Гавань

      — Ха-ха, Лань Чжань… Кажется, нам с тобой не судьба туда доехать, — заметил Вэй Усянь, наблюдая за тем, как каменеет у его спутника лицо и как сжимаются в тонкую полоску губы. — Ну-ну, прекрати! Не стоит всё принимать так близко к сердцу, гэгэ — лучше посмотри, какая вокруг нас с тобой дикая жуть! И ни души! И ни одного живого огня!       Он высунулся из дверцы, запрокинул голову и уставился на небо, где рваные облака под властью ветра ткали невзрачное и серое фарфоровое кружево, потом и вовсе вылез наружу, обошёл машину кругом, ухватил растерявшегося Лань Ванцзи за руку и, пугаясь и своей смелости, и теплоты его пальцев, куда-то за собой потянул.       — Вэй Ин! — через пару шагов, не выдержав, позвал его Лань Ванцзи: они пересекли границу между асфальтом и молодой травой, пробившейся через птичьи гнëзда прошлогоднего сухостоя. — Что ты делаешь?       — Что-что… Хочу, чтобы ты размялся хоть чуть-чуть. Сколько часов ты уже восседаешь недвижимо за рулëм, словно бесстрастный истукан с острова Пасхи?       Лань Ванцзи не нашëлся, что на это возразить — сравнение, ловко подобранное Вэй Усянем, его полностью обезоружило, — и покорно позволил повести себя куда-то не то через луг, не то через поле. Некоторое время они молча шли, утопая в мягком прелом слое почвы, переплетëнном мелкой сетью травяных корешков, и изредка запинаясь о кочки; земля под ногами ощущалась сухой и тëплой, пальцы, сомкнутые в неуверенную цепь, слегка вспотели и начали взаимно гореть.       Впереди виднелись какие-то продолговатые чëрные постройки, обнесëнные лохматыми сугробами — при детальном рассмотрении первые оказались сельскохозяйственными хранилищами, а вторые — стогами сена, судя по жухлому и невзрачному виду — прошлогоднего.       — Лань Чжань, а ты где вырос? В городе?       — Мгм.       — А я в деревне. Всё своё детство там провëл. Зная твой характер, готов держать пари, что ты никогда в жизни так не делал!       С этими словами он подтащил его к ближайшему стогу-сугробу и упал прямо в шуршащее облако соломы, и Лань Ванцзи, который продолжал держать его пальцы своими, ничего не оставалось, кроме как присесть рядом с ним.       — Не так, Лань Чжань! — неодобрительно поцокав языком, Вэй Усянь приподнялся, положил ему руки на плечи и надавил, понуждая полностью улечься на сухую траву. — Ты иначе и неба-то не увидишь даже!       Их лица оказались друг против друга, глаза встретились, и Вэй Усянь, нависающий прямо над пугающе покладистым Лань Ванцзи, безропотно сносящим все его чудачества, почувствовал, как в горле резко пересохло. Он попытался что-то ещё сказать, выдавить из себя хоть слово, чтобы развеять неловкость: губы его разомкнулись, но вместо внятной речи с них сорвался только жалкий писк.       Вэй Усянь вдруг осознал, что Лань Ванцзи смотрит как-то…       Совсем не так, как он привык от него ждать.       Этот взгляд был открытым и прямым, немного — изумлëнным, немного — зачарованным…       Взгляд Лань Ванцзи умел быть насколько тяжелым, настолько и притягивающим — ровно с той же мощью и силой, — и Вэй Усянь, сглотнув сузившимся от волнения горлом застрявшие где-то на полпути слова, просто подался чуть ближе, склонился чуть ниже; пальцы с широких и крепких плеч переместились на ворот джемпера и беспомощно ухватились за него.       На короткий миг показалось, что Лань Ванцзи приподнялся навстречу, и рот его приоткрылся тоже…       Вэй Усянь так и не узнал, что же тот собирался сказать, потому что следующим порывом сделал самую рискованную глупость в жизни, преодолев всё, что их разделяло, и прижавшись своими губами к его губам.       Лань Ванцзи вздрогнул. На мгновение оба они застыли, не разрывая поцелуй, но и не углубляя его…       А ещё через секунду Лань Ванцзи сгрëб испуганно вскрикнувшего Вэй Усяня в охапку и перевернул, опрокидывая на сено. Теперь расстановка сил поменялась, и Вэй Усянь в панике уставился в глаза нависшего над ним Лань Ванцзи, рассчитывая встретить там злость, но обнаруживая совершенно иное: потрясение и что-то ещё, что-то очень искреннее и живое. Чтобы не травмировать Лань Ванцзи ещё больше, Вэй Усянь сдался и произнëс, признавая собственное поражение и глубоко внутри надеясь, что тот хотя бы не станет его бить:       — Ты мне нравишься, Лань Чжань… Ты мне очень-очень… нравишься.       От этих слов глаза молодого мужчины распахнулись шире — но, к искреннему недоумению Вэй Усяня, в них и теперь не было и намëка на отвращение или злобу. Справившись с собой, Лань Ванцзи заговорил: сбивчиво, но горячо, и совсем не то, что Вэй Усянь в своих мрачноватых мыслях ожидал от него услышать.       — Вэй Ин… Ты мне… тоже. Я тебя… Давно уже тебя…       Кажется, он собирался сказать что-то совсем уж страшное — что-то такое, к чему Вэй Усянь пока явно не был готов, — и, чтобы это оборвать, тот быстро приподнялся и снова его поцеловал.       Этот, второй поцелуй, оказался уже взаимным и таким глубоким, что у Вэй Усяня закружилась голова: его вдавили в сено с дурной силой, и он почувствовал, как острые травинки норовят забиться в уши; налитые мощью руки перехватили ему запястья, завели за голову и там крепко сжали, а язык напористо протолкнулся в рот. От этой внезапной наполненности юноша начал задыхаться, невольно заëрзал под навалившимся на него телом и вдруг, к своему ужасу и стыду, осознал, что у Лань Ванцзи стоит. Справедливости ради, стояло у обоих, но за себя Вэй Усяню неловко не было: он уже привык это испытывать, когда в голове вспыхивал полюбившийся облик и воображение начинало подкидывать почти такие же пошлые картинки, как те, которые он насовал Лань Ванцзи в библиотечную книгу.       — Лань Чжань… — в ужасе разорвав поцелуй и пытаясь отдышаться, бестолково заговорил он, не понимая, что несëт: — Что же это выходит? Неужели ты тоже… хочешь… меня… То есть совсем по-настоящему?       Он не был до конца уверен, что понимает, какое оно, это «настоящее», но Лань Ванцзи, вот от этого вопроса впервые почему-то обозлившись, вместо нормального ответа снова припал к его губам, теперь уже больше кусая, чем целуя. Один из укусов получился настолько ярым и острым, что Вэй Усянь не выдержал и взвыл:       — Лань Чжань!.. Это больно! Что ты такое творишь?       Не слушая его слов — вообще, кажется, его не слушая, — Лань Ванцзи с губ перебрался ниже, и Вэй Усянь потерял и себя, и ощущение всего вокруг, и — почти — сознание, от частых засосов, которыми тот, даже и не пытаясь сдерживаться, покрыл всю его шею. От этих жгучих поцелуев желание в паху расцветало ещё сильнее, и Вэй Усянь, не утерпев, потëрся об бедро Лань Ванцзи, попутно задевая и своим бедром его отвердевший член, проступающий под тканью джинсов и ощущающийся так, будто был отлит из стали.       Вэй Усянь и не представлял, насколько опасной может оказаться такая, казалось бы, мелочь: Лань Ванцзи, когда к его набухшему естеству прижалась нога, не то прорычал, не то издал глухой стон, и — окончательно, кажется, сойдя с ума, — трясущимися руками потянулся к ширинке юноши, без предупреждений начиная стаскивать с него штаны — и не столько даже их стаскивая, сколько срывая.       Тут только Вэй Усянь запоздало сообразил, что у Лань Ванцзи тряслись не только руки — его всего потряхивало так, словно через тело пропустили высоковольтный провод.       Вэй Усяню стало немного страшно.       — Лань Чжань… Гэгэ… Что ты… делаешь… Ведь ты же не собираешься прямо здесь… Скажи мне, что это не так, как я думаю, Лань Чжань!..       — Всё так, — глухо выдохнул тот, поднимая голову, прижимаясь вспотевшим лбом ко лбу Вэй Усяня и отвечая ему таким одурелым взглядом, что поневоле вспомнился Чуньцзе: казалось, что Лань Ванцзи снова пьян, хоть Вэй Усянь и понимал, что это невозможно, что за рулëм тот не стал бы ни в коем случае пить, но…       Но тогда что же такое это было, и почему Лань Ванцзи на него так смотрел: будто собирался не то убить, не то съесть, и заранее извинялся за это?       Нет, Вэй Усянь прекрасно понимал, что ни убивать, ни есть тот его не будет — но и к другому — как и к тем откровенным словам — он ведь тоже отнюдь не был готов; он и помыслить не мог, что Лань Ванцзи на него так накинется.       — Ла… Лань Чжань… — распластавшись и не имея возможности пошевелиться, в беспомощности цепляясь ему за плечи и чувствуя, как в оголившиеся ягодицы начинают отнюдь не романтично впиваться острые кончики застарелой соломы, пролепетал Вэй Усянь. — Гэгэ… Ты когда-нибудь… это делал? Просто я-то вот — нет.       — Нет, — всё так же глухо отозвался Лань Ванцзи, на мгновение застыв и снова встретив взгляд Вэй Усяня своим поплывшим и пьяным взглядом. — Не делал.       — Но в таком случае… Откуда ты знаешь, как… Ты уверен, что точно знаешь, как это делается?       Взгляд, брошенный Вэй Усяню, на сей раз оказался разительно иным: хоть и по-прежнему невменяемый, он полнился оскорблëнностью и обидой.       — Ладно-ладно… Я в тебе не сомневаюсь, гэгэ! Но-о… — он осëкся и замолчал: сознаться, что отчасти — и часть эта была очень большой — боится близости, Вэй Усянь не мог.       Ведь это же он сам всё и начал: поцеловал раз, другой, об член потëрся…       Осмыслив всё это вкупе, Вэй Усянь задохнулся от стыда и попытался — очень аккуратно: он помнил, какой силищей наделëн Лань Ванцзи — отползти, вывернуться из раздевающих его рук, прекратить происходящее, пока ещё не поздно — но, судя по тому, как пальцы молодого мужчины ухватили его за бëдра и сдавили, не позволяя никуда деться, поздно было уже давно.       — Лань… Чжань?.. — последний раз попробовал позвать с мольбой в голосе Вэй Усянь — и в это же самое время Лань Ванцзи стащил поочерёдно с его стоп кроссовки, раздражëнно отшвырнул их прочь и сдëрнул джинсы вместе с бельëм, оставляя нижнюю часть тела полностью голой.       Вэй Усянь, уколотый сеном сразу во все точки своего тела, по-девичьи чувствительного — как не раз с презрением замечал после драк Цзян Чэн, — постарался устроиться поудобнее, но любое шевеление на этом пыточном ложе только доставляло новые неудобства, и он, не выдержав, заныл:       — Лань Чжань, Лань Чжань, оно ужасно колючее!       Лань Ванцзи в ответ скептически приподнял одну бровь — мол, кто тут хвастался крутым деревенским детством? — но к жалобам прислушался, скинул с плеч ветровку, расстелил её рядом и, подхватив восхищëнного Вэй Усяня на руки, бережно опустил его на это импровизированное покрывало.       Естественно, к этому моменту у Вэй Усяня уже ничего не стояло за всей той нелепой вознëй, которую он сам же и устроил. Его пенис поник, чувствительный кончик спрятался обратно под крайней плотью, и только ствол всё ещё оставался чуть плотным — достаточно, чтобы понять, что совсем недавно был возбуждëн, — и Вэй Усянь, худо-бедно смирившийся с тем, что у них с Лань Ванцзи сейчас что-то будет, немного беспокоился на этот счёт.       Переживания его, впрочем, оказались напрасны: Лань Ванцзи расстегнул свои джинсы, спустил их до колен, и когда его член распрямился, выяснилось, что желанием в нëм наполнена каждая клеточка — от покрасневшей головки, покрытой проступившим предэякулятом, до крупной и тугой мошонки.       Сам член тоже показался Вэй Усяню крупным настолько, что его немного затрясло в преддверии неизвестности.       — Лань Чжань… — рискнул неуклюже пошутить на эту тему он. — Вот это достоинство! Нет, правда, гэгэ: оно такое же выдающееся, как и его владелец, ха… ха.       Смешно ему не было.       В глубине души его колотило от восторга, что Лань Ванцзи вдруг ответил ему взаимностью, но вот тело колотило уже совсем по другой причине.       — Лань Чжань… — обречëнно проскулил он, когда Лань Ванцзи склонился над ним, растолкал коленями его жалобно жмущиеся ноги и смял ладонями половинки ягодиц, разводя их шире, растягивая и явно собираясь… — Лань Чжань, ты точно уверен, что-о… А-ах!..       Закончить фразу Вэй Усянь не успел: его не стали готовить, не стали изводить бесполезной прелюдией (в течение которой он бы наверняка окончательно свихнулся от ужаса) — ему просто всунули член прямо в задницу, и от неожиданности, от ошпарившей тесноты, юноша непроизвольно сжался всеми мышцами.       — Лань Чжань… — часто и поверхностно дыша, простонал он, распластавшись под Лань Ванцзи, глядя ему в одержимые жëлтые глаза, судорожно пытаясь уцепиться за плечи и царапая джемпер. — Гэгэ…       Больше он ничего сказать и не смог, кроме этих нескольких слов, означающих лишь одно: Лань Ванцзи. Всё вокруг исчезло, и всё превратилось в Лань Ванцзи — даже несуществующие звëзды на фарфоровом небе, перемазанном кляксами растерзанных облаков, терялись в жëлтизне радужек и черноте зрачков и начинали светиться для Вэй Усяня уже там. И пока Лань Ванцзи медленно заполнял его, потихоньку проталкивая свой огромный член всё глубже, Вэй Усянь лишь беспомощно лежал под ним, терзал ему ногтями напряжëнную спину и бормотал что-то бессвязное, составленное всё из тех же намагниченных звуков-символов-слов.       Когда же он наконец ощутил, как пах Лань Ванцзи прижимается к его промежности, то выдохнул и прикрыл глаза, оплетая широкие плечи мужчины руками, закидывая ноги ему на поясницу и накрепко сцепляя их там в замо́к.       — Лань Чжань… — прошептал он ему на ухо. — Мой драгоценный Лань Чжань… — и тут же взвыл, поняв, что лучше было этого не делать: с Лань Ванцзи от любого слова творилось что-то неладное, и сдерживаться он переставал — а, как запоздало выяснилось, действительно сдерживался. Яростно дыша разбуженным от спячки драконом, Лань Ванцзи подался назад и резко толкнулся, входя в Вэй Усяня будто бы даже ещё глубже. Смазки у них при себе не имелось, предварительно увлажнить член слюной никто из них не додумался и не удосужился, а предэякулята, выступившего на кончике головки, было ничтожно мало для комфортного соития, и Вэй Усяня будто драли мелкой наждачкой; вместе с этим, при каждом толчке он умудрялся испытывать сладость, зарождающуюся где-то внутри, где член Лань Ванцзи ритмично отирался о какую-то точку. Чем чаще и сильнее проходился ему Лань Ванцзи по этой точке, тем жарче юноша дышал — и тем невменяемее становились его глаза.       — Лань Чжань… Гэгэ… Как хорошо… Больно, но так хорошо… — и, слушая его стоны, всхлипы и провоцирующую болтовню, Лань Ванцзи утратил остатки самоконтроля: жëстко вдавил Вэй Усяня в стог, утапливая его в нижнем перепрелом слое травы, вздëрнул на себя за бëдра и несколько раз резко, пронзительно и глубоко вошëл, с каждым проникновением заполняя его анус изливающимся семенем.       Почувствовав, как входящий в него орган разбухает и увеличивается в размерах, давит и пульсирует, а вслед за этим — выстреливает горячей жидкостью, Вэй Усянь с собой не справился тоже: в промежности сдетонировало от смеси из наслаждения и боли, сумасшедшее удовольствие охватило всё тело, и он кончил сразу же после Лань Ванцзи.       Следующие пять минут Вэй Усянь плохо соображал, где он находится и что происходит: придавленный жаркой тяжестью молодого мужчины, исколотый соломой — и только сейчас понемногу начинающий различать, как зудят те места, где этот недружелюбный травяной мусор тыкался ему в кожу, — он пытался осмыслить то, что случилось между ними, и не мог — всё казалось безумием, сном, нелепицей…       — Лань Чжань… — тихо подал он голос, снова осторожно и неуверенно хватаясь ему за джемпер на вспотевшей спине. — Лань Чжань, а ты точно меня…       — Мгм! — сразу же отозвался Лань Ванцзи. — Тебя, Вэй Ин. Только тебя.       — О… Как я рад, гэгэ. Я правда очень, очень рад… и счастлив.       На этих словах Лань Ванцзи завозился, приподнялся, огладил кончиками пальцев распаренное лицо Вэй Усяня, убирая с щëк налипшие волосы, подхватил его джинсы с бельëм и стал аккуратно натягивать юноше на ноги, попутно стряхивая с них налипший мелкий травяной сор и отирая краем своей куртки липкие пятна.       Вэй Усянь веселился, брыкался и сетовал, что у него болит теперь задница.       Ещё неуверенно жаловался, что у Лань Ванцзи слишком большое орудие, на что получал лишь досадующий взгляд исподлобья.       Справившись с нелëгкой задачей и одев ни пальцем не пошевелившего юношу, Лань Ванцзи поднялся, склонился над ним, легко подхватил на руки и понëс через поле обратно к неосмотрительно брошенной ими машине — по счастью, случайных прохожих в этот глухой час и в этом глухом месте не оказалось, и та маячила в отдалении целëхонькой.       Добравшись до автомобиля, Лань Ванцзи распахнул пассажирскую дверцу и с величайшей бережностью усадил Вэй Усяня на сиденье, а затем и сам запрыгнул на водительское место, снова оказываясь совсем рядом, совсем близко — но сейчас эта близость стала в разы теплее и роднее, и вот тут…       Вот тут Вэй Усянь и перепугался, и растерялся, и сник.       Он разблокировал телефон — там успела уже скопиться гора сообщений от Цзян Чэна, которые оставались долгое время непрочитанными: Вэй Усянь знал, что они там есть, слышал регулярное пиликанье, даже видел краем глаза, что тот ему пишет.       «Вэй Усянь, тебя там хоть забрали, или как? Куратор Лань говорит, что забрали. Мог бы и написать, между прочим».       «Ты только смотри, не доставай его там. Станет он терпеть твой бредовый трëп! Выкинет посреди дороги, и придëтся тебе дальше плестись пешком».       «Долго вы, кстати, добираться будете?».       «Вэй Усянь, неужели так впадлу ответить хоть что-нибудь? Или этот… младший Лань тебя скотчем к сиденью примотал, чтобы ты не буянил и не отвлекал его от дороги?».       И ещё много, и всё в таком роде.       Раньше бы Вэй Усяню показалось даже, что это весело. Весьма забавно и уморительно. Как минимум, в духе Цзян Чэна.       Но всё переломилось, всё изменилось за короткие полчаса, проведëнные в стогу прошлогодней травы, и Вэй Усяня душило отчаянием: что, если всё действительно вот так и закончится? Лань Ванцзи довезëт его до оговоренного места, вверит Цзян Чэну, развернëтся и…       Уедет?       На время? Или насовсем?       Это оказалось выше его сил, и он, кусая губы и не замечая, как давит большим пальцем на кнопку выключения телефона, тихо проговорил:       — Лань Чжань, а… А куда теперь… мы… ты… Куда теперь ты меня повезëшь? Мы поедем на залив?       — Мгм, — коротко и спокойно отозвался Лань Ванцзи, не замечающий его терзаний.       — А дальше? Куда я и… куда ты?       — Вместе, — одарив его недоумëнным взглядом, произнëс Лань Ванцзи, заводя мотор. — Мы вместе поедем на залив, Вэй Ин. Ты и я.       Навигатор всё ещё глумился над ними, рисуя пятнадцать часов пути, но цифра эта не страшила ни Вэй Усяня, ни Лань Ванцзи: впереди их ждали море, солнце, любовь…       …И бесконечность.