Euphoretic in the brain

Все говорят одно и тоже. 'Токимо, ты только не нервничай’ – словно в Токио это возможно. За городской суетой в тени деревьев не спрятаться, а за суетой в собственной личной жизни не укрыться даже в самом ядре земли. Бесчисленные варианты для каждого: взять себя в руки, закрыть ситуацию, начать уважать свои личные границы и уйти в свободное плавание. Оно так, черт возьми, не работает! Токимо продолжает нервничать, даже когда скупила всё, что раньше было не для финансовых возможностей, и даже когда вкусила всё богатство японской кухни. Кто не выходит на работу третий день? Естественно, её моральное состояние. Кто, вероятнее всего, сегодня снесёт всё и каждого? Естественно, её заставят. Шика Токи... Ты только не нервничай... Стоило поставить телефон на беззвучный, конечно же, но разве это под силу, когда в голове один единственный образ? Он сейчас с кем-то. Обязательно с кем-то, и это, соответственно, ничего, по его мнению, не значит. Шика В смысле, тебе давно уже пора перестать тратить время на попытку что-то разъяснить с таким экземпляром Токимо сжимает грёбаный телефон в руках и моментально нажимает на кнопку вызова. Никаких прогулок по районах, очаровывающих видов на столицу или уличной жизни. Только взрыв. Путешествие по руинах. Пульс собственных эмоций. На той стороне телефона подняли трубку. – Молчи, – голос Токи был похож на шипение. Она стиснула мобильное устройство в тонких пальцах. – Н-но... – заикание подруги свидетельствует о волнении, вызванным играми двоих неуравновешенных. Токи дышит тяжело, хмурится, старается побороть нарастающую тревожность. Значит, у кого-то будет грязный денёк. О, она зальёт его литрами грязи. Всего лишь секунда, чтобы прийти в себя, и можно начинать. Дышать глубже. Глубже. Выдержкой Токи стоит восхищаться – она целый день стойко держалась подальше от эффузии. Но магма сама изливается из жерла терпения. – Молчи! – рыкнула Токимо. Вежливость всегда находилась на последних рядах. Девушка вздохнула. Добавляет спокойнее: – Говори. Было слышно, как подруга набирает побольше воздуха в лёгкие, дожидается момента, а потом выдавливает из себя: – Он сейчас в парке, с той грудастой брюнеткой... – Шутишь, нахрен! – Токи трясет пакетами и повышает голос неосознанно. – Я его разнесу прямо там... – Эй, эй! – Шика хныкает, явно переживая за подругу. – Токи, вы снова в ссоре и он решил, что ему все дозволено? Девушка стучит пальцами по задней крышки телефона, сдвигает брови в переносице. Неужели для неё новостью стало поведение её парня? Это называется пыточная комната. В ней присутствует всё, а именно: любовь. Это и есть всё. Большего и не надо, чтобы сойти с ума. – Да, снова в ссоре, и снова разрешается вставлять каждой попавшейся девке, – горько ухмыляется и поднимает карие глаза на улицу. До этого изучала трещины асфальте. – Скинь мне геолокацию, – кратко вставляет Токи. Злость. Она омывает суставы, мышцы, кости, и готова вгрызаться в глотки. Токи ненавидит способность людей чувствовать. Она злится – но простит. Скучает – и встретится. Много ли изменится, поймай она его с поличным? – Я переживаю за тебя, – доносится уставший голос с той стороны устройства. – Сейчас же скинь, – терпеливо вбрасывает Токи, понимая тактику подруги. – Скинь ей уже! – воскликнул чужой голос рядом. Манабу уже вопил от очередных разборок. – Свидание называется, черт возьми, – мямлит следом. Усмехается, когда слышит парня Шики, а у них, к счастью, все прекрасно. – И извинись за меня перед Манабу, – кладет трубку, а в эту же секунду ей прилетает сообщение с геолокацией. Токимо держала себя в руках, пока ревность касалась оголённых нервов. Дурацкое чувство собственничества. – Я не создан для отношений, никогда не буду ничего обещать, а дальше выбор за тобой. Ощущение безнадежности бесило. Раздражает немощность перед чувствами и никчёмнее кажется, когда она со скоростью света бежит в какой-то парк с огромной зоной отдыха, где зависают в основном пары. Это значит, широкие улыбки и влюбленные глаза у отдыхающих. Это была не мелочь. Он сидит там с другой, не потому что это мелочь. Его основная фраза для защиты не оставляла возможности напасть. ‘Не создан для отношений, делай, что считаешь нужным’. Ни прогоняет, ни притягивает к себе. Когда она уходит, у него не меняется жизнь. Свет, тепло или же искры остаются с ним. Трагизм только в её голове и обнимает только её. Хочется быть особенной. Она не та, верно? Токи хочет выбросить проклятые бумажные пакеты, набитые одеждой, но продолжает пробегать по улице, пылает, впадает в состояние безысходности. Мимо старых деревьев и по тропинке. Мимо деревянных лавочек, мимо романтических мгновений между влюблёнными. Останавливается, чтобы на секунду отдышаться, поднимает яростный взгляд. Толпы, сотня людей, лежащих на покрывалах и наслаждающихся привязанностью друг к другу. Она старается не слушать обиду и зависть в ушах. Пройти было по-настоящему сложно. Все и так близко расположены друг к другу, но с чего бы Токи разделять и понимать такую ситуацию? Теряя контроль над собой и блядскими чувствами, она без колебаний рвётся вперёд, задевает ни в чем не повинных людей, слышит в свой адрес ругательства, ловит стрелы злости осуждающих взглядов. Раздражительность сильнее вины перед счастливыми. Простите, что такая эмоциональная и эгоистичная. Токи не выделялась сентиментальностью и воспитанностью, но и не требовала к себе такого отношения. Солнечные лучи были мерзкими, касались обнаженной кожи и казались очень неуместными. Токимо делает ещё один шаг, глазами выискивает нужных, но случайно сбрасывает ногой кепку с чужой головы, пока незнакомец на пледе с прикрытыми глазами. – Не в себе, идиотка? – слышится моментально вовсе не ахуевшее заявление. Токи на секунду перестала пробираться через толпу. Распаляется все сильнее, прищуривает карие горящие глаза и ставит один из пакетов на землю. Дыхательная практика? К черту. Поднимает руку вверх, сгибая в локте, выставляет средний палец. Накрашенный ноготок черным лаком посылает урода нахрен. Толкается языком в щеку. Она злость не проглатывает, а размазывает по чужим лицам. – Отсоси, – процедила девушка, ещё прилично придерживая фак в воздухе для наглядности. Послышались незнакомые упрекающие комментарии, что Токи крутила на члене, который предложила отсосать парню с татуированным лицом и розовыми волосами. Ублюдков стоит запоминать. Замечает знакомую белую макушку совсем случайно. Он? Вновь срывается с места, забывая о пакете и униженном парне. – Действительно, зачем девкам нужны пальцы, – удивление и ахуй у незнакомца ещё не прошел. – Сюда подошла, малолетняя дрянь! – вскрикнул мужской голос ей вдогонку, и парень рванул следом, подхватывая заодно пакет, чтобы, видимо, избить им. На подобное заявление Токи ответила безэмоциональностью, не слушая угрозы от идиота. Сердце бешено колотится, решительность течет в венах. Быстрее. Быстрее. Быстрее. От него, сука, живого места не останется. Сотрет в порошок. На своем пути она не видит ничего, кроме задачи и цели. – Извините, я могу вас сфотографировать? – выпрямляет спину Юдзи, на выдохе произнося просьбу. – Обязательно отдам фотографию, возможно, послужит вам милым воспоминанием, – поправляет камеру на шее и дёргает уголками губ в лёгкой улыбке. Парочка сразу же широко распахнула глаза, не ожидая внимания к себе. Смотрят смущённо друг на друга. Юдзи видит вдохновение в настоящем. Искренность людей как светлячки вместо уличных фонарей. Хотя больше Итадори любит называть таких людей рыбками неоны. Хрупкие, светятся и блестят, юркие, обследуют каждый уголок аквариума – как и настоящие влюбленные, изучающие душу своего близкого. Однако Юдзи успел заметить двух, что сверкали тем, что он любил меньше всего – зависимость. Нездоровая зависимость. Итадори анализировал не специально, но брюнетка любит, а блондин играет роль. Неприятно. – Честно говоря, первый раз сталкиваемся с подобным вопросом... – девушка хихикает и прикрывает рот ладошкой, вся красная, немного взволнованная. – Вы очень красивая пара, – Юдзи отводит взгляд от незнакомцев и вовсе не веселится с по-настоящему искренней пары, ну, может быть, совсем немного. – Хорошо, давай, парнишка, – сдался партнёр девушки и крепче обнял свою вторую половинку. Итадори закусил губу, определяя правильный угол съёмки. Освещение сейчас было идеальным, но следует разобраться с фокусировкой. – Тогда я подойду ближе, – задумчиво тянет Юдзи, немного приближаясь, чтобы выбрать подходящий ракурс. – Хочу словить лучи солнца, пока закат не наступил и... Итадори одновременно со словами делает ещё один шаг вперёд и... Валится обратно? Точнее, он буквально падает на спину. Еле успевает удержать любимую камеру в руках, но в глазах появляется непонимание, а на лице все читабельно: Итадори буквально в шоке от своего положения. Лежит в траве вместе с кузнечиками. – Токи! – испуганный чужой девичий голос. – Идиотка! – Сукуна? – Ауч, вы в порядке? – Юдзи приходит в себя и чешет затылок, глядя на жертву столкновения. Точнее, участницу. А Токимо в траве, на собственных ягодицах, смотрит прямо, исключительно на ещё одного розоволосового самоубийцу. Зрачки расширяются. Внутренности начинает сводить. Она знает – ничего хорошего это не предвещает. Весь день сплошная дрянь. О, Господи, когда это, блять, закончится? Раздражающий чёртов мир. Вскакивает на ноги под изумленные взгляды других людей. Скрипит зубами, срывается сразу же, ведь Токи это сгусток эмоций. Ведь ей не дают найти его! – Мне насрать, если твоя конченая камера уничтожена, и ты готов зарыдать от горя, – цедит медленно, брови нахмурены, а кулаки сжаты. – Поэтому даже не смей, чертов пацан, мне выставлять счёт, уяснил? – интонация сменяется на более агрессивную. – Нахрен лезешь под ноги к другим? Щенок? Потерялся в пространстве? – тяжёлым взглядом впивается в него. – А может ты... Юдзи рассматривает ту, что не умеет переживать все внутри. Он видит в ней всё, как через видоискатель, под объективом собственных умений. Она машет руками, настойчиво что-то пытается ему донести. Она зла, очень зла, но искренняя. Разозлилась? Значит так нужно. Расстроена? Значит так нужно. Хочет убить незнакомца? Что ж, значит так нужно. Он угадал её понятия, даже не представляя, кто она и почему разносит всё, как торнадо? Юдзи не ловит вдохновение на конкретные вещи. Он не контролирует моменты, когда цепкими пальцами снимает крышку с объектива и с приоткрытыми губами погружается в узлы чужих эмоций. Это происходит бессознательно, просто палец касается кнопки. Щелчок. Токимо хлопает ресницами несколько раз. – Что ты... – запинается, а потом улыбается едко. – Какой же бред, а давай будем атаковать друг друга, делая дебильные фотографии? – хлопает в ладоши, а Юдзи уже собирается извиняться за свое действие. – Позируй, чего же ты! – достает телефон и делает сотни изображений, всё это время глядя прямо на лежащего на земле паренька. Юдзи пялится в полном недоумении. Он делал это и сквозь объектив, но сейчас такой подушки безопасности нет. Глаза сгорают от неловкости, он правда не улавливает, когда переходит границы. – Токимо, – неживой голос останавливает её. – Перестань. Токи замирает. Оборачивается лицом к нему, видит всё, что и секретом не было. Она снова будет хлопать в ладоши, как ребенок, и снова посмеётся ему в лицо, словно ей не больно видеть его с очередной пассией. Все вокруг замолкают, пораженные событиями. Шика качает головой, прекрасно осознавая, к чему всё идёт. Сукуна стоит с тупым пакетом, на лице лёгкая озадаченность. Юдзи закрывает объектив. Юдзи не вдохновляет эта ужасная атмосфера. Если Токи здесь – тишине не существовать. Девушка обходит посторонних, так чтобы оказаться ближе к тем, кого она искала. Та самая брюнетка, тот самый блондин. Всё в очередной раз идёт ко дну. – Привет, – язвительно тянет Токи, чуть наклоняясь к девушке. – Не хочешь, может быть, выяснить была ли у него девушка? – склоняет голову набок, словно просто интересуется. – Молодчинка, прыгаешь на чужом пареньке, меньше мыслей, больше действий, – шипит сквозь зубы, едва ли не накидываясь. Всё остальное не имеет значение. Онемевшие от неожиданности незнакомцы, подруга и её парень, придурок с татуировками или пацан фотограф. Токи больно, она скроет это злостью. Зенин сжигает её взглядом. – Милая, ты же понимаешь, что позоришься сейчас? – поправляя локон волос, ядовито улыбается девушка. – Отсоси вместе с тем татуированным мудаком, – скрипит зубами, выплёвывает слова обоим в лицо и тычет пальцем назад. Указывает на того, кто угрожающим взглядом выжигает в ней дыру. Наоя не боялся зрительного контакта. Токи живёт им. Она, а не он. Он здесь не при делах. Но никогда не позволит отстраниться от него. – Уходи, – Зенин сейчас терпелив. – Твой последний шанс. Токи поворачивает голову к гостям этого концерта. Кивает всем, усмехается, а у самой дрожь охватывает тело. Её мерзкая улыбка – гадкая и для неё самой. Лживая, но необходимая. – Мой последний шанс? – повышает голос, хочет кричать, чтобы услышали абсолютно все. Взгляды сосредоточены на ней. – А как же: "О-ох, Токимо, мы со всем справимся", – надувает губы и говорит хнычающим фальшивым голосом. – Или же "Токимо, не думай о худшем, мы переживем вместе тысячу таких извержений вулкана в наших отношениях, магма не коснется наших сердец", – красноречиво продолжает, жестикулируя и чувствуя блуждающий острый взгляд брюнетки по ней. – Ублюдок, трахаешь ее? – ровно заканчивает Токи, добавляя в звучание лживое безразличие. После последней фразы несколько человек вскочило со своих мест. Выяснение отношений вот так уже явно переходило все дозволенные границы. – Вы что себе позволяете?! Здесь люди отдыхают, а не слушают чужие грязные разговоры! Юдзи встал с земли, все ещё растерянный. В воздухе повисла чужая озлобленность. Он не любит попадать в такие ситуации. Переводит взор на брата, а тот оторваться от картины не может. В его стиле, но больше отвратительно. Итадори чувствует, как волна негатива накрывает и его, когда незнакомка смотрит вполоборота. – Малец, – прикрикнула Токи. – Как насчёт того, чтобы сфотографировать двух кроликов? – Юдзи бьёт током. – Гадких, громких кроликов, – теперь девушка ощущает собственное уродство внутри. – Пошла вон, – выдохнув сдержанно отвечает Зенин. – Пойду вон, урод, – оглядывает его лицо, и поджимая губы, чтобы не зарыдать, разворачивается, намереваясь уйти. Перед тем, как убежать, пытается достать коробку конфет из пакета, но не находит. Осматривает рядом стоящих. Ещё бы. Подходит медленно к татуированному парню, который с подозрением следит за ней, но на попытку отобрать свой же пакет – не выёбывается. – Спасибо за честность, – Токи передает Шике коробку и машет рукой на прощание. Сукуна смотрит с идиотским чувством, Шика не может закрыть рот, а Юдзи, не сводя взгляда с девушки, у которой нежно-розового цвета челка, блондинистые длинные волосы и разбитое сердце – фоткает, почему-то поддаваясь очередному вдохновению.

~’‡-_•*•_-‡‘~

Позор? Стыд? Неловкость? Ничего из этого. Это был типичный день её жизни с ним. Бегать за тупыми девками, винить их, а головой понимать, что вся проблема именно в нем. Токи делает самые простые упражнения для спокойствия и концентрации на себе. Собирает вещи в чемодан, который каждые два месяца перемещается с его шкафа в родительский. Взгляд был умиротворённым недолго. Дерьмовый день. Девушка толкает чемодан ступней, несколько футболок вылетают на пол, как тряпки. Набирает воздуха в лёгкие и опускается на колени, чтобы подобрать, но чужая нога заставляет Токи вздрогнуть. – Правильно делаешь, что собираешься, – его голос звучит, как разбитое вдребезги стекло. Добавляет напряжения. – Давно пора нам сделать паузу. Токи вскидывает бровь и встаёт, не смея продолжать быть на коленях, как верная собака. Паузу? Ебаный придурок. Но даже осознание этого тоску в сердце не отнимает. – Паузу? Зенин, ты идёшь нахуй, – очередная ложь? Он тихо усмехается ей в лицо, заинтересовано разглядывая. – Вместе со своей паузой и смазливым лицом, кстати, – цедит, заталкивая вещи ногой, от неё исходят вспышки, она столкнет сейчас любого с обрыва, если сделать шаг. А Наоя может сделать этот шаг. Янтарными глазами пожирать, а надменной улыбкой добивать. Токи не любит его мерзкое мировоззрение, не любит его реакции на её слова. Стеклянным взглядом впивается в него. – Надоест ошиваться с родителями – придёшь, – на всю агрессию со стороны девушки Наоя отвечал заученными фразами. Спокойно, делая паузы. – Что, между прочим, не единственная причина, по которой мы потом встречаемся у меня в машине, – прислоняется плечом к шкафу. – Мне и так тяжело. Не усугубляй, – потирает пальцами переносицу и поднимает взгляд на потолок. Токи чувствует одно: в комнате пусто. С его проблемами, вечными, витающими в воздухе. С его полным игнорированием происходящего – он трахнул ту девушку, верно? Все превращается в колесо фортуны. Девушка застёгивает чемодан. Он с улыбкой, но она без тени этих уродских улыбок. – Ты, мусор, серьезно думаешь, что мелкая ссора даёт тебе право... – делает паузу, а потом выпаливает резкое: – Оу, нет, о каком праве я говорю? Это твой обычай. И мизогиния часть твоей личности. Ты же считаешь своим долгом оттрахать и унизить. Любую. Абсолютно любую. Девушку. Свет лампы падает на них. За окном темень, в центре города шумно и неприятно, в комнате – тяжело, но только потому, что весь сгусток её проблем стоит перед ней. Несмотря на это, почему всегда хватает терпения находиться с ним так близко? Зенин качает насмешливо головой, закрывает выдвижной шкаф, делает всё не спеша, ладонью скользит по мебели. – Собирайся быстрее, милая, – огрызается в ответ, и почему-то как всегда это не бесит её. Однако Токи бесит, что ее чувствам не важно, как он с ней обращается. – Пока ты не осталась униженной и без траха, – облизывает слегка губы, видит, как с трудом она может ему сейчас что-то ответить. Наоя никогда не выделялся чем-то новым. У него были одни методы, но те всегда срабатывали. Зависимые отношения ужасны только потому, что в них ты можешь кричать неслышно, как в сонном параличе, но кажется, что ничего плохого и не происходит. Все равно же выживешь. Токи отодвигает чемодан на колесиках подальше. Он уже давно собран, дверь для нее наверняка открыта. В комнате Зенина всегда чисто, особенно в постели. Наоя всегда пахнет чем-то резким, чем-то, что дурманит. – Но ты хочешь, – шепчет томно девушка, делает опасный шаг. К нему. Но в сердце что-то неправильное. Не хочет. Не хочет. – Что хочу? – складывая руки на груди, любопытно спрашивает блондин. Токи обводит взглядом помещение, окно открыто, а значит уличный шум заглушит что-то внутри. Это там сердце говорит, что ей это на самом деле не нравится? – Хочешь меня трахнуть и решить проблему именно так, – девичья рука нежно прикасается к его черной футболке, тянет на себя. Наоя опускает свои ладони на небольшие бедра Токи. Девочка похудела, её легко сломать. Она часто ходит в коротких шортах, давит на слова, шепчет ему в губы. – Не самый худший способ с такой сукой, как ты, – Зенин подталкивает Токи к зеркалу, заставляет прижаться спиной, а взглядом изучить его расслабленное лицо. Зрительный контакт и ноющее чувство в груди. Не надо. Не хочешь. Не стоит. Сердце колотится, она не может контролировать себя. Токи закрывает глаза и хватается за его блондинистые волосы. Наоя усмехается, снова доволен результатом. Впивается в его губы жарко, Зенин напряжёнными руками обхватывает талию Токи, языком проникает между пухлых губ, мычит от удовольствия. Это мокро, заставляет задыхаться, но оторваться тяжело. Язых хаотично двигается, облизывает чужой, пока хлюпающий звук не прерывается. – От тебя одни проблемы, знаешь? – Наоя хмыкает, резко разворачивая Токи спиной к себе. Губы горят, а глаза мрачнеют. – Но я привык с такой проблемой жить, – Зенин оголяет её плечи, скидывая бретельки майки. – Уживаться. Видеть какое-то будущее, – обжигающим языком скользит по мягкой шее и влажными зубами прикусывает посильнее. – Ты чудесна. „Токимо, ты чудесна“ – из раза в раз. Даже когда её лицо прижато к зеркалу, где видно её жалкое состояние, его победную улыбку. Зенин дёргает тазом, трётся торчащим стояком о мягкую задницу девушки. Токи задыхается и подрагивает от его мягких движений. Наоя грубый, самовлюблённый, всегда относится пренебрежительно и ещё, блять, тысячу двести причин, чтобы не выгибаться и не кусать нижнюю губу. – Мне надоело слушать твои слова, – тяжело дыша, огрызается Токимо. Парень хитро улыбается, а у девушки от этого снова обжигающее чувство в самом большом месте. В тупом сердце. Тонкие мужские пальцы, скользят по её белоснежному бедру, а дразнящий голос шепчет в ухо. – Ну уж нет, – стаскивает вниз чужую одежду, бархатом касается её. – Ты выслушаешь меня, – мягкая улыбка Зенина не исчезает. На лодыжках остаются джинсовые шорты и нижнее белье. Токи выдыхает и лбом прислоняется к зеркалу, не смотрит на себя, щеки пылают, ей бескрайне стыдно. Это вынужденное возбуждение. Его ласковый шепот на коже, нежные поцелуи по плечу – не то. Он проводит носом по шее, это затмевает разум и ей, и ему. – Не останавливайся... – Токи встаёт на носочки, плоским животиком касается зеркала, а ягодицами, горячими и пухлыми медленно насаживается на торчащий сквозь его джинсы член. Вот так. Слегка потереться, снизу, вверх, попытаться прижаться к промежности и услышать, что она умничка. – Не останавливайся, – повторяет её же слова с насмешкой парень. – Не уходи, – закатывает глаза и позволяет ей тереться, а сам сгибает ее ногу в колене и раскрывает её бедра. – Не бросай меня, – ему нравится, что раздвигает их он. – Останься здесь, – ему нравится заставлять всех страдать. Токи чувствует, как его средний и указательный палец плавно скользят, мажут, растирают и проводят по ней вдоль, чтобы собрать все её нитки влаги. Она была... Не такой мокрой, как обычно. Не текла сильно, не была липкой и податливой как обычно. – Люби меня, – тяжело говорит девушка. Этот взгляд полон надежды. Токи ненавидит свою глупую привычку делать одно и тоже, даже когда ей гладят оголённые нервы пальцами. Это все так же больно, но ради него. А Наоя ядовитый. Повторяет. Повторяет в голос ее ничтожные слова. – Люби меня, – Зенин неотрывно смотрит в зеркало, снова и снова произнося её идиотские слова. – Подними ногу, – она выполняет, как собака. – Хочу проникнуть глубже, – Токи не стонет, она слишком задумчива даже когда он ее трахает безвкусно. – Внутри тебя очень приятно. Девушка закусывает губу и сдерживает слезы, но поддается сумасшедшему желанию остаться рядом. Ее припущенные шорты и белье, вжатое лицо в зеркало, на котором остаются следы лёгкого летнего макияжа. Токи чувствует, как он покрывается мурашками, тает от её тела, но не уважает её душу. Блестящей влагой головкой толкается сильно внутрь, глубже, а девушка по привычке сжимает его и пальцами царапает шкаф. Ноготки не оставляют следов. Зенин с новой силой входит и выходит из её горячего тела. Он бесконтрольно течет по её телу. Она бесконтрольно теряется в их проблемных отношениях. Зенин меняет ритм и долбится агрессивнее, а Токи по очередной привычке принимает его пульсирующее естество в себя. Он хлопает ладонями по ее теплым бёдрам, девушка шумно вдыхает и жмурится от того, как он проникает дальше, трахает ее самооценку. Кончик вытянутой головки растирает её узкие стенки. Ему это нравится больше, чем разговоры. Трахает её и когда заканчивает, грязно, блаженно стонет, а Токи накрывает рот ладошкой и ощущает густые капли на внутренней стороне бедра. – Ты спал с ней? – сразу же спрашивает, глядя обессиленно вниз. Риторический вопрос. Зенин смеётся хрипло, но это смех далеко не весёлый. У него опустошение в члене, мысли никогда не путаются, а пошлый секс лишь часть нужды. Вот и вся его философия. Натягивает штаны обратно, пялится ей в затылок. Токи сжимает кулак. Знает ответ. – Спал, – врывается ей в мозг своим ублюдским признанием. – Очень сожалею. – Бред собачий, – отзывается девушка и досадно улыбается себе под ноги. – Можешь принять душ и остаться, – Наоя поглядывает на часы, садясь на кровать. – Я спать, завтра отцу помогаю в конторе. Токи отталкивается от вспотевшего зеркала. Заливается смехом и одевается следом. Её размазанная поражением улыбка на лице – весь ответ. Зенин же берет в руки телефон и молчит. Снова молчит. Токимо не оборачивается к нему. Она притихшая и уходит прочь. Прячется от всего в его ванной. Салфетками протирает следы остывшей спермы, садится на крышку унитаза и запрокидывает голову назад. У неё большие, огромные, невъебенно мощные проблемы. Её кроет, хочется в пропасть. Бездумные решения сказываются ужасно ощутимо. Её же не держит безграничная любовь, как раньше. Её не держит секс, как раньше. Её не держит что-то, чему можно дать объяснение. Привязалась к мысли, что он ее эйфоретик, и окружающий мир с ним другой. Да, другой. Хуже. Токи не любит тупых мыслей, но она их заложница. Наоя не осознает, что любит её сильнее, чем она его. Ведь так? Этот вопрос дымится, как и сигарета, попадающая прямо в губы. Дым покрывает изнутри, в горло, Токи медленно успокаивается. Лезет в галерею от скуки, виски сдавливает и взгляд врезается в дверь. Он спит. Наоя наверняка оставил место рядом с собой, не забрал всё одеяло, но лежит на боку, спиной к ней. Естественно, это так. Токи решила. Последний раз. Она просто глянет их первые фотографии и оборвет все нахуй. Воу. Воу. Воу. – Ну и херня... Застывает с тлеющей сигаретой в руках, пока глаза разглядывают сделанные из-за психов фотографии незнакомца. Смеётся тихо, вспоминая, как заставила розоволосового с тревогой и виной смотреть на неё. Фотограф? Любитель? Он нарвался совершенно случайно. Однако его красота была неоспорима. Токи её не заметила, когда терялась в гневе. Чужое лицо казалось теплым. Слишком светится и завораживает. Он сверкал искренностью ко всем, вокруг него терялась обычная суета серых будней. У него есть увлеченность. Фотоаппарат в руках держал с осторожностью. Через него передает красоту всего в самых ярких красках? А зачем он тогда фотографировал такое чёрное пятно, как она? Токи покачивает головой и очищает галерею. Заходит в мессенджер, чтобы снова опозориться. Токимо. Я приеду? Мама Дверь открывай тихо, чтобы отец не услышал.