, чуть раскосыми глазами, чья семья шесть лет назад приехала в Ворклон в поисках лучшей жизни. Марко было 12 лет, он, по собственному заверению, много чего повидал, и у Датча не было оснований не верить своему другу. Росси говорил по - английски с чудовищным акцентом, но Датч вполне сносно понимал его. -Отец говорил, что они повесят всех рабовладельцев, - с важным видом кивал десятилетний Поль Арно - вечно чумазый курносый мальчишка, отец которого прибыл из Франции, чтобы начать жизнь с чистого листа, где и познакомился с матерью Поля. Арно жили в соседней хижине от Ван Дер Линде, отец Поля занимался рыболовным промыслом, почти никогда не бывал трезв, за любую провинность нещадно колотил свою жену и маленького Поля. Поэтому, Поль с мамой с радостью проводили главу семьи на фронт - строить светлое будущее страны. Сам Датч отлично знал, что его родина - Нидерланды - прекрасный край, который находится во многих милях от него. Отец часто рассказывал о крупных городах, в которых большие фабрики и заводы соседствуют с живописными театрами и оживленными портами, а моря бороздят лучшие корабли Европы. Отец неустанно прививал Датчу любовь к чтению, разрешая без спроса брать свои немногочисленные книги, которые удалось провести с собой на пароходе, везущего Ван Дер Линде к новой, лучшей жизни. Датч зачитал эти книги до дыр, лёжа ночами на матрасе, укрытый с головой, одной рукой сжимая ржавую и потертую масляную лампу, а другой волнительно перелистывая страницу за страницей. Когда, на следующий день, Датч, вдохновлённый подвигами героев прочитанных книг, рассказывал о них своим друзьям, Поль весело ухмылялся, выставляя на всеобщее обозрение последствия отцовского воспитания - сколотые передние зубы, а Марко, задрав подбородок важно заявлял -нет, сэр, определённо, чтение - занятие, недостойное мужчины. После этого, у Датча, смотревшего на своих товарищей, почему-то во рту появлялся противный горький привкус. Иногда, от отца с фронта приходили письма, такие дни становились для Датча и его матери настоящими праздниками. Датч долго щупал кажущийся ему тёплым лист бумаги, нюхал его, силясь вновь почувствовать тот самый запах табака и угля, представляя, как отец держал это письмо в руках. Потом медленно начинал читать. В письмах всё было почти одинаково. Отец писал, что у него всё отлично, что очень скучает и совсем скоро вернётся домой. Письма неизменно заканчивались наказом Датчу заботиться о матери. Датч изо всех сил старался, представляя, как отец будет горд за него, когда война закончится, как папа приедет, а он, Датч, повзрослевший, одетый в сюртук из тончайшего сукна, обязательно с мягкой фетровой шляпой на голове, посадит отца в дилижанс, и собственный кучер привезёт их домой. Представлял, как мать, одетая в самое своё нарядное платье выбежит им навстречу, наверняка расплачется, скажет, что с ним, с Датчем, она была, словно за каменной стеной, а отец улыбнётся, крепко, как равному, пожмет руку, а потом будет рассказывать о подвигах северян в героической победе над рабством. Наступит долгожданный мир.