Котопëс

      Небеса пенились тёмными приветственными волнами — дивом этим наслаждались на веранде, припрятанные от любопытных глаз, Чу Ваньнин в обществе Сюэ Чжэнъюна и мадам Ван.       Грушевое белое вино щедро лилось. Засахаренный лотос с клейким рисом, львиные головы с крабовым мясом подоспели по заказу — горячие и сочные, как любит наставник, глазки которого блестели подозрительно, но незаметно.       Почтенный гость небольшой, но уютной усадьбы Сюэ, к тому же давний друг главы одной из уважаемых школ боевых искусств, принят был как должно.       Мо Жань и Сюэ Мэн расположились в другой части веранды — слышать и видеть проходящей беседы между родителями и учителем не имели возможности, оттого тоскливо вздыхали, глядя с опущенными уголками губ от обиды на не впустивших их в круг общения господ, укрытых стеной с изображёнными на ней цаплями.       — Нечестно… — кулаком Мо Вэйюй подпёр щёку, дуясь.       Явно рассчитывал на нечто большее, чем сидение в напряжённой тишине и редких более громко произнесённых слов его отцом — брат только больше провоцировал, брызгая ядом направо и налево, проклиная близнецов Ханьсюэ хлёсткими выражениями. Услышь его бранный поток учитель, этот глупец вымаливал бы прощения, поколоченный линейкой. Мо Жаня же за воровство сладостей побили? Может, и брату обеспечить радость?       Учитель до того только подошедши к усадьбе, встреченный добродушно и со счастьем неописуемым хозяевами, сразу дал пулю в лоб:       — Ближе к делу. С какой целью я был приглашён?       Сюэ Чжэнъюн ни на миг не растерялся, знакомый с характером Чу Ваньнина — несносным для остальных, но не для него, с довольной улыбкой уговоривал поесть приготовленных впопыхах лучшими поварами блюд — Мо Жань и Сюэ Мэн заранее предупредили о приходе ожидаемого давно гостя.       Попытки отпирательства завершились сокрушительным ударом — названием блюд, коими собирались его угощать, потому наставник Чу, деланно показав сомнительное сопротивление, в результате сдался.       — Честно… нечестно… да что тебе знать о честности? — раздражённо рявкнул Сюэ Мэн, досадуя и жалобно поглядывая на прикрытую дверь от второй части веранды.       Мо Вэйюй: …       Сюэ Мэн: …       Мо Жань пропустил мимо ушей замечание, тихо заявив:       — Есть хочу.       — Еда в зале, чего хныкать почём зря? Пошёл и взял.       — Есть хочу. Мэн-Мэн, накорми меня, — хотелось поиздеваться над кем-нибудь от обиды, потому жертва была успешно выбрана. Оставалось вывести её из равновесия и ликвидировать посредством взрыва.       Его брат от подобной наглости весь побагровел, но кое-как сдержал себя от крика, чтобы не отвлекать от беседы родителей и наставника, потому лишь прошипел:       — Ищи прислугу в другом месте!       — Но я хочу, чтобы это был ты, — паскудно ухмыльнулся.       — Да ты!       Едва ли не дымившийся Сюэ Цзымин резко вскочил, а вслед за ним и Мо Жань, театрально испуганно глядя на брата.       — Что с тобой, Мэн-эр, тебе стало дурно???       — Да я тебя!       Сюэ Мэн хотел было что-то ответить резкое и нецензурное, как передумал, смущённо поджав губы.       Мо Жань осклабился, довольствуя победой.       — Мэн-Мэн, этот достопочтенный господин доволен тем, что ты смирился с положением, ведь негоже братьям ссориться! Лучше накорми меня да дело с концом! — намекающе похлопал себя по животу, лыбу давая широкую.       Наступила тревожная тишина. Почему-то Мо Вэйюй почувствовал режущую воздух опасность, потому нервно сглотнул, повторив:       — Ты ведь накормишь меня, правда?       Тишина.       Сюэ Мэн быстро искал вместе с Мо Жанем пути отступления. Первый, улучив удобный случай, вместе с недавно вышедшими из второй части веранды родителями, поспешил вылететь за пределы досягаемости возможного столкновения, а то, что оно будет, отчего-то казалось совершенно естественным. Почему-то взгляд Чу Ваньнина внушил это чувство Сюэ Мэну, потому без угрызений совести он бросил брата на съедение фениксу.       — Мэн-Мэн? — испуганно позвал Мо Жань, но в ответ вздохи темноты и ветра.       Сюэ Чжэнъюн с мадам Ван, видимо, ничего не заподозрили, потому как ни в чём не бывало оставили сына поговорить со столь важным в его жизни человеком, как Чу Ваньнин, который застыл позади него изваянием, собрав в себе все грозы и стужу.       Мо Жань медлительно обернулся, ошарашенно разглядывая с высоты своего гигантского роста очаровательного в своём гневе и льде учителя. Махонького такого — умилительно. Но если во взгляд можно было бы вложить возможность материализовать, этот достопочтенный обратился бы в один из плывущих одиноко айсбергов.       — Этот достопочтенный, значит… — льдисто прошептал Чу Ваньнин, в глубине зрачков которого затаились какие-то скрытые эмоции.       Весело покрылись румянцем щёки, а лыба стала столь широкой, что сравнима была с чеширской. Не зная куда себя девать и понимая, что так никчёмно раскрылся, хотя имел большие планы на эффектное признание, Мо Жань глупо застыл, да репу неловко почесал.       Грозовая фигура поджала губы. Попытки её взором запугать глуповатого ученика увенчались крахом — вокруг было темно, но этот прекрасный феникс надеялся на благосклонность темноты и яркость собственных глаз — только б донести всю ужасность его положения до ученика.       Мо Жань разбавить вознамерился тишину:       — Именно так, Учитель! Надеюсь, вы не решите использовать на мне Тяньвэнь за подобную наглость? — тягуче в ответ с затесавшейся в уголках глаз издёвкой.       Кажется, до Чу Ваньнина дошло, где он промахнулся, но это только прибавило негодования на себя и эту достопочтенную бестолочь.       Мо Вэйюй решил закончить жизнь по собственной глупости, потому как сделал шаг вперёд по направлению к наставнику. В его случае шаг в пропасть. В этой темноте трудно было разглядеть находившееся под ногами.       Неловкое движение.       Мо Жань навис громадой над разом побледневшим, затем посиневшим учителем, смущённо улыбаясь. Озорно прошептал:       — Я скучал по вам, Наставник. И очень рад, что всё это время, оказывается, я общался именно с вами… — от волнения ещё шире улыбнулся, показывая ямочки на красивой медовой коже.       Чу Ваньнин вздохнул, во тьме соориентировав взор и разглядев эти чудные ямочки, резко выдохнул и отчеканил:       — Значит, это ты всю дорогу нёс всякую чушь?!       — Но, Учитель, вы же… вам же нравил…       — Замолкни!       — Но…       — Сейчас же!       — Я…       Мо Жань тоже привык ко тьме, потому увидел перед собой призрак с намерениями скорого избиения. Стало настолько хорошо и азартно на душе, что от чувств не удержался и резко разбил расстояние между ними, накрывая медвежьими объятиями эту холодную скалу, которая неожиданно от брызнувшей в неё кометы дёрнулась и застыла, угрожающе накренившись.       — Всё это время это были вы! Мы так давно не виделись, Учитель, но я никогда не забывал о вас, оттого эта новость, что всё это время я общался именно с вами, становится ещё слаще и радостнее! — старательно подбирая слова поизящнее, Мо Жань жмурился и веселился, после чего счастливо расхохотался, заставляя конвульсивно дёргаться и себя, и изумлённого Чу Ваньнина, которого он невольно потряхивал.       Только позднее понял, что это некрасиво брать и заключать в объятия без разрешения человека, вытряхивая из него жизнь, потому хотел было отстраниться, но к тому времени слишком поздно одумался.       Неожиданный удар привёл его в чувство, оттого отстранился от пышущего фурийной злостью наставника, в руке которого покоилось нечто, похожее на ивовую плеть.       На ноге Мо Жаня появилась большая и ощутимая царапина, а последующее удивление переросло в растерянность — Учитель на миг зажёгся золотом, после чего резко погас, но продолжил надвигаться тучей на взбудораженного до чёртиков Мо Вэйюя.       — Как ты смеешь?! — от возмущения едва не задыхаясь, выпалил Чу Ваньнин, перехватывая поудобнее плеть. — Кто тебе позволил подобную фамильярность?!       Но ему в ответ на удивление — раскатистый задорный хохот. Этот достопочтенный сошёл с ума.       — Ох, знаете, Наставник, не удивлён, что собеседником по чату оказались вы!       — Да как ты…       — Кстати, я так и не сказал вам, — вознамерился добить Чу Ваньнина, с хитрецой на него поглядывая и не обращая внимания на боль в ноге. — …тогда по программе мы изучали средневековую литературу, — вдруг наклонился, на некоторое время выведя из гнева к растерянности учителя, томно прошептал, шутя: — Хотел вам предложить стать моей Изольдой. Вы как, согласны, а?       Либо он был пьян, либо чересчур взбудоражен новостями, но глупец не догадывался, что подвергал себя скорым страшным пыткам и смерти — чувство самосохранения ушло туда же, куда отправился Тристан.       Чу Ваньнин пуще прежнего вспылил, поняв отсылку сразу.       — Тристаном удумал стать?! — стужу обрушил на него: — Тогда отправляйся же ты на второй круг ада, бесстыдник!       В желании изгнать нечисть учитель взмахнул Тяньвэнью, занося её над Мо Жанем — гнев ослепил, даже факт, что наказуем может быть за подобное, не остудил пыл этого ошалелого феникса.       Но Мо Вэйюй ловко увернулся. Будучи длительное время в путешествиях, немалого опыта набрался, потому не являлось чем-то затруднительным уклониться от опасного удара. Чу Ваньнин бил не вовсю силу, явно в глубине души сомневаясь, и всё же достаточно, чтобы царапина осталась крупнее предыдущей. Мо Жань улыбнулся, избежав возможных ранений.       — Учитель, вам так нравится меня бить, да?       Ему холодное:       — Иди сюда и я выбью из тебя всю дурь!       Но Мо Вэйюй лишь с хохотом уворачивался, пользуясь помощью тьмы. Несмотря на некоторую неуклюжесть, иногда проявлявшуюся из-за недавнего повреждения, он остался живым и целым, потому на радостях припустил в дом, укрываясь от гнева этого сравнимого с божеством невозможного человека.       Чу Ваньнин остался в ночи один — знойный и злобный.       Ветер холодный воровал его жар успокаивающими, иногда колкими касаниями.       Наставник не видел пяти лет Мо Жаня — за это время он мало изменился, только что стал рослым и более невыносимым, чем раньше, судя по первому впечатлению, составленному после встречи с ним.       Чтобы отвлечься от гнева, задумался над узнанным.       На контакт с этим достопочтенным по чату он вышел совершенно нечаянно. Точнее вышли на него — за счёт кого и как было неясно. Первое время угодно было бросить в чёрный список мерзавца, но иногда он выдавал интересные и поэтичные мысли, из-за чего хотелось почитать, к чему поведёт дальше этого незнакомца.       Мо Жань любил ему рассказывать разные истории — от своих путешествий по Китаю до его увлечения — литературы, чего Чу Ваньнин, раскрыв теперь личность, явно не ожидал, зная о некоторой неряшливости бывшего ученика как в чтении, так и в выведении иероглифов. Что изменилось за эти пять лет, большую часть которых он пребывал в отшельничестве?       Мысли потихоньку угомонили искрившиеся неясные чувства.       Лепестки яблони, кружившиеся по ветру, осели, блестя на свете луны, вышедшей из-за чёрных туч недавно, бабочками на его волосах, словно чьё-то нежное прикосновение.       Попытки медитировать под хайтаном оказались бесполезными, а на успокоение Чу Ваньнин не рассчитывал, тем опечаленный.       — Нет эмоций — есть покой.       Поза лотоса да премудрости джедайские не сослужили службу.       Его размышления под хайтаном оказались подвергнуты шпионству.       Мо Жань, чувствуя некое дежавю, только что словно бывшее не в этой жизни, выглядывал из-за дерева и паскудно улыбался.       Холодно, а учитель был в лёгкой одежде, потому он пришёл с шубой в руках, лучше не отыскав, но не решался выйти на свет, наивно считая, что Тяньвэнь эта проклятая выскользнет из рук наставника и изпозгает его. Этого оружия Мо Вэйюй ни разу не видел, но рассказывали, что было в прошлом, только что название ему не было известно. Учеников он этим не позгал. Зато позгал предыдущих. Страшная вещь. А учитель милый.       В результате долгого сидения в одной позе, ветрами обдуваемый, этот феникс чихнул, неловко засеменив куда-то, чихнул ещё раз, возмущённо взмахнув собранными в хвост чернильными волосами. Пока шёл, споткнулся и чихнул, чуть несколько раз не разможил голову и в конечном счёте этот холодный злобный господин, озябнув и попутно поливая проклятиями Мо Жаня, добрёл к выходу — слишком слабый, недовольный ночным происшествием, этот упрямец желал укатить как можно быстрее к себе домой, пока не получил морального пенделя от ошалелого Мо Жаня:       — Учитель, вы совсем сду… кхм, — резко вытурил из себя неуважение и попёр на спасение упрямца, выдавая себя. — Отправимся в дом, вам стоит отогреться!       Чу Ваньнин ещё больше раздражился, осознав, что этот наглец умудрился за ним шпионить.       — Не хочу! — как дитя толкнул другого дитятку, только что ростом выше, едва не грохнувшись от рикошета. — Домой пойду!       — Но Учитель!       — Не трожь…       Только когда Чу Ваньнин почувствовал сильную слабость, остановился, но продолжал гнать от себя прицепившуюся дворняжку.       — Дайте шубу на вас накину, лучше не нашёл, простите…       — Ничего мне от тебя не нужно!       — Вы ведёте себя как…       — Как кто?!       — Очаровательный прекрасный молодой господин, который с дороги утомился и слишком раздражён обществом, в которое попал, — резко выкрутился Мо Жань, почувствовав, что от ответа он либо отхватит очередного леща, либо пинка, либо сомнительного хмыканья, которое ему и досталось за сообразительность.       — То-то же.       — Позвольте помочь, пожалуйста…       Чу Ваньнин: …       Всё больше теряясь и волнуясь с сорванным с лица весельем, Мо Вэйюй жалобно произнёс, сравнимый с гуляющим одиноко ветром, вкладывая всю свою искренность в слова, которые когда-то он шептал, только что имея в виду себя, бывший совсем юнцом:       — Пожалуйста, Учитель, позвольте мне позаботиться о вас…       Чу Ваньнин в растерянности замер, усиленно размышляя, пока позади него как собака побитая умоляюще стоял бывший ученик, явно о нём беспокоясь.       — Почему ты до сих пор называешь меня учителем? — потерянно прошептал.       Мо Жань серьёзно задумался, сам не зная, лишь понимал, что наставник ему больше не наставник, но всё равно, как и Сюэ Мэн, продолжал называть его ласковым «учитель», чувствуя в этом правильность и некую… заворошились думы, желая подобрать идеальное сравнение… священность?       — Может… может, потому что бывших учителей не бывает.       Чу Ваньнин поджал губы, длинными пальцами вцепившись в рубашку.       Как реагировать, он не знал, но спустя минуту молчания мысли сложились в слова, а там и в предложение, столь важное для услышанья:       — Как и учеников.       Наставник обернулся, стыдясь собственного всплеска, которого не было на протяжении пяти лет. Никогда он не позволял себе ни с кем, кроме Мо Жаня, подобные вольности. Теперь ему было стыдно — ведь, по сути, с самого начало этот глупый достопочтенный был просто рад встрече с ним, выражая искренние эмоции, хоть местами и неуместные. Возможно, даже нотки издевательства в облике ученика — лишь разыгравшаяся фантазия? Так на что здесь злиться? На то, что оказался тем болваном по чату? Ну с кем не бывает. В Мо Жаня копилку напротив за сочинение стихотворений несколько монеток опустится. Тогда за что?       Чу Ваньнин вдруг застыл, осознав.       Только с Мо Жанем он был таким… эмоциональным. Именно он, вот этот щенок с лыбой до небес, стоит и вызывает хоть что-то живое, но раздражающее его от непривычки.       Позвольте мне позаботиться о вас, Учитель.       — Ты хотел есть, — вдруг ожил Чу Ваньнин, решительно глядя в сияющие глаза. — Пошли есть, — медлительно перевёл внимание на порванную штанину Мо Вэйюя и несильную царапину, досадливо поджал губы за свою оплошность и спешность. — За одно обработаем рану, — резко отвёл взгляд, не желая смотреть на ошибку, им совершённую. Исправит.       Мо Жань разом расцвёл. Поблекла растерянность.       — Ух ты! Вы накормите меня, Учитель? — игриво улыбнулся, следуя за ним под величественным хайтаном к старинной усадьбе. На душе от того, что наставник вспомнил о царапине, им же и нанесённой, разом потеплело.       — Накормлю, — снисходительно ответил.       — С ложечки?       — Мо Вэ… — хотел было возмутиться, как его остановили капитулирующим жестом.       — Хорошо-хорошо, мне достаточно и этого, правда!       На него с подозрением глянули, но промолчали, только и хмыкнув.       К тому же Мо Жаню есть чем ещё угостить и порадовать Чу Ваньнина. Тем, чем давно когда-то наставник накормил его.       Пельмешками.