трещины

Чайник свистит на плите бодро и протяжно. Бабушка уже давно встала и на поваляться в кровати остаются считанные минуты. Тяжело просыпаться, когда каждый день похож на предыдущий своим отвратительным тягучим ожиданием чего-то. Аня всё ждет чего-то уже третий год подряд. Каждое утро начинается с чувства надвигающегося того самого «чего-то». Каким оно будет на этот раз? Тревожным и пугающим? Волнительным и даже немного приятным? Она не знает и просто отпускает мысли, вслушиваясь в скрипучий, но любимый до жалостливого комка в горле бабушкин голос. - Нюра, просыпайся, - женщина осторожно стучит в дверь. - Я уж давно не сплю, бабуль, - Аня потягивается в кровати в последний раз и тут же вскакивает, бодрым шагом отправляясь на кухню. На ломтиках батона лежит масло и яблочное повидло, в кружке дымится чай. Ей кажется, что такого королевского отношения заслужила преклонного возраста старушка, а не избалованная любовью внучка. - Вовремя придешь? - бабушка касается оголенного пижамной майкой плеча шершавой ладонью. - Хотела сегодня к Ритке сходить, она ребят собирает, - Аня знает, что её никто не упрекнет ни за поздние тусовки, ни за похмелье в субботнее утро, ни за пачку шоколадного чапмана в сумке. Бабушка любит её и понимает. Нет, даже не так. Она ее слишком сильно жалеет. - С ночевой у неё тогда оставайся, не шорохайся по темноте. Тихое «мгм» и больше никаких вопросов. Аня любит бабу Зину за это. И за нежность, и за теплоту любит, но больше всего — за доверие. И это доверие она ни на что не променяет. *** В зеркале школьного гардероба приятная картинка: аккуратно уложены светлые волосы, выглаженная блузка с большим белоснежным воротником, юбка в клетку, начищенные до блеска ботинки. Хорошо выглядеть — всё, что остается, чтобы быть спокойной и уверенной, даже если в голове каша и неразбериха. Сегодня её ожидание какое-то приятное, будто что-то очень неплохое случится. Каждый день бы так. Класс приветствует её обычным «О, Анька», Ритка убирает с соседнего места сумку, святая троица оценивает её сегодняшний аутфит, Кислов протягивает руку за листком с выполненной домашкой. Аня все эти действия наизусть выучила. Она в эту компашку не была вхожа, но парни её уважали и по-своему любили за частую помощь с учебой, вытаскивания их из передряг и просто разговоры ни о чем. Как-то они в ней разглядели товарища, но никак не друга. Аня слишком серьезная для возни на базе с мотоциклом, мечтаний о Бабич и туалетной поэзии и дегустации арсенала запрещёнки всей Коктебели. - Зайчик, ты просто гений, - Кислов крутит в руках листочек с формулами. - Мне кажется у меня встает на умных. Девушка знает, что это стиль общения такой, но её это полностью устраивает. Ваня очарователен своим наивно-глупым обаянием, и главное слово здесь — глупым. - Скажи это Светлане Филипповне, - Аня даже не оборачивается на одноклассника. - Вдруг она течёт по вечно обдолбанным нефорам? - Бля, я че-то не понял. Я нефор типа? - парень толкает ногой стоящий впереди стул, отчего гелиевая ручка скользит в неверном направлении. - Нихуёвый панчлайн, дрочилка. В этом классе её называли по-разному: дрочилка и калькулятор — самые безобидные прозвища. Справедливости ради, парни хорошо постарались, чтобы придумывание дебильных прозвищ для Макаровой оставалось их прерогативой. - А то, что она тебя обдолбанным назвала — это похуй? - Боря старательно списывает уравнения из тетрадки девушки, не утруждая себя даже кинуть взгляд на друга. Их перепалка длится от силы минуту и заканчивается словами: «Короче, Кар-каркина букварь». - Но красивый такой. Я бы даже сказал возбуждающий… моё стремление учиться, - добавляет Ваня. «Кар-каркину» они придумали ещё в третьем классе, когда Аня заняла первое место в «Русском медвежонке». Это не отцепилось ни после переезда в Симферополь, ни, тем более, после возвращения в родную Коктебель. - Я этого стремления не вижу, - отвечает девушка, оборачиваясь и наблюдая за тем, как Кислов недвусмысленно играет бровями, - и не увижу, надеюсь. - Ну-ну, я тебе сегодня вечером такую «хи-хи» намешаю — охуеешь от моего стремления. Тираду о стремлениях прерывает звонок и громкий голос учителя. Женщина ровных десять минут обсуждает то, как подозрительно похожи почерки Меленина и Кислова на писанину Макаровой, потом раздает побитые жизнью листочки с заданиями, ответы на которые Аня передает сидящему сзади товарищу под предлогом «Ваня давно не получал люлей», и урок, наконец, заканчивается. День длится долго: парни смотались после второго урока на базу, Ритка отпросилась у медсестры, предварительно получив разрешение на уход у подруги, и школьные часы превратились, по ощущениям, в недели. - Анна, - голос учителя биологии серьезный и обеспокоенный. - Ты одна до сих пор не заполнила бумаги по выбору предмета. На дворе октябрь. - На дворе октябрь, а экзамены в конце учебного года, - она спешно собирает тетради в сумку. - Виктор Анатольевич, чего вы так волнуетесь? - Ты подаешь надежды, - мужчина что-то пишет на листке бумаги. - И я краем уха слышал, что ты в мед собиралась. Высокобалльники нам нужны… - Лично вам нужны высокобалльники. Я же знаю все, бабушка моя мечтала о премии, - Аня улыбается, но улыбка эта больше на оскал похожа. - Спасибо за заботу о моих успехах, но взаимности вы не получите. Меня ваша премия не заботит. - Вот тебе палец в рот не клади — откусишь и не подавишься, - биолог тепло улыбается и отдает ей листок. - График консультаций. Веду я и моя коллега из гимназии. Ждём тебя. Девушка прищуривает глаза и тяжело вздыхает. Её напрягал этот Виктор Анатольевич с самого начала восьмого класса, когда она вернулась в Коктебель. Постоянные разговоры, казалось бы ни о чем, излишняя вовлечённость в её познание биологии, непонятная забота. Она ничего не говорила о нем бабушке, хотя могла узнать от неё что угодно об учителях, накопать любой компромат, но предпочла не беспокоить старушку по пустякам. Все в классе видели этот интерес преподавателя к Ане: Мел называл его «Гумберт-Гумберт», Ритка хмурила брови на любой контакт подруги с мужчиной; Хэнк предлагал настучать о нём отцу, чтобы в самый неудобный момент поймать «педофила» на живца; а Киса не был бы самим собой, не попытайся он забить стрелку «ботанику ебливому». Аню же он не беспокоил, но напрягал. И сейчас довольно сильно. Выйдя из школы, она мчит к Рите - в её уютную двушку с видом на море. Тётя Юля, видимо, снова уехала на дачу, оставив квартиру на обязательную, ответственную и очень послушную дочь. - Ой, Нютик, так хорошо, что ты рядом будешь, - Рита старательно вырисовывает стрелку неоновой подводкой. - Мама тебе доверяет, любит тебя больше собственной дочери! - Странно, ведь её дочь такая благоразумная. Риткина мама и правда ей верила, из-за чего Ане постоянно приходилось врать женщине о местонахождении подруги: на этот план у них были заготовлены фотографии Королёвой в разной одежде дома у Макаровых в количестве двадцати штук. Аня не любила дружить с тупицами, поэтому никто не понимал, почему она водится с Ритусей, но дело было в том, что Ритуся как раз не была тупицей. Лентяйкой и безответственной прогульщицей — ещё куда ни шло. Ане не хватало в жизни легкости, веселья и беззаботности, а в Рите этого навалом: и на тусовках нажраться, и по душам поболтать. Она единственная из своры подружек осталась ей действительно близкой после долгой разлуки, как будто и не было долгих и мучительных четырёх лет в Симферополе. - Ань, а ты не хочешь переодеться? - Рита с головой лезет в шкаф. - Слышала, у вас с Кисой там какие-то «хи-хи» намечаются… - Больше Кислова слушай, - девушка поправляет воротник блузки, стоя у зеркала. - Много интересного пиздежа услышишь. Рита достает из шкафа топик на завязках глубокого зеленого цвета и прикладывает к лицу девушки. - Ну посмотри, как глаза подчеркивает! - ласково кладет голову на плечо подруги. - И титечки подчеркнет. Аня только смеется в ответ, расстегивая блузку. - Вот это торпеды, - Королёва в шутку сжимает кружевной бюстгальтер. - Повезет же сегодня какому-то гипотетическому Ивану. - Гипотетическому… - девушка быстро переодевается, опережая комплименты подружки своей оголенной груди. - Ты откуда слова такие выучила? - Надо соответствовать человеку, от которого чего-то хочешь, - она смеется в ответ, накручивая локон на палец. Аня понимает, о каком человеке идет речь, и поэтому лишь многозначительно и устало вздыхает. Надоело слушать, видеть и ощущать страдания Риты. Она не понимает, чем так может зацепить Меленин: нытьём, оторванностью от реальности или зацикленностью на одном и том же? Но, слыша в ответ постоянное: «Мечтательностью и непосредственностью», раздраженно закатывает глаза. Да, Егор и вправду самый начитанный в святой троице, но, кажется, он навсегда останется в плену своего юношеского максимализма и неуместного романтизма. Макарова понимает, что до добра это не доведет: взрослая жизнь сложная и жестокая. В той же степени она понимает, как эта взрослая жизнь херачит по голове: мама была такой же, как Мел.