Невинность и порок

      — Извините…       Тёплый воздух северного муссона нежно ласкал её почти обнажённое тело. В бокале плескалось отличное вино с мягким мускатным послевкусием. На языке таял кусочек швейцарского шоколада. А в голове слабеющим мотивом затухали ноты лучшей песни Элмора Джеймса — «Светит солнце».       Монике нравилось представлять, что такие же слова слетают с пухлых губ урода-Грэга. Ну что-то вроде: «Солнце сияет, но в моем сердце идет дождь — моя девушка сегодня бросила меня». Правда «девушку» ему точно следовало заменить на «успешную богатую красотку в рассвете лет, что купила мою жопу и крепкий член за штуку баксов». А закончить куплет — «бросила меня, порвала мой обратный билет в Америку и выкинула на улицу в трусах, ведь я люблю уродливых индийских шлюх.»       «Совершенно другая песня получилась.»       Моника усмехнулась, представляя как та чёрная задница теперь кроет её матом, пытаясь через консульство добраться домой, ведь паспорт он потерял. А после хлебнула вина.       — Я… Я не очень вас… не очень понимаю… Мне просто нужна кружка чая с молоком…       Чуть поодаль что-то тарахтел посетителю на своём ужасающем английском темнокожий бармен-индус, едва видневшийся из-за высокой стойки пляжного бара. Моника общалась со многими людьми из разных стран, но хуже акцента ей слышать не доводилось. Даже у выходцев из Восточной Европы. Да что уж говорить — рэперы новой волны в сравнении с этим человеком казались профессиональными логопедами.       — Верно, чай с мо-ло-ком…       Моника вдруг вспомнила, как на одном мероприятии затащила одного такого рэперочка в гримёрную. Молодого паренька, сухого и поджарого, с пирсингом почти везде. Она как следует оценила его гвоздик в языке и кольцо в головке.       От таких воспоминаний Моника даже чуть намокла.       — Я не понимаю!.. Сколько это в евро?..       Когда её рука скользнула под сложенное в тонкую стопку парео на бёдрах, бородатый индус, продававший свежие кокосы неподалёку, даже стучать своим инструментом перестал. Моника скосила взгляд на него, гладя киску через шёлк бикини. Поляроиды надёжно скрывали её глаза, так что женщина не боялась спугнуть своего зрителя. Тот всё утро, почти с рассвета, пялился на её крупные сиськи под тонкой вязью купальника, думая, что остался незамеченным.       А Моника была не против. В конце концов, знать, что вот тот бугор на шортах аборигена, не опадавший третий час, результат её восхитительного тела — бесценно. Да и сейчас дело принимало не менее волнующий оборот.       «Большая мамочка всё ещё поднимает малышей» — хихикнула про себя она.       — Нет-нет, извините… мама мне запрещает пить… Да не буду я! Сэр, пожалуйста, только чай. И, если есть, немного куки.       «Англичанин.»       Пожалуй впервые за те десять минут, что какой-то парень препирался с барменом, Моника наконец обратила внимание на новое действующее лицо этого кусочка пляжа.       Приподняв солнцезащитные очки, Мони послала воздушный поцелуй и подмигнула остолбеневшему кокосовому магнату. Глядя прямо в его тёмные глаза, достала руку из-под полотенца и облизнула чуть влажные пальцы.       На мгновение ей показалось, что с той стороны раздался треск ткани.       Опустив очки, женщина мягко потянулась и перевернулась на левый бок. В ту сторону, где продолжали свою беседу парочка людей с акцентом.       Англичанин и тот, чьи предки собирали сахарный тростник для предков первого. Ну или что там ещё индусы раньше собирали для хозяев.       Парень выглядел так же странно, как раздолбанная колымага торговца крэком посреди Беверли-Хиллз.       Белая рубашка, плотно облегающая стройное тело, да ещё и застёгнутая на все пуговицы. Официозные брюки, о стрелки которого можно было порезаться. И, мать его, галстук!       «Чёрт… а сексуальный мальчик… я бы трахнула…»       Моника плавно повела бёдрами. Внутри всё ещё теплилось возбуждение от нехитрого развлечения с наблюдателем, так что трусики начинали промокать всё больше.       Высокий, явно больше шести футов. Стройный, но не худощавый. Черты лица правильные, чуть тонковатые, едва заметно детские. Мужчина, что только-только стал взрослым. Молоденький…       Лёгкая слабость внизу не стала для Моники неожиданностью.       А вот то, как отозвалось там поведение молодого англичанина, очень даже стало.       Парень выглядел так, словно выбрался впервые в мир. Безукоризненно вежливый, чуточку эмоциональный. Искренний. Он явно испытывал отчаяние от того, что никак не может объясниться с барменом. И каждая нотка эмоций тут же проявлялась алым багрянцем на скулах, миленькой ямочкой на щеках, или по-детски забавной складкой меж бровей.       — Сэр, прошу вас… сколько я должен в евро?       «Здесь своя валюта, милый…»       — Ну или хотя бы в долларах… нет… ну нет же… я не понимаю вас…       Мальчик продолжал стараться, запинаясь, едва не плача. Но выражение его лица всё больше напоминало Монике о том, кого не стоило вспоминать.       Наверное, то, что она поднялась с шезлонга, нарушая свой план на день, можно было объяснить лишь попыткой отвлечься от грустных мыслей.       Её не сразу заметили. Зато, когда Моника уложила свой практически голый зад на тёплую древесину барного стула, оба собеседника словно язык проглотили.       Впрочем, оно и не удивительно. Пятый размер, едва прикрытый мини-бикини, был способен и не на такое.       — Мальчики, что у вас случилось? — томно произнесла Моника, глядя в голубые глаза паренька.       Она умела работать горлом. Бархатистый низкий голос иногда сшибал крышу у парней ещё надёжнее, чем её классный бюст или округлая задница. Впрочем, горлом она умела не только это.       Прямое попадание.       Парень застыл истуканом с таким выражением, словно ему пуля попала прямо в ч… сердце. Лёгкая краснота лица исчезла. Казалось даже, что он забыл как дышать — до того неподвижен был.       На высоких скулах снова вспыхнула краснота, да ещё и с новой силой.       Он сглотнул. Ещё раз. Крупный кадык на длинной шее ходил отчётливо.       А когда Моника подняла взгляд, то не без удовольствия заметила, что паренёк беззастенчиво пялился на её сиськи.       В верхних треугольниках бикини сразу стало чуть теснее.       Его чистейшей небесной синевы глаза тут же дёрнулись наверх. А пухленькие ресницы распахнулись ещё шире.       «Господи, как же я хочу тебя трахнуть!»       — Я хочу тебе помочь, прелестный незнакомец, — произнесла Моника, наклоняясь вперёд. Не прерывая зрительного контакта. — Вижу у тебя возникли какие-то проблемы со здешним радушным хозяином.       Индус залепетал что-то на своём пулемётном английском, но женщина его не слушала.       Ведь у милого мальчика зрачки превратились в огромные круги. Да и…       Моника довольно облизнулась.       Идеальные брюки не бугрились. Вообще.       Вместо этого ткань вздулась так, словно в трусах парень прятал целый дигл. С удлиненным стволом.       «Кажется, на стуле кое-что останется после меня…»